- Мне не нравится слово "кривлянья".
- Я беру его назад, - сказал Экселенц.
Бромберг снова принялся утираться.
- Пожалуйста, - объявил он. - Вы прекрасно знаете, Рудольф, что в отличие от вас я ненавижу все и всяческие секреты. Это вы сами поставили меня в положение, когда я вынужден кривляться и ломать комедию. А между тем все очень просто. Сегодня утром ко мне явился некто… Вам обязательно нужно имя?
- Нет.
- Некий молодой человек. О чем мы с ним говорили - несущественно, я полагаю. Разговор носил достаточно личный характер. Но во время разговора я заметил у него вот здесь… - Бромберг ткнул пальцем в сгиб локтя правой руки, - довольно странное родимое Пятно. Я даже вообразил сначала, что это татуиробка… Вы знаете, Рудольф, татуировки - это мое хобби… Но молодой человек сказал: нет, это родимое пятно. Больше всего оно было похоже на букву "Ж" в кириллице или, скажем, на японский иероглиф "сандзю". Вам это ничего не напоминает, Рудольф?
- Напоминает, - сказал Экселенц.
- Вот как? Вы что - сразу сообразили? - спросил Бромберг с завистью.
- Да, - сказал Экселенц.
- М-м-м… А вот я - не сразу. Молодой человек уже давно ушел, а я все сидел и вспоминал, где я мог видеть такой значок… В точности такой, понимаете? В конце концов вспомнил. Надо было проверить, а под рукой - ни одной репродукции. Я бросаюсь в Музей - Музей закрыт…
- Максим, - сказал Экселенц, - будьте добры, дайте нам сюда эту штуку, которая под шалью. Только осторожно, пожалуйста.
Максим повиновался; Он поставил тяжелый брусок перед Экселенцем, Экселенц придвинул его поближе к себе и попытался приподнять крышку, но пальцы у него скользили, и крышка не поднималась.
- Дайте-ка мне, - нетерпеливо сказал Бромберг.
Он оттолкнул Экселенца, взялся за крышку обеими руками, поднял ее и положил в сторону.
Внутри открылся ряд из тринадцати аккуратных круглых гнезд (сантиметров по семи в диаметре). В одиннадцати из них помещались круглые серые блямбы, украшенные коричневатыми, слегка расплывшимися иероглифами. Два гнезда были пусты, и видно было, что дно их выстлано белесоватым ворсом, похожим на плесень, и ворсинки эти заметно шевелились, словно живые.
Расплывшаяся стилизованная буква "Ж" была на третьем слева "детонаторе", и Экселенц, подвесив над ним свой длинный указательный палец, произнес:
- Он?
- Да, да! - нетерпеливо отозвался Бромберг, отпихивая его руку. - Не мешайте! Вы ничего не понимаете…
Он вцепился ногтями в края "детонатора" и осторожно принялся как бы вывинчивать его из гнезда, приговаривая:
- Здесь совсем не в этом дело. Неужели вы воображаете, будто я был способен перепутать… Чушь какая…
Он вытянул "детонатор" из гнезда и стал медленно поднимать его над футляром все выше и выше. За серым толстеньким диском тянулись белесоватые нити, утончались, лопались одна за другой, и когда лопнула последняя, Бромберг перевернул "детонатор" нижней поверхностью вверх, и там, среди шевелящихся полупрозрачных ворсинок, стал виден Тот же значок, только черный, маленький и очень отчетливый, словно его вычеканили в сером материале.
- Да! - сказал Бромберг торжествующе. - В точности такой. Я так и знал, что не могу ошибиться.
- В чем именно? - спросил Экселенц.
- Размер, детали, пропорции… Вы понимаете, родимое пятно у него не просто похоже на этот значок - оно в точности такое же!.. - Бромберг пристально посмотрел на Экселенца. - Слушайте, Рудольф, услуга за услугу. Вы что - вы их всех пометили?
- Нет, конечно.
- Значит, у них это было с самого начала? - спросил Бромберг, постукивая себя пальцем по сгибу руки.
- Нет. Они появились позже… Скажите, Айзек, а о чем вы с ним все-таки разговаривали?
