Распахнувши входную дверь, Максим Каммерер с огромным изумлением обнаружил на пороге старого учителя - Сергея Павловича Федосеева. Старик почему-то окинул его с ног до головы тревожным взглядом и проговорил с явным облегчением:
- Я вижу, Максим, у вас все более или менее в порядке… Он был у вас?
- Кто? - удивился Максим и добавил: - Да вы входите, Сергей Павлович, прошу вас.
Они вошли в гостиную и уселись в кресла.
- Нервы у меня стали шалить, - произнес старик и откашлялся. - Совершенно разучился управлять своим воображением. Извините меня, пожалуйста, Максим, навоображал себе невесть что…
- А вот мы сейчас чайку! - воскликнул бодро журналист Каммерер. - А? С пасифунчиками! А?
- Нет-нет, ни в коем случае. Поздно уже… Так, значит, он к вам так и не заходил еще. Я имею в виду Леву. Леву Абалкина.
- Он мне звонил. Час-полтора назад. А что случилось?
- И как вы его нашли?
- Да разговор, надо признаться, получился довольно странный, я ничего не понял… Но ведь он и раньше был довольно странный парень, как я помню…
- Он не оскорбил вас?
- Господи, конечно, нет! Скорее уж я на него накричал немножко… на правах старшего, так сказать… А что все-таки случилось, Сергей Павлович?
Сергей Павлович явно затруднился.
- Наверное, мне придется рассказать вам все, - проговорил он. - Может быть, нам с вами следует сопоставить наши впечатления… Дело в том, что й видел его сегодня, и до сих пор я чувствую себя… ну просто взвинченным! Представьте себе, примерно в пять часов я вылетел на своем глайдере в Свердловск… у меня там было свидание в клубе. Через пятнадцать минут меня буквально атаковал и заставил приземлиться невесть откуда взявшийся дикий глайдер. Он садится рядом, и из него выскакивает, представьте себе, Лева Абалкин, весь взъерошенный и совершенно невменяемый. Не здороваясь, не давши мне раскрыть рта и тем более не тратя времени на сыновьи объятия, он обрушивается на меня с саркастическими благодарностями за те неимоверные усилия, которые якобы я приложил в свое время для того, чтобы засунуть его, Абалкина, в школу прогрессоров. Понимаете? Он с детских лет мечтал стать зоопсихологом, а я, видите ли, загнал его в прогрессоры и таким образом, как он выразился, сделал всю его дальнейшую жизнь "безмятежной и счастливой"! Это было настолько наглое и беспардонное извращение истины, что поначалу я просто не нашел слов! Я залепил ему оплеуху, он замолчал, и мы несколько минут тряслись друг перед другом от бешенства и негодования. Потом мне удалось взять себя в руки, и я, как мог спокойно, объяснил ему истинное положение дел. Теперь, когда все участники этой странной истории либо умерли, либо давным-давно на покое, я мог ему рассказать все. Какую роль здесь сыграл региональный совет просвещения. Как вел себя Евразийский сектор. Что говорил доктор Серафимович и что сказал тогда тогдашний председатель комиссии по распределению." Я ему рассказал все! Как меня унизили, как меня высекли, как мне предъявили заключение четырех экспертов и доказали, что они все правы и только один я, старый дурак, не прав…
Дойдя до этого пункта, Сергей Павлович задохнулся и замолчал.
- И что же он? - осмелился спросить журналист Каммерер.
Старик горестно пожевал губами.
- Этот глупый мальчишка поцеловал мне руку и бросился к своему глайдеру. Я крикнул ему… Я не мог просто так. Я должен был все объяснить, и я должен был понять, что происходит… А слов не было. И я только сказал ему про вас… Что журналист Каммерер ищет его, чтобы повидаться… И вот тут произошло нечто совсем уж необъяснимое. То, из-за чего я здесь. Все это время я просидел в клубе как на иголках… Наваждение какое-то… Представьте себе, он уже садился в глайдер и тут услышал ваше имя. Лицо его буквально исказилось. Я не берусь передать это выражение, да я и не понимаю его. Он переспросил меня. Я повторил, уже сомневаясь, правильно ли я поступаю. Он спросил ваш адрес. Я сказал. И тогда он проговорил… нет, прошипел!., что-то вроде: очень хорошо, с удовольствием с ним повстречаюсь… Я так ничего и не понял. Я пришел к вам сейчас, во-первых, потому, что мне стало страшно за вас… а во-вторых, может быть, вы что-нибудь понимаете? Что случилось? Что происходит с ним?
