Марвин не понял. Он честно прошел по следу, он подал сигнал, дойдя до конца этого следа. Где же его галета?
- Марвин - плохая собака, - сказал Хлёст.
На него Марвин зарычал, затем повернулся к Ривере и гавкнул:
- Галету.
Плохой собакой он не был. Он же не виноват, что никто не научил его показывать вверх. И не виноват, что вверх никто не смотрит - за крышу сарая, по стене, на верх четырехэтажного дома. Неужели не слышат?
- Галету, - гавкнул он.
Чет
Чет наблюдал, как внизу ходят охотники на вампиров. Он понимал, чем они заняты и насколько плохо это делают. Остальные коты отошли от края крыши - их утомляли вонь пламени, куртки с солнечным светом и собака. Некоторые пережили встречу с маленьким японским меченосцем, поэтому и азиаты вообще их по-прежнему несколько нервировали. Хотя ореолов жизни, как человеческие вампиры, видеть они не могли, все равно инстинкт хищников требовал выбирать себе в добычу лишь слабых и больных. Группа же внизу не казалась ни тем, ни другим.
Чет же, напротив, с каждой ночью был котом все меньше и меньше. Теперь он стал крупнее Марвина и утратил почти все свои кошачьи инстинкты. Чем бы он сейчас ни был, это что-то - не кот. Хотя по-прежнему хищник. Но слова вторгались в его рассудок, а звуки вызывали в уме картинки. Звуками и символами в его мозгу вихрились абстрактные понятия. Его котины мозги перекоммутировались человеческой ДНК, и в результате он стал не только альфа-хищником, но - тварью, способной мстить, миловать и быть сознательно жестокой.
Чет видел, как группа внизу вышла из переулка. Охотников вел Ривера, а в хвосте плелся Барри - лысый и тучный аквалангист. Котина часть Четова мозга рассматривала плешь на голове Барри как моток пряжи - тот дразнился, приглашая на себя напасть. Чету он был нужен до зарезу. Чет обратился в туман и сполз по стене. Ему вообще-то нравилось ползать головой вниз - особенно после того, как у него отросли большие пальцы на лапах, - но тут требовалась скрытность. Иначе не удастся отбить последнего - вся группа ринется в бой.
Рематериализовался он перед Барри на задних лапах. И не успел бессчастный ночной грузчик супермаркета даже крикнуть, Чет сунул всю свою лапу ему в рот и выпустил когти. Барри лишь глухо булькнул, и Клинт, христианский возрожденец, шедший впереди, оглянулся. Но переулок был безлюден.
А Чет уже сидел на стене в трех этажах у него над головой. В его когтистых лапах висел и подергивался Барри, а сам огромный бритый кот-вампир пил его жизнь до дна.
Томми
- Фу, - произнес Томми в самое ухо собеседника. - Я хочу, чтоб ты запомнил, прежде чем вообще пошевельнешься. Это я надел твою солнечную куртку, чтобы спасти Джоди от Илии. Поэтому если я замечу хоть краем глаза, что ты собираешься потрогать какой-нибудь выключатель, я оторву тебе эту руку, договорились?
- Я не хотел совать тебя в статую, - произнес Фу уже в третий раз.
- Я знаю, - сказал Томми. - Где Джоди?
- Пошла тебя искать.
Джеред начал было пятиться прочь от двери в кухоньку.
- Тебя тоже касается, Джеред. Если я хоть секунду не буду видеть твоих рук, я их тебе отсоединю, чтобы они тебя не смущали.
Джеред помахал перед собой обеими руками, словно сушил ногти.
- Ого, залупаемся? Это же я тебя впустил. Я просто за кровью для тебя пошел.
- Извини, у меня стресс. - Томми держал Фу за горло, но легонько.
- Дай ему тот пакет, который открыт, - сказал Фу.
- Тот, в котором наркотики? - уточнил Джеред.
Фу вздрогнул, рассчитывая услышать треск своей ломающейся шеи.
- Да, именно его, объебос.
- Пока не нужно, - сказал Томми. И Фу: - Джоди пошла меня искать - куда?
