- Мисс Кейн, - тихо проговорила она, - я не спорю, что приключения эти отчасти замарали мою репутацию. Я напрасно дала лживое объявление. Я понимала, что изображаю себя хозяином Годлин-холла, а не простой гувернанткой. Будь я храбрее, мне надлежало бы дождаться вашего прибытия и вас предостеречь. Но поймите, я не могла так рисковать. Я опасалась, что вы развернетесь и сядете в первый же поезд до Лондона. Я знаю, что струсила. Я отчетливо это сознаю. Но я должна была уехать, поймите. И однако единственное, чего я не могла совершить, единственное деяние, к коему я себя подвигнуть не смогла, - покинуть детей, бросить их на милость привидения. Оставить без всякой защиты. Пока я не уверилась, что вы прибываете, сама я не имела возможности уехать. - Она помолчала. - Нет, точнее будет сказать иначе, - прибавила она, передумав. - Я не могла оставить без защиты Юстаса. Изабелла, кажется мне, в защитниках не нуждается. Она умеет сама о себе позаботиться.
Я встала и медленно прошлась по классной комнате. На стене висело изображение генеалогического древа королей и королев английских, от битвы при Гастингсе до царствования Виктории, и на миг я забылась, вспоминая благополучные времена. Как счастлива была бы я здесь, всего лишь ожидая моих маленьких девочек с обеденной перемены - усталых, зевающих, готовых к дневным занятиям.
- А вы? - спросила мисс Беннет после долгой паузы. - Вы серьезно пострадали? (Я кивнула и коротко описала ей многообразные происшествия, случившиеся в Годлин-холле со дня моего прибытия.) Во всяком случае, вы живы, - заметила она.
- Пока, - отвечала я.
- Но ведь вы здесь. - Она с улыбкой приблизилась и взяла меня за руки. - Вы здесь. Вы спаслись. Как и я. Быть может, призрак лишился своего могущества.
Я отняла руки.
- Вы, вероятно, неверно поняли мои слова, - сказала я. - Я пока жива, но не спаслась, как вы выразились. Я прибыла в Лондон лишь на полдня. Говорю же, дневным поездом я уезжаю в Норфолк.
- Вы возвращаетесь в Годлин-холл?
- Разумеется, - сказала я. - Куда еще мне ехать? Иного пристанища у меня нет.
- Да езжайте куда угодно! - закричала она, взмахнув руками, отчаянно выплескивая многомесячное напряжение. - Положительно куда угодно. Возвращайтесь в школу, где служили прежде. Поезжайте в Корнуолл, в Эдинбург, в Кардифф, в Лондон. Во Францию, в Италию. В глушь Российской империи, если вам потребно, или живите средь несчастных женщин на улицах столицы. Но убирайтесь из этого страшного дома. Если разум не отказывает вам, мисс Кейн, уезжайте из Годлин-холла как можно дальше.
Я взирала на нее, изумленная подобным себялюбием.
- А кто тогда, - холодно, с трудом обуздывая нарастающий гнев, осведомилась я, - кто тогда позаботится о детях?
- Она позаботится.
- Я не оставлю их ей на потребу.
Она пожала плечами:
- Тогда она до вас доберется. Как добралась до остальных. - Она отвернулась; судя по тону ее, подобный исход представлялся ей очевидным и неотвратимым. - И тогда вы умрете.
Слова ее пронзили меня, будто нож.
- Но отчего так? - задумчиво спросила я, не вполне ожидая ответа. - Отчего она желает нам зла? Я лишь забочусь о детях. Хочу их защитить. А второй призрак? Старик? Вы о нем не поминали. Какова его роль?
Мисс Беннет нахмурилась и воззрилась на меня, тряся головой, будто не расслышала:
- Простите?
- Другой дух, - сказала я. - Их ведь двое, нет? Один раз он помешал ей выбросить меня из окна - я почувствовала его ладони. Юстас видел его, говорил с ним. Дух сказал, что пришел меня защитить.