- Я и сам ничего не могу понять, - сказал Каммерер искренне.
- Бедный мальчик… - проговорил учитель. - Вы знаете, ведь ему не повезло в жизни. У меня такое впечатление, что всю жизнь ему не везло. - Он помолчал и добавил, поднимаясь: - Вы знаете, Максим, мне сейчас кажется почему-то, что я больше никогда его не увижу.
У себя дома Экселенц носил строгое черное кимоно. Он восседал за рабочим столом и занимался любимым делом: рассматривал через лупу какую-то уродливую коллекционную статуэтку.
- Я понял твою гипотезу, - сказал Экселенц. - Чуть позже мы поговорим о ней. По-моему, у тебя есть ко мне вопросы.
- Да, - сказал Максим. - Я хотел бы знать, вступал ли Лев Абалкин на Земле в контакт с кем-нибудь еще. Кроме меня.
- Вступал, - сказал Экселенц и посмотрел на Максима с явным интересом.
- Могу я узнать - с кем?
- Можешь. Со мной.
Максим вздрогнул.
- Я вижу, тебя это удивляет… - продолжал Экселенц. - Меня тоже. Но никакого разговора у нас не было. Он проделал такую же штуку, что и с тобой: не включил изображение. Полюбовался на меня, узнал, надо думать, и отключился.
- А почему вы, собственно, решили, что это был он?
- Потому что он связался со мной по каналу, который был известен только одному человеку.
Так, может быть, этот человек…
- Нет. Этот человек мертв. Его звали Тристан Гутенфельд, он был наблюдающим врачом Льва Абалкина, как ты должен помнить, и погиб при довольно странных обстоятельствах.
Некоторое время они молчали, потом Экселенц заговорил снова:
- Что же касается твоей гипотезы, то она никуда не годится. Лев Абалкин сделался превосходным резидентом. Он любил свою работу, отлично ее делал, и у него в мыслях даже не было ее менять…
- Однако с детства он мечтал стать зоопсихологом…
- Это не твоя компетенция, - сказал Экселенц резко. - Не отвлекайся. Ты все время отвлекаешься. Что ты намерен делать дальше?
Максим посмотрел на часы.
- На десять часов у меня назначено свидание с Абалкиным в коттедже номер шесть, как я вам уже докладывал. Полагаю, это пустой номер. Он не придет. Тогда я отправлюсь в Канаду. Я еще не говорил вам, Экселенц… Через информаторий мне удалось разыскать того голована по имени Щекн-Итрч, с которым Лев Абалкин дружил в молодые свои годы. Так вот, он сейчас на Земле. Он что-то вроде культурного атташе… или, если угодно, переводчика-референта при постоянном посольстве голованов. Это на реке Телон, северо-западнее Бейкерлейка…
Экселенц кивнул.
- Хорошо, - сказал он. - Но сначала ты найдешь Глумову. Ты выяснишь у нее следующее. Виделась ли она с Абалкиным еще раз. Говорил ли Абалкин с ней о ее работе. Если говорил, то что именно его интересовало. Не выражал ли он желания прийти к ней в Музей. Все. Повтори.
- Выяснить у Глумовой, виделась ли она с ним еще раз, говорил ли он с ней о работе, если говорил - то что именно его интересовало, не выражал ли желания посетить Музей.
- Так. Ты предлагал сменить легенду. Не возражаю. КОМКОН разыскивает прогрессора Абалкина для получения от него показаний касательно некоего несчастного случая. Расследование связано с тайной личности и потому проводится негласно. Не возражаю. Вопросы есть?
- Хотел бы я знать, при чем здесь этот Музей… - пробормотал Максим как бы про себя.
