К дому кузнеца с двух сторон крались темные силуэты.
Неожиданно для себя Лев запаниковал. Что делать? Бежать в дом, предупредить Крюкова и Жигулина? А если за это время враги возьмут их в кольцо? Нет, не успеть! И потом, где-то рядом бродит в темноте Теркин. Значит, надо стрелять первым. Как там говорил Наполеон – ввяжемся в бой, а потом посмотрим?
Четыре темные фигуры приблизились к калитке. Теперь Лев мог рассмотреть их как следует. Двое в полицейской форме, в кепках с длинными козырьками. В руках автоматы. Еще двое – просто здоровые бугаи в пиджаках и кепках-восьмиклинках. Вторая группа бесшумно огибала ограду, уходя в густую тень тополей. Сейчас они окружат дом, понял Гумилев, и тогда нам точно не выбраться!
Он щелчком сбросил предохранитель и дал очередь по тем, что стояли у калитки.
Увидел, как повалился один из полицаев. "Убил!" – мелькнула торжествующая мысль. Второй полицай быстро отпрыгнул в сторону и выстрелил в ответ – оторванная пулей ветка хлестнула Гумилева по лицу. В доме что-то грохнуло, в окнах погас свет.
Лев отступил назад, продолжая стрелять от пояса короткими очередями. Срезал штатского, выхватившего обрез. За плетнем, вдоль которого кралась вторая группа, загрохотали выстрелы – стреляли по дому. Слышался густой злой мат, тяжелое хриплое дыхание, стоны раненых.
"Прорвемся!" – азартно подумал Гумилев. Паника прошла, осталось холодное упоение боем. Он никогда не думал, что может получать такое наслаждение от уничтожения врагов. Указательный палец, словно онемев, давил на спусковой крючок, смертельная дрожь автомата передавалась телу и сладкой волной растекалась по позвоночнику. Так, наверное, чувствовали себя берсеркеры!
Патроны кончились так быстро, что он даже не сразу сообразил, что случилось. Вырвал опустевший магазин и стал вставлять другой – но тот, как нарочно, перекосило. Лев сразу почувствовал себя голым и беззащитным. Попятился назад, споткнулся и потерял равновесие.
Краем глаза успел увидеть движение сбоку, отшатнулся, но было поздно. Приклад автомата врезался ему в висок, мир взорвался слепящим белым огнем, опрокинулся и погас.
Глава одиннадцатая
Карта Диксона
Северный Кавказ, август 1942 года
Оберштурмбаннфюрер СС Эрвин Гегель терпеть не мог прыгать с парашютом.
Ему приходилось это делать трижды – последний раз на Крите – и каждый прыжок был хуже предыдущего. Гегель не мог поверить, что есть люди, которым это занятие нравится, хотя Скорцени рассказывал ему, какое упоительное чувство испытывает, оказываясь в ночном небе с парашютным ранцем за спиной.
Лететь, как камень, к земле и лихорадочно молиться о том, чтобы парашют все-таки раскрылся – нет уж, увольте, вокруг и без того хватает адреналина. Где-то над сальскими степями по самолету оберштурмбаннфюрера неожиданно открыла огонь зенитная батарея русских – хотя, если верить бодрым сводкам с северокавказского фронта, вооруженное сопротивление Красной Армии здесь было подавлено по меньшей мере неделю назад. Гегель пережил не самые приятные минуты в своей жизни, вжимаясь в кресло каждый раз, когда рядом с самолетом разрывался очередной снаряд, и иллюминатор заливало белым сиянием.
– Оберштурмбаннфюрер, – заорал второй пилот, пытаясь перекричать гул двигателей, – последний аэродром, где мы можем сесть – в сорока километрах к югу.
– Ну так садитесь, черт вас возьми, – раздраженно крикнул в ответ Гегель.
– От этого аэродрома до ущелья Клыч – еще пятьдесят километров. Вы могли бы спрыгнуть с парашютом над самим перевалом и здорово сэкономить время.
"Вот идиот, – подумал Гегель. – Чтобы совершать такие прыжки, надо быть асом. Ночью, на горный склон... похоже на дурацкий способ самоубийства. А если отказаться, этот индюк подумает, что я трушу".
