– Мы с Фастером работаем поодиночке, - продолжал Кьюнг, - такова уж судьба… Айрант остается в паре с Фабианом. Если вопросов нет, то все свободны.
* * *
Рядом с могилой Оди появился новый песчаный холм и новый памятник. От живых людей, которые только что ходили рядом, только что разговаривали, шутили и смеялись, теперь остались лишь две невзрачные фотографии - образы для воспоминаний, и больше ничего… Их голоса запоздалым эхом еще звучали в ушах, а их лица, смотрящие из прошлого, еще не растворились перед взором. Они ушли в мир теней и призраков, о существовании которого мы так ничего и не узнаем, пока сами не последуем туда же.
На Флинтронне, как всегда, черный день чередовался с черной ночью, сливаясь в единую бесконечную темноту, заполнившую собой все координаты пространства и времени. Проклятая планета! Одна поглощала одну жизнь за другой, словно собирая коллекцию смертей. Подобно космической черной дыре, ее поверхность была открыта для всех желающих, но вырваться назад удавалось лишь немногим. Под флером убаюкивающей тишины здесь скрывался медленный яд отчаяния. Неужели она никогда не насытится человеческими смертями, не удовлетворится переваривающимися в ее песчаном чреве трупами? Правы были те, кто на Земле проклинал ее. Не трусостью, а здравомыслием обладали те, кто опасались ее близкого присутствия. Если звезды излучают свет, нормальные планеты во вселенной этот свет отражают, то Флинтронна излучала гибель и отражала лишь галактическую пустоту…
* * *
Буквально на следующие сутки Айранту пришла в голову неплохая мысль:
– Наш доблестный капитан! Разрешите обратиться! - он вытянулся как струна и отдал честь.
Кьюнг лениво повел бровями.
– Хватит паясничать, говори чего надо.
– У меня появилась идея повнимательней изучить тот нож, которым убили Линда. Конечно, нормальные преступники перестали оставлять отпечатки пальцев еще в веке девятнадцатом. Тогда, кажется, орудовал знаменитый детектив Шерлок Холмс. Но все же…
– Займись этим… А что касается Шерлока Холмса, то, по мнению большинства современных историков, это просто литературный персонаж. Конан Дойль - вот кто был настоящим сыщиком в то время.
Какая, впрочем, разница. В происходящем на Флинтронне ни тот, ни другой все равно не смогли бы разобраться, будь они оба здесь. Айрант тихо ретировался, но уже через пару минут вернулся - взъерошенный и крайне возбужденный. Его распахнутые глаза казались выпуклыми линзами, глаза сверкали то ли от страха, то ли от очередного бешенства. И, как бывает в подобных случаях, огненно-рыжая шевелюра готова была вот-вот воспламениться. В руке он держал окровавленный складник.
– Ну, чего?! - Кьюнг не выдержал его издевательского молчания.
– Нож…
– Я вижу! Притом - в крови!
Айрант кинул складник на стол, сторонясь от него, как сторонился бы демон от святого распятия.
– Мы скоро здесь все посходим с ума!
– Считай, что это уже произошло и объясни в чем дело!
– Да это не наш нож!
Кьюнг поднял складник и небрежно повертел его в руках. На нем было написано всего одно слово, но оно производило впечатление сравнимое с легким ударом по голове: "АСТОРИЯ".
– Вот черт… - он рухнул в кресло, перед глазами поплыл легкий туман, амальгама внутренних чувств стала совершенно беспросветной.
– Нож с "Астории"! - кричал Айрант и этим криком выводя капитана из оцепенения. - Ты можешь дать этому хоть какое-то объяснение?!
– Значит, они все-таки были на этой планете…
– Это более разумно, чем предположить, что нож упал сюда прямо с центра галактики!
– Но куда… куда в таком случае девался звездолет?
– Не знаю. Скорее всего, полетел на мирное освоение космоса.
