4. Двадцать лет спустя
Вначале стало тепло. Просто тепло – и ничего больше. Было необычно приятно ощущать эту теплоту.
Потом я почувствовал, что затекла спина. Захотелось повернуться.
Но повернуться не удалось. Что-то мешало. А… так это же людоеды связали меня! Я лежу возле их костра. Скоро они меня зажарят и съедят.
Я рванулся, но напрасно. Связали крепко.
И в то же время я хорошо знал, что могу себя развязать. Стоит только двинуть руками.
Странно, почему людоеды не связали руки?
Однако двинуть руками тоже не удалось. Не двигались.
Видно, людоеды не такие уж дураки…
А при чём тут, собственно, людоеды? Ведь они – на Рите, а мы ещё не прилетели…
Ага! Мы летим! Значит, надо просто расстегнуть ремни!
Теперь руки двигались. Они медленно, неуверенно расстегнули оба ремня, и я пошевелил ногами и повернулся на бок.
Это было такое блаженство, какого я не испытывал никогда. Просто невозможное блаженство!
Почему-то я знал, что оно скоро кончится, а хотелось продлить его подольше. Хотелось провалиться в это блаженство, нежиться и плавать в нём.
Но что-то мешало.
Нет, нигде ничто не давило. Мешало что-то внутри.
Что же?
"Рута! – вдруг вспомнил я. – Как же Рута? Ведь ей, наверно, тоже хочется повернуться!"
Я открыл глаза. В каюте был полумрак. Как зимней ночью перед рассветом.
Бирута лежала на спине – прямая, неподвижная.
Мне показалось, что она не дышит, и я испуганно приподнял голову.
В голове сейчас же отдалось какой-то пустой и звонкой болью. Но я успел услыхать дыхание Бируты. Правда, совсем лёгкое, совсем слабое.
Потом я снова лежал и чувствовал медленно просыпающуюся в груди жажду и думал о том, что надо спустить на пол ногу. Только одну ногу!
Это невероятно, нечеловечески трудно. Но всё-таки я её спустил и коснулся пальцами пола.
Другая нога спускалась ещё труднее. Вначале её надо был подтащить к краю койки, перекинуть через него…
"Теперь – сесть!" – скомандовал я себе.
Я приподнял голову и снова почувствовал в ней звонкую пустую боль. Но опускать голову уже нельзя – тогда не сядешь Просто надо пересилить боль.
Перебирая руками по краю койки, я приподнялся и сел. И прислонился спиной к стене. Стена была тёплая, приятная, какая-то ласковая. Сидеть бы так да сидеть!
Пить хотелось всё сильнее. Жажда надвигалась, накатывалась волнами.
"Надо освободить Руту!" – вспомнил я и качнулся вперёд.
Но встать не удалось. И я чувствовал: не удастся. И тут же понял, что это, в общем-то, и не нужно. Ведь Бирута – совсем рядом.
Она дышала легко, еле слышно. Но вот у неё дёрнулись пальцы рук, затем ноги. Потом вся она содрогнулась, и я понял, что ей мешают ремни.
Я нагнулся и расстегнул их.
Бирута, будто только этого и ждала, глубоко вздохнула и повернулась на бок. Хотелось поцеловать её. Но для этого надо встать. А я не мог.
Ещё немного я посидел, глядя на сладко спящую Бируту и пытаясь вспомнить, где вода. Где-то близко должна быть вода.
Но, так и не вспомнив, повалился на койку и поднял ноги.
"Сейчас засну! – подумал я. – А спать нельзя. Ведь нас будят на дежурство!"
Я прислушался. Очень тихо. Только где-то далеко, за многими стенами и многими дверьми, что-то непрерывно и глухо гудело.
Нестерпимо хотелось пить. Я готов был закричать, завыть от жажды.
Но не было сил кричать. И не я успел: провалился в сладкую непроглядную черноту.
5. "Пейте понемногу!"
– Сашка! – услышал я. – Сашка!
"Голос Руты! – пронеслось в мозгу. – Чепуха! Она ещё спит! Это просто снится!"
– Сашка! – Я почувствовал лёгкое прикосновение.
"Это Рута! – опять подумал я. – Но она же спит!"
И открыл глаза.
