Жук в муравейнике (киносценарий) - Стругацкие Аркадий и Борис 5 стр.


- Я была дура, - сказала Майя Глумова довольно спокойно. - Дура истеричная. Мне почудилось тогда, что он выжал меня как лимон и выбросил за порог… Теперь-то я понимаю: ему и в самом деле не до меня… Я, дура, все требовала от него объяснений, а он ведь не мог мне ничего объяснить. Он же знает, наверное, что вы его разыскиваете…

Максим поднялся.

- Большое спасибо, Майя Тойвовна. Я ухожу, По-моему, вы неправильно поняли наши намерения. Никто не хочет ему вреда, клянусь вам. И если вы встретитесь с ним, постарайтесь, пожалуйста, внушить ему эту мысль.

Она не ответила.

Когда Максим в кабинете Экселенца закончил доклад, Экселенц сказал задумчиво:

- И она там так и сидит… Почему?

- Ждет.

- Разве он ей назначил?

- Насколько я понимаю - нет.

- Бедняга… - проворчал Экселенц. Потом он спросил: - У тебя появились какие-то новые соображения?

- Не знаю… - произнес Максим. - Наверное, нет. Я просто подумал… в его поступках ощущается какая-то логика. Они связаны между собой. Он все время применяет один и тот же прием - ошарашивает человека каким-то заявлением или вопросом, а потом слушает, что бормочет этот ошарашенный… По-моему, он хочет что-то узнать, что-то о своей жизни… что-то такое, что от него скрыли… Экселенц, он каким-то образом узнал, что с ним связана тайна личности.

Экселенц выслушал его внимательно и некоторое время разглядывал в упор, словно видел перед собой что-то новое и занимательное.

- Такого рода соображения вряд ли помогут тебе в работе - сказал он, помолчав. - Еще раз советую тебе: не отвлекайся! Что у тебя сейчас на очереди? Посольство голованов? Хорошо. Займись посольством голованов. И возвращайся поскорее. Ты мне нужен здесь.

В Канаде была глубокая ночь. Невидимая река шумела сквозь шуршанье дождя, а прямо перед Максимом мокро отсвечивал легкий металлический мост, над которым светилось большое табло на английском, французском, русском и китайском языках: "Территория народа голованов".

Максим перешел мост и оказался в лесу. Лес был густой, небо было сплошь обложено, и весь этот ночной мир казался Максиму серым, плоским и мутноватым, как старинная фотография.

Когда Максим заметил голована Щекна, тот понял это мгновенно и сразу оказался на тропинке перед ним.

- Я здесь, - объявил он.

- Вижу, - сказал Максим.

- Будем говорить здесь, - сказал Щекн.

- Хорошо, - сказал Максим.

Голован сейчас же сел, совершенно как собака, разговаривающая с хозяином, - крупная толстая большеголовая собака с маленькими треугольными ушами торчком, с большими круглыми глазами под массивным широким лбом. Голос у него был хрипловатый, и говорил он без малейшего акцента, так что только короткие рубленые фразы и несколько преувеличенная четкость артикуляции выдавали в его речи чужака.

- Что тебе нужно? - спросил он прямо.

- Тебе сказали, кто я?

- Да. Ты журналист. Пишешь книгу про мой народ.

- Это не совсем так. Я пишу книгу о Льве Абалкине. Ты его знаешь.

- Весь мой народ знает Льва Абалкина.

- Вот как? И что же твой народ думает о Льве Абалкине?

- Мой народ не думает о Льве Абалкине. Он его знает.

- Я хотел спросить: как твой народ относится к Льву Абалкину?

- Он его знает. Каждый. От рождения и до смерти.

- Что ты можешь рассказать мне о Льве Абалкине?

- Ничего, - коротко ответил Щекн. Он поднес переднюю лапу к морде и принялся шумно выкусывать между когтями. Не по-собачьи, а так, как это делают иногда каши кошки.

Максим начал с другого конца.

- Я знаю, что Лев Абалкин твой друг, - сказал он. - Вы жили и работали вместе. Очень многие земляне хотели бы знать, что думает об Абалкине его друг и сотрудник голован.

- Зачем?

- Опыт.

- Бесполезный опыт.

