- Сюда, Элайза Кейн, - позвала Изабелла, пробираясь по коридору, а затем распахнула тяжелую дубовую дверь и вошла в спальню.
Спустя несколько мгновений перешагнув порог, я мысленно поблагодарила Изабеллу за то, что своей свечою она зажгла в комнате три другие; обстановка теперь проступала отчетливее, и я осмотрелась. Комната оказалась весьма уютна, велика и просторна, было в ней не холодно и не жарко, постель виделась мне удобной. Беспокойство рассеялось, и я прониклась добрыми чувствами к этим детям и к этому дому. Утром, решила я, все будет хорошо. Все прояснится.
- Что ж, доброй ночи, - сказала Изабелла и направилась к двери. - Надеюсь, вы будете почивать спокойно.
- Доброй ночи, мисс Кейн, - сказал Юстас, устремившись за сестрой, и я улыбнулась, кивнула им обоим, пожелала доброй ночи и крепкого сна и прибавила, что с нетерпением жду завтрашнего более обстоятельного с ними знакомства.
Оставшись одна впервые с той минуты, когда поутру заперла за собою дверь дома, я присела на постель, вздохнула с облегчением и огляделась. Меня подмывало разрыдаться над несообразностью миновавшего дня и расхохотаться над его несуразностью. Я расстегнула чемодан, однако решила, что вынимать вещи и развешивать их в гардеробе и раскладывать на столе пока не стоит. Это подождет до утра. Я лишь извлекла ночную сорочку, с наслаждением стянула с себя промокшую одежду, облачилась ко сну и слегка умылась над тазиком, что стоял на тумбочке подле кувшина воды. Отдернув штору, я выглянула в окно и с удовлетворением обнаружила, что оно расположено на фасаде и смотрит на лужайку. Я попыталась открыть высокую раму, дабы вдохнуть ночного воздуха, однако рама оказалась запечатана и усилиям моим не поддалась. Вдалеке петляла дорожка, что привела к дому нас с Хеклингом; совершенно опустевшее поместье заливал свет месяца небесного. Успокоенная, я легла в постель - матрас надлежащим образом пружинил, подушки оказались мягки. Все будет хорошо, сказала я себе. Жизнь неизменно налаживается, едва как следует выспишься.
Я задула последнюю свечу на тумбочке, до плеч натянула одеяло, закрыла глаза и зевнула во весь рот. Издалека донесся весьма неприятный крик - я было решила, что это Винни отходит ко сну, но затем крик повторился, и то кричала не лошадь; нет, решила я, вероятнее всего, это ветер в ветвях, ибо он успел разбушеваться, а в окно застучал дождь. Ветер стонал ужасно, точно женщина, удушаемая до смерти, однако дневные странствия и непостижимая троица моих новых знакомых в Годлин-холле утомили меня сверх всякой меры, и никакой ветер, сказала я себе, не воспрепятствует моим ночным грезам.
Я закрыла глаза и вздохнула, зарываясь глубже под одеяло, в любую секунду ожидая ступнями коснуться деревянного изножья, но так до него и не достав; я улыбнулась, поняв, что кровать эта больше меня и можно разлечься во весь рост, а затем так и поступила, блаженно расслабляя усталые ноги, вытягивая их как можно дальше, шевеля пальцами под одеялом, и невероятное наслаждение владело мною, пока чьи-то руки не обхватили меня крепко за щиколотки, стиснув их до самых костей, и не потянули в недра постели; я вскрикнула и поспешно согнула коленки, недоумевая, что за ужасный кошмар привиделся мне. Соскочив на пол, я отдернула шторы и сорвала одеяло, но на постели ничего не было. Я взирала на нее, и сердце мое колотилось. Мне это не почудилось. Две руки схватили меня за щиколотки и потянули. Я еще чувствовала их прикосновение. Я стояла, застыв в потрясении, но не успела я собраться с мыслями, как дверь распахнулась, коридор ослепительно засиял, и в проеме возникла белая призрачная фигура.
Изабелла.
- Все благополучно, Элайза Кейн? - осведомилась она.
Я снова вскрикнула и ринулась к ней, к утешительному огоньку свечи.