В каюте было почти светло. Рассеянный мягкий, какой-то незаметный свет.
Бирута сидела на своей койке и глядела на меня.
Я улыбнулся.
Она тоже улыбнулась – неуверенно, робко, словно боялась, что губы не двинутся.
– Доброе утро, Рут!
– Это ты расстегнул мне ремни?
– Что ты!
– А кто же?
– Господь бог. Больше некому.
– Значит, ты уже вставал?
– Кажется.
– Когда?
– Разве упомнишь?
– Нам пора дежурить, да?
– Видимо. Иначе бы не проснулись.
– А ты можешь сесть, Сашка?
– Наверно, могу.
Я стал медленно и трудно опускать с койки ногу. Как тогда, впервые.
Но неожиданно она опустилась легко и быстро. И другая нога – ещё легче. И я сел – просто, без напряжения, будто обычным утром проснулся и сел.
И снова почувствовал жажду.
И почувствовал, что могу теперь встать. Раньше – не мог, а сейчас – могу.
Я встал – и всё закачалось перед глазами.
– Нельзя же так! – услышал я голос Бируты. – Нельзя же сразу!
Я лежал на полу, между койками, и Бирута протягивала мне руки.
Но почему-то я боялся ухватиться за них. Ухватился за свою койку и тяжело перевалился через край.
Теперь я снова лежал.
– Глупый! – Бирута улыбалась. – Забыл, как нас инструктировали? Не спешить! Только не спешить!
– Нас инструктировали с запасом. Инструктируют всегда с запасом.
– А ты хочешь на пределе? Когда можно будет, тебе скажут.
– Если бы я ждал, пока скажут, ты бы ещё была пристёгнута.
– Ну и что?
– Ты хочешь пить, Рут?
– Безумно!
– Где-то здесь должна быть вода…
– Астронавты Тарасовы! – услышали мы тихий голос из динамика над дверью. – Астронавты Тарасовы! Просыпайтесь! Пора!
Там, далеко, в рубке, помолчали. Что-то прошелестело перед микрофоном – то ли бумага, то ли плёнка. Потом заговорили снова:
– Здравствуйте, ребята! Это я, Марат! Как себя чувствуете? Включите свои микрофоны.
Я поднял руку и включил микрофон над койкой.
– Салют, Маратик! – сказал я. – Доброе утро, деточка! Мы проснулись.
– Только не вздумайте садиться, ребята! Вам ещё целый час лежать! Включаю ваши часы. Сейчас девять пятнадцать по гринвичскому времени.
– Сенк ю, дорогой! – сказал я. – Мы уже сидим!
– Не валяйте дурака, ребята! Лежите и не рыпайтесь! Включаю вам воду. Шланги у изголовья. Только не жадничайте. Пейте понемногу!
"Так вот где вода!" – наконец вспомнил я и стал шарить по стене.
Бирута нашла свой шланг быстрее меня. Мы пили молча и жадно, но напиться не могли: очень тонкой струйкой текла вода. Наконец Бирута взмолилась:
– Марат! Дай побольше воды!
– Нельзя, ребята! Я и эту сейчас отключу. Через час получите ещё. И не садитесь! Успеете насидеться!
– Тебе уже надоело? – поинтересовался я.
– Что ты, Сандро! Такое не может надоесть! Но ведь и вам, наверно, хочется?
– Верно, – подтвердил я. – Потому и спешим.
– Лягте, ребята! Как временный командир корабля приказываю вам лечь!
– Придётся подчиниться!..
Я подмигнул Бируте. Я-то лежал. Это она сидела.
Бирута медленно легла на койку.
– Я вызову вас через час, ребята! Пока!
– Рута! – раздался в микрофоне голос Ольги Амировой. – Ты слышишь меня, Рута? Включи микрофон!
Бирута подняла руку, повернула регулятор.
– Здравствуй, Лёль!
– Ты только не спеши, Рута! Слышишь? Мы это уже испытали. Потом будет очень легко. Как в детстве! Только сейчас не спеши!
– Спасибо, Лёль! Ждём детства!
– Я днём зайду к вам, Рута! Пока!
В динамике щёлкнуло, и снова стало тихо. И только где-то далеко, за многими стенами, продолжался ровный спокойный сдержанно-могучий гул.