- Бесполезного опыта не бывает, - возразил Максим.

Щекн принялся за другую лапу и через несколько секунд проворчал невнятно:

- Задавай конкретные вопросы.

Максим сказал:

- Мне известно, что в последний раз ты работал с Абалкиным пятнадцать лет назад. Приходилось тебе после этого работать с другими землянами?

- Приходилось. Много.

- Ты почувствовал разницу?

Щекн вдруг замер, а затем медленно опустил лапу и поднял лобастую голову. Глаза его на мгновение озарились мрачным светом. Однако и секунды не прошло, как он вновь принялся глодать свои когти.

- Трудно сказать, - проворчал он. - Работы разные, люди тоже разные. Трудно.

- Хорошо, - сказал Максим. - Ты с ним встретился. Он снова пригласил тебя работать. Ты согласился?

- Он не приглашал меня работать.

- Тогда о чем же вы говорили?

- О прошлом… - буркнул Щекн. - Никому не интересно.

- Как тебе показалось, он сильно изменился за эти пятнадцать лет?

- Это тоже не интересно.

- Нет. Это тоже интересно. Я тоже видел его недавно и обнаружил, что он сильно изменился. Но я землянин, а мне надо знать твое мнение.

- Мое мнение: да.

- Вот видишь! И в чем же он, по-твоему, изменился?

- Ему больше нет дела до народа голованов.

- Правда? А со мной он только о голованах и говорил!

Глаза Щекна озарились красным.

- Когда это было?

- Позавчера. А почему ты решил, будто ему больше нет дела до народа голованов?

Щекн вдруг объявил:

- Мы теряем время. Не задавай пустых вопросов. Задавай настоящие вопросы!

- Хорошо. Задаю настоящий вопрос. Где он сейчас?

- Не знаю.

- Что он намеревался делать?

- Не знаю.

- Что он тебе говорил? Мне важно каждое его слово.

И тут Щекн принял странную, неестественную даже позу: присел на напружиненных лапах, вытянул шею и уставился на Максима снизу вверх. Затем, мерно покачивая тяжеленной головой вправо и влево, он заговорил, отчетливо выговаривая слова:

- Слушай внимательно, понимай правильно и запоминай надолго. Народ землян не вмешивается в дела народа голованов. Народ голованов не вмешивается в дела народа землян. Так было, так есть и так будет. Дело Льва Абалкина есть дело народа землян. Это решено. А потому: не ищи того, чего нет. Народ голованов никогда не даст убежища Льву Абалкину.

У Максима вырвалось:

- Он просил убежища? У вас?

- Я сказал только то, что сказал: народ голованов никогда не даст убежища Льву Абалкину. Больше ничего. Ты понял это?

- Я понял это, - медленно проговорил Максим и продолжил: - Но меня не интересует это. Повторяю свой вопрос: что он тебе говорил?

- Я отвечу. Но сначала повтори мне то главное, что я тебе сказал.

- Хорошо, я повторю. Народ голованов не вмешивается в дело Абалкина и отказывает ему в убежище. Так?

- Так. И это - главное.

- Теперь отвечай на мой вопрос.

- Отвечаю. Он спросил меня, есть ли разница между ним и другими людьми, с которыми я работал. Точно такой же вопрос, какой задавал мне ты.

Едва кончив говорить, он повернулся и скользнул в заросли. Ни одна ветка" ни один лист не шевельнулся, а его уже не было. Он исчез.

- Как вам это нравится? - спросил Максим Экселенца. - Ай да Щекн! Помните, что пишет о нем Абалкин? "Я учил его языку и как пользоваться видеофоном. Я не отходил от него, когда он болел своими странными болезнями… Я терпел его дурные манеры, мирился с его бесцеремонностью, прощал ему такие вещи, какие не прощаю никому в мире… Если придется, я буду драться за него, как за землянина, как за самого себя. А он? Не знаю…" Вот теперь и узнал.

Экселенц сказал:

- Ты всерьез допускаешь, что Лев Абалкин мог просить у них убежища?

- Я не знаю, просил ли он убежища, но в убежище ему отказано. Теми самыми существами, ради которых он в свое время был готов на все…

- По-моему, ты его жалеешь, - сказал Экселенц.

