– Здравствуйте, Иоганн! – крикнул Эрвин. – Это я, Гегель!
Раттенхубер без особого энтузиазма помахал ему рукой.
На подъем к воротам крепости у Гегеля ушли последние силы. Добравшись до Раттенхубера, он тяжело опустился на землю и с наслаждением вытянул ноги. Амидон еще действовал, но сорок километров, которые он отшагал с момента приземления, давали о себе знать.
– Теперь и вы здесь, Эрвин, – пробормотал Раттенхубер. – Осталось подождать, пока сюда прилетит сам фюрер.
"Да он же пьян!" – с удивлением сказал себе Гегель. Никогда в жизни он не видел главного телохранителя Гитлера не то, чтобы пьяным, но даже под хмельком.
– Что с вами, Иоганн? – спросил он. – Горный воздух на вас как-то странно влияет.
– К черту горный воздух, – буркнул Раттенхубер. – И горы эти проклятые к черту! Я по уши сыт своей идиотской миссией, Эрвин. Вы как хотите, а на меня она пусть больше не рассчитывает.
– Кто – миссия?
Раттенхубер не ответил. Он сосредоточенно пытался извлечь огонь из зажигалки, в которой, как показалось Гегелю, уже давно не было бензина.
Эрвин достал спички. С третьей попытки Раттенхуберу удалось прикурить – папироса дрожала в его пальцах.
– Штандартенфюрер сейчас в крепости? – спросил Гегель, подождав, пока Иоганн сделает пару затяжек.
– Возможно, – Раттенхубер пожал мощными плечами. – Не интересовался.
"Странно, – подумал Эрвин. – Он же ни на шаг не должен отходить от фон Белов – во всяком случае, так приказал фюрер".
– Сколько тут с вами человек?
– Рота лейтенанта Песситера. Но почти все вчера вечером поднялись к леднику – ждут прорыва русских.
Раттенхубер отвечал заторможено, как будто каждое слово давалось ему с трудом. Гегель смотрел, как папироса тлеет у него в пальцах.
– Вы привезли что-то для нее? – неожиданно спросил оберфюрер.
– Для нее? – Гегель сделал вид, что не понял вопроса.
– Конечно, привезли. Иначе зачем было тащиться в такую даль? Ну так идите, найдите ее, она будет рада. Наверное.
Раттенхубер сплюнул. Гегель с усилием поднялся на ноги. Боли он по-прежнему не чувствовал, но тело под корсетом невыносимо чесалось.
– Ну что ж, – сказал он, – приятно было поболтать.
Оберфюрер не удостоил его ответом.
Марию фон Белов Гегель нашел без труда. Она сидела, поджав ноги, в тени разрушенной сторожевой башни и что-то вычерчивала на листе миллиметровки. Рядом подпирал каменную стену бритый наголо громила с петлицами шарфюрера.
Увидев Гегеля, Мария порывисто поднялась на ноги.
– Эрвин! Вы прилетели! Глазам своим не верю!
– Но вот же я здесь, перед вами, – улыбнулся контрразведчик. Наконец-то кто-то был по-настоящему рад его видеть. – Вы чудесно выглядите, Мария. Среди этих гор...
Фон Белов не дала ему закончить.
– Если вы здесь, стало быть, вам удалось! – выдохнула она, подходя совсем близко к Гегелю. – Ведь вам же удалось, Эрвин, правда?
Ее тонкие руки легли оберштурмбаннфюреру на плечи.
– Ну, не мучайте же меня, несносный Эрвин! Скажите – да?
Он помедлил, наслаждаясь мольбой в ее зеленых, больших, как у оленя, глазах.
– Да. Вы довольны?
Вместо ответа она наградила его поцелуем – влажным, манящим, чувственным. Гегель вдохнул запах ее волос – в нем угадывались слабые ароматы горных цветов. Впрочем, Эрвину не удалось насладиться им в полной мере – спустя мгновение фон Белов резко оттолкнула его от себя.
– Что вы нашли? Рассказывайте!