Мисс Беннет обхватила себя руками; слова мои, по видимости, еще больше ее напугали.
- Простите, мисс Кейн. Я не имею представления, о чем вы говорите.
- Вы его не чувствовали?
- Нет, - сказала она. - Никогда. Только разрушительный дух. Только ее.
- Быть может, он был рядом, но вы не ощутили? Скажем, он отвел от вас камни?
Она поразмыслила.
- Я бы поняла, - убежденно сказала она. - Я уверена, что поняла бы. Будь там другой дух, я бы о нем знала. Его не было. Клянусь вам.
Я кивнула. Мне пришлось ей поверить - у нее не было причин лгать. По школе разнесся звонок; мальчики за окном закончили свои игры, подобрали обеденные жестянки и направились к дверям.
- Мне пора, - сказала я. - Очевидно, я должна поблагодарить вас за откровенность, мисс Беннет. Вы подтвердили несколько моих гипотез. И, как ни странно это звучит, утешительно знать, что не я одна пережила подобное. Это наводит на мысль, что я еще не схожу с ума.
- И однако вы сходите с ума, - сухо возразила мисс Беннет. - Иначе как объяснить ваше возвращение в Годлин-холл? Лишь полоумная туда вернется.
- Значит, я полоумная, - отвечала я. - Так тому и быть. Но дети не уедут, пока отец их в доме, - уж в этом я не сомневаюсь. Они ни словом не поминают о нем, ни единожды не признали его присутствия. Но им спокойнее жить, зная, что он рядом. А я ни за что не оставлю их наедине со злым духом.
Я потянулась к двери и за спиною услышала голос, полный печали и раскаяния:
- Вы, вероятно, полагаете меня ужасным человеком. Поскольку я их бросила.
Я обернулась и покачала головой.
- Вы поступили так, как требовала ваша натура, - с улыбкой сказала я. - А мне надлежит прислушаться к своей. Прощайте, мисс Беннет.
- Прощайте, мисс Кейн, - отвечала она. - И удачи вам.
В Годлин-холл я вернулась поздно. Состав задержался в Лондоне, а затем еще раз под Мэннингтри. Путешествие вышло неуютное. Немолодой мужчина, сидевший напротив, завел со мною непрошеный флирт - решительно непознанное мною переживание, от коего в иной день я бы, вероятно, получила немало удовольствия; ныне об удовольствии речи не шло, я вынуждена была пересесть, однако мне вновь не повезло, ибо очутилась я подле пожилой дамы, каковая желала безотлагательно попотчевать меня историей о том, сколь жестоки с нею ее дочь и зять, как они не дозволяют ей видеться с внуками, и вообще оба они - люди никуда не годные, а посему она непременно вычеркнет их из завещания.
Мэдж Токсли привезла детей в Годлин-холл, дабы они легли спать в родном доме; узрев меня, она вздохнула с облегчением, тотчас приказала подать коляску и укатила по дорожке с невероятной прытью. Поднимаясь по лестнице, я молила небеса даровать мне безмятежный ночной сон, дабы назавтра я восстала с новыми силами, готовая лицом к лицу столкнуться с любой бедою. Остановившись на площадке этажом ниже своей спальни, я с удивлением расслышала голоса за дверью Юстаса. Я глянула на часы: за полночь - детям давным-давно пора спать. Я миновала коридор, приблизилась к двери и прижалась ухом к филенке. Разобрать слова было затруднительно, но вскоре слух приспособился, и я расслышала тихие слова Юстаса.
- А вдруг она не вернется? - спрашивал он.
- Она вернется, - отвечали ему - не Изабелла, вопреки моим ожиданиям, но некто старше, взрослее; мужской голос.
- Я не хочу, чтоб она тоже нас бросила, - сказал Юстас.
- Она не бросит, - пообещали ему, но тут я распахнула дверь и вошла.
Лишь одинокая свеча на тумбочке у постели освещала спальню Юстаса и его самого. В ночной сорочке он был бледен, как белый снег. Я огляделась. Он был один.