- Просто пошла. Как только ты вырвался из скорлупы. Забрала половину денег и почти всю кровь. Эбби говорила, что она была в "Фэрмонте", но Ривера и Кавуто ее там нашли. Мы не знаем, где она сейчас.
- А Эбби где?
- У мамы, - ответил Фу.
- Нет, она не там. - Томми несколько упрочил хватку. - Она тут. Я ее чую. - Он склонил голову набок. - А вот стука сердца не слышу. Умерла?
- Вроде того, - ответил Джеред. - Она - носсссс-ферату. Так она сама говорит. Мне завидно.
- Это я сделал?
- Нет, - ответил Фу. - Она сама. Ты совсем свихнулся и укусил ее, но Джоди тебя оттащила и выбросила в окно. Помнишь?
- Не очень. Наверное, с этим и тебе повезло.
- Она под матрасом, - сказал Джеред. - Меня Фу заставил ее туда спрятать.
- Я обращу ее обратно. Я же говорил, что могу, - вот и сделаю. Я уже готовлю ей сыворотку.
- А она когда в последний раз Джоди видела?
- Ее подруга Лили заметила, как Джоди выходит из "Фэрмонта" как-то ночью на днях. Эбби туда за ней ходила, но увидела только Риверу и Кавуто.
- Стало быть, мы не знаем точно, нашли они ее или нет?
- Не нашли. Во всяком случае - ничего не сказали, когда приходили сюда за своими куртками.
- За куртками? Солнечными? Ты им сделал солнечные куртки?
- Я обязан делать то, что им надо. Они меня хотели арестовать за половую связь с несовершеннолетней и соучастие в развращении малолетки.
- Правда? А с Эбби-то они знакомы?
- Ей, - произнес Фу с такой тоской в голосе, какую только может изобразить полупридушенный. - Томми, давай я и тебя обратно обращу? Ты же сам хотел. Я могу вас с Эбби вместе.
- Нет. И ее обращать ты тоже не станешь. Буди давай.
- Что? Зачем?
- Затем, что я иду искать Джоди и беру Эбби с собой. На вашу милость я ее тут не оставлю.
- Но почему? Она же моя подружка. Я не сделаю ей плохо.
- Она моя ПДГ, - сказал Джеред. - Это ему нельзя доверять.
- Я забираю ее с собой. Не хочу, чтобы мне спину некому было прикрыть. Вы что, ужастиков никогда не смотрели? Если разделяешься и куда-то идешь сам по себе, тут-то чудовище тебя и цапает.
- А мне казалось, что в этом кино чудовище - ты, - сказал Фу.
- Да, если не будешь меня слушаться. - Томми сам удивился, что это сказал. - Буди ее, Фу.
Джоди
Последнее, что она запомнила, сгорая, - оранжевые носки. И вот они опять перед ней - флуоресцентно-оранжевые, как безопасность на дороге, в основании крохотного, забрызганного кровью человека, который возится с чем-то у рабочего стола.
- А вы на вид аппетитный, - произнесла она и удивилась собственному голосу - сухому, слабому и древнему.
Человечек обернулся, вздрогнув от испуга, но быстро взял себя в руки, поклонился и сказал что-то по-японски. Затем:
- Извините, - уже по-английски.
- Ничего, - ответила Джоди. - Мне не впервой просыпаться дома у чужого мужчины и не помнить, как я туда попала. - Вместе с тем впервой ей было помнить, где на исходе ночи она горела. Когда еще все не зашло так далеко, девушки-сослуживицы на обеденном перерыве считали своим долгом рассказать ей, каждая искренне и обстоятельно, как те, кто ее любит, что она - пьяная шлюха, которая отбивает всех жарких парней в слава-богу-пятничном еженедельном обходе баров, и ей такую порочную практику необходимо прекратить. Она и прекратила.
И вот теперь, совсем как в те времена, она была полностью дезориентирована, однако - в отличие от тех времен - ей даже не приходило в голову бояться.
Маленький японец снова поклонился, потом взял со стола нож с прямоугольным лезвием и робко подступил к ней, опустив голову. Произносил он при этом нечто похожее на извинения. Джоди выставила руку отмахнуться от него, в духе: "Эй, осади лошадь, ковбой", - но увидела эту руку. Пепельно-белая иссохшая когтистая лапа. И слова застряли у нее в горле. Но человечек все равно остановился.