- Там что-то… - начала я, не понимая, как объяснить. - В постели, там… я почувствовала…
Она приблизилась, свечою повела над кроватью, оглядела ее всю, от подушек до изножья.
- Здесь решительно ничего нет, - сообщила она. - Вам привиделся дурной сон?
Я задумалась. Иного резонного объяснения не было.
- По видимости, - сказала я. - Мне казалось, я еще бодрствую, но, наверное, задремала. Прости, что побеспокоила. Я не… я не знаю, что на меня нашло.
- Должна отметить, что вы разбудили Юстаса. Он чутко спит.
- Я прошу за это прощения.
Она воздела бровь, будто раздумывая, в силах ли меня простить, но в конце концов вежливо кивнула и вновь отбыла, прикрыв за собою дверь.
Долго-долго стояла я у кровати, внушая себе, что во всем повинно разыгравшееся воображение; наконец, не задернув штор, дабы в комнату проникал лунный свет, я опять забралась в постель, укрылась одеялом и медленно, очень медленно вытянула ноги, каковые не обнаружили ничего, кроме мягких простыней.
Я закрыла глаза, уверенная, что теперь и вовсе не усну, однако утомление, очевидно, взяло свое, ибо, когда я очнулась, в окна струился солнечный свет, дождь и ветер прекратились и настал новый день - мой первый день в Годлин-холле.
Глава седьмая
С немалым облегчением я узрела, сколь ясно и солнечно мое первое утро в Годлине; удивительно, впрочем, что ночной ливень сменился столь замечательной картиною. Разумеется, я не имела никакого представления о погодах в Норфолке - быть может, таковы типические последствия ночных гроз, - но не припоминаю, когда еще мне выпадало просыпаться под столь чистыми небесами и в столь живительном тепле. Лондонский воздух неизменно насыщали мгла густого тумана и запах горящего угля, и невозможно было стряхнуть ощущение, будто некий чужеродный пакостный налет украдкой обволакивает тебя, просачивается в поры и пропитывает все тело, незримо его убивая; здесь же я через огромные окна взирала на поместье, и мнилось мне, что стоит лишь выбежать наружу и наполнить легкие чистым и благодатным сельским воздухом, как все беды минувшей недели рассеются и лишатся власти над состоянием моей души.
Оптимизм придал бодрости духу, коему иначе угрожали бы смятение и одиночество. К удивлению своему, я замечательно выспалась, и всевозможные напасти вчерашнего дня - несостоявшееся свидание со смертью на вокзале, малоудачная беседа с Хеклингом, сомнения касательно моих нанимателей, этот нелепый кошмар, что привиделся мне в постели (ибо я совершенно уверилась, что это был кошмар и не более, фантазия, порожденная изнеможением и голодом), - все это отступило прочь. Настал первый день моей новой жизни вдали от Лондона, и я была полна решимости прожить его хорошо.
Почуяв аромат стряпни, я зашагала к его источнику анфиладою комнат первого этажа, и чем далее шла, тем сильнее становился запах. Я миновала гостиную, где накануне вечером сидела с детьми, весьма прихотливо убранную столовую, где за столом разместились бы двадцать персон, небольшую и чудесно освещенную читальню, коридор, где по стенам висели акварельные изображения бабочек, и, наконец, вошла в кухню. Я не знала, где трапезничают Уэстерли по утрам, поскольку дом мне еще толком не показали, но была уверена, что, пойдя на запах, обнаружу все семейство - они завтракают и ожидают меня. Весь этот вздор касательно родителей Изабеллы и Юстаса вот-вот разъяснится.
Но, как ни странно, кухня пустовала, хотя ароматы ясно говорили мне, что совсем недавно кто-то здесь стряпал.
- Доброе утро, - крикнула я и направилась к буфетной в поисках кухарки. - Есть тут кто-нибудь?
Однако нет, никого там не было. Я огляделась: полки ломились от провизии; в корзинах лежали свежие овощи и фрукты; в холодном шкафу обнаружились куски птицы и говядины в стеклянных лотках. На окне, подле каравая хлеба с орехами, уже укороченного на несколько ломтей, стояла плошка с коричневыми яйцами. Задумавшись, как поступить дальше, я обратила взгляд на красивое арочное окно в романском стиле, за каковым узрела дородную женщину средних лет в платье служанки, пальто и шляпе, с набитой сумкой в левой руке; грузная фигура направлялась по гравийной дорожке к конюшням Хеклинга, - должно быть, это помянутая накануне миссис Ливермор. Я не уточнила, кто она такая, предположив, что она служит экономкою, но наряд ее говорил о другом.