С другой стороны, пробираться по враждебным горам целых пятьдесят километров ему вовсе не улыбалось. Конечно, генерал Ланц докладывал, что вся дорога от Майкопа до перевалов очищена от красноармейцев и партизан... но недавний огонь зениток навел Гегеля на мысль о том, что генералы порой выдают желаемое за действительное.
– Вы гарантируете, что пройдете именно над тем перевалом? Мне вовсе не улыбается спрыгнуть на позиции русских.
Второй пилот – мерзавец! – позволил себе снисходительно улыбнуться.
– Не беспокойтесь, оберштурмбаннфюрер. В радиусе пятидесяти километров все перевалы в наших руках.
"Так я тебе и поверил", – подумал Гегель злобно, но вслух сказал:
– Отлично. Только предупредите генерала Ланца, чтобы меня не подстрелили в воздухе как советского парашютиста.
Он вывалился в раскинувшуюся под крыльями самолета ночь, проклиная второго пилота и собственную гордость. Внизу тускло блестели стремительно увеличивающиеся изломы горной цепи. В ушах бешено свистел ветер. Через несколько секунд, превратившихся для Гегеля в вечность, он услышал сильный хлопок и почувствовал, как натянувшиеся стропы подкинули его вверх, словно на батуте. Падение замедлилось, теперь оберштурмбаннфюрер видел вздымавшуюся на востоке снежную громаду Эльбруса, черные шрамы ущелий и широкие языки ледников. Перевал с такой высоты выглядел беспорядочным нагромождением острых граней и массивных глыб; мысль о том, что там можно приземлиться, не переломав себе все кости, сейчас показалась Гегелю безумной.
"Нужно сделать так, чтобы меня снесло в ущелье, – решил он. – Там, возможно, опуститься будет проще".
Он принялся лихорадочно дергать стропы, чтобы изменить траекторию полета. Ветер мягко ударил в лицо, комбинезон сдавил грудь так, что Эрвин не мог даже вздохнуть. Выплевывая сквозь зубы проклятия, он принялся отжимать лямки комбинезона. Снизу медленно наплывали покрытые снегом уступы, видны были черные фигурки солдат и огоньки походных костров. Судя по всему, маневр оберштурмбаннфюрера не удался – его по-прежнему сносило прямо на перевал.
Когда до поверхности оставалось не больше ста метров, сильный порыв ветра вдруг потащил парашют в сторону. Под ногами Гегеля внезапно разверзлась бездна.
– Mein Gott! – онемевшими губами прошептал оберштурмбаннфюрер.
Его несло прямо на гранитный склон, круто срывавшийся в глубину. Плавное до того падение ускорилось, попытки управлять парашютом с помощью строп ни к чему не приводили. За мгновение до того, как поблескивающий слюдой скальный массив надвинулся и заслонил горизонт, Эрвин глубоко вздохнул и закрыл глаза.
Удар о скалу вышиб из него воздух.
Несколько секунд он падал – просто скользил вдоль отвесной стены, весь сжавшись в ожидании неизбежного конца. Потом его рвануло вверх с такой силой, что Гегель услышал, как хрустят кости и мышцы. Парашют, зацепившись где-то наверху за острый скальный выступ, застрял и спас оберштурмбаннфюрера от падения в пропасть.
– Эй, – донесся сверху чей-то зычный голос, – вы живы, приятель?
– Да, – крикнул Гегель и тут же скривился от пронзившей ребра боли. – Вытащите меня отсюда, здесь чертовски неуютно!
– Не беспокойтесь, – заверил его голос, – теперь-то все будет в порядке!
Спустя полчаса завернутый в теплый плед Гегель сидел в палатке лейтенанта горных стрелков Райнера и пил щедро предоставленный в его распоряжение коньяк. Райнер реквизировал целую бочку коньяка где-то внизу, в долинах, и, невзирая на запреты начальства, приволок его на перевалы. Егеря, по словам лейтенанта, были чрезвычайно благодарны ему за это решение – хоть тащить бочку в горы было трудно, зато теперь без проблем можно было промочить горло на сон грядущий.
– Вы герой, оберштурмбаннфюрер, – говорил Райнер, поднимая бокал за здоровье своего гостя. – Прыгнуть с парашютом при такой видимости, да еще на этот чертов склон! Вы, верно, проходили обучение в полку "Герман Геринг"?