Максим наклонился и принялся обирать репья с мокрых штанин.

- Почему бы и нет? - сказал он раздраженно. - Если я вижу, что человек с изуродованной судьбой мечется, не находя себе места, как отравленный, и сам отравляет всех, с кем встречается… отчаянием, обидой, страхом…

- Я тебе еще раз напоминаю, Мак, - произнес Экселенц. - Он опасен! И он тем более опасен, что сам об этом, видимо, не знает.

- Да кто он такой, черт возьми? - спросил Максим, - Обезумевший робот?

- У робота не может быть тайны личности, - сказал Экселенц. - Не отвлекайся.

Максим засунул репья в карман куртки и сел прямо.

- Сейчас ты можешь идти домой, - сказал Экселенц. - Будь поблизости, в черте города, и жди моего вызова. Возможно, сегодня ночью он попытается проникнуть в Музей. Тогда будем его брать.

- Хорошо, - сказал Максим без всякого энтузиазма.

Экселенц, откровенно оценивая, оглядел его.

- Надеюсь, ты в форме? Будете брать его вдвоем. Я уже слишком стар для таких упражнений.

В 01.08 радиобраслет на запястье Максима пискнул, и приглушенный голос Экселенца пробормотал скороговоркой: "Максим, быстро, Музей, главный вход, жду тебя…"

Максим скатился с крыльца, промчался по ночному пустому бульвару и нырнул в будку нуль-транспортировки. Он выскочил на Площади Звезды и скользнул в тень Музея. Экселенц уже возился у дверей главного входа, орудуя магнитной отмычкой. Дверь распахнулась.

- За мной, - скомандовал Экселенц и нырнул во тьму.

Они неслись огромными неслышными скачками, обтянутые черным, похожие на тени средневековых демонов. Экселенц вел Максима по сложной извилистой кривой из зала в зал среди статуй и макетов, похожих на уродливые механизмы, среди механизмов и аппаратов, похожих на уродливые статуи. Нигде не было света, видимо, автоматика была заранее отключена.

Они остановились, только оказавшись в кабинете-мастерской Майи Тойвовны Глумовой. Пустые столы. Стеллажи вдоль стен, уставленные инопланетными диковинами. А из кресла, в котором давеча сидел журналист Каммерер, поднялся им навстречу Григорий Каммерер-младший, тоже весь в черном, почти невидимый в темноте.

Экселенц шагнул к стеллажам, согнулся, с натугой вытащил что-то с полки и направился к столу, расположенному прямо перед входом. Слегка откинувшись корпусом назад, он нес в опущенных руках длинный предмет, какой-то плоский брусок с закругленными краями. Осторожно, без малейшего стука он поставил этот предмет на стол, на мгновение замер, прислушиваясь, а потом вдруг, как фокусник, потянул из нагрудного кармана длиннющую пеструю шаль с бахромой. Ловким движением расправил ее и набросил поверх бруска. Потом повернулся к обоим Каммерерам и едва слышно прошептал:

- Когда он прикоснется к платку - берите его. Если он заметит нас - берите его. Встаньте здесь.

Максим встал по одну сторону двери, Гриша- по другую, а сам Экселенц встал рядом с Гришей - позади и несколько правее. Сначала ничего не было слышно. Даже дыхания троих затаившихся людей. Потом вдруг послышался шум. Шум был, прямо сказать, основательный - где-то в недрах музея обрушилось нечто обширное, металлическое, разваливающееся в падении. Максим с Экселенцем обменялись удивленными взглядами. Звон, лязг и дребезг постепенно прекратились, но теперь стали слышны другие звуки. Много разных звуков. Кто-то явно приближался, нисколько не скрываясь. Он волочил ноги и звучно шаркал подошвами, Он задевал за притолоки и за стены. Один раз он налетел на какую-то мебель и разразился серией невнятных восклицаний с преобладанием шипящих. И вот на стены кабинета из открытой двери упали слабые электрические отблески.

- Это не он, - сказал Максим Экселенцу почти вслух.