- Ты что-то сказал? - осведомился Экселенц.
- Нет. Мне все ясно. Кроме того, что неясно совсем.
- Не отвлекайся… - проворчал Экселенц и вдруг грохнул кулаком по столу и заорал: - Скажи спасибо, мальчишка, что я не рассказываю тебе всего! Уходи!
Максим вскочил и направился к двери.
- Стой, - сказал Экселенц. - Приказ отыскать Абалкина и взять под наблюдение я отменяю. Теперь ты пойдешь по его следам. Сейчас мне важнее всего знать, где он бывает, с кем встречается и о чем говорит. Иди. И прости меня. По крайней мере, постарайся.
У себя в кабинете Максим позвонил Майе Глумовой домой. На экране появилась веснушчатая детская физиономия с прозрачными северными глазами, - безусловно Глумов-младший, одиннадцати лет.
- Гм… - произнес Максим. - Здравствуй.
- Здравствуйте. Вы кто?
- Я - мамин знакомый. Можно твою маму?
- А мамы нет, - сказал Глумов-младший и добавил: - Будет поздно, так и сказала.
- Ну извини, - сказал Максим. - Тогда позвоню ей на работу.
Он набрал номер Музея и испытал некоторый шок. С экрана приятно улыбнулся ему Григорий Каммерер, сынишка и чемпион по субаксу.
В течение нескольких секунд Максим наблюдал за последовательной сменой выражений на загорелой Гришиной физиономии. Приятная улыбка. Полная растерянность. Веселое недоумение. Официальная готовность выслушать распоряжения. И наконец снова приятная улыбка, правда, слегка уже натянутая.
- Здравствуйте, - сказал Максим. - Попросите, если можно, Майю Тойвовну.
- Майя. Тойвовна… - Гриша огляделся. - Вы знаете, ее нет. По-моему, она сегодня еще не приходила. Передать ей что-нибудь?
- Передайте, что звонил Каммерер, журналист. Она должна меня помнить. А вы что же - новичок? Что-то я вас…
- Да, я тут только со вчерашнего дня… Я, собственно, посторонний, работаю с экспонатами…
- Ага… - сказал Максим. - Ну что ж… Прошу прощения. Я еще позвоню.
Он откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову.
…Так-так-так. Экселенц принимает меры. Похоже, что он просто уверен, что Лев Абалкин появится в Музее… Попробуем понять, почему он выбрал именно моего Гришку. Гриша у нас без году неделя. Сообразительный. Хорошая реакция. По образованию экзобиолог. Похоже, именно в этом все дело: молодой экзобиолог начинает свое первое самостоятельное исследование в Музее внеземных культур… Тихо, мирно, изящно, прилично. И кроме того, Гришка - чемпион сектора по субаксу… При чем здесь Музей? Почему Экселенц допускает, что имперского штабника, натворившего что-то такое в сотне парсеков отсюда, может что-то заинтересовать в этих залах… Когда я сказал ему, что Глумова работает в Музее, он же испугался! Мне удалось напугать Экселенца! У него зрачки были во всю радужку!..
…Тайна личности. Самая сумеречная тайна из всех мыслимых. О ней ничего не должна знать сама личность. Этот Абалкин когда-то что-то натворил, и сам не знает этого, и все обязаны скрывать от него эту его собственную тайну… Ненавижу тайны. Терпеть их не могу. По-моему, все тайны в наше время и на нашей планете отдают какой-то гадостью. Наверное, Экселенц прав, когда орет на меня, чтобы я не совал носа дальше необходимого - ведь меня же и стошнит… Наверняка ведь есть люди, которые посвящены в эту тайну полностью, но они, видимо, не годятся для розыска. И есть, наверное, куча людей, которые провели бы этот розыск лучше меня, но Экселенц понимает, что розыск рано или поздно приведет к тайне, и тут важно, чтобы у человека хватило деликатности вовремя остановиться. Поэтому Экселенц и поручил это дело именно мне… Ну что ж, он сделал правильный выбор… Сейчас я позвоню в коттедж номер шесть и отправлюсь прямиком в Канаду… А Майя Глумова - потом…
Максим посмотрел на часы и набрал номер на видеофоне.