- О чем я с ним разговаривал… - повторил Бромберг, осторожно ввинчивая "детонатор" на место. - Вообще-то это вас совершенно не касается, Сикорский… Он пришел ко мне, лично ко мне как к крупнейшему знатоку запрещенной науки. Он искал родителей, которые при таинственных обстоятельствах сгинули у него сорок лет назад во время какого-то засекреченного эксперимента. Если бы он пришел к вам, Сикорский, вы бы, разумеется, не сказали бы ему ни слова, хотя вькго наверняка знаете, что случилось с этими людьми… А я… Что ж, мне пришлось достать мою картотеку, и мы вместе просмотрели и обсудили все закрытые эксперименты того периода. Там была Операция "Зеркало", проект "Сумасшедший Голем"… что там еще… история саркофага-инкубатора, история операции "Тень"…
- Он был примерно вашего роста, бледный, с длинными черными волосами, - сказал Экселенц.
- Да. Его зовут Александр Дымок.
- Его зовут Лев Абалкин, - сказал Экселенц мрачно. - Большое вам спасибо, Айзек. Значит, теперь он знает об истории с саркофагом-инкубатором…
- А почему бы ему об этом и не знать? - агрессивно вскинулся Бромберг.
- Действительно… - медленно проговорил Экселенц, поднимаясь. - Почему бы ему об этом не знать?
У себя в кабинете Экселенц прежде всего сварил две чашки кофе и принялся рассказывать. Время от времени он выбрасывал на стол перед Максимом фотографии, а иногда включал видеопроектор.
- …Эта история началась сорок лет назад. На безымянной планетке отряд следопытов совершенно случайно обнаружил на глубине тридцати метров в базальтовой толще обширное помещение. В помещении располагалось необычайно сложное биологическое устройство, которое сначала назвали саркофагом. Очень скоро выяснилось, однако, что на самом деле это грандиозный эмбриональный сейф совершенно фантастической конструкции. Тогда его стали называть инкубатором. Инкубатор содержал тринадцать бплодотворенных яйцеклеток вида хомо сапиенс. Возраст этого саркофага-инкубатора был определен немедленно: пятьдесят пять тысяч лет. Пятьдесят пять тысяч лет назад какая-то сверхцивилизация, обогнавшая нас на тысячи веков, зачем-то заложила эту эмбриологическую мину с неизвестными и абсолютно непонятными целями… чтобы нам веселее было жить… Мы знаем только об одной сверхцивилизации в нашей Галактике, хотя в глаза ее никогда не видели: это известные тебе Странники. Ты веришь в Странников?
- Разумеется, - сказал Максим. - Только при чем здесь - "веришь"? Они наверняка существовали и, может быть, существуют и сейчас…
- Так вот, пятьдесят пять тысяч лет назад они оставили этот самый саркофаг. Мы нашли его случайно, а значит, скорее всего, не вовремя. Видимо, следопыты, сами того не желая, включили какой-то механизм: через двое суток яйцеклетки начали делиться.
…Собрался Мировой Совет. Было высказано множество остроумнейших гипотез. Я встал за ту из них, которая не была самой остроумной и даже самой правдоподобной, я встал за ту, которая требовала от всех нас максимальной ответственности. Я представил себе самое опасное, что можно ожидать. Странники заложили в эти яйцеклетки некую генетическую программу. Приходит время, и мы натыкаемся на саркофаг-инкубатор. Включается механизм деления. На свет появляются тринадцать человек, которые ничем не отличаются от нас с тобой. Но в нужный момент включается программа! И они начинают делать то, ради чего организована вся эта затея. Что именно - мы не знаем. С какой целью - не знаем и даже, наверное, представить себе не можем."