Ее руки? ноги? Джоди задрала кимоно - живот? груди? Вся она усохла, как мумия. Осмотр вымотал ее, и она бессильно рухнула на подушку.
Человечек дошаркал до нее и поднял руку. Большой палец был перевязан. Джоди смотрела, как он подносит к этой руке другую, снимает бинтик и целит острием в ранку, которая уже была на пальце. Она успела перехватить его руку с ножом и мягко, очень бережно отвела ее вниз.
- Нет. - Она покачала головой. - Не надо.
Трудно представить, на что похоже ее лицо. Кончики волос у нее - как ломкая рыжая солома. Так она выглядела, должно быть, до того, как он это сделал… делал это слишком уж часто, это очевидно.
- Нет.
Когда он подошел, она почуяла на нем кровь. Не человеческую. Свиную. Пахло свининой, хотя Джоди не понимала, откуда ей может это быть известно. В своей лучшей форме она ощущала аромат крови на прохожем на улице. Сейчас пропала не только вся ее сила, но и чувства притупились. Джоди почти ощущала себя человеком.
А маленький японец ждал. Он поклонился, но не встал с колен. Нет, он склонил голову, оголил шею. Хотел, чтобы она пила из него. Он знал, что она такое, и предлагал ей себя. Джоди провела ему по щеке тыльной стороной руки, и когда он взглянул на нее, опять покачала головой.
- Нет. Спасибо. Не надо.
Японец встал, посмотрел на нее, подождал еще. Она почуяла запах подсохшей крови у себя на руке, лизнула ее. Вкус знакомый. Что-то липкое в уголке рта - да, все та же свиная кровь. Джоди скрутило голодом, но она его придавила. Этот человек кормил ее собственной кровью, судя по всему, но и свиной - тоже. Сколько это длилось? И далеко ли он ее унес?
Джоди жестом попросила бумагу и чем писать. Японец принес блокнот для набросков и широкий плотницкий карандаш. Джоди нарисовала карту Юнион-сквер, примерную фигурку женщины и написала цифры, много цифр - свои размеры. А деньги? Ривера наверняка забрал все ее вещи из гостиничного номера, но большую часть денег она спрятала совсем в другом месте. По кирпичной кладке стен, оконным рамам и углу, под которым снаружи падал свет уличных фонарей, Джоди угадала: она - в полуподвальной квартире где-то рядом с тем местом, где она бежала по Джексон-стрит. Ни один район в Городе больше так не выглядел и не был таким старым. Джоди показала на себя и человечка, потом - на карту.
Японец взял у нее из рук листок и нарисовал "X", затем парой черт - силуэт пирамиды Трансамерика. Да. Они на Джексон-стрит. Джоди нарисовала "$" там, где она спрятала деньги, - но быстро зачеркнула. Деньги лежали в запирающемся трансформаторном ящике высоко на крыше - она-то взберется туда легко, хоть крыша эта в двух этажах над самой высокой пожарной лестницей. А вот хрупкий дедуля - вряд ли.
Старичок улыбнулся и кивнул, показав на знак доллара. Подошел к столу, открыл деревянную коробку и поднял горсть купюр.
- Да, - сказал он.
- Тогда ладно. Наверное, вы меня и нарядите.
- Да, - ответил он.
Джоди показала, как пьют, затем кивнула. Тот тоже кивнул и снова поднял нож.
- Нет, это вам не по карману. Животную. - Джоди хотела было похрюкать для наглядности, но вдруг он подумает что-нибудь не то. Поэтому она нарисовала человечка, перечеркнула его крест-накрест и изобразила первоклассных хрюшку, овечку и христову рыбку. Японец кивнул.
- Да, - снова сказал он.
- Если вы мне принесете весь христианский зверинец, я буду разочарована, мистер… э-э… - Н-да, неудобняк получается. - Ну, вы, конечно, не первый парень, у которого я просыпаюсь, а как зовут его - не помню. - Джоди умолкла и похлопала его по руке. - Я очень блядски говорю, я знаю, но если честно, я раньше просто боялась спать одна.