Ключ в двери буфетной не поддавался, и дверь поначалу не желала открываться, как и окна в моей спальне, - вновь попробовав с утра, я обнаружила, что они запечатаны наглухо. Эту дверь, впрочем, я одолела и вышла наружу, как раз когда женщина свернула за угол и пропала с глаз. Я окликнула ее, надеясь, что она услышит и вернется, однако ничего подобного не произошло, и я довольно резво устремилась следом, но за углом, куда я свернула спустя считанные секунды, женщины не оказалось. Я изумленно огляделась - ей некуда было спрятаться и никак невозможно так скоро пересечь двор, - но непреложный факт оставался непреложен: мгновение назад женщина была здесь, а теперь исчезла. По левую руку, за рощицей, у дверей конюшен смиренно стояла Винни, и от взгляда ее мне стало не по себе. Делать было нечего, и я в замешательстве возвратилась к буфетной.
К моему неудовольствию, дверь ее захлопнулась и заперлась изнутри - я не постигала, как это возможно, если я распахнула ее настежь, а в тот день не было ни ветерка; пришлось мне обогнуть дом, войти через парадную дверь - по счастью, открытую - и вновь проделать весь путь по первому этажу.
Нахмурившись, я села за кухонный стол, размышляя, как дальше поступить. Ожидается, что я сама сготовлю себе завтрак? А дети уже поели? Проснулись ли они или мне полагается их будить? Я уже решила было сходить наверх и постучаться к Изабелле, но тут, к ужасу моему, чьи-то руки схватили меня за щиколотки под столом, в точности как ужасное существо из моих ночных фантазий; однако не успела я закричать или вскочить, как из-под стола, озорно улыбаясь, торопливо выбрался маленький мальчик.
- Юстас, - сказала я, качая головой и прижимая ладонь к груди. - Ты меня напугал.
- А вы меня и не видели, да?
- Не видела, - улыбнулась я. На него невозможно было сердиться. - Я думала, я здесь одна.
- В Годлин-холле один не бываешь, - отвечал он. - Мисс Харкнесс говорила, она бы отдала месячное жалованье за единственный день тишины и покоя.
- Я предпочитаю общество, - сказала я. - Если б хотела одиночества, осталась бы в Лондоне. Ну надо же! - прибавила я спустя мгновение, поднявшись и оглядев его с ног до головы. - Какой ты красавец!
Это правда, выглядел он замечательно. Он надел опрятные белые брюки, белую сорочку с галстучком и синюю саржевую курточку - мне захотелось погладить эту саржу, ощутить под пальцами дорогую ткань, как неделей раньше, едва на сцену вышел мистер Диккенс в своем жилете. Юстас к тому же помылся: я слышала густой запах карболового мыла. Волосы аккуратно расчесаны на косой пробор и слегка напомажены, чтобы не растрепались. Такой благопристойный, будто собрался в гости или на службу в церковь.
- Мама любит, чтобы я всегда красиво одевался, - доверительно поведал он, чуть склонившись ко мне, хотя в кухне мы были одни. - Она говорит, настоящий джентльмен всегда одевается дома так же, как на выход. Никогда ведь не знаешь, кто нанесет визит.
- Согласна, - сказала я. - Но когда я была маленькая, немногим старше тебя, я предпочитала повседневную одежду, если мы не ждали гостей. Мне так было удобнее. Тебе не жарко? Тем более в такой теплый день?
- Мама любит так, - заупрямился он и сел рядом со мною. - Хотите позавтракать? Вы же, наверное, проголодались.
- Весьма, - призналась я. - Но мне не удалось разыскать кухарку.
- У нас нет кухарки, - сказал Юстас. - Теперь нет. Раньше, конечно, была. Ее звали миссис Хейз. От нее пахло супом, и она вечно ерошила мне волосы. Пришлось ее отчитать. Это же вольность, правда? Но она хорошо стряпала, - прибавил он, глубокомысленно кивнув. - А теперь ее нет. Ушла. Ну, после.