…Я потребовал у Мирового Совета. Первое. Все работы, хоть как-то связанные с этой историей, должны быть засекречены. Сведения о них не подлежат разглашению ни при каких обстоятельствах. Основание: хорошо всем известный закон о тайне личности. Второе. Ни один из "подкидышей" не должен знать обстоятельство своего появления на свет. Основание: тот же закон. Третье. "Подкидыши" должны быть сразу же после рождения разъединены, и в дальнейшем должны быть приняты меры, чтобы они не встречались друг с другом и ничего друг о друге не знали. Четвертое. В дальнейшем они должны получить внеземные специальности. Сами обстоятельства их жизни естественным образом должны затруднять им посещения Земли даже на короткие сроки… Я преследовал только одну цель: когда включится программа, всем этим "подкидышам" должно быть как можно труднее. Пусть он не понимает, что с ним происходит. Пусть у него не будет соратников# с которыми он мог бы посоветоваться и объединиться. Пусть он будет при этом далеко от Земли. И пусть ему будет нелегко попасть на Землю. Мне повезло. На мою сторону встали не только те, кто разделял мои опасения, - таких было меньшинство, но и те, кто опасались за психику "подкидышей". Они считали, что осознание такого необычайного своего происхождения способно нанести человеку психическую травму… Как показал дальнейший опыт, они были тоже правы. Как раз в то время, когда мы с тобой крутились на Саракше, дураки-психологи в порядке эксперимента рассказали одному из "подкидышей" всю правду о его происхождении. Сначала все было хорошо" а на сто тридцатый день он погиб у себя на Горгоне. Скорее всего, покончил с собой. Видимо, это не просто - сознавать, что ты, землянин до мозга костей, никогда ничего не любивший кроме Земли, несешь в себе, может быть, какую-то страшную угрозу для человечества…
…Первые десять лет все было хорошо. К этим мальчишкам и девчонкам были прикреплены самые лучшие врачи и самые лучшие педагоги. Ребятишки росли самые обыкновенные. В чем-то они были получше, а в чем-то похуже других детей. Потом у них стали появляться эти значки. На сгибе локтя. Припухлость, синяк, а через неделю- родимое пятно странной формы. Я сначала не обратил на это внимания. Потом умные люди принесли и показали мне фотоснимок "детонаторов".
…Это сейчас мы называем их "детонаторами", а тогда это называлось "элемент жизнеобеспечения пятнадцать дробь а". В недрах саркофага-инкубатора было найдено много удивительных и непонятных вещей, в том числе и этот ящик с тринадцатью гнездами. Тринадцать замысловатых иероглифов. Тринадцать сгибов детских локтей. По значку на локоть. Причем совпадение абсолютное. Вот тогда и было произнесено слово "детонаторы". Мы еще ничего не понимали и не знали тогда, но это выскочило в нашем сознании одновременно: тринадцать загорелых исцарапанных бомб лазают по деревьям и плещутся в речках в разных концах земного шара, а здесь тринадцать детонаторов к ним тихо ждут своего часа."
…Это была, конечно, минута слабости. Ниоткуда не следовало, что диски со значками - это детонаторы к бомбам, возбудители скрытой программы. Просто, когда дело касалось "подкидышей", мы все уже привыкли предполагать самое худшее… Даже сама связь между "детонаторами" и "подкидышами" была поначалу только гипотезой. Потом эта гипотеза подтвердилась…
…"Детонаторами" занялись вплотную. Их обследовали, как умели. И ничего интересного не обнаружили до тех пор пока не было решено разрушить один из них. "Детонатор" номер двенадцать, значок "М"-готическое, был разрушен и не восстановился. А спустя два дня в Северных Андах попала под горный обвал группа молодых туристов. Двадцать семь юношей и девушек во главе с инструктором. Многие получили ушибы и ранения, но все остались живы. Кроме Эдны Ласко. Она была "подкидышем". На/локте у нее был значок "М"-готическое. Эксперименты над "детонаторами" были сейчас же прекращены. Но через два года, как я тебе уже говорил, покончил с собой на Горгоне этот несчастный, которому открыли тайну его личности. Он погиб, а через две недели совершенно случайно было обнаружено, что соответствующий "детонатор", хранившийся, как и остальные, в Музее, исчез начисто, не оставив по себе даже пыли…
…Теперь ты понимаешь, каково мне было, когда ты доложил, что Майя Глумова работает в Музее, да еще в том самом секторе, где хранится футляр с "детонаторами"…
Уже светало, когда Экселенц кончил рассказывать. Замолчав, он грузно поднялся, не глядя на Максима, и пошел снова заваривать кофе.