Он снова испытал шок. Он увидел на экране Майю Глумову.
- А, это вы… - проговорила она с отвращением.
Обида и разочарование были на лице ее. Щеки ввалились, под глазами легли тени, но прекрасные волосы ее были тщательно уложены, а поверх строгого серого платья лежало то самое янтарное ожерелье.
- Да, это я… - сказал журналист Каммерер растерянно. - Доброе утро. Я, собственно… Что, Лев у себя?
- Нет, - сказала Майя.
- Я хотел… Дело в том, что он назначил мне свидание…
- Здесь? - живо спросила она. - Когда?
- В десять часов. Я просто хотел на всякий случай узнать…
- А он вам точно назначил? - совсем по-детски спросила она. - Как он вам сказал?
- Как он мне сказал? - медленно повторил Максим Каммерер, переставая разыгрывать из себя журналиста. - Вот что, Майя Тойвовна. Не будем себя обманывать. Скорее всего, он не придет.
Она смотрела на него, словно не веря своим глазам.
- Как это?.. Откуда вы знаете?
- Ждите меня, - сказал Максим. - Я вам все расскажу. Через несколько минут я буду у вас.
- Что с ним случилось? - пронзительно и страшно крикнула Майя Глумова.
- Он жив и здоров. Не беспокойтесь. Ждите, я сейчас…
Она ждала его в холле коттеджа номер шесть - сидела за низким столом рядом с игрушечным медвежонком, держа на коленях видеофон. Войдя, Максим непроизвольно взглянул на приоткрытую дверь гостиной, и она сейчас же сказала:
- Мы будем разговаривать здесь.
- Как вам будет угодно, - отозвался Максим.
Нарочито неторопливо он осмотрел гостиную, кухню и спальню. Везде было чисто прибрано и, конечно, никого там не было. Когда он вернулся в холл, Майя по-прежнему сидела неподвижно, положив руки на видеофон, и смотрела прямо перед собой.
- Кого вы искали? - спросила она холодно.
- Не знаю. Никого. Просто я хотел убедиться, что мы здесь одни. Потому что разговор у нас будет деликатный.
- Кто вы такой? Только не врите больше.
- Я - сотрудник КОМКОНа, - сказал Максим. Она непонимающе подняла брови, и он объяснил - КОМКОН - это Комитет по контролю исследований, КОМКОН следит за тем, чтобы научные исследования… и все исследования вообще… не выходили за рамки юридических и морально-нравственных установлений общества. Понятно? Так вот, сейчас мы ищем Льва Абалкина. Он нужен нам как свидетель. На одной из обитаемых планет - очень далеко отсюда - произошел несчастный случай. Абалкин - единственный человек, который может рассказать нам детали… Все это связано с тайной личности, поэтому мы вынуждены действовать негласно и поэтому я даже не извиняюсь, что врал вам раньше, у меня просто не было ни времени, ни возможности посвящать вас в подробности…
- То есть теперь вы решили больше со мной не церемониться?
- А что прикажете делать?
Она не ответила.
- Вот вы сидите здесь и ждете, - сказал Максим, - а ведь он не придет. Он водит вас за нос. Он всех нас водит за нос, и конца этому не видно…
- Почему вы решили, что он сюда не вернется?
- Потому что он скрывается. Потому что он врет всем, с кем ему приходится разговаривать.
- Зачем же вы сюда тогда звонили?
- А затем, что я никак не могу его найти! Мне приходится ловить любой шанс, даже самый дурацкий!
- Что он сделал? - спросила Майя Глумова.
- Я не знаю, что он сделал. Скорее всего, ничего не сделал. Я же объясняю вам: мы ищем его потому, что он единственный свидетель большого несчастья…
- Почему же он тогда скрывается?
- Мы не знаем. Он, можно сказать, болен. Возможно, ему что-то чудится. Возможно, это какая-то идея-фикс…
- Болен… - сказала Майя и покачала головой. - Может быть. А может быть, и нет… Что вам надо от меня?
- Вы виделись с ним еще раз?
