Машина опустилась на изборожденный ветрами щебень степи Длинных Костей. Хетцель и его спутница молча сидели. Хетцель изучал карту: "Мы примерно здесь. Замок юбайхов в шестидесяти километрах, за горами. До цитадели кзыков девяносто километров на северо-запад. Судя по всему, нам лучше всего попробовать добраться до аэробусной остановки юбайхов по ту сторону гор. Подниматься в горы будет тяжело, но там мы найдем воду. В степи воды нет".
Джаника пожевала губу: "А радио нельзя починить?"
Хетцель вынул модуль радиосвязи. Одного взгляда на сломанные платы оказалось достаточно: "Безнадежно! Если хотите, оставайтесь в машине, пока я схожу за помощью. Для вас так будет проще".
"Я предпочла бы пойти с вами".
"Я тоже предпочел бы, чтобы вы пошли со мной, - нахмурившись, Хетцель разглядывал карту. - Если бы от Черной скалы мы полетели на юг, обратно в сторону Аксистиля, нам пришлось бы приземлиться посреди болота Большой Кыш-Кыч, без каких-либо шансов на спасение".
"Здесь у нас тоже мало шансов на спасение".
"Шестьдесят километров - не так уж много, два или три дня пути, в зависимости от рельефа местности. Какие дикие звери тут водятся?"
Джаника подняла глаза к небу: "В горах живут горгульи. Они охотятся на детенышей гомазов, но, проголодавшись, могут напасть на кого угодно. По ночам вылезают из берлог лалуу. Вчера вечером вы слышали, как они ухали. Кроме того, здесь водятся икссены - белые лисы Маза. Они слепые, но рыщут группами по две или три особи. Кошмарные твари - они ловят детенышей гомазов и выращивают их, как своих щенков. Иногда на равнине видят голого гомаза, бегущего на четвереньках - он служит "глазами" стайки икссенов, пока те не решают, что настало время разорвать его в клочья. А если нас найдут гомазы, нас могут объявить законной добычей и убьют".
Хетцель порылся в нескольких багажных отделениях аэромобиля в надежде найти запасной аккумулятор, но ничего не нашел. Спустившись на землю, он посмотрел по сторонам. Всюду простиралась каменистая пустыня. Еще раз сверившись с картой, он указал на горы: "Прямо под этим раздвоенным пиком есть перевал. Оттуда должен быть виден хребет, от которого до замка юбайхов уже всего несколько километров. Мы не заблудимся. Если повезет - то есть, если нас не убьют - мы могли бы пройти шестьдесят километров за два дня. У меня два карманных лучемета, нож и десяток гранат. Вероятность нашего выживания достаточно велика. Я возьму с собой автомат-переводчик, на тот случай, если повстречаются гомазы. Задерживаться нет смысла, пора идти. Если у вас есть пара запасная пара обуви, возьмите ее - и плащ тоже".
"Я готова".
Они направились на юг по степи, местами покрытой губчатым дерном черного лишайника, оставляя заметные следы и с каждым шагом поднимая облачка темной пыли.
"Если икссены почуют наши следы, они за нами увяжутся. Говорят, они чувствуют остаточное тепло даже через несколько дней".
Хетцель взял ее за руку - она сжала его пальцы: "Уверен, что мы вернемся в Аксистиль, целые и невредимые. Представьте себе, как удивились бы ваши родственники на Варсилье, увидев вас бредущей по степи Длинных Костей в компании какого-то бродяги".
"По-моему, мне еще не суждено умереть... Кто мог проделать с нами такую злую шутку?"
"У вас нет никаких предположений?"
"Нет. Гидион Дерби? Вряд ли. Юбайхи? Им никогда бы не пришла в голову такая затея. Кроме того, они ничего не смыслят в конструкции аэромобилей".
"Как насчет висфера Бырриса?"
Джаника растерянно раскрыла рот: "Почему бы он хотел, чтобы мы погибли? Из-за меня?"
"Возможно".
"В это трудно поверить. Не забывайте, что аэромобиль принадлежит туристическому агентству, то есть висферу Быррису, а он ненавидит расставаться с каждым СЕРСом".