Кьюнг еще и еще вглядывался в окровавленный складник, смотря на него, как на предмет из иной реальности. В голове - каша полнейшая. Другого слова даже не подберешь: смесь бредовых фактов и еще более бредовых попыток связать эти факты: нож, кровь, убийства, светящиеся могилы, богомерзкие черви, таинственно-непостижимая пропажа вещей, а также мнимая единица, именуемая маньяком-убийцей. Хотелось эти разорванные картинки собрать в единое полотно событий, но никак не стыковалось. А хотеть, как известно, имеет моральное право каждый человек, причем - все, что душе угодно.
Капитан, повинуясь очевидной логике, задал вопрос, который сам собой уже висел в воздухе, он просто озвучил его:
– Давай-ка поразмыслим над следующей версией: если убийца кто-нибудь из "Астории". Такое возможно?
– Это первое, что мне пришло в голову. Я экспромтом прикинул: приземлились они сравнительно недавно, консервированной пищи и кислородных баллонов, если их зарыть где-нибудь в песках, вполне достаточно, чтобы продержаться до настоящего времени двоим, даже троим… Но если во тьме между могил слоняется всего один маньяк-убийца, проблем для нас уже более чем достаточно.
– А причина?
– Очевидна. Они просто посходили с ума, что, кстати, ожидает и нас.
– Значит, светящиеся могилы, исчезновение предметов, загадочная смерть Оди и Линда…
– Конечно! На такое способны только свихнувшиеся!
Что-то муторно-туманное, иррациональное, но все же начало вырисовываться на полотне происходящих событий. Местные боги, если таковые существовали, являлись творцами-абстракционистами, возводящие на пьедестал искусства хаос и бессмыслицу. Из них, этих двух аморфных субстанций, они создали Флинтронну, из них же сделан и местный порядок. Но боги, хоть и одуревшие, не способны на творчество, если в нем не будет присутствовать хоть мельчайшая частица здравой логики. Кажется, эту крупицу наконец-то удалось разглядеть, но…
– Но для того, чтобы убить Линда ему (или им) необходимо было проникнуть на звездолет, - произнес Кьюнг.
– Что делается простым нажатием той дурацкой кнопки.
– Действительно… Но послушай, ведь Линд перед смертью дал понять, что убийца - один из нас!
Вот это уже возражение посерьезней. Айрант, ожидавший такого вопроса, понимающе кивнул: видать, за бешеные несколько минут успел продумать все до мелочей.
– А давай-ка еще раз вспомним, что тогда произошло. Когда Линд лежал в реанимации, ты задал ему вопрос: "это кто-то из нас?", он кивком головы ответил - да.
– Верно.
– Но надо еще и верно истолковать! Подтверждая, что "один из нас", он имел в виду не экипаж "Гермеса", а одного из астронавтов вообще… Если тебе не нравится эта версия, вот другая: убийца, чтоб у него на яйцах гланды выросли, мог быть в маске, и Линд по ошибке принял его за одного из нас.
– Логично… Так какой же делаем вывод? Выходит, движение "Севастия" здесь ни при чем, и мы зря подозревали друг друга.
Бортмех нервозно походил взад-вперед, колебля воздух своим массивным телом.
– Ты лучше скажи: что делать дальше? Бросаться на сомнительного успеха поиски или продолжать работу?
Вот еще проблема. Но миновать ее никак не получится. Капитан на секунду вообразил себе, каким образом могут выглядеть поиски на планете, где темнота лучше любого укрытия двадцать четыре часа в сутки создает идеальный камуфляж не то, чтобы одному, даже целой армии. И прятаться никуда не надо. Искать наощупь - черный несмешной анекдот, искать с прожекторами - значит, еще на большом расстоянии выдавать себя.
– Что-то не приходит на ум ничего вразумительного, - нехотя сознался Кьюнг. - Только если он сам себя по неосторожности выдаст.
– А если он уже на звездолете? Может, сидит сейчас в соседнем отсеке, слушает нашу болтовню и выжидает удобный момент для нанесения удара? - Айрант только подлил масла в огонь, не совершив и попытки, чтобы хоть как-то его затушить.
