* * *
Все четверо заседали в центральном отсеке. Кьюнг - с мрачной задумчивой физией, похожий больше не на капитана, а на несмышленого мальчишку: растерянного и неспособного решить сложную школьную задачку. Айрант - с демонстративным вызывающим видом, давая понять, что он вообще никогда не поддается панике. Фастер, как всегда, - с четками и внутренней молитвой, совершенно неуловимой для внешнего взора. Ну а Фабиан… этот гибрид белого металла, гелиевого процессора и искореженного до уродливого гротеска человеческого облика, - безмолвно стоял в углу, ожидая чьих либо распоряжений. Кстати, в центральном отсеке с роботом иногда было сложновато общаться, он иногда путал живых людей и их бесчисленные отражения в зеркалах. Особенно комичен был случай, когда Фабиан впервые в "жизни" увидел собственное отражение. И, так как в его программном коде заложено общение с себе подобными, он подошел к зеркалу и произнес: "Модель RUTT-771, вас тоже собрали в компании "Oblion"? Почему вы повторяете все мои движения? У вас еще не отлажен искусственный интеллект?". Тогда, помниться, Айрант, наблюдавший за сценой, от души рассмеялся и произнес: "Придурок, это у тебя не отлажен искусственный интеллект. Вот повезло… взяли себе в помощники тупую ходячую чучелу!". Впрочем, все это давно минувшая проза…
Сейчас же вся компания была в сборе и тягостное молчание кому-то надо было прервать. Айрант, посмотрев на капитана, громко сказал:
– Ну?!
Свет уже дотлевал, делаясь слабым, каким-то безвольным и беспомощным в борьбе с медленно разбухающими сумерками. Гробовая тишина (в прямом и переносном смысле) если изредка и нарушалась, то только голосами присутствующих - измученными и утомленными. Капитан выплюнул накопившуюся горькую слюну, включил дополнительное освещение и начал, если так можно выразиться, собрание акционеров компании:
– Короче, с этим надо кончать, иначе мы свихнемся прежде, чем положим в землю последний труп!
Хорошая идея. Все молчали, не в силах что-либо возразить или добавить к ней. Непонятной оставалась только одна маленькая деталь: кого кончать? или что кончать? Кьюнг продолжал:
– Если есть Бог, то я от всей души благодарю его, что нахожусь еще в здравом уме и не верю ни в Бога, ни в какие мистические силы, и с гордостью отвергаю креационизм как первопричину рождения вселенной, - сказано было твердо, настойчиво, с холодным металлическим отзвуком в каждом слове. - А все эти сумасбродные полтергейсты должны иметь какое-то объяснение. В связи с этим у меня возникла новая версия происходящего, только прошу терпеливо и спокойно ее выслушать… Я до сих пор считаю, что существует убийца, покончивший с Линдом и Оди и, возможно, связанный с движением "Севастия", только… Только он не один из нас и не из экипажа "Астории", как мы думали раньше.
Айрант выпучил глаза и буквально просверлил капитана своим изумленным взглядом.
– И не из УМЕРШИХ ДУШ, витающих над планетой! - внушительно крикнул Кьюнг, отвечая на его немой вопрос. - Скорее всего, убийца - один из покойников, лежащих в грузовом отсеке.
Все облегченно вздохнули. Тривиальное помрачение на почве напряженной работы ума. Это не страшно, это пройдет. Даже Фабиан слегка шевельнул бровями, демонстрируя, что слова произвели на него определенное впечатление.
– Ну что ж, - на удивление спокойно отреагировал Айрант, - для нашей степени помешательства версия вполне правдоподобная. Вообще, я как-то задумывался… может, в нашем морге лежит целая мафия, организованная преступность? Одни таскают вещи, другие подсыпают фосфор на могилы, третьи…
– Извини, капитан, - немного резко и неожиданно вставил Фастер, - ты несешь какой-то бред.
– Но не больший бред, что творится на этой осточертелой планете!.. У меня уже мозги закипают! Я же просил: выслушайте меня до конца! Этот диверсант с земли просто притворился мертвым и все время лежал среди трупов, вводя нас в заблуждение и заставляя теряться в самых невероятных догадках.
– Терпя при этом сорокаградусный мороз…
– Для этого есть термоизоляционная одежда!
