А Джеред весь такой: "Ты б ее видела до того, как она те мешки с кровью высосала".
Тут я вдруг себя чувствую такой какашкой на палочке, птушто очевидно же - она теперь вся такая снежинка потому, что ее заперли, а не кормили. Поэтому я ей: "Иззинити. Я просто хотела, чтоб вы, ребята, остались вместе на целую вечность, а не похоже было, что это случится".
А она такая: "Не сейчас, Эбби". И просто берет такая инструменты, к статуе подходит и давай сверлить, пилить и что не.
Поэтому я ей типа: "А вы как выбрались?"
А она вся: "Крысиный мальчик устроил здесь танцы и ткнул в оболочку ножом".
А Джеред в ответ: "Ничего я не танцевал. Я эспрессо выпил и рассказывал им свой роман, а потом споткнулся в твоих дурацких сапогах".
Тут я вся: "Ему нельзя кофеин давать, Графиня. Ему тетка подарила карточку в "Старбакс" на сто долларов, так чуть "Скорую" вызывать не пришлось".
Тут Джоди такая приостановилась и на меня смотрит, а глаза изумрудные-изумрудные, потому что иначе цветного на ней только волосы, а на лице никакого цвета нет. И она вся такая мне: "Томми не умел обращаться в туман, Эбби. Я так и не успела его научить, ты нас в бронзу закатала. И он там в полном сознании - уже пять недель".
А я такая пячусь, потому что Графиню в ярости я уже видала, когда Животные Томми умыкнули и ей пришлось им жопы надрать, чтоб его вернуть, да только теперь она вся аж подобралась, словно изо всех сил сдерживается, чтобы мне руки не повыдергивать или я не знаю. Поэтому я такая кнопу на манжете щупаю у себя на солнечной косухе. Не то чтоб поджарить Графиню, конечно, на это я ни за что не пойду, а так, безопасности ради.
А она рукой своей только хвать - и я дернуться даже не успела, она батарейку у меня из внутреннего кармана цап и проводки оборвала. В смысле - быстрей, чем я успела моргнуть.
Поэтому я ей такая: "Я не собиралась включать".
А она мне: "Так-то понадежней будет".
Но только мне совсем ни вот столечки не надежно. И я чувствую - Джереду тоже ненадежно, птушто он носом уже хлюпает, того и гляди, расплачется.
А Джоди пилит себе эту бронзу, как рехнувшаяся личность, - с той стороны, где она была, чтобы Томми не порезать. И наконец типа достаточно отпилила, можно отогнуть и глянуть вовнутрь.
И она вся: "Томми, мы сейчас тебя оттуда вытащим. Только мне осторожней надо, но скоро я тебя освобожу совсем".
А Джеред такой: "Вам фонарик нужен?"
Джоди ему: "Не, я вижу".
А Джеред ей: "Он там мертвый?"
И тут у Джоди полотно ножовки - тресь пополам. Она такая: "Ну само собой. Он же вампир".
А я вся ему: "Тю? УО". И Джоди новое полотно даю.
Тут надо сказать, для бессмертной со сверхсилами Графиня кагбэ сосет с инструментами. Наверно, навыки домашнего ремонта не входят в темный дар.
Ну, где-то час тащемта прошел, и Графиня отдирает от статуи здоровый кусок. Появляются лицо Томми, торс и что не, а в остальном он там застрял и не шевелится, глаз не открывает, а сам даже еще белей Графини, кагбэ даже синячно-голубоватый такой.
Тут Джеред опять такой: "Мертвый?"
А Джоди типа впополаме между визгом и всхлипом, ему такая: "Тащи другой мешок крови, Джеред. И Эбби, где нахуй вся моя одежда?" А по щеке у нее такая слезка бежит, кровавая.
А я тут такая: "Уйблин". Птушто только теперь до меня доходит, почему она в моих шмотках. Когда мы с Фу сюда переселились, всю одежду Томми и Джоди сложили в вакуумные мешки под кровать. Поэтому я такая: "Что вам угодно надеть, Графиня? Счас принесу. В смысле, можете в моем ходить, когда только пожелаете, потому что я ваш верный клеврет, но вас создатель наделил сисяндрами позначительней, а также кормой покормовее, чем меня, не обижайтесь, и мое барахло на вас не очень лезет. Только без обид".