– Вот этим мы сейчас и займемся! - капитан потревожил кнопку связи: - Фастер! Иди-ка сюда! Прихвати с собой и Фабиана!
Когда электротехник и чудо достижения современной электроники появились оба в центральном отсеке, а в зеркальной вселенной возникли их бесчисленные отражения, они были немедленно введены в курс дела. Фастер удивленно повел своими светлыми бровями и, похоже от того же удивления, забыл даже перебрать несколько бусинок на своих четках. А лишняя молитва сейчас ой бы как не помешала! И ситуация резко изменилась: незримо снаружи, но ощутимо внутри. Больше не надо было подозрительно поглядывать друг другу в спины, выискивая меж собой врага, так как, кажется, появились враги внешние. Айрант, придавая этой версии еще больше веса, вспомнил случай, как Фабиан что-то там узрел в темноте, ускользнувшее от его личного взора. Чем больше крепла уверенность, тем меньше оставалось сомнений - предположение о свихнувшемся экипажи "Астории" наиболее правдоподобное.
Капитан стряхнул наконец с себя шелуху замешательства и нерешительности, вновь обрел бодрость духа и свой командный голос - властный, повелевающий, отчасти даже устрашающий. Именно этот голос, не присущий никому другому, являлся его кредо, отличительной особенностью, за что, возможно, его и назначили капитаном:
– Так! Фастер, тебе задание: вставить во входную дверь электронный замок с двенадцатизначным кодом. Пока ты будешь этим заниматься, мы втроем обыщем весь звездолет - отсек за отсеком, ярус за ярусом. Начинаем немедленно!
Кьюнг, Айрант и Фабиан спустились вниз, в рабочее отделение, где располагались тахионные и фотонные двигатели - мощные устрашающие агрегаты похожие на гигантские глиняные кувшины, опрокинутые вверх дном. Все трое держали перед собой пистолеты и обшаривали ими каждый закоулок царства высоких энергий. Перед взором маячили приводные трубы, генераторы, вакуумные баки с антивеществом: серые угрюмые краски механического бытия. Здесь не было жизни, не было звуков и запахов ей присущих, похоже не было и предполагаемого убийцы. Далее поиски перекинулись в грузовой отсек. Покойники пока не входили в число подозреваемых, но всех их пришлось переворошить, дабы убедиться - убийца не примостился к их молчаливой компании или не лег просто отдохнуть на стеллажах, утомившись тяжелой работы грозного супостата.
Пусто и глухо…
Потом перевернули все каюты, множество отсеков, где хранилось всякое вспомогательное барахло. Кьюнг от перенапряжения весь вспотел, и через мутный взор он видел только собственную вытянутую руку, плазмопистолет и меняющиеся 3D локации, как в шутерах от первого лица. Часов через пять вся внутренность "Гермеса" была исследована вдоль и поперек. И никаких следов присутствия чужака. Фастер к тому времени уже вставил в дверь переходной камеры замок с замысловатым кодом: 904602541398. Цифры сочинил сам, но они ровным счетом ничего не значили - абстракция из мира алгебры, не более. Код должен был каждый держать только у себя в памяти.
Когда эта муторная работа была завершена, все четверо собрались для подведения итогов в таверне - излюбленном месте тусовок. И, так как им часто и подолгу приходилось здесь бывать, то все вокруг (шум виртуального моря, вымышленные посетители столь же вымышленного ресторана, далекий крик чаек, каждый рисунок на стене и даже незначительный узор этого рисунка) - все это отпечаталось в памяти и сделалось назойливым для взора. Помнится, еще на Земле, когда они впервые попали внутрь звездолета, то охали и ахали от восторга с раскрытыми ртами и широко распахнутыми глазами. Тогда хотелось хоть на веки поселиться в этом "райском" уголке. Сейчас же, когда от райских "наслаждений" стало уже подташнивать, на все вокруг стали смотреть с равнодушием или даже раздражением.