Она оглядела небольшую квартирку, аккуратно разложенные на рабочем столе инструменты, одну пару старых ботинок и белое шелковое кимоно, в которое он ее завернул.
- Спасибо, - сказала она.
- Спасибо, - ответил он.
- Меня зовут Джоди, - сказала она и показала на себя. Затем показала на него, не очень понимая, не грубо ли это выглядит для чужой культуры. Но он уже видел ее голой и обожженной, поэтому для формальностей, очевидно, поздновато. Его, впрочем, похоже, не покоробило.
- Оката, - сказал он.
- Оката, - повторила Джоди.
- Да, - сказал он.
Десны у него были какие-то впавшие, поэтому казалось, что зубы - прямо-таки лошадиные. Но проведя кончиком языка по собственным клыкам, которые, судя по всему, в ее новом иссохшем состоянии не желали прятаться, Джоди решила, что она не в положении судить.
- Идите, ладно? - Она показала на блокнот.
- Ладно, - повторил за ней он. Собрался, надел дурацкую шляпу и уже стоял на пороге, когда она его окликнула.
- Оката?
- Да.
Она жестом изобразила умывание и показала на него. Оката подошел к зеркальцу над раковиной, оглядел себя, всего в крови, и рассмеялся. Даже глаза у него сложились в морщинистые улыбки. Он посмотрел на нее через плечо, снова засмеялся и потер лицо тряпицей, пока не очистилось, а после этого направился к двери.
- Джоди, - сказал он и показал на лестницу снаружи. - Нет. Ладно?
- Ладно, - ответила она.
Когда он ушел, Джоди сползла с футона, доковыляла до его рабочего стола, а там отдохнула, прежде чем двинуться дальше. Рассмотрела работы Окаты. Ксилографии, некоторые - завершенные, на каких-то всего две-три краски, вероятно - пробные оттиски. Они выстраивались в серию, в череду черных обожженных чудовищ, похожих на скелеты, на желтом футоне. Постепенно скелет отращивал плоть. За ним ухаживали, его обернули в кимоно, его кормили кровью. Последняя ксилография была еще наброском. Вероятно, он как раз над ним работал, когда она проснулась. Рисунок на тонкой бумаге был приклеен к деревянному клише, и Оката срезал все, кроме самого контура - на других работах он был черным. Ксилографии были прекрасны, точны, просты - и очень грустны. Джоди почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и быстро отвернулась, чтобы не капнуть кровью на оттиск.
Вот как ему сообщить? Показать на первый набросок, где фигура походила на средневековую гравюру самой Смерти, а потом - на его чахлую грудь?
"Первое, что я у вас заметила, - ореол жизни вокруг вас, он был черен. Поэтому я и не позволила вам поить меня своей кровью, Оката. Вы умираете".
"Ладно, - ответил бы он. - Спасибо". Так и сказал бы с улыбкой. Которой научился совсем недавно.
19
Где представлены хроники Эбби Нормал: О как же приблизились предающие мя?
Сердце мое разодрано в куски, и предо мной реально откровенье: вдруг мой страстенно возлюбленный безумный ученый с офигительным причесоном вовсе даже черствый гондон, который измарал мне всю невинность и что не, после чего выбросил меня за ненадобностью? Кароч, это сосет.
Но в Библии тащемта грицца: "С великой силою - и великая ответственность". Сему я тотально научилась, когда слишком уж напрягла все свои вамповые способности и попыталась выпендриться перед Фу - нырнуть в наши забитые фанерой окна. Кароч, я только "тю" такая - и отключилась. В натуре отключка, будто меня травмой по голове отоварили, а не вурдалацкий отруб. Но в бессознательности моей Фу и Джеред дали мне крови, и я излечилась, а потому, когда проснулась в спальне, сразу выскочила в гостиную с когтями на изготовку, вознамерившись драть плоть и жопы.
И вся такая: "Ррыык!"
А предо мной кто б вы думали? Вурдалак Хлад, мой недавно сбежавший и окончательно сбрендивший повелитель, который никогда не видел на мне такого прикида. И тотально не знает, что я теперь вамп.
Поэтому я вся такая типа: "Ррыык!" - и надеюсь, что клыки видать.