- С кем ты разговаривал? - спросила я, кинувшись к нему, схватив его за плечи. Затем повторила громче: - С кем ты говорил, Юстас?
Он испуганно вскрикнул, но, как я его ни любила, с меня довольно было глупостей; я не отступлюсь.
- С кем ты разговаривал? - закричала я, и он сдался:
- Со стариком.
От ярости я чуть не разрыдалась.
- Тут нет никакого старика! - вскричала я. Я отпустила Юстаса, развернулась вокруг своей оси и вновь вперила взгляд в мальчика: - Здесь никого нет.
- Он у вас за спиною, - сказал Юстас, и я снова обернулась. Сердце мое заколотилось отчаянно, однако нет - позади меня никого не было.
- Почему я его не вижу? - закричала я. - Почему ты видишь, а я не вижу?
- Он уже вышел, - тихо сказал Юстас, заползая под одеяло. - Но он в доме. Он говорит, что не уйдет, сколько бы она его ни гнала. Пока вы здесь, он не уйдет туда, куда ему надлежит уйти.
Глава двадцатая
- Призрак? - с улыбкой переспросил преподобный Диаконз, очевидно заподозрив, что я над ним насмехаюсь.
- Я сознаю, сколь это нелепо, - сказала я. - Однако у меня нет сомнений.
Он покачал головой и указал на скамью по левую руку от прохода - скамью семейства Уэстерли, где мы с детьми сидели по воскресеньям. На латунной табличке в углу было выгравировано имя давнего предка Уэстерли, годы его рождения и смерти. Семнадцатый век. Значит, история их длится по меньшей мере с тех времен.
- Милая девушка, - промолвил викарий, присев в некоем отдалении от меня. - Что за фантазии.
- Отчего же фантазии, преподобный? Помните, как писал Шекспир? И в небе и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости.
- Шекспир трудился на забаву публике, - возразил он. - Он был просто-напросто сочинитель. Да, в одной его пьесе на крепостной стене появляется призрак, указующий на своего убийцу и призывающий к отмщению. Или же призрак является на пир и настигает своего погубителя сам. Все это выдумано, дабы пощекотать нервы и пробудить дрожь в платежеспособных зрителях. В подлинной жизни, мисс Кейн, призраки, боюсь, весьма переоценены. Им место лишь в беллетристических сочинениях и эксцентрических умах.
- Еще недавно люди вашего сорта почитали истинными ведьм и предрассудки, - заметила я.
- Средневековье, - отмахнулся он. - На дворе тысяча восемьсот шестьдесят седьмой год. Церковь с тех пор далеко ушла.
- Женщин топили по подозрению в ведьмовстве, - горько промолвила я. - Утопление их доказывало невиновность, однако жизни они все равно лишались. А если выживали, сие доказывало их вину, и тогда их сжигали на костре. Как бы то ни было, их убивали. Исключительно женщин, разумеется. Не мужчин. И ни единая душа не подвергала сомнению подобные верования. А вы попрекаете меня фантазерством. Вы вправду не постигаете противоречия?
- Мисс Кейн, современную Церковь нельзя призывать к ответу за предрассудки прошлого.
Я вздохнула. Похоже, я сюда явилась втуне, но положение мое было безвыходно, и я надеялась, что на помощь мне придет викарий. Говоря по чести, я никогда не была особо верующей. Я, конечно, соблюдала посты и праздники, а по воскресеньям посещала службы. Но, к стыду моему, я была одной из тех заблудших душ, чьи мысли где-то витают во время проповеди и кто постоянно отвлекается при чтении Писания. Я обратилась за помощью к Христу лишь в критическую минуту - и что же я за человек, в таком случае? А Церковь, когда я пришла за утешением, лишь рассмеялась мне в лицо, - и в таком случае, что же это за Церковь?
- Наши познания о мире весьма скудны, - продолжала я; он напрасно полагает меня истеричкою. - Мы не знаем, откуда появились и куда уйдем после кончины. Отчего мы так уверены, будто не существует на свете потерянных душ, не живых и не мертвых? Отчего вы так убеждены, что это вздор?