Кьюнг поднял руку вверх, привлекая внимание к своей незаурядной персоне:
– На данный момент я могу сказать определенно: кроме нас троих и Фабиана на "Гермесе" никого нет. Код к замку знаем только мы трое, даже наш преданный компьютерный друг не посвящен в эту великую тайну. Проникать на звездолет, а также покидать его он будет с одним из нас. Иными словами, здесь мы в полной изоляции и, надеюсь, в безопасности…
– Если только души умерших не проникнут к нам сквозь стены и не устроят здесь Варфоломееву ночь, - флегматично, почти зевая, вставил Айрант.
– Если мы не будем гневить их своим пустословием, они этого не сделают! - парировал Кьюнг и продолжал начатую тему: - Я не думаю, что наш загадочный убийца вооружен огнестрельным оружием, иначе бы он не прибегал к таким архаичным методам своей деятельности.
– А вдруг он работает исключительно ради искусства? - вновь вставил Айрант. - Только вслушайтесь как звучит: убийство не ради убийства, а ради красоты и изящества его исполнения! Окровавленные ножи, свечение на могилах, медленное доведение жертвы до сердечного приступа… это ведь так романтично! Так изысканно! Так душещипательно! - бортмех снова сделал вид, что прослезился от нахлынувших чувств. - Служба киллера опасна и трудна, и на первый взгляд как будто не видна…
Капитан уже утомился комментировать реплики этого недоумка, и он, совершенно проигнорировав только что услышанное, громко сказал:
– Тем не менее, поодиночке работать нам больше нельзя. Я объединяюсь с Фастером, Айрант остается в паре с Фабианом, раз уж они такие друзья. Пистолеты должны быть в любой момент наготове, связь - тоже. Есть одно слово, которое я не поленюсь повторить три раза: бдительность, бдительность и еще раз БДИТЕЛЬНОСТЬ… Иначе не видать нам больше родной Земли, как своих… - капитан хотел сказать банальное "ушей", потом для красоты слога попытался заменить чем-нибудь другим: глазниц? ключиц? ягодиц? Но так и промолчал.
Молчание это породило новые противоречивые мысли и новые сомнения. Фастер задумчиво вздохнул, затем произнес:
– Во всей этой версии какой-то бессмысленный сумбур. Выходит, "Астория" приземлилась на эту планету, один из них по непонятной причине сошел с ума, остальные его оставили здесь, снабдив едой и кислородом, а сами куда-то улетели, даже не послав на Землю сигнала - скрылись в неизвестном направлении… Так, что ли?
– Более увлекательного сюжета мы пока не выдумали. Но похоже они здесь двинулись все по очереди, - сказал Кьюнг первое, что пришло в голову.
Давно замечено: над детективными историями интересно размышлять в качестве постороннего наблюдателя, доставляет также удовольствие читать о них романы, но самим являться участниками обагренных кровью событий, поверьте, тошно до омерзительности. Реальная ситуация куда более гнетущая, более жестокая и менее романтичная, в ней заранее не запланирован красивый финал, она насыщена привычной грубостью и пошлостью, а главное - реальными страхами.
– У меня имеется предложение, - вдруг произнес Айрант, да так респектабельно, словно находился на собрании акционеров, и даже поднял руку.
– Валяй.
– Устроим оставшимся пассажирам братскую могилу. Прямо завтра выроем большой котлован, поскидаем туда всех, а послезавтра летим на Землю или куда-нибудь ко всем чертям, только бы убраться побыстрей из этой вонючей дыры! Теперь ставим вопрос на голосование…
– Так, хватит!
Капитан, казалось, знавший своего буйного коллегу насквозь, так и не мог сейчас сообразить: говорит ли он всерьез или играет привычную для себя роль придворного шута. Поэтому ответил также уклончиво:
– Когда вернемся домой, я обязательно выдвину это предложение на обсуждение Умным Людям и твоему любимому дядюшке Стробстону. Идея братских захоронений наверняка вызовет у него слезу. А теперь мы должны выполнять именно ту задачу, которую перед нами поставили! Всем ясно?!
