– Все равно позови… - Кьюнг закрыл глаза и стал засыпать.
Робот отошел на несколько шагов и какое-то время внимательно рассматривал лежащего в беспамятстве капитана. Даже в его обезжизненных механических глазах сверкнул огонек чисто человеческого недоумения. Жаль рядом не было телепата, он бы прочитал множество интересных мыслей, не имеющих ничего общего ни с его искусственным взором, ни с его сервилизмом, рабским поведением. Через десять минут Кьюнг захрапел и начал медленно переворачиваться во сне, что-то бормоча себе под нос.
Минули два часа - две капли из океана вселенского времени: одна упала за другой. Примерно столько длилось его приятное забвение, потом он поднялся и, пьяно пошатываясь, направился в свою каюту. На "Гермесе" опять возобладал тревожный покой и обманчивая тишина, которая никогда здесь не длилась долго. Вечерние огни с каждой минутой гасли, словно охлаждаясь, и звездолет медленно погружался туда, где обитает ночь, в самые глубины галактического сумрака. Можно было подумать, что в его обшивке где-то пробита дыра, через которую внешняя темнота просачивается внутрь, заполняя собой отсек за отсеком.
Прямо среди ночи по связи пришел срочный вызов:
– Фабиан! Немедленно ко мне! Немедленно!
Робот очнулся. Насколько это было возможно неспеша и неторопливо он приблизился к капитанской каюте. Постоял, о чем-то подумал, равнодушно выслушал непонятную возню, исходящую изнутри: кажется, в ней присутствовали продолжительные стоны и отрывки самой черной ругани. Потом он вошел.
Кьюнг, извиваясь всем телом, лежал на полу, обхватив руками горло и выпучив в потолок обезумевшие глаза.
– Что с вами, сэр?!
– Прок… проклятье! Я взял пробирку с лекарством, выпил его, а там какая-то отрава! Проклятье! - капитан задыхался. - Мне нужно срочное промывание желудка! Помоги мне добраться до медотсека!
Пока еще во всем послушный и покорный Фабиан выполнил и этот приказ. Он бережно уложил капитана на кушетку. Тот уже был бледен и жадно глотал воздух.
– Ну, чего стоишь?! Неси аппарат для промывания желудка!
Робот отошел в сторону и принялся переставлять с места на место коллекцию разносортных приборов, делая вид, что что-то ищет.
– Сэр, я не вижу, где он?
– Ищи!!
Кьюнг выл от боли, и в этом вое было что-то звериное, чисто-инстинктивное, неосмысленное - но не человеческое. Давно известная формула: в приступе агонии человек становится тем, чем в принципе и является - животным. Разум меркнет. Возвышенные чувства испаряются как неудавшееся наваждение. Слова превращаются в бессодержательные возгласы. Остается только первобытное тело, движимое простыми рефлексами. Капитан метался из стороны в сторону, изредка ударяясь о стенку и отскакивая обратно. Произнести хоть что-нибудь вразумительное уже не получалось. Робот, более ничего не предпринимая, стоял рядом и своим вечно равнодушным взором наблюдал за происходящим. Капитан вдруг издал дикий вопль: столь неестественный, будто кричал не он, а некая тварь, сидящая у него внутри. Потом забился в неистовых конвульсиях и через пару минут был уже мертв: руки безжизненно опустились, тело обмякло, губы подернулись синевой.
Фабиан робко подошел, потряс его и убедившись, что на этот раз ошибки в диагнозе быть не может, сел на кушетку и долгим задумчивым взглядом посмотрел куда-то в пустоту…
* * *
По неписаному обычаю, возникшему около века назад, всех астронавтов хоронили в скафандрах. Может оттого, что путешествие в загробный мир чем-то сравнимо с полетом в космос? Ведь и в том, и в другом случае впереди полная неизвестность. Фабиан, превосходно играя роль послушного слуги человека (хотя сейчас, когда спектакль закончился, можно было вести себя более естественно) и, видимо, движимый этой раболепской услужливостью чисто по инерции, не упустил из виду ни одну мелочь погребальной церемонии. Все исполнил тщательно и аккуратно. И справедливости ради надо сказать, не будучи явным виновником его смерти, он проводил своего капитана в последний путь со всеми подобающими почестями. Уложил тело в могилу, вручную закопал яму, подровнял лопатой окантовку образовавшегося холма, поставил памятник и даже минут пять постоял рядом в туповатом молчании, которое со стороны могло сойти за скорбную задумчивость.