6. "Всё предусмотрено!"
А через час, по гринвичскому времени, мы сидели с Бирутой рядом и целовались. Конечно, это не было предусмотрено программой пробуждения астронавтов. Но нельзя же делать всё по программе! Мы не киберы. Мы люди. И мы не виделись целых двадцать лет! А если по гринвичскому времени – то и все полсотни. На Земле мы давно сыграли бы золотую свадьбу.
– Ребята, можете садиться, – услышали мы голос Марата. – Даю воду. Только не жадничайте. Лучше возьмите в ящиках под койками тюбики витаминной пасты. Подкрепитесь. Через час можно встать, и вы получите нормальную еду.
– Спасибо за разрешение, Маратик, – ответил я. – Целуем тебя в щёчки.
– Ты всё балагуришь, Сандро…
– Я просто в восторге от того, что удалось проснуться. Это вдохновляет.
– Между прочим, до вас все просыпались. Всё идёт, как намечено.
– Это вдохновляет вдвойне. Мы, в общем, никогда не претендовали на исключительное положение.
– Ну, ладно! Салют! Вам, наверно, и без меня неплохо.
– Ты феноменально догадлив!
– И благороден, Сандро, учти! Не прошу включить видик.
– А знаешь, за двадцать лет я забыл о его существовании.
– Это тебе кажется. Ничего ты не забыл. Всё вспоминается, будто проспал ночь. По себе знаю.
В динамике щёлкнуло. Мы снова остались с Бирутой.
А ещё через час мы осторожно ходили по каюте и ждали, когда робот поставит в передвижной ящик возле двери наш первый "нормальный" завтрак. Открывать дверь было рано: температура каюты отличалась от температуры в коридорах.
– Включить наружный телевизор? – спросила Бирута.
– Включай.
Мы увидели чёрную бездну на маленьком каютном экране и немигающие светлые точки. Они медленно двигались с одной стороны экрана к другой, показывая вращение корабля, совершенно незаметное без этого.
Только точки, точки – и ничего больше. Скучно смотреть на космос через маленький экран!
– Вот, наверно, в рубке красиво! – Бирута вздохнула.
– Насмотришься!
В рубке мы были всего несколько минут, когда во время карантина осматривали корабль. И экран тогда не работал. Он был серебристо-белый, слепой.
А теперь нам предстоит провести в рубке сто дней. И все дни экран не будет выключаться ни на минуту.
За стеной послышалась возня. Видно, пришёл робот с завтраком. Через минуту вспыхнул синий огонёк возле двери. Так сказать, "кушать подано".
Мы ели быстро, плохо понимая, что едим. Всё казалось невероятно вкусным, и есть хотелось так сильно, что разбираться было некогда. Кажется, впервые в жизни я получал такое наслаждение от еды! И жаль только, что завтрак оказался небольшим. Мы явно не наелись.
Но, видно, пока больше не положено.
– Как завтрак, ребята? – снова услыхали мы голос Марата Амирова.
– Чертовски вкусно! – ответил я.
– Мало! – сказала Бирута.
– Не жадничай, девочка! – посоветовал Марат. – Береги талию! А то этот эстет Сандро разлюбит и бросит тебя.
– Ха-ха! – Бирута рассмеялась. – Пусть попробует найти здесь кого-нибудь получше… Когда ты выпустишь нас на волю, Маратик?
– Скоро, ребята. К вечеру пройдёте в рубку. Просто так – поглазеть на мир. А завтра мы сдадим вам дела.
– Как дежурилось? – спросил я.
– Нормально. Никаких ЧП. Умные мужики на Земле предусмотрели абсолютно всё.
– Значит, было скучно? – уточнила Бирута.
– Как сказать. Сто дней – небольшой срок. Я согласился бы ещё на двести. С удовольствием. К тому же тут отличная библиотека и фильмотека. Можно восполнить пробелы в образовании.
– А!.. – Бирута махнула рукой. – На Рите эта земная эрудиция совершенно ни к чему.
– И такое говорит учитель! – В динамике было слышно, как Марат печально вздохнул. – Что же он вложит в головы своих питомцев?
– Мы создадим там новую культуру! – задорно бросила Бирута.
– Из чего? – грустно спросил Марат. – На чём? На пустом месте? Сандро! Неужели ты разделяешь эти вандалистские взгляды?