- Можешь спрашивать, - проворчал он.
"…Теперь с этой тайной на плечах мне ходить до конца жизни, - думал Максим. - Теперь я принимаю на себя еще одну ответственность, о которой, не просил и в которой, ей-богу, не нуждался. Теперь я обязан знать хотя бы то, что уже понятно до меня, а желательно - еще больше. А значит, по уши увязнуть в этой тайне, отвратительной, как все тайны, и даже, наверное, еще более отвратительной… Спасибо тебе, Экселенц, что до последнего момента ты старался удержать меня на самом краю этой тайны, и будь ты неладен, что все-таки не сумел и не удержал…"
- У тебя нет вопросов? - осведомился Экселенц.
Максим спохватился.
- То есть вы полагаете, что программа заработала, и он убил Тристана Гутенфельда?
- Мне больше нечего полагать. - Экселенц аккуратно разлил кофе и уселся на место. - Тристан был его наблюдающим врачом. Регулярно раз в месяц они встречались где-то в джунглях, и Тристан проводил профилактический осмотр. Якобы в порядке рутинного контроля за психикой профессора, а на самом деле - для того, чтобы убедиться: Абалкин пока остается человеком. На всем Саракше один Тристан знал, что Абалкину запрещено появляться на Земле. Во всем мире один Тристан знал номер моего спецканала. Это спецканал для связи лично с ним… И вот в день, назначенный для осмотра, он гибнет. А Лев Абалкин бежит на Землю, Лев Абалкин скрывается, Лев Абалкин звонит мне по спецканалу Тристана… - Он залпом выпил свой кофе и помолчал, жуя губами. - По-моему, ты не понял самого главного, Мак. Мы теперь имеем дело не с Абалкиным, а со Странниками. Льва Абалкина больше нет. Забудь о нем. На нас идет автомат Странников! - Он снова помолчал. - Я вообще не представляю, какая сила способна была заставить Тристана назвать мой номер кому бы то ни было, а тем более - Льву Абалкину. Ведь его пытали, Тристана…
- Абалкин пытал Тристана?
Экселенц пожал плечами.
- Программа пытала Тристана, - сказал он. - Абалкина больше нет.
- И вы полагаете, что сейчас программа гонит его на поиски "детонатора"?
- Мне больше нечего предполагать.
- Но ведь он ничего не знает о "детонаторах". Или это Тристан ему рассказал?
- Тристан ничего не знал о "детонаторах". И Абалкин ничего не знает. Знает программа!
- Подождите, - сказал Максим. - А как же остальные… одиннадцать, десять, сколько их там?
- Все в пределах нормы пока. Но ведь и значки появились у них не одновременно. Абалкин был самым первым. И у него у первого включилась программа. И слава богу, это дает нам хоть какой-то шанс. Мы можем сейчас следить за ним и теперь будем знать, как это с ними происходит… хоть немного сумеем подготовиться…
Максим сильно потер ладонями лицо.
- Экселенц, - сказал он. - Вы только поймите меня правильно, прошу вас. У меня нет сейчас цели смягчить, сгладить, приуменьшить… Но ведь вы не видели его. И вы не видели людей, с которыми он общался… Я все понимаю: гибель Тристана, бегство, звонок по вашему спецканалу, скрывается, выходит на Глумову с "детонаторами"… Этакая безупречная логическая цепочка. Но, Экселенц, это ведь только логика! Вы избрали гипотезу о программе, и получается вот такая логика! Возьмите другую гипотезу, и появится какая-то другая логика, которая все эти факты отлично объяснит…
- Например?
- Я не могу сейчас ничего придумать. Если вы прикажете, я придумаю. Уверен в этом. Я другое хочу сказать. Обратите внимание: встречается с Глумовой - и ни слова о Музее, только детские воспоминания и любовь. Встречается с учителем - и только обида, будто бы учитель испортил ему жизнь… Разговаривает со мной - обида, будто я украл у него приоритет… Кстати, в рамках вашей логики, зачем ему вообще было встречаться с учителем? Со мной - еще туда-сюда: хотел проверить, кто его выслеживает. А учитель здесь при чем? Теперь Щекн - дурацкая просьба об убежище… Это уже вообще ни в какие ворота не лезет!