– Нет, я вообще не имею отношения к Люфтваффе, – покачал головой Гегель. – У меня просто не было другого выбора, лейтенант.
Ему даже понравилось, как скромно и в то же время достойно прозвучал его ответ. Коньяк живительным теплом растекался по жилам, смягчая боль в груди – Гегель подозревал, что пара ребер у него все-таки треснула.
– Прозит, оберштурмбаннфюрер! Значит, вы говорите, вам нужна фрау фон Белов?
– Верно. Вы знаете, где ее найти?
– Три дня назад она вместе с егерями фон Хиршфельда ушла вниз, в ущелье. И с ней этот здоровяк, телохранитель фюрера. С тех пор я о них ничего не слышал.
– А что сейчас там, внизу?
– Война, – пожал плечами Райнер. – Это мы тут сидим и полируем желудки трофейным коньяком, а там ребята майора Залминтера занимаются настоящим делом. Русские пытаются сдержать наше наступление вдоль по ущелью, им по воздуху доставляют оружие и боеприпасы, но у них не хватает людей. Вот и все, что я знаю, оберштурмбаннфюрер.
– А кто... – начал было Гегель, но тут у входа в палатку послышался какой-то шум. Эрвин оглянулся и увидел высокого худощавого офицера с орлиным пером за кантом бергмютце.
– Позвольте представить вас, господа, – слегка запинаясь, сказал Райнер. – Оберштурмбаннфюрер Эрвин Гегель, служба безопасности. Гауптманн горных егерей Хайнц Грот, правая рука генерала Ланца. Присаживайтесь, Хайнц, у нас есть коньяк...
– У вас всегда есть коньяк, Райнер, – весело сказал худощавый. Глаза у него были зеленые, с сумасшедшинкой. – Очень рад знакомству, оберштурмбаннфюрер. Нет-нет, Райнер, мне не наливайте, у меня завтра ответственный день. Мы идем на Эльбрус.
– На Эльбру-ус? – протянул лейтенант. Гегель подумал, что он уже порядочно набрался.
– Да. Я только что с юго-восточного склона. Там есть альпинистский лагерь, Приют Одиннадцати. Сегодня мы его взяли – ну, или, если угодно, я его взял, причем без единого выстрела!
– Ладно вам заливать, Хайнц! Русские, наверное, просто сбежали оттуда?
– Вовсе нет, – Грот повернулся к Гегелю. – Вы тоже мне не верите, оберштурмбаннфюрер?
– Отчего же, – сказал Эрвин. – Но любопытно было бы послушать, как вам это удалось.
– А! Проще простого. Приют, должен вам сказать, расположен на четырех тысячах ста тридцати – ну, то есть, довольно высоко. Обычно на такой высоте человека охватывает вялость, апатия, напрягаться решительно не хочется. Но у меня в роте были сплошь альпинисты, которым к высоте не привыкать. А у русских там были обычные красноармейцы. Впрочем, довольно храбрые ребята оказались. Ну так вот. Мы с оберлейтенантом Шнейдером поднялись к приюту, и там я разделил свою роту на две части. Одна залегла прямо перед зданием – это, кстати, довольно большая трехэтажная гостиница – а Шнейдер со своими стрелками незаметно поднялся на склон и занял высоту над Приютом.
– Стратег, – уважительно сказал Райнер, подливая коньяк Гегелю. – Ваше здоровье, Хайнц!
– Спасибо. После этого мне оставалось только пойти к хижине и сдаться в плен находившимся там русским.
– Сдаться? – Райнер едва не подавился коньяком.
– Ну да. Они поначалу обрадовались – как же, захватили такую важную птицу... Но потом, когда я им объяснил что к чему, призадумались. Ведь они, по сути дела, оказались в мышеловке. Отступать им было некуда. Попробуй они высунуться из гостиницы – стрелки Шнейдера перещелкали бы их как куропаток на снегу. Отстреливаться из окон они могли сколько угодно... до тех пор, пока у них не кончились бы патроны. Они, конечно, страшно разозлились и хотели меня расстрелять. Даже к стенке уже поставили. Но потом сообразили, что убив меня, только подпишут себе приговор.