Экселенц кивнул. Вид у него был недоумевающий и угрюмый. А потом он вдруг оттянул на себе борт черной куртки и правой рукой принялся засовывать за пазуху большой черный револьвер. Увидевши его, Каммерер-старший обмер, потому что понял: Экселенц был готов убить Абалкина. Он был так ошеломлен, что забыл обо всем на свете, а Каммерер-младший, по-прежнему напрягшись, ждал, вперившись в дверной проем.

Тут в мастерскую ворвался толстый столб яркого света, и, зацепившись в последний раз за притолоку, вошел лже-Абалкин.

Вообще-то говоря, он был даже чем-то похож на Льва Абалкина: ладный, крепкий, с длинными черными волосами до плеч. Он был в белом просторном плаще и держал перед собой электрический фонарь. В другой руке у него был большой портфель. Войдя, он остановился, провел лучом по стеллажам и произнес вслух:

- Ну, кажется, это здесь.

Голос у него был скрипучий, а тон - нарочито бодрый. Видимо, он чувствовал себя неловко, а может быть, ему было жутковата.

Теперь было видно, что это, собственно, старый человек. У него были впалые морщинистые щеки, очень высокий морщинистый лоб, длинный острый нос с горбинкой и длинный острый подбородок. В общем, он был похож не столько на Льва Абалкина, сколько на Шерлока Холмса.

Бегло оглядевшись, он подошел к столу, поставил свой портфель прямо на цветастый платок, а сам, подсвечивая себе фонариком, принялся осматривать стеллажи. При этом он непрерывно бормотал что-то себе под нос:

- Ну, это всем известно… бур-бур-бур… Обыкновенный иллизиум… бур-бур-бур… Предметы невыясненного назначения, ха! Хлам и хлам… бур-бур-бур… Может быть, и не на месте… Засунули куда-нибудь, запихали, запрятали… бур-бур-бур…

Экселенц следил за всеми этими манипуляциями, заложивши руки за спину, и на лице его было выражение безнадежной усталости или даже усталой скуки.

Когда старик добрался до самой дальней секции, Экселенц тяжело вздохнул и сказал брезгливо:

- Ну что вы там ищете, Бромберг? Детонаторы?

Старик Бромберг тоненько взвизгнул и шарахнулся в сторону, повалив стул.

- Кто здесь? - завопил он фальцетом, лихорадочно шаря лучом вокруг себя. - Кто это?

- Да я это, я, - отозвался Экселенц еще более брюзгливо. Он подошел к столу и уселся на край рядом с портфелем. - Перестаньте вы трястись…

- Кто вы? Какого дьявола! - луч уперся в Экселенца. - А-а! Сикорский! Ну, я так и знал!

- Уберите фонарь, - приказал Экселенц, заслоняя лицо ладонью.

- Я так и знал, что это ваши штучки! - вопил старикан Бромберг. - Я сразу понял, кто стоит за всем этим бездарным спектаклем!

- Уберите фонарь, не то я его расколочу! - гаркнул Экселенц.

- Попрошу на меня не орать! - взвизгнул Бромберг, но луч отвел. - И не смейте прикасаться к моему портфелю!

Экселенц встал и пошел на него.

- Не смейте ко мне подходить! - завопил Бромберг. - Я вам не мальчишка! Стыдитесь! Ведь вы же старик!

Экселенц подошел к нему, легко отобрал фонарь и поставил на ближайший столик рефлектором вверх.

- Присядем, Бромберг, - сказал он. - Надо поговорить.

- Эти мне ваши разговоры… - пробурчал Бромберг и уселся.

Поразительно, но он уже совершенно успокоился. Бодренький крепенький старичок. Пожалуй, даже веселый.

- Давайте попробуем говорить спокойно, - предложил Экселенц.

- Попробуем, попробуем! - бодро отозвался Бромберг. - А что это за молодые люди подпирают стены у дверей? Вы обзавелись телохранителями?

Экселенц сказал:

- Это Максим Каммерер и Григорий Каммерер. Сотрудники КОМКОНа. А это - доктор Айзек Бромберг, историк науки.

Оба Каммерера кивнули, а Бромберг немедленно объявил:

- Я так и знал. Разумеется, вы побоялись, что один на один со мной не справитесь, Сикорский… Садитесь, садитесь, молодые люди, устраивайтесь поудобнее.