- После? - переспросила я, но он лишь пожал плечами и отвернулся. - А кто готовит вам еду, если у вас нет прислуги?
- Обычно гувернантка. Или Изабелла. Моя сестра неплохо стряпает. Я ее дразню, говорю, что однажды она пойдет в услужение, но она меня за это бьет, и я, наверное, больше так не буду.
Я обвела взглядом кухню, сдерживая потрясенный смешок. Положение было несносное. Неужели мне полагается взять на себя всю работу по дому? В объявлении ни словом не поминалась стряпня; впрочем, я уже догадалась, сколь оно было лживо.
- Но это же невыносимо, - всплеснула руками я. - Я не знаю, где тут у вас что, я не знаю, что вы любите. И поутру здесь явно кто-то стряпал. Я почуяла.
- А. - Юстас, подошел к печи и открыл заслонку. - Точно. Глядите, тут завтрак на двоих. Ура! Наверное, Изабелла приготовила. Она бывает весьма заботлива, когда не дерется. Надо съесть, пока все не изгадилось.
Я невольно рассмеялась: как странно он выразился. Но в печи и вправду грелись две тарелки - я достала их посредством кухонной тряпки, дабы не обжечься, и выставила на стол. Безыскусная снедь: пара колбасок, бекон, болтунья. Любой разумный человек в силах состряпать такое, и, однако, пища, сготовленная Изабеллой, казалась практически несъедобной. Может, перестояла в печи.
- А Хеклинг? - спросила я, едва мы приступили к еде; первый свой вопрос я задала по возможности невинно, дабы Юстас наверняка ответил на второй. - Где он ест?
Юстас пожал плечами.
- Наверное, в конюшне, - сказал он. - С лошадьми.
- А другая женщина? Служанка?
- Какая служанка?
- Я видела ее сегодня - она шла по двору. Где она ест?
- У нас нет служанки.
- Нехорошо обманывать, Юстас, - возразила я как могла беспечно. - Я видела ее, и десяти минут не прошло. Я пошла за ней следом, но она куда-то пропала.
- У нас нет служанки, - не отступал он.
- Тогда что за женщину с сумкой и в платье прислуги я видела в окно буфетной? Я что, выдумала ее?
Некоторое время он молчал, и я решила его не торопить. Пускай ответит, когда захочет. А до тех пор я ни звука не пророню.
- Я о ней мало знаю, - наконец сказал он. - Она приходит, уходит, и все. Мне нельзя с ней разговаривать.
- Это кто сказал?
- Моя сестра.
Я поразмыслила.
- А почему? - спросила я. - Изабелла и миссис Ливермор не ладят? Ее ведь миссис Ливермор зовут? Изабелла вчера упомянула это имя.
Он кивнул.
- Они не дружат? - продолжала я. - Поругались?
- Не понимаю, отчего вы полагаете, будто мы негодные дети, - внезапно заявил Юстас, нахмурился и отложил нож с вилкой. Затем встал и угрюмо воззрился на меня. - Вы ведь едва с нами познакомились. По-моему, несправедливо утверждать, будто я обманываю, а моя сестра со всеми подряд ругается, если вы еще сутки назад нас даже не знали.
- Я отнюдь не думаю ничего такого, - сказала я, слегка покраснев. - Ты очень вежливый мальчик, в этом не приходится сомневаться. Я вовсе не желала тебя обижать. Я просто… ну, не знаю, но все едино прошу прощения. И я уверена, что, если Изабелла и миссис Ливермор не дружат, тому есть причина. Мне показалось, Изабелла тоже очень вежливая.
- Мама говорит, мы должны говорить изысканно и поступать красиво, - отвечал он. - Она на этом настаивает. Не позволяет нам шалить. Когда шалим, очень сердится.
- А где она, твоя мама? - спросила я. Быть может, теперь, в ясном свете дня, мне удастся что-нибудь из него выудить. - Мне не терпится с ней познакомиться.
Он отвернулся и громко засопел.
- Вы что, не будете есть? - спросил он. - Завтрак остынет, и тогда все будет напрасно.
Я поглядела в тарелку, но от зрелища яиц, растекшихся по бекону, внутри как будто что-то сжалось.