На планете сразу стало как-то тихо, и ко вселенскому океану печали добавилась еще одна капля чьего-то горя. По небу вдруг сверкнул яркий метеорит и тут же погас. Сомнений не было: там, наверху, тоже почтили память капитана Кьюнга Нилтона. Вечнодогорающие звезды слабо мерцали и, казалось, произойди сейчас сильное дуновение ветра, они бы все потухли. Флинтронна, плотно окутанная слоем закаменелой темноты, была и оставалась чем-то не совсем реальным. Стоит зажечь свет, и из этой нереальности возникают фрагменты чего-то видимого и даже осязаемого. А если сейчас выключить все прожектора, погасить сигнальные огни на "Гермесе", то планета попросту исчезнет, оставив вместо себя огромную черную дыру и, возможно, такие же черные воспоминания.
Фабиан вновь зашевелился, отошел немного в сторону, потом поднял лопату, которой работал. И опять странное поведение: кажется, он принялся рыть еще одну могилу, старательно вынимая из нутрища планеты комки замерзшего песка и глины. Кому еще он мог ее рыть, как только не себе?
Когда дело было закончено, он вдруг замер, руки безвольно опустились, и снова открылись те странные, непонятно кем придуманные дверцы в области грудной клетки, опять выполз на свет божий этот омерзительный желтый комок, каким-то загадочным образом превратившись в то, что отдаленно напоминало гуманоида: уродливая, неудачная пародия на человеческую внешность. Инопланетное существо грубо толкнуло застывшего робота в образовавшуюся яму и засыпало его песком.
Теперь все было кончено…
Все шесть могил, как и задумывалось по сценарию зловещей судьбы…
Гуманоид с нескрываемым наслаждением вдыхал в себя метановую атмосферу. Его маленькие глубоко утонувшие в черепе глаза искрились чем-то непонятным: возможно, отблесками внутреннего торжества. Прошло еще какое-то время (хотя время на Флинтронне давно было уже остановлено, лучше сказать так: минул еще какой-то отрезок вечности) и в черноте небес появилось инородное свечение. Потом из темноты, как из-за занавеса, вынырнул некий летательный аппарат продолговатой овальной формы, сильно похожий на наш старинный дирижабль. Незыблемая ночь вмиг просветлела от неярких, но пронзительных лучей.
Ну вот они, долгожданные пришельцы из космоса! Явились и, кажется, не запылились.
Объект медленно стал спускаться, и сотни могил озарились его мертвецки-бледным сиянием. С большой высоты вполне могло показаться, что эти застывшие памятники, как заколдованные и обращенные в пластик жители планеты, многолюдной толпой стоят внизу, ожидая небесного гостя. Аппарат тихо приземлился, подняв под собой облако песка и пыли. Оттуда вышли двое, по внешности похожие на то человекообразное чудовище, с которым уже довелось познакомиться, скорее всего - его однопланетчики (если эти эволюционные деграданты вообще обитают на каких-либо планетах). Произошла торжественная встреча.
– Здравствуй, брат Кизз! Здравствуй, брат Эгли! - гуманоид подошел и обнял каждого по очереди. - Да будет прославлено имя нашего великого Ордиза!
– Благодарение Ордизу, мы снова вместе, брат Крахт! - тот, кто был назван Киззом, изобразил широкую, наверняка неподдельную улыбку, которая еще больше уродовала его лицо. - У тебя все нормально?
– Да. Все шестеро находятся под песками. Кстати, их захоронения здесь недалеко, можете посмотреть.
– Не стоит. Покажи нам звездолет, если он готов к воздушному плаванию, я отошлю назад наш аллинвинтер.
Их писклявая речь, трезвонящая вибрирующими звуками высокой частоты, чем-то напоминала птичье переголосье, хотя и отдаленно. Если не вслушиваться в хаотическое и чуждое человеческому слуху чередование этих бессмысленных звуков, она еще могла показаться лепетом маленьких детей. Немного побеседовав, все трое направились в сторону "Гермеса", а яйцеобразный летательный аппарат ("аллинвинтер" или как там его по научному?) оторвался от поверхности и скрылся в той же космической глубине, откуда неожиданно явился.