– Она давится от смеха, Марат. Поэтому и не даёт мне включить видик.
– А-а… Мне показалось, из-за чего другого.
– Ты циник, Марат! – сказала Бирута. – Дополнительное образование не пошло тебе впрок.
– Наоборот, Рута! Оно вытравило из меня почти весь цинизм! Это жалкие остатки!
– Брехун! – вдруг послышался в динамике голос Ольги. – Представляешь, Рута, я выслушиваю это сто дней почти одна! Ведь с нашими милыми напарниками мы общаемся не больше двух часов в сутки… Как ты думаешь, дадут мне на Рите какую-нибудь медаль за терпение?
– Я отключаюсь, ребятки! – Марат не дал нам ответить. – Жаловаться на меня она может сутками. А вам надо отдохнуть.
– Не отчаивайтесь! Я скоро приду! – ворвался в динамик голос Ольги, и лишь после этого раздался щелчок выключателя.
Она пришла довольно скоро и расцеловалась с Бирутой и со мной, и долго, с откровенным изумлением разглядывала нас.
– Мы такие страшные? – спросила Бирута.
– Нет, что ты! – Ольга смутилась. – Обычные! Ну, похудели, конечно. Просто я впервые вижу проснувшихся.
– Но ты же сама… Доллинги…
– Ах, это не в счёт! Доллингов я вначале и не видала, мы проснулись позже. А на себе разве что заметишь?
– Ну, и что ты заметила на нас? – немедленно поинтересовалась Бирута.
– Вы как-то посвежели. Видно, что стали моложе.
– А как Монтелло? – спросил я. – Ты их не видела?
– Нет! Их будят Доллинги. Ночью, наверно, проснутся.
– Вы различаете день и ночь? – удивился я.
– Так удобнее. – Ольга пожала плечами. – Это стало традицией. Нам передали – мы вам передадим.
– А знаешь, и ты ведь помолодела, – сказала Бирута, внимательно разглядывая Ольгу.
Я тоже пригляделся к ней, но ничего не заметил. Такая же русая крутобёдрая и гибкая, как была в "Малахите". Только щёки бледные. А там были румяные. Да разве разберёшь, помолодела ли на год курносая девятнадцатилетняя девчонка? Зря они болтают эти женские глупости!
– Не знаю, ребята, не знаю… – задумчиво произнесла Ольга. – Телу-то легко. Но, может, это гравитация? Всё-таки наш корабль – не Земля. А как будет на Рите?.. Мы с Маратом проводим в спортзале по два часа вместо положенного часа. Боимся стать хлюпиками. Времени хватает. Больше четырёх часов всё равно не проспишь. А эспандеры мы и в рубку притащили.
– А Доллинги? – спросил я.
– Доллинги торчат в спортзале больше нас! Майкл говорит, что на Рите ему понадобится прежде всего сила. И вообще, у них всё расписано по минутам. Такую мощную программу соорудили себе на эти сто дней! Будто не на Риту летят, а домой, в Англию. Они даже фильм о космосе сняли!
– Зачем? – удивилась Бирута.
– Поинтересуйся! Майкл говорил что-то о наших будущих детях…
– Лёль… – спросила Бирута. – А скажи: трудно? Вот эти сто дней…
– Нет, ребята! – Ольга покачала головой. – Всё предусмотрено! Абсолютно всё! Даже встреча с чужим космическим кораблём. Только нажимай кнопки! На Земле ведь знали, что дежурить будут не пилоты… И потом – мы не ведём исследований. У нас всего лишь транспортный рейс.
– А если навстречу что-то неожиданное?
Это, конечно, спросила Бирута. Истинно женский вопрос!
– На это у тебя меньше шансов, чем быть сбитой в чистом поле биолётом! Но если даже и метеор – автомат сожжёт его, прежде чем ты успеешь понять, в чём дело! Я же говорю: всё предусмотрено!
Я слушал Ольгу, и становилось грустно. Хотя, казалось бы, надо радоваться.
И мне почудилось, что Ольга тоже говорит грустно. Почему бы? Неужели мы недостаточно взрослые, чтобы радоваться безопасности?