– Вы рисковали, – заметил Гегель. – Русские, как правило, в таких ситуациях не церемонятся.
– Я же говорю – на такой высоте неподготовленные люди становятся вялыми. Драться им не очень-то и хотелось, тем более, что я был чертовски убедителен, когда объяснял им, сколько у них шансов выстоять против моих егерей. Ноль, зеро. В общем, они раздумали меня убивать и согласились на мои условия. А условия были очень просты: они сдаются и складывают оружие, а я отпускаю их вниз, в долину.
– И они сдались? – недоверчиво спросил Райнер.
– А что им оставалось делать? Сдались, конечно. Я, разумеется, тоже сдержал свое слово. Думаю, сейчас они уже где-нибудь по дороге в штрафные роты.
– Ловко, – одобрил Гегель.
– Самое главное – нам теперь открыт путь на Эльбрус. Послезавтра мы начинаем восхождение, и скоро знамя рейха будет развеваться над высочайшей вершиной Кавказа!
– Насколько я знаю, фюрер придает этому событию большое значение, – осторожно сказал Гегель. – Я обязательно расскажу ему о вашем героическом поведении.
– Буду признателен, – в бедовых глазах гауптманна заплясали веселые огоньки. – А что делает соратник самого фюрера в этих диких горах?
– Ищу одну даму, – ответил Эрвин. – Мария фон Белов, может быть, знаете ее?
– Ого! – присвистнул Грот. – Да ее вся дивизия "Эдельвейс" знает. Она была с нами во время штурма перевалов и, надо вам сказать, держалась молодцом. Где она сейчас, правда, не могу вам сказать...
– Внизу, – икнув, проговорил Райнер. – В ущелье.
– Ах, значит, она все же уломала генерала? Да, ей зачем-то позарез нужно было попасть на ту сторону хребта. Ну, знаете, мы тут все немного чокнутые. Мне вот понадобился Эльбрус, ей – какие-то пещеры...
– Я был бы вам весьма благодарен, гауптманн, – сказал Гегель, вставая, – если бы вы помогли мне ее найти. И чем скорее, тем лучше.
– Для этого нам нужно спуститься с перевала. Мне-то несложно, но должен предупредить, что ночная прогулка по горам – серьезное испытание для новичка.
– Оберштурмбаннфюрер только что спрыгнул к нам с парашютом, – с гордостью заявил Райнер. – Так что можете за него не беспокоиться, Хайнц!
– В таком случае, я готов, – капитан пружинисто поднялся на ноги. – Если выйдем прямо сейчас, то к утру доберемся до арьергарда Залминтера.
– А вашему восхождению на Эльбрус это не помешает? – спросил Гегель. – Мне бы не хотелось ставить под удар мероприятие, в успехе которого заинтересован сам фюрер...
– Чепуха, – отмахнулся Грот. – Небольшая прогулка мне не повредит, к тому же я прекрасно высплюсь в Южном приюте – это лагерь альпинистов в ущелье.
– Еще по стаканчику на дорожку? – предложил Райнер. Гегель покачал головой:
– Нет, спасибо, дружище. Выпьем, когда я вернусь.
Если бы не ребра, отзывавшиеся тупой болью на каждое неловкое движение, спуск в ущелье действительно можно было назвать прогулкой. Во всяком случае, шедший впереди Грот даже не запыхался.
Гегель старался не отставать, хотя ему было нелегко. Несмотря на ночную прохладу – температура упала до десяти градусов Цельсия – он был весь мокрый от пота. Коньяк лейтенанта Райнера оказался коварным помощником – гася боль, он одновременно туманил голову. Несколько раз Гегель поскальзывался на крутом склоне и наверняка упал бы, но Грот неизменно успевал подстраховать его. "Глаза у него на затылке, что ли?" – подумал Эрвин.
До Южного приюта они добрались, когда предрассветные сумерки накинули на ущелье серую туманную вуаль. Дорога шла вдоль берега невидимой в темноте реки, по левую руку тянулись густые черные заросли. Постепенно светлело, и Гегель начал различать проступавшие сквозь туман очертания кривых стволов, похожих на деревья заколдованного леса из страшных сказок братьев Гримм. Все ущелье казалось каким-то нереальным; смутно угадывающиеся громады гор, нависающие скальные стены, терявшиеся в сумраке, удивительная тишина, нарушаемая только ровным рокотом зажатого в тесных берегах потока.