- Нет. Он обещал позвонить, но так и не позвонил.
- Почему же вы ждете его здесь?
- А где мне его еще ждать? - спросила она, и в голосе ее было столько горечи, что Максим отвел глаза и некоторое время молчал.
- А куда он собирался вам звонить? - спросил он наконец. - На работу?
- Наверное… Не знаю. В первый раз он позвонил на работу.
- Он позвонил вам в Музей и сказал, что приедет к вам?
- Нет. Он позвал меня к себе. Сюда.
- Майя Тойвовна, - сказал Максим. - Меня интересуют все подробности вашей встречи. Вы рассказывали ему о себе, о своей работе… Он рассказывал о своей… Постарайтесь вспомнить, как все это было.
Она покачала головой.
- Нет. Ни о чем таком мы не разговаривали. Я уже потом сообразила, уже дома, что я так ничего о. нем и не узнала. Это действительно странно… Мы столько лет не виделись." А ведь я расспрашивала его: где ты был, что делал… но он отмахивался и кричал, что все это чушь, ерунда, все это обморок души - так он говорил.
- Значит, он расспрашивал вас?
- Да нет же! Все это его не интересовало… Кто я, как я… Одна или у меня кто-нибудь есть… чем я живу… Он был как мальчишка… Я не хочу об этом говорить.
- Майя Тойвовна, не надо говорить о том, о чем вы не хотите говорить…
- Я ни о чем не хочу говорить!
Максим поднялся, сходил на кухню и принес ей воды. Она жадно выпила стакан до дна, проливая воду на свое серое платье.
- Все это никого не касается, - сказала она, возвращая стакан Максиму.
- Не надо говорить о том, что не касается, - сказал Максим. - Просто расскажите, о чем он вас расспрашивал.
- Я же говорю вам: он ни о чем не расспрашивал! Он рассказывал, вспоминал, рисовал, спорил… как мальчишка… Оказывается, он все помнит! Чуть ли не каждый день от утра и до самой ночи! Где стоял он, где стояла я, что сказал Рекс, как смотрел Вольф… Я ничего не помнила, а он кричал на меня и заставляй вспоминать, и я вспоминала… А как он радовался, когда я вспоминала что-нибудь такое, чего он сам не помнил!..
Она замолчала.
- Это все о детстве? - спросил Максим, подождав.
- Ну конечно! Ведь я же вам говорю, это никого не касается, это только наше с ним!.. Он и правда был как сумасшедший… У меня уже сил не было, я засыпала, а он будил меня и кричал в ухо: а кто тогда свалился с качелей? И если я вспоминала, он хватал меня в охапку, бегал со мной по дому и орал: правильно, все так и было, умница, правильно!
- И он не расспрашивал вас, что сейчас с учителем, где школьные друзья?
- Я же вам объясняю: он ни о чем не расспрашивал! Можете вы это понять? Он рассказывал, он вспоминал и требовал, чтобы я тоже вспоминала…
- Да, понимаю, понимаю… - сказал Максим. - А что он, по-вашему, намеревался делать дальше?
Она посмотрела на него с презрением.
- Ничего вы не понимаете, - сказала она.
Некоторое время они молчали.
Голос Максима:
"…В общем, она права. Я получил ответы на вопросы Экселенца. Я знаю теперь, что Абалкин НЕ интересовался работой Глумовой, что он НЕ намеревался использовать ее для проникновения в Музей, но я совершенно не понимаю, какую цель он преследовал, устраивая эту ночь воспоминаний. Сентиментальность? Дань детской любви? Возвращение в детство? Не верю. Цель была практическая. Абалкин хорошо ее продумал и достиг, не возбудив у женщины никаких подозрений. Ведь она тоже явно не понимает, что это было на самом деле. Остается еще один вопрос. Неприятный вопрос. Можно схлопотать по физиономии и вполне заслуженно…"
- Майя Тойвовна, - произнес Максим, глядя в сторону. - Скажите, а чем было вызвано такое ваше отчаяние, которому я был невольным свидетелем в нашу прошлую встречу?
Он спросил и замер, ожидая взрыва. Но взрыва не произошло.