Слава великому Брахме: хоть в каком-то вопросе присутствовала ясность и недвусмысленность.
* * *
Снова сутки за сутками потянулось время изнуряющего каторжного труда. Снова трупы и могилы, могилы и трупы (разнообразие, увы, небогатое) - мрачные жильцы и их мрачные жилища. И вокруг только холод галактической пустоты. Мир, где нет ни радости, ни печали. Общество, в котором отсутствует иерархия и классовое неравенство. Идеальное согласие. Идеальный покой. Даже трудно предположить, что где-то еще существует мир шума и суеты - бессмысленной, бесполезной, все равно оканчивающейся этим угрюмым полубытием. Нет, человек не умирает, для него просто останавливается время - ломаются некие внутренние часы, что на протяжении многих лет секунда за секундой, удар за ударом отсчитывали нечто так и не познанное, именуемое жизнью. А после начинается медленное погружение в первозданный хаос…
Темнота давила снаружи, страхи и волнения - изнутри. Всюду застывшие лица уже умерших да искореженные физиономии еще живых: вот та рабочая обстановка и вот тот рабочий материал, на котором они делали свои деньги. Остались вроде самые стойкие, но и у тех начинали сдавать нервы. Они часто останавливались, подолгу всматривались в подозрительный мрак. Слух болезненно реагировал на каждый шорох, на каждый непонятный звук или даже подобие звука. Всем мерещилось, что вокруг да около бродит убийца, давно уже ставший живой легендой, главным героем всех пересудов. Облаченный темнотой как вуалью, словно надев на себя шапку-невидимку, он только и ждет момента, когда кто-нибудь потеряет бдительность.
Вот так, в состоянии вечно взведенных нервов, прошли еще недели две, после чего бдительность и в самом деле стала несколько расхолаживаться. Отсутствие каких-либо экстраординарных событий или паранормальных явлений тому причина. Более не происходило ни покушений, ни глупой пропажи глупых вещей, ни эзотеричного свечения на кладбище и, как следствие, здравый рассудок и ощущение реальности потихоньку возвращались.
Однажды Кьюнг заглянул в каюту Айранта и увидел того утопающего в кресле с гримасой неестественной для него задумчивости.
– Чем занимаешься?
– Сочиняю поэму.
Достойный ответ достойного словоплета, но уж очень неудачная шутка: у капитана поначалу не возникло и мысли, что Айрант говорит всерьез. Он вообще хоть когда-нибудь хоть что-нибудь произносил всерьез?
– Дифирамбы в честь усопших? Каким стилем пишите? Ямб? Хорей? Дактиль?
– Херактель!.. Я на самом деле сочиняю поэму. На меня снизошло творческое вдохновение. Свыше, между прочим, а не откуда-нибудь!
В голосе бортмеха проскальзывала легкая обида, как бывало частенько с Фастером, когда цинично затрагивали его религиозные чувства. Кьюнг плюхнулся в кресло и, взором цепляя противоположный взор, пытался заглянуть в глубину его глаз, чтобы, наверное, проникнуть в душу. Он не помнил, да и не знал, чтобы его бортмеханик, всю жизнь провозившийся с ключами и гайками, любивший изредка от безделья поломать себе голову над интегральными уравнениями, был еще и специалистом высших духовных сфер. Стихи - ну надо же!
– Ты… пишешь… стихи?! Честное слово, завтра на Флинтронне взойдет солнце и выпадет моча в виде осадков! Ну давай, засветись, коль уж поэтом стал! Я весь во внимании…
– Понимаешь… моя поэма несколько пессимистична. В ней, словно в зеркале, отражено разочарование в людях, и вообще - в жизни…
– Давай-давай, не стесняйся! На то она и жизнь, чтобы в ней постоянно разочаровываться.