- Налицо итог проживания в Годлин-холле, - заметил он. - Разум ваш готов обманываться, ибо история особняка полна несчастий.
- Да что вы знаете о Годлин-холле? - возмутилась я. - Когда вы в последний раз там бывали?
- Вы весьма воинственны, мисс Кейн, - отвечал он, и я уловила в его голосе с трудом скрываемый гнев. - И совершенно напрасно, должен вам сказать. Вероятно, вы об этом не осведомлены, однако я навещал мистера Уэстерли. - Я удивленно вскинула брови, и в ответ на мое невысказанное сомнение он кивнул: - Именно так, уверяю вас. Вскоре по его возвращении в поместье. И потом еще раз-другой. Бедняга в столь плачевном состоянии, что невозможно спокойно смотреть. Вероятно, вы его тоже видели?
- Видела, - подтвердила я.
- И не исключаете ли вы, мисс Кейн, что зрелище сего злосчастного представителя рода человеческого и знание о том, что довело его до подобного состояния, отчасти подействовали на ваше воображение?
- Не думаю, - отвечала я; мне его снисходительности не требовалось. - Вы утверждаете, что видели его регулярно, а я взглянула лишь однажды. Отчего же столь прискорбным самообманом страдаю я, а не вы?
- Мисс Кейн, мне в самом деле необходимо вам отвечать?
- В самом деле.
Он вздохнул.
- Боюсь, вы укорите меня, однако станете ли вы спорить с тем, что ваша женская чувствительность…
- Умоляю вас, перестаньте! - перебила я, и голос мой эхом разнесся по церкви. На миг я зажмурилась, велела себе успокоиться; я сильно досадовала на викария - так дело не пойдет. - Не говорите, будто я впечатлительна, ибо принадлежу к женскому полу.
- Извольте, я ничего не скажу, - отвечал преподобный Диаконз. - Но возможно, в гипотезе этой вы обнаружите больше истины, нежели вам хотелось бы.
Вероятно, подумала я, следует сейчас же встать и уйти. Собственно говоря, что меня сюда привело? Все это вздор - все, что ни возьми. Эта церковь, этот алтарь, этот нелепый лицемерный человек в своем облачении. Пропитание, что дает ему приход, пока прочие голодают. Глупо надеяться, что он дарует мне утешение. Я мысленно собралась, готовясь отбыть с достоинством, но тут меня осенило.
- У меня вопрос, - сказала я. - Не касающийся событий в Годлин-холле. Быть может, вы мне ответите?
- Постараюсь.
- Вы верите в загробную жизнь, святой отец? - спросила я. - В райскую награду, в адское проклятие?
- Конечно, - не колеблясь отвечал он, потрясенный тем, что я осмелилась усомниться в его вере.
- Вы верите в рай и ад, не имея ни малейших доказательств их существования?
- Дражайшая барышня, в этом сущность веры.
- Разумеется, - сказала я. - Но если вы верите в две разновидности загробной жизни, отчего вы столь упрямо не желаете допустить возможность третьей?
Он нахмурился:
- В каком смысле - третьей? Какой именно третьей?
- Третьего места, - пояснила я. - Где души мертвых обитают, пока их не пустили в рай и не обрекли на преисподнюю.
- Вы говорите о чистилище, мисс Кейн.
- Значит, четвертого, - сказала я, едва не расхохотавшись: сколь многочисленны, оказывается, посмертные местообитания. - Вы верите в три, а в четыре не верите. Не верите, что есть место, где души отчасти пребывают в этом мире, по-прежнему наблюдая, а порой говоря с нами. Карая нас или оберегая. Отчего такой план бытия мнится вам смехотворным, а прочие - рай, ад и чистилище - наоборот?
- Потому что ни о чем подобном в Библии не говорится, - терпеливо произнес он, словно обращаясь к малолетнему ребенку, и я в досаде всплеснула руками.