А он мне: "Привет, Эбби".
А я вся такая: "Ррыык! Бойтесь меня!"
А он мне: "Это не по-нашему. Вампиры не говорят "ррыык"".
А я ему: "А вот по нему. Я тотально демонстрирую мою зверскую силу и ярость".
А он: "Нет, не демонстрируешь. Ты просто очень громко говоришь "ррыык". А это не по-нашему".
"Ну могло же быть", - я такая в свое оправдание.
Тут Джеред такой: "По-моему тоже, это не по-вашему, Эбз".
А я ему: "Ну так, а как тогда насчет выпить тебя досуха? А когда станешь пылью - ссыпать в кошачий лоток? Это по-вурдалацки будет, Джеред?"
Тут он такой: "Хор. Извини. "Ррыык" - тотально по-вашему".
Кароч, я такая на Хлада гляжу с жалостью, ибо унизила его на поле брани. Но человечности не скроешь в нежных чудищах, поэтому я такая: "Для некоторых из нас - это суть. Кароч, прикинь, я носсссс-ферату. Типа тебя, только, пмаешь, не такая УО в смысле моды. К вопросу о коей - чего это ты похож на витрину "Банановой республики"?" Птушто Хлад всегда же был типа про джинсы с фланелью, точно его засосало в какую-то гранджевую стиралку 90-х, а теперь весь такой типа лен, хлопок и дубленая кожа.
А Хлад мне такой: "Всего пару часов назад я бегал по улицам голый".
А я ему: "Хор. Мой косяк".
Поэтому он мне такой: "Эбби, нам нужно идти. Мне надо найти Джоди, мне потребуется твоя помощь".
И тут Фу, который свою науку в кухне лепил, такой подходит и типа: "Эбби, я могу тебя вернуть. Я вас обоих могу обратно переключить. Сыворотка Томми у меня еще с прошлого раза осталась".
А я ему такая: "Ты такой très симпотный, если тебе пригрозить". И прыг туда - и целую его реально проникновенно, так, что слышно - у него позвонки трещат. Только потом все равно его стукнуть хотела, чтоб не думал, будто распутная, но Томми мою руку перехватил.
И весь такой: "Эбби, с этим делом пора прекращать. Так ты его и убить можешь".
А я типа: "Да ну?"
А он весь такой кивает. И Фу одним ртом типа: "Спасибо", - ему, типа у меня нет и в помине вурдалацкого слуха, и я не знаю, что ведет он себя теперь, как полный сцуко. Поэтому я такая к Фу оборачиваюсь и вся ему: "Ррыык".
И плевать, что на это Томми скажет. А Фу весь задрожал от ужаса.
А Томми такой: "Пойдем, Эбби". Типа Фу ни слова не говорил.
Я тогда хватаю свою сумку с "Кроликом-Пиратом" и давай в нее лэптоп с зарядкой паковать, а Хлад мне такой: "Это здесь оставь".
А я ему: "Как же мне тогда выражать свой ангст, темные вдохновенья и что не?"
Тут Хлад мне: "Я думал, мы просто кровь кое-кому пустим".
Тогда я ему: "Хор, только лэптоп я все равно возьму. Мне блог вести надо. У меня подписчики". Это правда. Ну, подпис-чик.
А он такой: "Если нам придется обернуться туманом, ты его потеряешь".
А я такая: "Ты так не можешь".
А он мне: "Теперь могу".
А я ему: "Научи. Я ж не ходила в школу древнего старого вампирюги, как ты".
Тут он мне такой: "Мне девятнадцать лет, не забыла? Я в среднюю школу ходил. В Индиане".
А Фу такой: "Всего девятнадцать? Тебе даже бухать нельзя, что ли?"
А Джеред ему: "Заткнись. Он ее темный владыка. Наш темный владыка".
И Фу такой на это: "Отлично. Валите. Только осторожней. СМСку пришлете. А я тут пока буду мир спасать".
А Томми ему такой: "Я просто попробую спасти женщину, которую люблю, а она для меня - все равно что мир".
А я такая… ничего. Просто на Томми посмотрела. Но в тот момент я б его на постель, устланную обойными гвоздиками, тотально завалила.