7. Рубка
Вечером мы были в рубке, и Марат объяснял:
– …Крайние серые щиты приборов смотрятся только в случае аварии. Возле каждого прибора – толковая надпись. Вполне по нашему интеллекту. При неисправности в приборе или на линии красная лампочка всё скажет. Серые щиты контролируются двумя голубыми. А голубые – одним жёлтым. Принцип тот же. Поэтому достаточно следить за жёлтым. Если на нём вспыхнет красная лампочка, то она вспыхнет и на голубом, и на сером. То есть уточнит, где и что. А здесь – главное. Малейшая неисправность реакторов, или автопилота, или электронного мозга – на красном щите. При любом ЧП он сам всё объяснит – вслух, понятно. И в чём причина, и что делать. Нельзя только уходить, слышите? Ни на минуту рубка не должна оставаться пустой. Объяснения могут не повториться. Поэтому дежурят по двое. И едят – по одному. Кто-то всегда должен быть возле красного щита.
– Мы смутно помним это, – сказала Бирута и улыбнулась. – Мы забыли не всё, чему нас учили до сна.
– Я обязан напомнить! – Марат был предельно серьёзен. Даже уголки губ не дрогнули. – А вы обязаны напомнить это своим сменщикам.
– Вот если только корабль… – произнесла Бирута.
– На красном щите внизу кнопки, видишь? – Марат протянул руку. – Тут надписи – "Встречный корабль", "Параллельный корабль". Нажми нужную – и к кораблю уйдут радиосигналы и ракета с информацией. Повторный нажим – повторные радиосигналы. В ракете – всё интересное. А мы задерживаться не можем.
– Значит, мы не узнаем, откуда они?
– Почему? Их сигналы запишет наша аппаратура. И расшифрует. И подаст тебе на экране.
– А если они терпят бедствие? Если нужна помощь!
– Тогда отогревайте и будите Эрвина. Или Красного. И тормозите корабль. Тут же, на красном щите, видите – "Срочное торможение". Пока корабль сбросит скорость – они проснутся. А самим программировать манёвр запрещено. Можно улететь к чёрту на кулички. И электронный мозг не поможет. Но это всё чистая фантастика, ребята! Встречных кораблей не будет!
– Почему ты так уверен?
– Надо быть реалистом! В этом рукаве Галактики вообще нет жизни. Только Земля и Рита. Откуда взяться кораблю?
– Ну, какой-нибудь заблудший. – Бирута не выдержала и улыбнулась.
Но Марат не заметил.
– Заблудший – значит, мёртвый, – серьёзно уточнил он.
– Но это тоже интересно! Маратик, неужели ты не понимаешь?
– Я всё отлично понимаю, ребята! Но надо учитывать нашу специфику! У нас не исследовательский корабль. Мы не пилоты. Всё рассчитано и настроено только на то, чтобы перебросить нас через космос. И если мы разрушим эту программу и начнём маневрировать, мы можем никогда и никуда не прилететь. И наши сведения пропадут вместе с нами. Вместо одного мёртвого корабля будут два, только и всего! И вообще: я уже боюсь оставлять на вас корабль… Есть же, в конце концов, обязательные инструкции, правила! А вы – как дети! Из всего хотите сделать игру.
Коренастый черноволосый Марат разгорячился. И без того тёмные глаза его стали почти чёрными.
– А она тебя всё-таки завела! – сказал я. – Ты же говорил: чистая фантастика! Чего тогда волноваться? Мы не дети, Марат! Не бойся! Нам вовсе неохота хладными трупами носиться по Вселенной. Всё будет в лучшем виде! Где у тебя инструкции?
– Здесь! – Марат слегка выдвинул из пульта возле красного щита ящичек. – И прочтите их, пожалуйста, завтра. Пока мы ещё, как говорится, живы…
– Прочтём, Марат! Ты сможешь спать спокойно.
– Всё шутите!..
– Ты забываешь, Марат… – грустно сказала Ольга и повернула голову от красного щита, на который смотрела. – Когда мы с тобой проснулись, тоже всё время шутили. А сейчас просто не хочется засыпать.
– Верно! – признался Марат и растерянно, вымученно улыбнулся. – Не хочется!..
"Наверно, просто страшно! – подумал я. – Но ведь и к нам с Бирутой это придёт…".