"В свое время все выяснится. А пока что, если вы заметите что-нибудь съедобное, будьте добры сообщить об этом".
"Я плохо разбираюсь в таких вещах. Говорят, здесь почти все ядовито".
"Мы можем идти натощак пару дней - даже три или четыре дня, если потребуется".
Джаника ничего не ответила. Они продолжали идти молча. Хетцель решил, что о любых остаточных подозрениях по поводу странных совпадений в истории его спутницы можно было забыть - она вряд ли стала бы подвергать себя такой серьезной опасности. С другой стороны, даже если она была сообщницей Бырриса, тот вполне мог избавиться и от Хетцеля, и от нее в придачу.
Солнце поднималось к зениту; мало-помалу, незаметными приращениями, горные пики и хребты Шимкиша закрывали все большую часть небосклона. Тем временем местность становилась все более труднопроходимой: выщербленная галька, темный песок и поля черного лишайника сменились пологими склонами, поросшими колючим кустарником и черной восковой травой; начинали попадаться скальные обнажения предгорий.
Поднимаясь три часа, они достигли перевала - там они присели отдохнуть, глядя туда, откуда пришли. Джаника прислонилась к Хетцелю; тот обнял ее за плечи: "Вы устали?"
"Я решила об этом не думать".
"Очень разумно с вашей стороны. Мы уже проделали далекий путь". Хетцель взял бинокль и стал разглядывать простиравшуюся на север степь: "Отсюда уже не видно нашу машину".
Джаника указала куда-то вдаль: "Посмотрите туда. Там что-то движется - не могу разобрать, что именно".
"Гомазы. Маршируют колонной, за ними четыре фургона. Они приближаются, но идут скорее на запад".
"Это, наверное, кзыки. Патрулируют - или, может быть, решили напасть на юбайхов или на какой-нибудь клан, обосновавшийся к западу от юбайхов. Даже не помню, как все эти кланы называются. Сколько гомазов в этой колонне?"
"Целая толпа - отсюда не сосчитаешь. Несколько сот, надо полагать. Лучше держаться от них подальше".
Некоторое время идти было легко - перевалив через хребет, они пересекли узкое плоскогорье. Впереди вздымался основной массив Шимкиша, и посреди него - раздвоенный пик-ориентир.
Они напились воды из родника и побрели дальше, теперь уже гораздо чаще останавливаясь передохнуть.
"Спускаться будет легче, - заверил спутницу Хетцель, - и мы будем продвигаться гораздо быстрее".
"Если сможем забраться на хребет. Я начинаю беспокоиться по поводу каждых следующих десяти шагов".
"Нужно идти, а то затекут мышцы. Так же, как вы, я не привык лазить по горам".
Солнце плыло по небу. За два часа до заката Хетцель и Джаника с трудом выбрались из сплошь заросшей какой-то лозой ложбины на горный луг, орошаемый небольшим ручьем. Пыхтя и потея, исцарапанные, искусанные жалящими насекомыми и кровососами, они с облегчением опустились на большой плоский камень. Луг был выстлан сплошным ковром маленьких растений с листьями в форме сердечек. В сотне метров к востоку начинался смешанный лес; Хетцель не мог распознать большинство деревьев, но тут попадались красные деревья с темно-багровыми стволами и комковатой черной листвой, пурпурные древовидные папоротники и густые заросли гигантских тростников-галанталов. Метрах в семистах к западу темнела еще более плотная чаща красных деревьев. В воздухе ощущался резковатый запах - ветерок доносил отдающую мускусом настойчивую вонь, напоминавшую Хетцелю об органическом разложении, хотя поблизости не было заметно никакой дохлятины.