- Сядьте, Максим, - сказал Экселенц.

Максим сел в знакомое кресло для посетителей, а Гриша остался стоять у двери.

- Так я жду ваших объяснений, Сикорский, - произнес Бромберг. - Что означает эта засада?

- Я вижу, вы сильно перепугались.

- Вздор! - мгновенно воспламенился Бромберг. - Чушь какая! Слава богу, я не из пугливых…

- Но вы так ужасно завопили и повалили так много мебели…

- Ну, знаете ли, если у вас над ухом в абсолютно пустом здании, ночью…

- Абсолютно незачем ходить в абсолютно пустые здания по ночам…

- Во-первых, это абсолютно не ваше дело, Сикорский, когда и куда я хожу! А во-вторых, когда еще вы мне прикажете ходить? Днем меня не пускают. Третий день в Музее идут какие-то подозрительные ремонты, какие-то таинственные смены экспозиций… Музей закрыт! Для кого? Для меня! Члена ученого совета этого Музея! Я сразу понял, чьи уши торчат из-за кулис! И теперь я спрашиваю: зачем это вам понадобилось, Сикорский? Какой срам! Закрытие Музея! Дурацкие ночные засады! Кто, черт побери, выключил здесь все электричество?..

Голос его сорвался, и он мучительно заперхал, стуча себя обоими кулаками по груди.

- Я получу когда-нибудь ответы на свои вопросы? - яростно просипел он сквозь перханье.

Экселенц тоже осатанел.

- Я хотел бы знать, Бромберг, - сдавленным голосом произнес он, - зачем вам понадобились детонаторы.

- Ах, вы хотели бы это знать! А я хотел бы знать, каким образом вы оказались в Музее ночью, Сикорский! Как вы проникли в этот Музей, а? Отвечайте!

- Это не относится к делу, Бромберг!

- Вы - взломщик, Сикорский! - объявил Бромберг. - Вы докатились до взлома!

- Это вы докатились до взлома, Бромберг! - взревел Экселенц. - Вы! Вам было совершенно ясно и недвусмысленно сказано: доступ в Музей прекращен!

- Я член совета Музея! Вот мой ключ! Мне полагается ключ от служебного входа, и я воспользовался им, чтобы прийти сюда…

- Посреди глухой ночи и вопреки прямому запрету дирекции Музея?

- Посреди глухой ночи, но все-таки с ключом! А где ваш ключ, Сикорский? Или у вас магнитная отмычка? Покажите мне, пожалуйста, ваш ключ, Сикорский!

- У меня нет ключа! Он мне не нужен! Я нахожусь здесь по ДОЛГУ, а не потому, что мне попала вожжа под хвост! Старый вы, истеричный дурак!

И тут их, видимо, обоих схватило. Они замолчали. Перестали сверлить друг друга огненными взорами, разом полезли в карманы, извлекли свои капсулы, один выкатил на ладонь два белых шарика, другой - три. Потом шарики были отправлены под язык, а Бромберг, отдуваясь, вытащил старомодный носовой платок и принялся обтирать лицо и шею.

- Айзек, - сказал Экселенц и причмокнул, - что вы будете делать, когда я умру?

- Спляшу качучу, - сказал Бромберг мрачно. - Не говорите глупостей.

- Айзек, - сказал Экселенц, - зачем вам все-таки понадобились детонаторы?.. Подождите, не начинайте все с начала. Дело в том, что именно в эту ночь за ними должен был прийти совсем другой человек. Если это просто невероятное совпадение, то так и скажите, и мы расстанемся. У меня голова разболелась…

- А кто это должен был за ними прийти? - подозрительно спросил Бромберг.

- Лев Абалкин, - сказал Экселенц утомленно.

- Кто это такой?

- Вы не знаете Льва Абалкина?

- В первый раз слышу.

- Верю, - сказал Экселенц.

- Еще бы! - сказал Бромберг высокомерно.

- Вам я верю, - сказал Экселенц. - Но я не верю в совпадения… Слушайте, Айзек, неужели это так трудно - просто, без кривляний рассказать, почему вы именно сегодня пришли за детонаторами…

Назад Дальше