– Ваш прогноз оказался верен, – Гегель старался говорить спокойно, хотя сердце его билось в сумасшедшем ритме. – В Ленинграде нам удалось обнаружить один артефакт – попугая – и карту, сделанную в конце прошлого или начале нынешнего столетия английским военным топографом.
– Где они? – нетерпеливо перебила его фон Белов.
– Попугая я приказал доставить в Вевельсбург, как вы и просили. А карта у меня с собой.
Он двумя пальцами похлопал себя по карману кителя.
– Давайте же немедленно ее сюда! Эрвин, ну неужели вы не понимаете, как она мне нужна!
– И как же? – Гегель улыбнулся. Амидон в сочетании с близостью женщины кружил ему голову. – Что бы вы за нее дали, штандартенфюрер?
Ресницы Марии дрогнули.
– А что бы вы хотели получить взамен, Эрвин?
Чуть хрипловатый голос. Лукавый взгляд зеленых глаз. Тонкий запах цветов.
– Вашу благосклонность, Мария.
– Я и без того замечательно отношусь к вам, мой друг.
– Возможность побыть с вами наедине...
Она рассмеялась.
– Ну и фантазии у вас, Эрвин!
– Я пролетел пол-России, совершил ночной прыжок с парашютом, прошел сорок километров по этим горам только для того, чтобы отдать вам карту. И вы считаете, что я не заслужил награду?
Фон Белов посерьезнела. Повернулась к бритому громиле.
– Шарфюрер, оставьте нас. Проверьте посты.
– Слушаюсь, – недовольно буркнул громила. Отлепился от стены и, закинув за плечо автомат, нехотя удалился.
– Фрицци чрезвычайно мне предан, – словно оправдываясь, пояснила фон Белов. – Его предки на протяжении семи поколений служили моей семье... впрочем, это неинтересно. Итак, карта!
Гегель достал из кармана сложенный вчетверо лист. Осторожно, чтобы не порвалась старая, пожелтевшая от времени бумага, развернул.
– Это она, – прошептала Мария, – карта полковника Диксона... Никаких сомнений!
– Карта зашифрована. Ни одной надписи, только цифры. Видите?
– Так и должно быть! Это же "Золотая Заря", они были помешаны на нумерологии. К счастью, у меня есть ключ к их шифру.
Она присела на корточки и вытащила из вещмешка планшет.
– Смотрите, Эрвин! Я полгода убила на этот чертов шифр, но в конце концов все получилось.
Гегель заглянул ей через плечо. Мария быстро перелистывала страницы, исписанные колонками цифр и рядами странных значков и закорючек.
– Вот! Они взяли за основу принцип манускрипта Войнича – два алгоритма шифрования – и добавили кое-какие трюки из Каббалы. Не зная ключа, карту прочесть невозможно. Не стану рассказывать вам, чего мне стоило раздобыть ключ. В конце концов я прочитала свой фрагмент... но, к сожалению, у меня была только половина.
Она наклонилась, чтобы разложить карту прямо на земле. Рубашка ее задралась на спине, открыв взгляду Гегеля аккуратные круглые позвонки. Оберштурмбаннфюрер с трудом поборол искушение погладить эту гибкую, шелковистую спину.
– А это делало всю затею бессмысленной. Представьте, что у вас есть часть книги, из которой вы можете узнать, где происходит действие и кто главные герои. Но в чем соль сюжета и, главное, чем все заканчивается – вы не узнаете, пока не прочтете книгу целиком.
Фон Белов вытащила из кармана планшета еще одну карту, тонко прорисованную на папиросной бумаге, и положила ее на привезенный Гегелем трофей.
– Теперь мы, наконец, сможем прочесть все! Благодаря вам, милый Эрвин.
– Позвольте узнать, – контрразведчик ткнул пальцем в середину карты, – что же все-таки вы ищете?
– Хранилище, – ответила Мария после некоторого раздумья. – Хранилище, в котором должно быть множество предметов, подобных орлу и попугаю.
– И этот английский полковник тоже его искал?
– Да, он был членом тайного общества "Золотая Заря", которое поставило своей целью собрать как можно больше предметов. Но в распоряжении Диксона были только приблизительные наброски, основываясь на которых, он должен был составить свою карту. Именно этим он и занимался в Азии десять лет – с 1902 по 1912 год.