Поднимаясь по горному склону, они время от времени замечали диких животных: прыгучих черных зверьков, похожих на маленьких куниц, словно состоявших только из глаз, меха и клыков, длинное приземистое существо, которое Хетцель мысленно прозвал "безголовым броненосцем", белесых грызунов, передвигавшихся скачками наподобие кузнечиков - их маленькие головы неприятно напоминали гребенчатые белые черепа гомазов. Апатичная семиметровая рептилия наблюдала за ними, пока они проходили мимо, наклонив голову набок с насмешливо-ироническим выражением, создававшим впечатление какой-то мыслительной деятельности. В заросшей ложбине они спугнули стайку летучих змеек - эти хрупкие бледные создания скользили по воздуху на продолговатых боковых выростах-оборках. Икссены и детеныши гомазов не встречались, и неудобство путникам причиняли только шиповатые растения и кусачие насекомые. Через некоторое время Хетцель обнаружил, однако, что в воздухе над ними парила дюжина беспокойных теней с квадратными крыльями и головами, почти вертикально свисавшими на длинных мускулистых шеях - горгульи. Ныряя с края высокого утеса, они летали кругами метрах в тридцати над восточным лесом. "В высшей степени неприятные твари!" - подумал Хетцель. Он не преминул заметить, что кружение горгулий постепенно приближалось к лугу, поросшему листочками-сердечками.
Вскоре Хетцеля насторожил странный свиристящий звук, то понижавшийся, то повышавшийся, то щекотавший уши, то становившийся едва различимым - изменения этого звука в какой-то мере повторялись, как сложные вариации на заданную тему, не поддававшуюся определению. Тем не менее, Хетцель сразу понял, о какой опасности предупреждал этот переливчатый свист.
"Гомазы! - прошептала Джаника. - Они идут сюда!"
Хетцель вскочил и стал оглядываться по сторонам в поисках укрытия. Можно было спрятаться в ложбине, откуда они только что поднялись, но более привлекательным выглядел зубчатый выступ скалы, находившийся всего лишь в нескольких шагах с северной стороны луга - маленький утес осыпающегося базальта, увенчанный роскошной шапкой молодой поросли чугунных деревьев. Взяв Джанику за руку, Хетцель взобрался вместе с ней на этот утес, после чего они сразу бросились плашмя на камни, спрятавшись под мясистыми черными листьями.
В то же мгновение гомазы выступили из восточного леса - колонна по четыре бойца в ряд, марширующая колченогим гусиным шагом. Гомазы остановились на крутом восточном берегу ручья; улюлюкающий щебет их песни затих, но словно продолжался за пределами слухового восприятия. Гомазы разошлись, как по команде, спустились к ручью и встали по колено в журчащей холодной воде.
Джаника прошептала Хетцелю на ухо: "Это юбайхи - боевой отряд".
Глядя вниз, Хетцель изучал внешность гомазов: "Как вы распознали юбайхов?"
"По форме шлемов. Смотрите! Один стоит поодаль от всех. Разве это не тот вождь, который недавно вернулся из Аксистиля?"
"Не знаю. Для меня они все на одно лицо".
"Тот самый! На нем все еще чугунный воротник, и он носит за спиной кованый чугунный меч".
Гомазы выбрались из ручья и снова построились в колонну, но не двигались с места. Сверху кружились горгульи, низко опустив головы на длинных шеях.
Хетцель указал пальцем на чащу красных деревьев с западного края горного луга: "Там тоже горгульи!"
Из леса появился второй отряд гомазов, поющих свой собственный подвывающий, чирикающий полифонический гимн; за ними следовал поезд из четырех фургонов. "Кзыки! - прошептала Джаника. - Та самая банда, которую мы видели сегодня утром".
Кзыки маршировали, словно не замечая юбайхов. На краю ручья они рассеялись и, так же, как юбайхи, зашли по колено в воду. Юбайхи стояли строем, не шевелясь. Через некоторое время кзыки взобрались на западный берег ручья, тоже построились и тоже застыли, суровые и бестрепетные.
Прошло три минуты, на протяжении которых, насколько мог видеть Хетцель, ни юбайхи, ни кзыки не шелохнулись. Затем из строя кзыков выступил воин. Он принялся прохаживаться то в одну, то в другую сторону вдоль западного берега ручья странной горделиво-вызывающей походкой, высоко поднимая ногу, согнутую в колене, вытягивая ее и опуская на землю с преувеличенной деликатностью.
От колонны юбайхов тоже отделился воин, который начал сходным образом прохаживаться вдоль восточного края овражка, промытого горным ручьем.