Вообще, такая идея еще никому не приходила на ум, выглядела она красиво, несколько вызывающе, отчасти глупо, но абсолютно исключать ее из списка гипотез было нельзя.
– Это проверить пара пустяков, - сказал Фастер, убежденный в том, что капитан заблуждается.
– Вот и я о том же! Сейчас мы проведем один эксперимент. Фабиан, будь так любезен, возьми сварочный карандаш и иди к грузовому отсеку, а мы начнем просматривать пассажиров, всех до одного!
Занятие оказалось довольно новым, до жути противным, но на данный момент жизненно необходимым. Приходилось всматриваться в лицо каждого трупа, отыскивая в нем признаки жизни. Сыны и дочери смерти: и те стали в числе подозреваемых! Кьюнг переворачивал их на стеллажах, тряся за плечи, Айрант для большей достоверности бил каждому по физиономии.
– Черт! Ну и занятие!
Со стороны это выглядело как высшего класса маразм. Если бы кто-нибудь из живущих на земле, находясь в здравом рассудке, понаблюдал за этой картиной, как трое медленно выживающих из ума астронавтов пытаются разбудить окоченелые трупы, используя при этом не только физическую силу, но ругань и маты, он бы, в случае обладания чувства юмора, от души развлекся, в случае его отсутствия - постучал бы себе пальцем по голове.
Часа через полтора проверка подозреваемых была закончена.
– Все мертвы… - разочаровано заключил Кьюнг.
Казалось бы, очевидный факт - ведь люди-то не на пляже лежат, а в морге. Чему удивляться, что здесь все мертвы? Но увы, очередная версия этой захватывающей детективной истории летела ко всем чертям. Айрант, словно плевок, изверг из себя какое-то бранное слово, утомленно уселся на стеллажи рядом с пассажирами и проворчал:
– Ты мне можешь объяснить одно: зачем убийце с места на месть передвигать трупы? К чему этот Кукольный Театр? Может до того, как стать убийцей, он работал режиссером? Тогда что за спектакль мы здесь лицезреем каждое божье утро?
– Если поймаем эту сволочь, сам у него спросишь… Кстати, Фабиан, где сварочный карандаш?
Робот, сверкнув линзами искусственных глаз, показал небольшой продолговатый инструмент, способный извергать из себя тысячеградусные температуры.
– Чего ты еще задумал? - недоумевал Фастер.
И недоумение это было полнейшим, так как связать воедино столь бесполезный здесь инструмент с поисками увертливого убийцы не получалось даже в виде веселой шутки. Капитан посмотрел каждому в лицо: проникновенно, остро, уничтожающе, желая, быть может, просто гипнозом вытащить из них истину.
– Надо раз и навсегда покончить с одной проблемой: выяснить, замешан в этом деле кто-то из нас или нет.
– Поясни… ты что… собрался пытать нас сварочным карандашом? - спросил Айрант. Ничего более разумного не пришло на ум.
– Слушайте внимательно! - капитан был серьезен как никогда. - Все мы свидетели, что в данный момент трупы находятся на стеллажах, никто из них не шевелится и не дышит. - Кьюнг указал рукой в сторону пассажиров, логика в его словах была, конечно, внушительная. - Возражений нет?.. Вижу, что нет. Что делаем далее? А вот что: сейчас мы все трое выходим из грузового отсека и намертво завариваем дверь, так что ночью при всем желании сюда проникнуть никто не сможет. А утром сделаем проверку. Если Кукольный Театр прекратится, и все трупы останутся на своих местах, значит, никакие мистические силы тут ни при чем. Это точно кто-то из нас! И тогда… - Кьюнг вытащил пистолет и потряс его перед носом каждого присутствующего, даже перед титановой физиономией Фабиана. - …я действительно под пытками выведаю - кто! А сейчас уходим!
Больше не было произнесено ни единого слова, так как слова в любом разговоре рано или поздно бывают исчерпаны. То, что сказано - сказано ясно, внушительно и вполне достаточно. Все четверо один за другим покинули грузовой отсек. Фабиан приложил к люку две железные плитки и проварил их со всех сторон. Капитан проверил надежность шва, и каждый направился в свою каюту.
Ночь вползла в "Гермес" в виде огромной черной массы - враждебной, неспокойной, встревоженной собственными думами. Она погасила свет, стерла все звуки и образы и холодной непроницаемой стеной долго висела над головами здесь обитающих: прямо-таки давила сверху. Один только Айрант смог заснуть часа на два, да впрочем, и сон, вместо привычного забвенья, являлся лишь полуреальным продолжением всех тех переживаний, что происходили наяву.
Наутро, едва из мрака брызнули первые лучи искусственного рассвета, все, не дожидаясь сигнала будильника, с тревогой и надеждой поспешили к грузовому отсеку, хотя никто наверняка не знал - чего он тревожится и на что надеется. Металлические пластины были на своих местах и располагались именно так, как их вчера наварил Фабиан: тут вроде все в порядке и с физическими законами и со здравой логикой.
– Теперь разрезай их! - голос капитана заставил тишину вздрогнуть и проснуться.
Робот принялся чертить сварочным карандашом, извергающим тонкий язычок электронного пучка. Раскаленный метал падал на пол и разбивался на мелкие брызги, которые тут же гасли, шипя и краснея. Вход был свободен. Айрант пихнул в сторону неуклюжего Фабиана, юркнул в шлюзовой проем и первым оказался внутри грузового отсека… Увы!.. Еще раз увы! Этот бредовый спектакль все-таки имел свое продолжение.
На полу чуть ли не в обнимку валялись (или возлежали) два трупа, да еще в такой позе, словно оба, будучи пьяные, свалились с верхних полок. Айрант выругался сначала про себя, затем вслух, но легче не становилось. Он почувствовал за своей спиной сиплое дыхание капитана и оглянулся. Кьюнг с заколдованным лицом созерцал новые выходки своих пассажиров, пока не произнося ни слова. Тут же стоял и Фастер с немым бесчувственным взором и еле заметным движением на губах. Даже равнодушный ко всему происходящему в галактике Фабиан - и тот в нерешительности остановился. Самая удачная ассоциация происходящему: долго блуждая по лабиринту, все четверо наткнулись на очередной тупик и, прежде чем повернуть назад в поисках другого выхода, молча, тупо, бестолково разглядывали возникшую перед собой стену, уныло соображая, что дальше хода нет.
– Сейчас мы проведем тест на здравомыслие, - наконец произнес Кьюнг, да так спокойно, словно сообщал сколько сейчас время. - Я буду задавать вопросы, а вы отвечайте "да" или "нет", понятно?.. Итак, вопрос первый: вчера вечером мы были здесь, осмотрели всех покойников и облазили каждый уголок. Так?
– Да, - подтвердил Фастер.
– Когда мы уходили, они лежали на стеллажах. Так?
– Да, так.
– Люк был заварен у нас на глазах, и ночью при всем желании и при любой сноровке никто проникнуть сюда не мог: ни из нас, ни из людей вообще (включая гипотетического убийцу).
– Это абсолютно исключено, - они пока еще находились в достаточно вменяемом состоянии, чтобы отрицать очевидное.
– Тогда что это?! - Кьюнг подошел ближе, взял один труп за шиворот (то был некий рыжеволосый мужчина лет сорока), встряхнул его и снова кинул на пол. Несомненно, они были мертвы. - Кто мне объяснит?! Ведь этого не может быть! - капитан принялся стучать кулаками о стальные жерди и бубнил только одно: - Я этому не верю! Не верю!! - кажется, у него начинали сдавать нервы, если не окончательно, то основательно.
Потом он вдруг резко обернулся, подошел к Фастеру, вцепился в его рубаху и громко спросил:
– Послушай! Ну даже если это на самом деле души умерших, скажи: какого хрена им это вытворять?! Чего они добиваются? Нашей смерти?.. Думаю, для них это не проблема. Может, хотят нас просто развлечь? Спасибо, уже развлекся вот так! - он провел большим пальцем по своему горлу. - Скажи ты, всезнающий и всеведающий молитвенник, чего им надо?!
От Фастера повеяло непривычным холодом, взор стал колющим и каким-то враждебным. Казалось, будь он неверующим - просто заехал бы по морде. Без слов. Но он поступил иначе: схватил руку капитана, резко отбросил ее в сторону и также резко произнес:
– Не знаю, - сказал, как отрезал.
Кьюнг прошелся вдоль отсека, крича и взывая к лежащим там бездыханным телам:
– Эй! Чего вам от нас надо?! Скажите - чего?!