– А вторая половина карты?..
– Посмотрите, они ведь очень похожи. Их чертила одна и та же рука. Незадолго перед своим исчезновением Диксон разделил карту и отправил одну половину в Англию. Вторая же оставалась при нем. Не знаю, зачем он это сделал. Возможно, хотел заручиться гарантиями того, что его труд будет вознагражден. Во всяком случае, полковник пропал без вести, а без его фрагмента обнаружить Хранилище было невозможно.
– То есть вы все это время действовали вслепую?
– Правильнее было бы сказать – на ощупь, Эрвин. Но теперь блуждания в темноте кончились. Мне понадобится несколько часов для того, чтобы прочесть карту. После этого мы можем смело отправляться на поиски Хранилища.
Гегель осторожно коснулся белокурого завитка волос на ее виске.
– Мы? Вы берете меня с собой, Мария?
– А вы против? Иоганн вряд ли составит мне компанию. Фрицци... но это ведь все равно что путешествовать с собакой.
– А кстати, что у вас там вышло с оберфюрером?
– Пустяки, не сошлись во мнениях по поводу одного места из Блаженного Августина. Так вы пойдете со мной, Эрвин?
Контрразведчик приложил руку к подаренной лейтенантом Райнером бергмютце с серебряным значком эдельвейса.
– С вами, Мария – куда угодно.
Он взял ее тонкую ладонь и поднес к губам.
– Не торопите события, – загадочно произнесла она, отнимая руку. – Вам надо хорошенько отдохнуть, Эрвин. Откровенно говоря, на вас лица нет.
"Мне это сегодня уже говорили", – подумал он.
– Да и побриться с дороги вам не мешало бы, – пальцы Марии скользнули по щеке оберштурмбаннфюрера. – У вас есть четыре часа на то, чтобы поспать и привести себя в порядок. Вам хватит?
Глава двенадцатая
Подвал
Где-то под Винницей, август 1942 года
Его долго били ногами. Не слишком умело, торопясь и мешая друг другу, но от души. Потом отошли, оставив его корчиться на земле. Гумилев пытался втянуть в себя воздух – это долго ему не удавалось, а когда, наконец, получилось, то от ворвавшегося в ноздри запаха кирзачей и навоза его замутило. Он кое-как встал на четвереньки, и его вырвало кровью.
– Дывысь, якой нэжный, – хмыкнул кто-то.
– Этот поганый москаль моего кума Мыколу завалил, – зло бросил другой. – Была б моя воля, я бы ему все ребра повыдергивал по одному.
– Слышал же, что господин оберлейтенант велел, – возразил третий. – Доставить живым и невредимым. Погоди, вот допросят его и делай потом с ним что хочешь.
– У, кацап! – носок сапога вновь вонзился Гумилеву под ребра. – Живи пока, твое счастье!
– Хватит, – скомандовал третий. – Тащите его в машину, хлопцы.
Гумилеву скрутили руки ремнем и, подхватив под мышки, поволокли к машине. Лев пытался обернуться на дом, но ему тут же сунули кулаком между лопаток. На дороге стоял грузовичок, крытый брезентом, и светил фарами куда-то в ночь. Около грузовика топтался небольшого роста мужичонка с охотничьим ружьем в руках.
– Ну, шо? – спросил он подошедших. – Зацапали гадов?
Голос его показался Льву странно знакомым.
– Одного взяли, – ответили мужичонке. – Второй утек к речке. Ну да Потап его оттуда вытащит.
Лев едва сдержался, чтобы не вскрикнуть от радости. Значит, Теркину удалось уйти! Не все еще пропало!
– А шо с кузнецом? – продолжал допытываться мужичонка. – Он мне на прошлой неделе рессору новую обещал...
– Хватит болтать, – сказал тот, что не велел калечить Гумилева. – Поехали скорее.
Льва, как куль, бросили в кузов. Двое залезли вместе с ним, третий сел в кабину.