- Лезет, Мак. Все лезет. Все так, как я и ожидал. Ты пойми: программа программой, а сознание сознанием. Он сам не понимает, что с ним происходит. Странники - не люди, и поэтому программа требует от него нечеловеческого. У него нет понятий для этого, ни слов, ни даже образов, поэтому он мечется, поэтому он совершает странные, нелепые поступки… Для этого и нужна была тайна личности, у нас есть теперь хоть какой-то запас времени. Представь себе, что он шел бы прямо к цели. Ни черта бы мы не успели его остановить, все было бы кончено еще третьего дня… А насчет Щекна ты не понял ни черта. Никакой просьбы об убежище там не было. Просто голованы не люди, они почуяли, что он больше не человек, и демонстрируют нам свою лояльность… Я вижу, ты сомневаешься.
- Я видел его, Экселенц. Я видел учителя, и я видел Глумову. Он мечется. Да, он совершает странные поступки. Да. Только нелепого в этих поступках ничего нет. Есть какая-то цель, которой я не понимаю. И "детонаторы" здесь ни при чем… Поймите, Экселенц, он жалок, он несчастен. Я не вижу в нем ничего опасного… Можно еще кофе?
Экселенц Поднялся и пошел заваривать новую порцию.
- Сомневаешься… - сказал он, стоя к Максиму спиной. - Счастливчик. Я бы и сам сомневался, если бы мог себе это позволить. Ты меня знаешь, Мак, я старый рационалист, я понавидался всякого, и я всегда шел от разума, и разум никогда не подводил меня. Мне отвратительны все эти фантастические кунштюки, все эти таинственные программы, составленные кем-то там пятьдесят пять тысяч лет назад… которые, видите ли, включаются и выключаются по непонятному принципу! Все эти мистические внепространственные связи между живыми душами и дурацкими кругляшками, запрятанными в футляр… Меня с души воротит от всего этого!
Он принес кофе и разлил по чашкам.
- Если бы мы с тобой были обыкновенными учеными, - продолжал он, - и просто занимались бы изучением некоего явления природы, с каким наслаждением я объявил бы все это цепью идиотских случайностей! Случайно погиб Тристан - что ж, не он первый, не он последний. Подруга детства Абалкина случайно оказалась хранительницей "детонаторов". Сам он совершенно случайно набрал номер моего спецканала, хотя собирался звонить кому-то другому… Клянусь тебе, самое маловероятное сцепление маловероятных совпадений казалось бы мне все-таки гораздо более правдоподобным, чем идиотское, бездарное предположение о какой-то там вельзевуловой программе, которую заложили в человеческий зародыш… Но в том-то и дело, что мы с тобой не ученые. Ученый может ошибаться, каждая его ошибка - это, в конце концов, его личное дело. А мы ошибаться не должны. Нам все простят: невежество, мистицизм, суеверную глупость… одного нам не простят - если мы недооценили опасность. Если в нашем доме вдруг завоняло серой, мы просто не имеем права пускаться в рассуждения о молекулярных флюктуациях - мы обязаны предположить, что где-то рядом объявился черт с рогами, и принять соответствующие меры… вплоть до организации производства святой воды. И если окажется, что это была всего лишь флюктуация, и если над нами будет хохотать весь Мировой Совет и все школяры впридачу - слава богу, мы сделали все, что могли…
Он с раздражением отодвинул от себя чашку.
- Не могу я пить этот кофе, и есть я не могу уже четвертый день подряд…
- Экселенц, - сказал Максим. - Ну что вы в самом деле… Ну почему обязательно черт с рогами… В конце концов, что плохого мы можем сказать о Странниках? Мы же ничего про них не знаем совсем. Все-таки это сверхцивилизация… Это стало уже общим местом: сверхцивилизация может нести только добро.