- Библию написали люди, - объявила я. - За многие столетия она претерпела столько превращений, столько раз подвергалась переводу, что всякий раз воссоздавалась, подстраиваясь к тем временам, когда ее раскрывал читатель. Лишь глупцы полагают слова Библии подлинными речами Христа.
- Мисс Кейн, вы близки к святотатству, - сказал он, с негодованием выпрямившись. Руки его мелко дрожали. Я заподозрила, что у него не водилось привычки к столь провокационным беседам, тем более с женщиной. Как и многие люди его сорта, он пользовался неоспоримым и незаслуженным пиететом. - Если вы намерены продолжать в таком духе, я не стану слушать.
- Прошу прощения, - сказала я, не желая злить его или обрушить себе на голову церковный свод, подобные возможности мне с избытком предоставлял и Годлин-холл. - Я не хотела вас огорчать. Честное слово. Но вы должны признать, что наши представления о вселенной крайне скудны, и вероятно, более того - вполне возможно, более чемвозможно, что еще откроются тайны, способные нас удивить. И даже ошеломить. Заставить нас усомниться в самих основах, на коих покоится наша вера.
Он поразмыслил, снял очки, протер их платком, а затем вновь водрузил на нос.
- Я не очень образованный человек, мисс Кейн, - помолчав, сказал он. - Я простой викарий. Я не добиваюсь епископства, да и вряд ли мне его предложат. У меня нет на свете иных стремлений, помимо окормления моей паствы. Разумеется, я читаю. Ум мой пытлив. И я не отрицаю, что в жизни моей бывали минуты, когда я… задавался вопросами о природе и смысле бытия. В противном случае я бы не был человеком. Природа духовной веры - один из вечных вопросов мироустройства. Но я отвергаю вашу гипотезу, ибо Господу в ней места нет. Господь решает, когда нам войти в этот мир и когда его покинуть. Он не принимает половинчатых решений и не обрекает души человечьи на неизбывную трагедию. Он решителен. Он не Гамлет, если вам угодно дискутировать с шекспировских позиций. Так поступал бы жестокий и безжалостный господин, но вовсе не любящий Господь, о коем мы читаем в Библии.
- Вы полагаете, Господь не способен на безжалостность и жестокость? - спросила я, стараясь не рассмеяться, дабы не злить его еще больше. - Неужели вы так поверхностно читаете Библию, что не замечаете варварства на каждой странице?
- Мисс Кейн!
- Не думайте, будто я не знакома с заветами, преподобный. Мне представляется, Господь, о коем вы ведете речь, обладает великим талантом к зверству и злобе. Он, можно сказать, мастер по этой части.
- Вы непочтительны, мэм. Господь, познанный мною, ни за что не подвергнет своих чад такой каре. Оставить душу подобным образом чахнуть… никогда! Не в этом мире!
- А вне его?
- Нет!
- Вам это известно наверняка? Он вам сказал?
- Мисс Кейн, сию минуту прекратите. Вспомните, где вы находитесь.
- Я нахожусь в здании из раствора и кирпичей. Его сложили люди.
- Я больше не могу вас слушать! - вскричал он, наконец потеряв терпение. (Ждала ли я этой минуты? Хотелали я выжать человеческий, не духовный отклик из этого малосильного субъекта?) - Вы немедленно уйдете отсюда, если не в состоянии проявить уважение, какового…
Я вскочила со скамьи, в гневе сверля его взглядом.
- Вы там не живете, святой отец! - закричала я. - Я пробуждаюсь в Годлин-холле по утрам, целыми днями бодрствую, сплю там ночами. И лишь одна мысль беспрестанно вертится у меня в голове.
- Какая же?
- Здесь обитают призраки!
В негодовании он громко застонал и отвернулся; гневное лицо его мученически кривилось.
- Я не стану слушать подобных слов, - заявил он.
- Разумеется, - отвечала я, уже удаляясь. - Ибо ум ваш закрыт. Как и у всех вам подобных.