- Наверное, я пока не буду, - сказала я, отодвинув тарелку. - Со вчерашнего дня желудок еще не успокоился. Я позже поем.
- Изабелла оскорбится, - тихо произнес он, и я молча уставилась на него, не зная, что ответить.
- Что ж, - в конце концов промолвила я, - придется мне перед нею извиниться. - Я улыбнулась, наклонилась к нему; мне хотелось с ним подружиться. - Почему ты так тревожишься - она зла на язык? Она меня выбранит?
- Конечно, нет, - отвечал он, отодвигаясь. - Она не скажет ни словечка.
- Вообще ни одного?
- Изабелла говорит, нам нельзя говорить, что мы думаем.
- Это еще почему? - спросила я. Он опять засопел, уставился в стол и большим пальцем поковырял трещину в столешнице. - Юстас, - не отступала я, - почему вам нельзя говорить, что вы думаете?
- Изабелла говорит, лучше нам ни с кем это не обсуждать, - пробубнил он.
- Что не обсуждать? - Я не отводила от него взгляда; меня подмывало взять его за плечи и хорошенько встряхнуть. - Юстас, о чем ты? Что ты от меня скрываешь?
Он поглядел на меня - эти карие радужки плавали в белом море и умели растопить даже каменное сердце; он открыл было рот, но тут же захлопнул, и в глазах его я прочла, что за моей спиною стоит нечто или же некто.
Я в страхе вскочила и развернулась, вполголоса помянув Господа; девочка стояла совсем близко - непонятно, как я ее не почувствовала.
- Доброе утро, Элайза Кейн.
- Изабелла! - удивленно вскричала я. Она была одета не хуже брата - в этом кружевном платье хоть на свадьбу, хоть на прием к королеве, - и аккуратно расчесанные локоны ее свисали до плеч. - Я не слышала, как ты вошла.
- Надеюсь, Юстас не докучает вам глупыми историями. - Изабелла стояла совершенно неподвижно, безмятежно взирая на меня. - Маленькие мальчики порой чрезмерно аффектированны, вы не находите? Вечно что-нибудь сочинят. И они лгут. Это научный факт. Я читала в книжке.
- Я не лгу, - возмутился Юстас. - И я не маленький. Мне восемь.
- Это значит, ты не очень большой, - заметила я, повернувшись к нему, и он с неудовольствием насупился. Я тут же пожалела о своих словах. Добрее было с ним согласиться.
- Если вы не будете доедать, - сказала Изабелла, кивнув на мою тарелку, - не отдать ли это собакам? Они живут с Хеклингом у конюшен и оценят то, чего не оценили вы. Грех разбрасываться едой.
- Да, пожалуй, - согласилась я. - Я высоко ценю твой труд, но, боюсь, у меня нынче нет аппетита.
- С гувернантками вечно так, - отвечала она, забрав тарелку, и направилась к задней двери. - Это попросту поразительно. Не понимаю, как вы все умудряетесь остаться в живых.
- Изабелла! - взвизгнул Юстас, и я уставилась на него, не понимая, отчего ее слова так его ужаснули; затем я снова взглянула на его сестру - она тоже как будто слегка смешалась.
- Я просто хотела сказать… - начала она, в кои веки отчасти лишившись самообладания. - Несомненно, я не… - Она встряхнула головой, словно желая вовсе позабыть этот разговор, и улыбнулась мне. - Я отдам это собакам, - повторила она. - Они обрадуются и сочтут меня своим лучшим другом.
С этими словами она удалилась во двор, вновь оставив меня наедине с Юстасом. Тот пребывал скандализирован ее словами, что я сочла несколько чрезмерным. Это же просто такое выражение. Изабелла не имела в виду ничего особенного. Я включила воду в раковине и вымыла руки ледяной водой.
- Скажи мне, будь добр, где находится контора мистера Рейзена, - попросила я. - Стряпчего - твоя сестра вчера о нем говорила.
- По-моему, где-то в деревне, - сказал Юстас. - Я сам не бывал, но контора у него там.
- Далеко? До деревни?
- Ой, нет. К тому же прямой дорогой, никак не заблудишься. Вы хотите с ним повидаться?
Я кивнула: