Последний бог - Заклинский Анатолий Владимирович 4 стр.


Она воспользовалась первой же возможностью, чтобы отвести от него взгляд, и прошла за свой стол. Поговорить она всё-таки хотела, но не решалась. Конечно, у каждого человека своя история, которая тревожит его, и которой он хотел бы поделиться, но всё равно это вызывает стеснение. Очень напрасно, учитывая, что по характеру своей деятельности, Вадим часто сталкивался с чем-то подобным. А уж если бы он рассказывал свою историю в подробностях, она затмила бы многие другие.

- Вы встревожены. Если уж вы решили открыться, то сделайте это. Вам сразу станет легче. И не бойтесь. Всё, что вы скажете, останется строго между нами, - он говорил мягко и легко улыбался, располагая к себе собеседника.

- Просто столько всего, а время… Уже скоро сигнал.

- Постарайтесь вкратце, если вам хочется рассказать всё здесь и сейчас. Если же вы не хотите комкать, мы можем продолжить в другой раз.

Она рассказывала путано, перескакивая с одного на другое, но Вадим всё равно понимал. То, что для Екатерины было катаклизмом, в общем плане оказалось вполне типичной историей. На неё в один узкий период времени обрушилась череда серьёзных несчастий. Умерли родители, потом погиб муж, а с родной сестрой они сильно поругались, потом она ещё долго не могла найти работу, потому что не хотела никуда уезжать из одной из южных промышленных зон. Дело было даже не в климате, а в том, что это было место, где она родилась и выросла.

- И в один момент вы решили перестать цепляться, - сказал Ожегов, - это было верное решение. Вы переехали и нашли успокоение в труде.

- Я всё равно как-то…

- Ваша сестра. В каких вы сейчас отношениях?

- Мы иногда разговариваем, но всё равно как-то…

- Вам нужно обсудить с ней ваш тогдашний конфликт и убедиться, что всё забыто. Пожалуй, он давит на вас больше всего. Всё остальное, как бы не было тяжело, решено. Близких не вернуть, и останется только свыкнуться. Жизнь продолжается.

- Всё так просто, да? - в этой фразе ему слышался укор, но он не воспринимал его.

- Да. Всё очень просто. В сущности, я вам даже не нужен, вы почти всё сделали для себя сами, - он снова мягко улыбнулся, - сложите ваши руки.

Он придвинулся ближе и поставил свои локти на стол. Хоть Екатерина и была не слишком рада тому, что затеяла, выполнила его просьбу. Сложила руки, немного склонила голову и закрыла глаза. Всё по неписанной инструкции, но всё совершенно не имеет смысла. В ней чувствовалось напряжение, а ведь это первое, что нужно было отринуть. Без этого не было смысла пытаться проникнуть в глубину своей души и что-то там обнаружить.

- Вы напряжены, - мягко сказал Вадим, кладя свои руки поверх её, - выдохните и успокойтесь.

- Не получается.

- Получится. Слушайте моё дыхание и постарайтесь дышать также.

Он медленно вдохнул и так же выдохнул. Сначала у неё не получилось, но потом она уловила темп.

- Напряжение уходит, тело растворяется в покое, и вы двигаетесь вглубь себя.

Он чувствовал, как её руки становятся более мягкими. Нужно было дать ей время, а потом спросить, что именно она там видит. Но все подобные планы испортил сигнал, говоривший о том, что пора занять рабочие места. Руки Екатерины мгновенно напряглись снова. Пожалуй, реальность всё же давила на неё, и очень сильно. Но в её глазах, когда она их открыла, он увидел уже не тот укор и неверие, а благодарность. Молитва действительно подействовала на неё, хоть и не в полной мере. Он неловко улыбнулся, продолжая держать её руки.

- Спасибо, - тихо сказала она, - я слышала, они приезжали к вам. И вас забирают.

- Почему же забирают? - улыбнулся Вадим, поднимаясь, - я уезжаю сам.

- И вы вернётесь?

- Когда хотят забрать так, как имеете в виду вы, не заявляются на завод и не афишируют это. И уж конечно, этим не занимаются члены высшего совета, - улыбнулся Ожегов.

- Тогда, когда вернётесь, обязательно заходите.

- Конечно.

- И если я могу что-то для вас сделать…

- Можете, - улыбнулся он, - просто окончательно помиритесь с сестрой и постарайтесь успокоиться. Жизнь продолжается.

- Хорошо.

Кивнув, Вадим распрощался с Екатериной и быстрыми шагами направился в сторону мастер-участка. Да, конечно, избежать пошлых шуточек не удастся, но что уж поделать. Они уж точно поблуждают-поблуждают, да перестанут, а помощь человеку будет долговечной.

- Ну как, исповедовал? - спросил Дима, который во время сигнала, казалось, только начинал свой перекур.

- Вечно ты всё опошлишь.

- Да ладно. Что она хотела?

- То самое, о чём я не могу говорить с тобой.

- Ты бы к ней присмотрелся, - к ним подошёл другой рабочий, Стогов, - она девушка хорошая, и свободная. Ты тоже, знаешь, засидишься скоро.

- Да ну, я же ей не нравлюсь, наверное.

- А то она вот так взяла сама к тебе и пришла, потому что не нравишься, - сказал Дима.

- Да-да, - подтвердил Стогов, - так что ты подумай.

- Хорошо. А сейчас пойдём работать. Проверка на заводе.

- Ну, - протянул Дима, выкидывая в урну окурок, - раз святой отец призвал к труду, тут уж никто не откажется.

Остаток дня прошёл спокойно, однако покой этот был лишь внешним. Хоть Вадим и никак не показывал это, мысли его были заняты Екатериной. Наверное, так, с одного взгляда, пусть и не мимолётного, с одного прикосновения и недолгого разговора начинается влюблённость. Потом ему удалось эти мысли отогнать, потому что ему предстояло серьёзное мероприятие, где уж точно нужно было думать не о личном.

Глава третья
Бог, которого можно встретить

Как будто в тон размышлениям Вадима, советник Яблоков был мрачен. Конечно, по его собственным заверениям, он не имел никакого отношения к тому вопросу, для решения которого потребовался священник, но, как думалось Ожегову, если этот вопрос касается мира в целом, то он затрагивает специалистов абсолютно всех без исключения сфер.

Советник, с которым священник ехал в одной машине, молчал, и Вадим молчал вместе с ним, хоть и оставалось ощущение того, что тот хочет что-то сказать. Их транспорт тем временем выехал с окраины и направился по большой магистрали к пассажирскому космопорту.

- Тогда, на Газзиане, - сказал Яблоков, - это правда?

- Что именно?

- Что ты, хоть и выполнил приказ, всё равно им сочувствовал.

- Сочувствовал не совсем верное слово для того случая. Я сочувствую всем людям, потому что мы стёрли как можно большее количество границ между нами, и это было правильно. Тогда, на Газзиане, они поступили неверно, выставив очередной барьер в тяжёлое для нас всех время. Но они не перестали быть людьми и нашими с вами братьями. Я сделал, то, что было нужно - выполнил приказ. Это самое главное на войне. Но приказ не запрещал мне проявлять сочувствие, хоть мой внутренний приказ и соответствовал приказу внешнему. И я раскаивался за содеянное, но только если смотреть на это с другой стороны.

- Ха, - тихо усмехнулся Яблоков и открыл пепельницу в дверце машины, - у тебя очень правильное мировоззрение. Я не удивлён, что он выбрал именно тебя. Вопрос в том, откуда он знал? Не перестаю удивляться его мудрости.

- О ком вы говорите? Кто меня выбрал?

- Помнишь, я говорил тебе, что мы испросили высшего совета? - сказал Яблоков, закуривая.

- Да, помню. Настолько высшего, насколько это вообще может быть.

- Мы обратились к генералу Ланову.

Это был один из лидеров давнего восстания, которое в конечном счёте привело к перерождению мира. Великолепный оратор и мудрый человек, Ланов сумел объединить под своим началом много людей, и с каждым днём ряды тех, кто присягал ему на верность, пополнялись. Не обходилось, конечно, и без кровопролития. Кто-то и сейчас скажет, что его было непомерно много, но, как возразили бы им, результат в любом случае оправдал себя полностью.

- И он знает обо мне?

- Выходит, что так. В последнее время генерал плохо себя чувствует. Всё-таки двенадцатый десяток пошёл.

- И ничем нельзя помочь?

- А тут я вынужден сказать, что не могу обсуждать это с тобой. Я вообще не должен тебе говорить, что это была его воля. Просто решил, что сам он был бы не против. А может, я просто никогда не был в одной машине с настоящим священником, вот и разволновался.

Ожегов легко улыбнулся словосочетанию "настоящий священник". Про себя он назвал бы ненастоящими тех, кто выбирал не служение, а привилегии, которые с ним связаны. Так что, учитывая нынешнее отсутствие каких-либо выгод, становиться священником поддельным сейчас желающих не было, так что выглядело это как анахронизм, причём, очень субъективный. Да и формально все нынешние священники была настоящими.

Дальше, до момента посадки в летающий транспорт, в салоне машины, управляемой автопилотом, царила тишина. Потом она же возобновилась, когда Вадим остался один, в одном из пассажирских отделений. Советники удалились в отдельное купе для обсуждения итогов поездки, а он закрыл глаза и подумал о том, что ему предстоит. Жаль, подробностей он не знал.

Столица встречала его утренней прохладой, но, поскольку находилась она в той же климатической зоне, что и область, в которой жил и работал Ожегов, можно было не сомневаться, что к обеду здесь тоже будет жарко. Хорошо ещё, если только в физическом плане. Надо отдать должное Яблокову, он не отпускал Вадима от себя ни на шаг, хотя по нему было видно, что всю ночь они обрабатывали результаты проверки. Ещё бы, у них, может быть, мероприятие и не имеющее важности для всего мира, но это не значит, что им не нужно составить подробный отчёт и ещё и выступить с ним.

У должности советника, даже младшего, в отличие от должности священника, были свои привилегии, но и ответственность при этом была гораздо выше. Взять хотя бы тот факт, что среди угодивших на исправительные работы больше советников, нежели священников, если учитывать отношение к общей численности.

- Сейчас я передам тебя Лисицыну, он позаботится о том, чтобы портной подогнал тебе костюм и вообще, расскажет, что тут к чему. Вон он.

Вадим уже было хотел спросить, кто такой Лисицын. Ему он виделся ещё одним советником, почему-то старым и сварливым. Но перед ним предстал высокий молодой человек, носивший на костюме знаки различия ещё только кандидата в совет. Учитывая возраст, носить ему их предстояло ещё долго.

Первое, чем совет должен был отличаться от всех предыдущих органов управления - жёсткой профессиональной основой. Человек, желавший занять место в совете, помимо опыта в строго определённой сфере, должен был получать опыт руководства, в том числе многочисленными сообществами. Конкретно Лисицын, скорее всего, был кандидатом на пост политического советника. Поэтому он и находился здесь, а не на передовой своей сферы деятельности. Вернее, она, эта передовая, сейчас была здесь.

- Здравствуйте, - Лисицын пожал Ожегову руку, как ему показалось, с уважением и даже трепетом. Ещё бы. Он здесь находится благодаря высшей рекомендации.

- Здравствуй, Миша, - сказал Яблоков, - вот, проводи инструктаж, обувай, одевай, приводи в соответствие. Человек дело своё знает, но поработать надо.

- Да, конечно, мы разберёмся.

- Давайте. А у меня ещё своя работа.

Ожегов представлял, насколько Яблокову жмёт его ворот, а ведь здесь он не мог позволить себе его расстегнуть, так что предстояло ещё долго терпеть. Самому же Вадиму тоже необходимо было сосредоточиться на своей задаче.

- Итак, сначала мы решим вопрос одежды.

- А моя не подходит?

- К сожалению нет. Это официальное мероприятие, и вся форма должна ему соответствовать. Поскольку, как вы знаете, официальной одежды священников у нас нет, мы возьмём обычный костюм без знаков различия. У вас ведь есть ваш символ?

- Да, конечно.

- Он и будет вашим знаком различия. Вы наденете его поверх костюма. Я думаю, это будет самый лучший вариант из всех, что мы можем придумать и реализовать за короткий срок.

- Вообще, наш символ не принято носить открыто, - заметил Вадим.

- Я знаю. Но мы будем считать, что это правило действительно только для обычного времени. Для официальных мероприятий мы сделаем небольшое исключение. Вас должны идентифицировать - в том числе те, кто видит вас впервые.

- Хорошо, - согласился Вадим.

Законы религии, очень мягкие и нигде не записанные, было очень легко обойти, как в этот раз, к примеру. Официальной одежды нет, официальная одежда нужна. Знаков различия нет, знак различия нужен. Всё. Добро пожаловать в мир политики, где священник уже давно чужеродный элемент, а в этот раз зачем-то понадобился.

- Вы не могли бы ввести меня в курс дела? - осторожно поинтересовался Ожегов, когда они с Лисицыным шли по пустому коридору.

- Да, разумеется, только, наверное, будет лучше, если мы сначала дадим заказ на подгонку для вас костюма, а потом отправимся в мой кабинет, и я вам всё расскажу.

- Хорошо.

- Это ни для кого не секрет здесь, так что не думайте, что я что-то пытаюсь скрыть, просто лучше сконцентрируемся на разных делах по очереди.

- Конечно.

Портной, невысокий мужчина с большими руками сделал несколько мерок, после чего сказал, что даже подгонять ничего не будет нужно, и в его распоряжении есть костюм, который отлично подойдёт господину священнику. Говорил он официально, отчего Ожегов даже испытывал неловкость. Она, к слову, как ему казалось, была обоюдной, но удивляться этому не приходилось. Священник для местного портного гость более редкий, нежели первые лица мира.

Брюки и особый френч с застёжкой слева действительно сидели почти идеально. Про себя Вадим даже подумал, что недооценивал хорошо подобранную одежду. Ему бы ещё придать величественность походке и движению, и его, пожалуй, спутали бы с членом совета.

- Символ, - осторожно сказал Лисицын.

- Ах, да.

Для того, чтобы извлечь цепочку, потребовалось расстёгивать френч. Потом её вообще пришлось снять, наглухо застегнуть воротник и надеть поверх. Как сказал бы сам Вадим, так было хуже, чем до этого, но портной согласно покивал, а кандидат в совет и вовсе пришёл в восторг.

- Единственное плохо, что он маленький, - заметил Лисицын.

- Что, на всю грудь надо что ли? - нахмурившись, ответил ему портной.

- Ладно. Заметно и хватит.

- Вот-вот.

- Тогда идёмте, Вадим.

- Конечно, а моя одежда?

- Я всё сложу и заверну, потом заберёте, - сказал портной.

- Хорошо.

Даже на коридоры здания мирового совета, которые сейчас были полупустыми, Ожегов взирал теперь по-другому. Он как будто бы перестал быть для них чем-то чужеродным. Переоделся и слился воедино с местным контингентом.

Вместе с кандидатом Лисицыным они отправились в дальнее крыло здания, где и вовсе не было никакого убранства, свидетельствовавшего о том, что это главное здание в Новом Мире. Мир, наглотавшийся потрясений, сейчас проповедовал скромность, и она, хоть и в разной мере, но коснулась всех.

Кабинет кандидата действительно был маленьким, и лучше было называть его "кабинетик". Небольшой книжный шкаф, стол, компьютер и окно, закрытое жалюзи.

- Присаживайтесь, - сказал он, учтиво подставляя Вадиму стул, - вы, наверное, ничего не ели с дороги. Хотите чай?

- Да, не отказался бы.

- Ещё у меня есть шоколад и печенье. Будете?

- Не откажусь, спасибо, - ответил Вадим. Он и правда хотел есть, но, как уже верно понял, для организации трапезы сейчас не было времени.

- Да, мне потом нужно не забыть внести вас в список гостей, чтобы вы могли обедать в нашей столовой.

- Было бы хорошо, - улыбнулся Вадим.

Чай Лисицын налил из термоса. Он был в меру горячим и вкусным. Шоколад и печенье пришлись к нему очень хорошо.

- Итак, как вы, наверное, слышали, нас посетил новый инопланетный вид. Очень специфический, и очень неоднозначный.

- Хотелось бы поподробнее.

- Внешне они очень похожи на нас, но существует мнение, что это лишь адаптация. Им так легче с нами взаимодействовать. Хотя, возможно имеют место и другие причины. Но они совершенно не похожи на нас внутренне. Ведущие аналитики, основываясь на анализах их кораблей и прочих атрибутов, заключили, что данный вид более развит, чем мы. Однако построить с ними отношения по стандартной схеме не получится. Они категорически не признают нас. К примеру, отрицают нашу самостоятельность, уверяя, что они наши боги.

- Но это же смехотворно. Как они могут ими быть?

- Видите ли, - он осторожно улыбнулся, - в общем курсе истории нашего мира есть такой раздел, как религии, который они, как и все остальные разделы, досконально изучили. Если следовать логике, им просто нужно сказать, что да, мы вот жили где-то там, создали вас, влияли на вас, и мы поэтому ваши боги.

- Но мы-то знаем, что это не так.

- Это очень сложный вопрос. Отрицая их существование, мы тут же натыкаемся на то, что наши предки поклонялись вымышленным идолам, и вся суть их верований противоречила самой себе. В кого они, получается, верили? И что мы оставили от религии в нынешние времена? Не потому ли, что эта вера всё ещё в нас жива?

- Но мы-то ведь знаем, что даже согласно писаниям, ни один из прошлых богов не имел звёздных кораблей и уж точно не жил где-то вдалеке.

- Все эти рассуждения очень сложны в силу того, что рано или поздно надо признать нашу веру заблуждением, противоречащим самому себе.

- Хорошо. Давайте вообще отринем всё. Почему, раз завязать с ними нормальные отношения не получается, мы вообще не можем отказаться от контакта с ними?

- Ну, скажем так, лучше этого не делать.

- Война?

- Нет, как раз-таки наоборот. Войны не будет, но, как бы это сказать, в глазах галактического сообщества мы будем выглядеть нехорошо. Этот вид имеет контакты с несколькими другими, отношения с которыми осложнятся, если мы не будем уверенно контактировать с первыми.

- И все те виды признают в них богов?

- Нет. По крайней мере, нам об этом неизвестно, но все они более развиты, чем мы. Грубо говоря, нам нужно признание на галактической арене, и мы хотели бы его заслужить как можно более простым способом. Высшее руководство считает, что нужно показать, что наша религия, в особенности новая, несколько выше всех прошлых писаний. Их сами, эти писания, можно признать заблуждениями, но до этого нужно отделить от них человеческую веру. Ведь её мы оставили, а писания теперь не больше, чем исторические памятники. Вы можете выстроить подходящую логическую концепцию?

- Я ведь не политик. И не дипломат.

- Видите ли, они разговаривают с нами с позиции силы. Они могут себе это позволить, и если смотреть на ситуацию в целом, то выглядит она, как издевательство. При этом разговоры идут относительно мягко. То есть, они не показывают своё не слишком уважительное отношение. Это многих ставит в тупик, так что будьте осторожны.

- И я буду говорить с ними?

- Да. Вам выпала великая честь представлять нас. Ту нашу часть, что имеет отношение к религии.

- Но я могу только всё испортить.

Назад Дальше