Вперед вышли еще три кзыка, занимавших по очереди причудливые позы, значение каковых не поддавалось человеческому пониманию. Три юбайха исполнили такой же фантастический балет с другой стороны ручья. "Надо полагать, это какой-то военный ритуал", - прошептал Хетцель.
"Военный ритуал или любовный танец", - отозвалась Джаника.
Пока блестящее, как оловянная монета, солнце опускалось в темнеющем водянисто-зеленом небе, и ветер вздыхал в кронах кроваво-красных деревьев, воины-гомазы вызывающе вышагивали по обоим берегам горного потока, то и дело застывая в нелепых позах, покачиваясь из стороны в сторону, приседая, преувеличенно вздрагивая, как собака, собравшаяся встряхнуться, но тут же передумавшая. Они начали петь - сначала едва слышно, потом все громче, как оркестр сумасшедших флейт - мало-помалу звук становился все напряженнее, превращаясь в пульсирующее высокое завывание, от которого у Хетцеля побежали мурашки по коже. Джаника задрожала, зажмурилась и прижалась к Хетцелю.
Вибрирующая песня становилась все выше и почти полностью углубилась в ультразвуковой диапазон, после чего внезапно прервалась. Тишина словно потрескивала электрическими разрядами. Марширующие бойцы-танцоры беззвучно и быстро вернулись в строй.
Началась битва. Воины прыгали через ручей, часто стуча челюстями, и набрасывались на избранных противников. Все они делали ложные выпады, пригибались и отскакивали, уклоняясь от встречных ударов; каждый пытался ухватить соперника за шею жвалами, выступившими из впадин в челюстях.
Хетцель отвел глаза - зрелище одновременно ужасное и чудесное, полное страстной скорби и торжествующих стенаний, жгло ему мозг. Джаника продолжала лежать, зажмурившись и дрожа всем телом. Хетцель обнял ее, поцеловал - и в ужасе отшатнулся. Неужели его тоже увлекло бушующим телепатическим водоворотом? Он напряженно застыл, пытаясь оградить ум от приливов убийственной эротической лихорадки.
Начинали выявляться победители - те, кому удалось ухватить жвалами шею противника, чтобы перекусить нерв или впрыснуть какой-то гормон: побежденный боец внезапно подчинялся победителю, вживлявшему своих отпрысков в грудь жертвы, а затем поедавшему шишечку нароста под затылком обмякшего врага-партнера.
Битва закончилась; над горным лугом пронесся новый звук - наполовину стон, наполовину вздох. Перед началом столкновения кзыков было больше чем юбайхов; такое же соотношение численности сторон сохранилось и после боя, но теперь кзыки не проявляли никакого стремления нападать на выживших юбайхов, к числу которых относился - к удовлетворению Хетцеля - вождь, засвидетельствовавший убийства в Трискелионе. Над головой возбужденно кружили горгульи. Одна за одной, однако, они улетали прочь, хлопая крыльями, чтобы усесться на краю какого-нибудь утеса. "Когда они воюют из ненависти, - сказала Джаника, - никто из побежденных не выживает, а горгульи поедают трупы. Но теперь юбайхи и кзыки оставят часовых, чтобы те отгоняли стервятников, пока не вылупятся младенцы". Она с испугом взглянула на Хетцеля: "Что мы теперь будем делать? Как мы отсюда выберемся?"
"В конце концов, у меня есть лучемет, - отозвался Хетцель. - Придется провести здесь ночь, однако. Лучше места не найдешь, в любом случае".
Помолчав, Джаника украдкой бросила на спутника любопытствующий взгляд: "Ты меня поцеловал".
"Было дело".
"Но ты остановился".
"Я боялся поддаться телепатии гомазов. Мне это показалось унизительным. Теперь уже никакой телепатии нет, конечно", - Хетцель снова ее поцеловал.
"Я устала, я грязная и несчастная, - заметила Джаника. - Наверное, я выгляжу ужасно".
"Возникает впечатление, что наши взаимоотношения перестают носить официальный характер, - заявил Хетцель. - Что бы сказала твоя родня на Варсилье, если бы увидела тебя сейчас?"
"Не представляю себе... даже думать об этом не хочу..."