Грузовик трясло на дороге, Льва возило лицом по грязному полу. Один из конвоиров поставил ему на спину ноги и время от времени сладострастно впечатывал сапог в позвоночник пленника.
"Все, как у нас в лагере, – думал Гумилев. – Там – паханы и бугры, здесь полицаи. Там – администрация и вертухаи, здесь немцы. Различия чисто внешние, суть одна – крайняя жестокость и звериная ненависть ко всему, что вне их системы ценностей... Должна быть какая-то внутренняя связь, объединяющая палачей и их подручных, если подумать как следует, я ее нащупаю, но времени у меня на это уже, кажется, не осталось..."
Привычка, приобретенная еще в питерских Крестах – размышлять над какой-нибудь проблемой, когда тебе больно, плохо и страшно – помогла и на этот раз. Заплеванный пол и воняющие сапоги не то чтобы исчезли, но отодвинулись куда-то в темноту. Сейчас перед Гумилевым была проблема, и проблему эту следовало решить, не отвлекаясь на досадные помехи.
"Надо определить основные характеристики, – думал он. – Жестокость как условие выживания в замкнутой группе, это первое. Обязательная иерархическая структура – вожак, его приближенные, основная масса, шестерки. Это второе. Внешние рамки как раз необязательны – вот же здесь, рядом со мной, сидят как полицаи, так и простые крестьяне, помогающие немцам за какую-то мелкую выгоду. Значит, объединение достаточно аморфное, нестойкое... Как бы его назвать? Консорция! Латинское слово consortium означает "соучастие"! Есть у него, правда, и другое, возвышенное значение – содружество. Но соучастие подходит вернее. Что такое артели, секты, банды и прочие объединения, построенные на круговой поруке, как не консорции? И что такое преступная общность уголовников или предателей, поступивших на службу к врагу, как не отвратительное соучастие?"
Машину тряхнуло на повороте, она сбавила ход и остановилась. Залаяли собаки.
– Вылазь, хвойда! – конвойный изо всех сил пнул его в бок. – Думаешь, тут ждать тебя будут?
Гумилев попытался встать, но со связанными за спиной руками это было не так-то просто. Кончилось все тем, что его просто выбросили из кузова, и он сильно разбил себе колено о камень.
Луч фонаря воткнулся ему в лицо.
– Почему он один? – спросил чей-то лязгающий голос по-немецки. – Агент говорит, что их было двое.
Другой голос, мягкий, словно бы смазанный жирком, перевел эти слова на русский.
– Предупредили их, господин офицер, – оправдываясь, заговорил полицай. Теперь Гумилев мог его рассмотреть – это был полноватый мужик лет тридцати пяти, с лицом, круглым как блин. – Кто-то спугнул. Этот как начал по нам палить, Мыколу сразу насмерть, Яна тяжело ранил... Пока его брали, второй ушел. Но его ловят, господин офицер, там Потап со своими собачками, возьмут они его...
"Черта с два, – подумал Лев злорадно. – В жизни вам Теркина не взять!"
– Довольно, – немец взмахнул рукой. – Это уже вторая проваленная вами операция, Савелий. Ладно, с вами я разберусь позже. А сейчас – в подвал его, живо!
В подвале, оборудованном наподобие спортзала, с Гумилева сорвали рубашку и брюки, и так, голого, прикрутили к шведской стенке. Лысоватый толстяк в цветастой рубахе принес откуда-то настольную лампу и направил в глаза Гумилеву.
– Вы говорите по-немецки? – спросил офицер, подходя вплотную к распятому на шведской стенке Льву. – Да или нет?
"Если вас захватят в плен, – учил их Жером, – вам нужно придерживаться той тактики, которая даст вам максимум преимуществ. Немцы могут попробовать перевербовать вас – в этом случае знание их языка может оказаться большим плюсом. Но не исключено, что вы окажетесь в ситуации, когда знание немецкого лучше скрыть – допустим, когда допрос ведут два офицера, и из их разговора можно почерпнуть какие-то важные сведения. В общем, действуйте по обстановке".
"Перевербовывать меня вроде пока никто не пытается, – подумал Гумилев. – Так что выпендриваться, пожалуй, ни к чему. Буду косить под дурачка".