А Джеред такой: "Она еще твою толстовку с Эмили надевала сверху, но та теперь вся в крови". Аще мимо кассы. "Эй, а латте кто-нибудь хочет?"
Тут Графиня такая как зарычит на Джереда - клыки фронтальным строем, и все дела. А Джеред как отскочит - и опять лодыжку себе подвернул. А я такая: "Ох блять!"
А она такая как гавкнет: "Кровь!"
И мы с Джередом такие: "Ща-ща. Ох блять. Ох блять. Ох бле-ать".
Притаскиваю я ей мешок с кровью, она его зубами надорвала, по губам ему размазала и в рот залила. Но ничего не произошло. Джоди такая вся плачет, причем все громче, а у нас с Джередом все дальше крыши едут, и даже крысы в своих клетках с катушек слетают, бегают кругами и что не. Наконец у Томми глаза - хлоп такие, а сами хрустально-голубые, как лед, а не как глаза аще, и он как давай орать. Клянусь, блядь, зомби-езусом, вся стена окон в той студии разлетелась вдребезги в рамах.
Поэтому мы с Джередом такие в уголку съежились, уши заткнули - и тут Томми такой из статуи вылетает. Слышно при этом - у него кости в ногах хрусть, как соленые крендельки, когда он их из бронзы выдергивал, так он дальше на одних руках, и крыс с мебелью сшибает куда ни кинь, а сам - ко мне, и уже клыки нацелил.
А я такая только к кнопке на манжете, но он на меня уже весь навалился и в шею кусает. И такой сильный - это как натурально со статуей драться; а я слышу - Джоди визжит, а кожа у меня на шее вся клочьями уже расползается. У меня все зрение воронкой такой собирается, во тьму, и я себе думаю: "Я, блядь, что ли, умираю? И что это за хуйня тогда?"
А потом вдруг - такой громкий бамм, как в колокол ударили, чувствую - Томми с меня стаскивают. И свет ко мне кагбэ возвращается. Вижу: Графиня такая стоит, а в руках у нее, как копье наперевес, - торшер Фу из нержавейки. Это она только что им Томми дерябнула так, что аще с меня сшибла. Но он на нее не кидается, а опять прыг на меня на руках, кровь по всему полу размазал и прочее.
Тут Графиня его хвать за шиворот сзади - раскрутила и швырнула в разбитое окно, а с ним и металлические рамы вылетели, и всё.
Тут опять вопль, а я за шею держусь и кагбэ ползу к здоровенной этой дыре, которая раньше была передней стеной логова. А Томми там такой посреди улицы внизу, весь голый - лежит в громадной кляксе стекла и металла и медленно на ноги всползает по боку машины.
А Джоди такая со мной рядом, и вся: "Томми! Томми!"
Но он по переулку через дорогу ухромал - так шел, словно у него ноги по-прежнему переломаны, но, может, залечивался на ходу или еще что-то, хотя понятно, что болит у него все, как свят-ебят.
Кароч, Джоди берет меня за голову, набок эдак наклоняет и руку мою от укуса отводит. И тут я чую - щаз в обморок грохнусь. А она ко мне нагибается и в шею меня просто лизнула, типа три раза, а потом моей рукой опять ранку закрыла.
"Подержи так, - говорит. - Через секунду затянется". А потом встряхнула меня всю такая и спрашивает: "Так где моя одежда?"
А я ей вся: "Под кроватью. Вакуумные мешки".
Вот тут, наверно, я и грохнулась в этот обморок, потому что дальше помню только: Графиня стоит, вся такая в джинсах, сапогах и красной кожаной куртке, в мою сумку с биоугрозой пакеты крови сует.
И такая мне: "Это я забираю".
А я ей: "Хор". Потом такая: "Вы меня спасли".
"Половину денег я тоже забираю", - грит она.
А я ей: "Вам же нельзя никуда. Куда вы пойдете? Кто о вас будет заботиться?"
А она мне: "Как ты позаботилась?"