– Удивительные места, – сказал вдруг Грот. – Знаете, оберштурмбаннфюрер, о чем я мечтаю? Когда война закончится, вернусь сюда, отстрою как следует тот самый Приют Одиннадцати, сделаю из него отличнейшую гостиницу для альпинистов. Чтобы в гостиной по вечерам весело горел камин, а на кухне всегда был горячий грог.
Гегель пробурчал что-то неразборчивое. Разговаривать у него не было ни сил, ни желания.
– А вы чем собираетесь заняться после победы? – не унимался Грот. – Впрочем, вы, наверное, продолжите делать карьеру в РСХА, так?
– Вероятно, – проскрежетал зубами Гегель. По мере того, как свежий утренний воздух безжалостно расправлялся с дурманящим действием коньяка, боль в груди становилась все сильнее. Гауптманн обернулся и озабоченно посмотрел на него.
– С вами все в порядке, оберштурмбаннфюрер?
– Нормально, – Гегель нашел в себе силы махнуть рукой. – Долго нам еще?
– Да уже почти дошли. Вот, видите, то неказистое строение на склоне – это и есть нижний лагерь.
Вокруг Южного приюта были выставлены караулы. К счастью, гауптманна Грота знали в лицо все бойцы "Эдельвейс" – он был одним из трех лучших альпинистов дивизии.
– Вам надо отдохнуть, – сказал Грот Гегелю. – Честно говоря, выглядите вы не очень.
– Я должен найти Марию фон Белов, – хрипло проговорил Эрвин. – Отдых подождет.
– Фрау фон Белов здесь нет, – покачал головой комендант лагеря. – Она с ротой автоматчиков ушла по ущелью к древней крепости.
– Это далеко?
– Не могу сказать точно. Километров пятнадцать-двадцать. К тому же дорога обстреливается русскими.
– Проклятье, – выругался Гегель. Ему стало ясно, что еще одного марш-броска он не выдержит. – У вас здесь есть доктор?
– Есть, конечно, – испугался комендант. – А что случилось, оберштурмбаннфюрер?
– Вот пусть он вам об этом и расскажет, – с этими словами Гегель обессилено прислонился к стене и провалился в тяжелое забытье.
– Сломано два ребра, – сказал полковой врач, осмотрев Эрвина. – Я вообще не понимаю, как он с такой травмой мог спуститься с перевала.
– Это вам понимать и не обязательно, – бросил Гегель. – Постарайтесь сделать так, чтобы я мог пройти еще двадцать километров пешком, и можете считать свой долг выполненным.
Врач развел руками.
– Что же я могу сделать? Разве что вколоть вам амидон – на нем вы, пожалуй, и пятьдесят километров прошагаете. Но вот что потом будет с вашими ребрами – не берусь предсказать.
Гегель криво усмехнулся.
– Валяйте. С собой дадите мне еще одну дозу, этого хватит.
– Я сделаю для вас жесткий корсет, – решил врач. – Это займет полчаса. Как раз и амидон начнет действовать.
Корсет, сделанный на скорую руку, некрасиво полнил оберштурмбаннфюрера. Но теперь он по крайней мере мог двигаться, не опасаясь потерять сознание от боли.
– Прошу меня извинить, – сказал ему на прощанье капитан Грот, – если бы я знал, что вам так досталось, ни за что не согласился бы на эту авантюру.
– Тогда я подал бы на вас рапорт, – усмехнулся Гегель.– Но вы мне здорово помогли, капитан, и будьте уверены, я этого не забуду.
Древнюю крепость на склоне горы было видно издалека. Ничего похожего на европейские замки – дикая, мощная архитектура, наводящая на мысли о троллях или циклопах. К ней поднималась узкая, заросшая колючим кустарником тропа. Наверху, у ворот крепости, сидел крупный блондин в камуфлированной форме горных стрелков. На коленях у него лежала штурмовая винтовка, в зубах торчала незажженная папироса.
"Это Раттенхубер", – понял вдруг Гегель. Без парадной формы и фуражки начальника охраны фюрера было трудно узнать. Да и курить при Гитлере Раттенхубер себе никогда не позволял.