– Не понимаю я, – пожаловался он, – чего вы от меня хотите-то?
– Говорит, что не знает, – перевел толстяк в цветной рубахе.
– Царицкий, скажите ему, чтобы не вздумал отпираться и лгать. За каждый неправильный ответ он будет получать удар железным ломиком – по ногам и рукам.
Усилием воли Гумилев заставил себя никак не отреагировать на эти слова, хотя внутри у него все сжалось от страха. Только когда толстяк закончил переводить, он позволил себе дернуться. Офицер удовлетворенно кивнул.
– Скажите ему, что это не все. Если я не получу ответа на интересующие меня вопросы, ему придется познакомиться вот с этим.
Тонкий стек офицера похлопал по черному кожуху стоявшей в углу динамо-машины.
– Электроды присоединяются к различным чувствительным частям тела, затем на них подается ток. Обычно люди, к которым применяют эту машину, выдерживают не больше пяти минут.
Толстый Царицкий перевел все в точности. Потом со змеиной улыбкой добавил:
– А электродики-то мы обычно в одно только место и лепим. Пять минут – и готова яичница! Ну, будешь говорить?
– Я себе не враг, – прохрипел Гумилев.
– Тогда начнем, – бесстрастно сказал офицер. – Дано: мы знаем, что в деревню вас привели люди, связанные с партизанами. Вопрос – вы тоже партизаны?
– Нет, – Лев замотал головой. – Я не партизан. Я боец Русской Освободительной армии...
– Савелий, – недовольно проговорил офицер. Круглолицый полицай выступил из тьмы и ударил Гумилева ломиком по пальцам. Ударил несильно, даже не замахиваясь – но боль была такая, что у Льва из глаз брызнули слезы.
– Поясняю, – сказал офицер. – Ты должен отвечать только на заданные вопросы. Я пока не спрашивал, кто ты такой. Отвечай коротко и правдиво, ясно?
– Ясно, – выдохнул Лев.
– Второй, который был с тобой – он партизан?
– Нет! – ему показалось, что Савелий опять занес ломик. – Да нет же!
– Спокойно. Как вы оказались среди партизан?
– Мы заблудились. В лесу нас схватили какие-то люди. Мы не знали, что это партизаны.
Офицер поморщился.
– Савелий!
На этот раз удар был сильнее. Перед глазами Льва завертелись черные круги.
– Я хочу слышать правду. Ложь означает немедленное наказание. Klar?
"Сволочь, – подумал Гумилев бессильно. – Проклятая фашистская сволочь!"
Еще минуту назад он был готов изложить офицеру свою легенду, признаться в дезертирстве из рядов РОНА и даже выразить желание сотрудничать с немецкой администрацией. Все это было предусмотрено планом Жерома. Но сейчас тактика допроса стала окончательно ясна ему: офицер хотел, чтобы Гумилев выдал местонахождение и связников партизан. И только после этого, вынудив пленника к предательству, собирался перейти к выяснению прочих вопросов.
– Вот что, – сказал он, чувствуя, как немеют губы, – иди-ка ты к такой-то матери, фриц вонючий. Ничего я тебе больше не скажу.
– Это было предсказуемо, – у немца дернулся уголок рта. – Савелий, подключай динамо-машину.
"Ну, вот и все, – подумал Гумилев. Страх куда-то исчез. Он вообще больше ничего не чувствовал, одну только ненависть к этой черной швали. – Жаль, только двоих подстрелить успел".
Савелий подтянул к шведской стенке два провода с электродами. Лев рванулся, но руки и ноги были прикручены на совесть.
– Не дергайся, голуба, – Царицкий расплылся в широкой улыбке. – Бесполезно. Знал бы ты, как я люблю смотреть на это дело! Веришь, аж слюнки текут!
– Молчать! – брезгливо оборвал его офицер. – Савелий, минимальный ток.
"Не буду кричать, – подумал Гумилев. – Ни за что не буду!"
Когда Савелий в третий раз крутанул ручку динамо-машины, он закричал.
– Я повторяю свой вопрос, – сказал немец, – как вы оказались среди партизан?