Я говорю: "Я ж не хотела, простите".
А она мне вся: "Я знаю. Мне нужно его найти. Я его во все это втянула. Ему ни разу не надо было. Он просто хотел, чтобы его кто-нибудь любил".
И такая к двери, даже не попрощалась. А я ей такая: "Графиня, погодите - там коты-вурдалаки".
Тут она остановилась. И поворачивается такая: "Чё-ооо?!"
А Джеред такой весь кивает и кивает: "По правде. По правде".
И я: "Чет обратил целую кучу коть в коть-вурдалаков. Они вчера ночью на Императора напали и съели парковочную счетчицу".
А она вся тут: "Ох ебтвоюмать".
И я ей: "Верняк, верняк".
И она пропала с глаз. А Джеред такой как раз сбежавших крыс ловит и мне тут: "Вы тотально просрали свой залог".
А Джоди тотально исчезла. Нет ее. Сама по себе ушла в ночь. Как лорд Байрон сказал в том стихе своем, "Тьма":
Тьме не нужно было
Их помощи…
Она была повсюду…
Хотел бы я сестре своей заправить.
Я парафразирую.
9
Вырезка
Если вы ищете в Сан-Франциско зашибенского тако, вам - в район Миссии. Если желаете тарелку пасты - ступайте на Северный пляж. Нужен димсум, солонина из акульей вагины или корень женьшеня? Тогда ваш выбор - Чайнатаун. Тяга к неразумно дорогим туфлям? Юнион-сквер. Не прочь насладиться мохито в толпе симпатичных молодых профессионалов - ну, тогда самое время отправляться в Марину или ЮМУ. Но если вам позарез нужны крэк, одноногая шлюха или мужик, спящий в луже собственной мочи, - с Вырезкой тут ничто не сравнится. Именно здесь Ривера и Кавуто расследовали поступившую информацию о пропаже человека. То есть людей.
- В Театральном сегодня как-то малолюдно, - заметил Кавуто, паркуя бурый "форд" без опознавательных знаков в красной зоне перед Миссией Святого Сердца. Вырезка фактически и была театральным районом - это очень удобно, если сначала вы хотите посмотреть первоклассное представление, а потом заполировать его бутылкой "Громовержца" и получить множественные ножевые ранения.
- Все у себя на дачах в Сономе, думаешь? - уточнил Ривера, и в душе его, как тошнота, поднялся прилив нехороших предчувствий. Обычно в это время раннего утра по тротуарам Вырезки текли чумазые реки бездомных - они искали, где бы выпить первую за день или где, наконец, переночевать. Днем все отсыпались преимущественно прямо тут. Ночью это было слишком опасно. Вокруг квартала должна была виться очередь в Миссию за бесплатным завтраком, но в дверях заведения стояло лишь несколько человек.
Заходя в Миссию, Кавуто произнес:
- Знаешь, сейчас, наверное, тебе самое время раздобыть одноногую шлюху. Спрос упал, а ты легавый и все такое, может, и за так обломится.
Ривера остановился, обернулся и посмотрел на своего напарника. Десяток оборванных мужчин в очереди тоже на него посмотрели - Кавуто загораживал проход, как огромное мятое затмение.
- Я приведу к тебе домой ту маленькую готицу и сниму на пленку, как ты при ней плачешь.
Кавуто сдулся.
- Извини. На меня как-то подействовало. Я только и могу что подначивать, лишь бы про все это не думать.
Ривера его понимал. Двадцать пять лет он был честным полицейским. Ни дайма не брал взяткой, не применял силу без необходимости, не оказывал особых услуг влиятельным лицам - оттого-то и был по-прежнему инспектором. Но вот случилась эта рыжая и ее диагноз на букву "в", и старый этот-самый, и яхта, набитая деньгами, и все равно про это никому не расскажешь. Двести тысяч долларов, которые забрали они с Кавуто, не были на самом деле взяткой - скорее, ну, как бы компенсацией за умственные нагрузки. Очень утомительно носить в себе секрет, о котором не только нельзя никому рассказывать, но если и расскажешь, тебе не поверят.
- Эй, а знаете, почему в Вырезке так много одноногих шлюх? - спросил мужик в пуховом спальнике, накинутом на плечи, как плащ.
Ривера и Кавуто повернулись к надежде на комическую разрядку напряженности, как цветочки к солнцу.
- Ебиццкие людоеды, - объяснил мужик в спальнике.
Совсем не смешно. Легавые двинулись дальше.
- Устами блаженных, - бросил Ривера через плечо.
- А где все? - спросила женщина в грязной оранжевой парке. - Вы что, ебучки, облаву опять устроили?
- Это не мы, - ответил Кавуто.
Они миновали очередь у стойки кафетерия. Молодой востролицый латинос в пасторском воротничке перехватил их взгляд над головами едоков и повел подбородком. Напарники обошли мармиты и двинулись в глубь Миссии. С отцом Хайме они уже встречались. В Вырезке случалось много убийств, а всего несколько здравомыслящих людей понимали, как в этом районе что устроено.
- Сюда, - сказал отец Хайме. Он провел их через кухоньку и судомойню в холодный цементный коридор, уводивший к душевым. Выбрал ключ из связки, болтавшейся на тросе у него на ремне, и открыл зеленую дверь с вентиляционной решеткой. - Приносить начали где-то неделю назад, но сегодня утром с вещами было уже человек пятьдесят. И все в панике.
Отец Хайме щелкнул выключателем и отошел. Ривера и Кавуто вошли в комнату, выкрашенную в солнечно-желтый и уставленную дредноутно-серыми металлическими стеллажами. На всех горизонтальных поверхностях были навалены кучи тряпья - и все в разной степени запорошены жирной серой пылью. Ривера взял утепленную нейлоновую куртку, подранную и заляпанную кровью.
- Я знаю эту куртку, инспектор. Ее хозяина зовут Уоррен. Сражался в Наме.
Ривера повертел ее, постаравшись не содрогнуться, когда разглядел, каким узором по ней идут разрезы.
Отец Хайме сказал:
- Я вижу этих ребят каждый день, на них всегда надето одно и то же. У них же нет гардеробов, из которых можно выбрать наряды. Если эта куртка здесь, значит, Уоррен либо мерзнет где-то без нее, либо с ним что-то случилось.
- И вы его самого не видели? - уточнил Кавуто.
- Его никто не видел. Про остальную одежду здесь я бы вам тоже мог порассказать. А то, что ее сюда приносят, значит, что ее повсюду навалом. У людей с улицы имущества немного, но они не берут того, что не могут унести. Тут собрано лишь то, что им ни к чему. В нашей столовой все ищут кого-нибудь из друзей или знакомых.
Ривера положил куртку и взял рабочие штаны - целые, но все тоже в пыли и с пятнами крови.
- Вы сказали, что можете определить, кому принадлежала одежда?
- Да, я так и сказал патрульному утром. Я знаю этих людей, Альфонс. Их больше нет.
Ривера улыбнулся про себя, когда священник назвал его по имени. Отец Хайме был лет на двадцать моложе, но все равно иногда разговаривал с ним, как с ребенком. Если к ним все время обращаются "отец", это ударяет в голову.
- Хорошо, все они бездомные. А еще что-то общего у них есть? Я в том смысле, что не болели ли?
- Болели? У всех на улице если не одно, так другое.
- Я имею в виду - смертельно. Если знаете то есть? Очень болели. Рак? СПИД? - Когда своих жертв уничтожал старый вампир, выяснялось, что почти у всех было какое-то смертельное заболевание, и они бы вскоре умерли и сами.
- Нет. Никакой связи между ними, кроме того, что все жили на улице, а теперь никого из них больше нет.
Кавуто скривился и отвернулся. Пошарил в одежде, перекладывая ее с места на место, словно искал затерявшийся носок.
- Послушайте, отец, вы не могли бы составить список тех, кому принадлежит вся эта одежда? И добавить все, что можете сказать об этих людях? Тогда я смогу начать поиски по тюрьмам и больницам.
- Я только их уличные клички знаю.
- Годится. Вы уж постарайтесь. Все, что вспомните. - Ривера протянул ему карточку. - Если случится что-то еще, звоните мне сразу же, договорились? Прямо мне. Когда что-то происходит, вызов патруля - просто лишнее звено в следствии.
- Конечно, конечно. - Отец Хайме убрал карточку в карман. - А что, по-вашему, происходит?
Ривера глянул на своего напарника, который не отрывал взгляда от пары чьих-то ботинок.
- Я уверен, какое-то объяснение всему этому есть. Мне не известны никакие программы массового отселения бездомных из города, но такое уже бывало. Нам не всегда сообщают.
Отец Хайме посмотрел на Риверу, как это умеют только священники - быстро и пронзительно. Инспектор всегда представлял такие глаза по другую сторону решетки исповедальни.
- Мы здесь раздаем от четырех до пяти сотен завтраков в день, инспектор.
- Я знаю, отец. Это замечательная работа.
- А сегодня подали сто десять. И всё. Вот эти люди у стойки - все на сегодня.
- Мы сделаем что сможем, отец.
Они вышли через столовую, стараясь не встречаться ни с кем взглядами. В машине Кавуто сказал:
- Эту одежду изодрали когтями.
- Я знаю.
- Они не только на больных охотятся.
- Да, - кивнул Ривера. - Они забирают всех на улице. Моя догадка - всех, кого поймают в одиночку.
- Кое-кто в кафетерии что-то видел. Я по глазам определил. Надо бы вернуться и поговорить с некоторыми без священника и добровольцев.
- Да не стоит, по-моему, а? - Ривера вычеркивал какие-то номера у себя в блокноте.
- С газетчиками-то они поговорят как пить дать. - Кавуто пристроился к вагону фуникулера на Пауэлл-стрит, вздохнул и на несколько кварталов смирился со скоростью девятнадцатого века, пока они поднимались на Ноб-хилл.
- Ну, для начала напечатают как забавную дурь, чего только люди на улице ни болтают, потом кто-нибудь неизбежно заметит окровавленную одежду - и пиши пропало. - Ривера добавил еще какую-то цифру и что-то накорябал с росчерком.
- Не обязательно снова на нас повесят, - с надеждой в голосе произнес Кавуто. - Ну, то есть мы ж тут не виноваты.
- Не имеет значения, если нас обвинят, - сказал Ривера. - Ответственность-то наша.
- Так ты что хочешь сказать?
- Я говорю, что нам придется оборонять Город от орды котов-вампиров.
- Ну вот, ты это вслух сказал. Теперь это реально, - сказал Кавуто с легким подвывом.
- Я позвоню этому парнишке, Вону, проверю, готова ли моя куртка с ультрафиолетом.
- Вот так вот просто?
- Ага, - ответил Ривера. - Если верить данным отца Хайме, они съели где-то три четверти бездомного населения Вырезки за, скажем, неделю. Допустим, в Городе около трех тысяч бездомных - в проекции это получается уже двадцать две сотни жертв. Кто-нибудь да заметит.
- Ты вот это подсчитывал?
- Нет, я пытался прикинуть, хватит ли нам денег открыть книжную лавку.
Таков был их план. Уйти в отставку пораньше, а потом торговать редкими книгами в старомодной затейливой лавочке где-нибудь на Русском холме. Научиться в гольф играть.
- Не хватит, - продолжил Ривера. Начал было набирать номер Пса Фу, но тут его телефон зачирикал сам. Раньше он таких звуков не издавал.
- Что это за хуйня? - спросил Кавуто.
- Текстовое сообщение, - ответил Ривера.
- Ты умеешь тексты отправлять?
- Нет. Едем в Чайнатаун.
- Для яичных блинчиков рановато, не?
- Это Трой Ли написал.
- Китаец из ночной бригады? Я не хочу ничего общего с этими парнями.
- Одно слово.
- Ни единого.
- КОТЫ.
- Я же просил не говорить.
- Баскетбольная площадка возле Уошингтон, - сказал Ривера.
- Попроси этого своего Вона мне тоже такую солнечную курточку смастрячить. На пятидесятую длину.
- Если на тебе столько огоньков будет, тебя станут запускать над стадионами с рекламой покрышек на боках.