Глава 11
Ночь была долгой и тягостной. Завернувшись в плащи, Хетцель и Джаника забылись сном крайнего измождения. Проснувшись на рассвете, они дрожали от холода, у них затекли мышцы и ныли все суставы. Юбайхи сгрудились на восточном берегу ручья, кзыки образовали сходную группу на западном. Когда взошло солнце, кзыки подвезли поближе к воде свои фургоны и разгрузили котлы с едой. Юбайхи перешли через ручей и ели наравне с кзыками, после чего вернулись туда, где они провели ночь. Несколько минут они бродили по лугу, разглядывая трупы, оставшиеся после вчерашней битвы, после чего стали совещаться - отчасти телепатически, отчасти посредством пересвистов и щебета. Судя по всему, вождь юбайхов обратился к соплеменникам с каким-то страстным призывом. Кзыки также что-то обсудили, после чего принялись дразнить юбайхов презрительным чириканьем - те напряженно выпрямились и застыли в высокомерных позах. Вождь юбайхов вновь исполнил демонстративный ритуал, горделиво вышагивая вдоль ручья, на этот раз в более подвижном темпе. Ни юбайхи, ни их противники больше не прихорашивались - их движения стали резкими, угрожающими, настойчивыми. Опять началось пение - отрывистые пронзительные фразы, исполненные повелительным нисходящим стаккато. Горгульи сорвались с утесов и принялись кружить над лугом, внимательно следя за происходящим и подергивая маленькими вертлявыми головами на длинных висящих шеях.
Пение прекратилось - бойцы построились по вчерашнему образцу. Хетцель внезапно вскочил на ноги.
"Тебя увидят!" - испуганно закричала Джаника.
"Нельзя допустить, чтобы вождя юбайхов прикончили. Он - мой единственный надежный свидетель. Кроме того, мне нравится, как выглядят эти фургоны. Давай, спускайся! Поспеши, а то они начнут драться".
Они спустились - точнее, съехали - по осыпи там, где скала примыкала к склону. Хетцель вышел на луг. Максимально увеличив громкость автомата-переводчика, он произнес: "Стойте! Драться больше нельзя. Разойдитесь! У меня есть лучевое оружие - подчиняйтесь моему приказу, или я перестреляю вас всех и оставлю трупы на съедение горгульям". Хетцель поднял руку к небу: одна за другой три горгульи вспыхнули лиловым пламенем и превратились в облачка черного дыма. На землю посыпались редкие обугленные клочки.
Хетцель указал рукой на вождя юбайхов: "Ты должен следовать за мной. Я больше не потерплю твою беспардонную дерзость. Мы поедем в фургонах кзыков. Они отвезут нас на остановку аэробуса у цитадели кзыков. Кзыки, готовьтесь выступить в поход. Юбайхи, разойдитесь! Возвращайтесь к себе в цитадель. И кзыки, и юбайхи могут оставить часовых, чтобы охранять детенышей". Обернувшись, Хетцель подал знак спутнице: "Пойдем!"
Гомазы застыли, как статуи. Хетцель протянул руку, указывая на вождя: "Ты должен пойти со мной. Перейди ручей и встань у фургонов".
Вождь юбайхов разразился визгливой последовательностью яростных звуков, смысл которых автомат-переводчик даже не пытался передать. Хетцель сделал шаг вперед: "Мое терпение кончается. Юбайхи, разойдитесь! Возвращайтесь в замок! А ты, - он снова указал на вождя, - переходи ручей!"
Воздух наполнился возмущенным пересвистом. Вождь кзыков испустил гневный вопль. Автомат распечатал вопрос: "Кто ты такой, чтобы нам приказывать?"
"Я - верховный вождь из дальних пределов Ойкумены! Я прибыл, чтобы расследовать проблемы гомазов. Мне нужен вождь юбайхов, он мой свидетель. Сегодня я не могу допустить, чтобы он погиб".
"Я не погибну! - заявил вождь юбайхов. - Я перережу глотки двум дюжинам кзыков и испражнюсь на их трупы!"
"Тебе придется повременить с этим занятием, - отозвался Хетцель. - Ступай к фургонам, живо!"