– Капитан, не сходи с ума! - остановил его Айрант. - Плюнь на них на всех и пойдем отсюда!
– Как… кто мне скажет: как все это называется?!
– Я бы сказал тебе, как это называется… Да здесь светское общество, люди высокого этикета. Такие слова вслух произносить нельзя. - Бортмех выдавил из себя нечто муторно-двусмысленное, похоже, ироничное, и первым вышел из морга.
Работа на планете не останавливалась: шла ли, ползла ли, но тем не менее не стояла не месте: медленно продвигалась вперед, хотелось верить, к своему скорому завершению. Не взирая на происходящие события, стараясь не чувствовать веяние страха, который, как разыгравшаяся непогода, дул здесь со всех концов мироздания, они продолжали возводить эти могилы, словно некие архитектурные шедевры, словно жертвенные алтари для разгневанных местных богов. Черные дни медленно ползли над Флинтронной, и после каждой смены появлялись новые сто пятьдесят - двести песчаных бугорков, увенчанных маленькими аккуратными памятниками, похожими на абстрактные многогранники, которые зияли в черноте и безмолвно вещали о каком бы то ни было, но все же творении разума.
Если работа двигалась, значит дух еще был не сломлен, и каждый пытался утешать себя этой мыслью. Впрочем, утешение было - как лейкопластырь для разрубленного на куски тела. Айрант, за что ему бы надо поставить отдельный памятник, нашел в себе достаточно смелости, прошел с фонарем в самую глубь кладбища поглядеть: чем не шутят местные черти, может кто из покойников решил выбраться наружу и подышать свежим метановым воздухом. Но тут вроде все в порядке. На поверхности планеты Кукольного Театра не происходило. А может, звездолет просто приземлился на какое-то проклятое демонами место? Фастер, кстати, выдвигал эту идею на достаточно убедительном основании своих религиозных догматов и предлагал перенести корабль в другую точку поверхности. Предложение его отклонили, ссылаясь на то, что в абсолютной темноте все точки поверхности выглядят одинаково. Бесполезные и бессмысленные попытки объяснить происходящее рациональной человеческой логикой, не прибегая к древнему мистицизму, воздерживаясь от искушения искать причину действующего театра хаоса в области чего-то инфернального - в происках колдовства или злых духов, ни к чему не приводили. Вокруг творился высшего класса профессиональный Абсурд. Излишний пафос не умаляет значение этого слова: то есть полная бестолковщина, беспричинная по своей сути и бессвязная с чем-либо окружающим. Некий вселенский хэллоувин, делающий дерзкий вызов законам мироздания. Так как здесь эти законы полностью отсутствовали, словно сущая на планете полновластная темнота поглотила в себе все: разум, логику, здравое восприятие действительности. И некогда погасший навеки свет привел к тому, что вместе с ним меркло и всякое человеческое сознание.
Кьюнг настойчиво утверждал, что он был и остается убежденным материалистом от мозга до костей. Но со стороны это выглядело лишь жалкой попыткой изобразить из себя героя-супермена, фанатичного приверженца науки, не сломленного духом навигатора галактических рейсов, вступившего в поединок со вселенским злом. Впрочем, здесь весь его хваленый материализм выродился в простую веру, робкую философскую гипотезу, если угодно - религию, противоречащую очевидным фактам и основанную на далеких выдумках нормальных людей из нормального мира, который, хотелось верить, где-то еще продолжал свое существование.
Айранту было на все и на всех наплевать. Он с одинаковой враждебностью относился и к Богу, и к дьяволу, к светлым силам Высшей справедливости, и к их мрачным антиподам в образе чертей с рогами, к любой философии вообще, если не сказать больше: ко всему вокруг. В его понимании в мире реально существовали только две субстанции - это деньги и женщины, все остальное было лишь несущественным приложением бытия, пустотой и миражом, не стоящим того, чтобы о нем сказать большее. Философия, по его глубокому убеждению, являлась религией шизофреников, а сама религия - философией безумцев.
Что поделаешь, волей-неволей приходилось жить в этом шизофреническом мире, основными постулатами которого были Абсурд, Страх, Хаос и Темнота - та самая Темнота, из которой все рождается, и в которой все когда-то погибает…