– Уверен, великий Ордиз будет очень доволен звездолетом! Почти по всем параметрам превосходит недавно добытую "Асторию". Усовершенствованная модель тахионных двигателей, более быстрый вход в подпространство, компьютерная система самокорректировки полета, но главное - скорость! - Крахт долго водил своих "братьев" по запутанному лабиринту переходных салонов, открывая их критическому взору все отсеки и каюты, тем самым обнажая самые сокровенные тайны "Гермеса".
Кизз и Эгли (будем наконец называть их именами, которыми они сами себя величают) осматривали каждый закоулок, недоумевая - почему по всему звездолету размазаны пятна засохшей крови, словно здесь некогда шла целая война. Но дизайн их обоих просто поразил. Виртуальные джунгли и пустыни, смодулированные по боковым стенкам коридоров, смотрелись более чем великолепно. Зайдя в центральный отсек, они поначалу даже испугались - "откуда такая толпа?!" - но потом оценили шутку с зеркалами и так называемой "мнимой бесконечностью".
– Ну давай, рассказывай о своих подвигах! - нетерпеливо произнес Кизз, по-хозяйски усаживаясь в одно из кресел центрального отсека (то самое, на котором обычно восседал Кьюнг). В мире произошел расовый переворот: люди повержены в слои праха, а нелюди заняли их место. Во всяком случае, так казалось.
– Тебя ждет великая награда, Крахт! Рассказывай! - поддержал Эгли.
Гуманоид, что недавно обитал в туловище Фабиана, видно еще не привыкший к пьяному чувству свободы, с нескрываемым удовольствием плюхнулся в кресло рядом с остальными. Он несколько раз моргнул своими мизерными рыбьими глазами, достал из кармана то, что у нас называлось бы сигаретой, сделал глубокую затяжку и, окунувшись в облако собственного дыма, с пафосом продолжил похвалу самому себе:
– С "Асторией" проблем было меньше, да и план операции там был куда проще… Здесь же мне пришлось столкнуться с крепкими нервами, сильной волей, упертым фанатизмом, но увы - слабым умом! Поэтому в конце я все равно вышел победителем. Итак, начну по порядку. С того самого момента, как на Земле был произведен тайный биомеханический синтез, а за это благодарность нашему брату Литу, я все время вынужден был находиться внутри этой титановой ходячей конструкции. Чертова кукла! Она мне стала второй матерью, во чреве которой пришлось торчать долгие месяцы, лишь изредка обретая свободу!
– Удачное сравнение, - заметил Эгли.
– Так вот, имея доступ ко всем электронным блокам робота, я по желанию всегда мог управлять его словами и поступками, что делал крайне редко, предоставляя ему возможность быть самим собой, дабы не вызвать подозрений. Кстати, если вам интересно, меня звали Фабиан.
– Фабиан? - недоуменно переспросил Эгли. - Фи! Какое мерзкое имя!
– Оно похоже на одно наше нецензурное слово, - добавил Кизз и засмеялся.
– По сути он и был для них нецензурным словом… - Крахт еще раз глубоко затянулся, окунаясь в свой дым как в сладкий туман, и продолжал: - Помню, во времена наших предков захватывать звездолеты было плевым делом: перестрелял всех внутри и никаких проблем! Но то были дикие времена и столь же дикие нравы. Ведь с того времени, как к власти в Остарио пришел великий Ордиз, он сразу выдвинул всем нам хорошо известный Великий Моральный Принцип: НЕ УБЕЙ НИКАКОЕ РАЗУМНОЕ СУЩЕСТВО. И клянусь, всю свою жизнь, почитая заветы Ордиза, я следовал этому принципу. Хотя у меня появились огромные проблемы при захвате звездолетов иномирян. Каждый раз нужно было проявлять какую-то изобретательность. "Гермес", конечно, не был исключением. Не имея права убивать, я должен был сделать так, чтобы они сами нашли дорогу к своей смерти. А это очень сложная напряженная психологическая игра и, поверьте мне, изматывает она не меньше, чем работы на рудниках. Короче, в мою задачу входило создавать для них сложные проблемы, которые они не в состоянии были преодолеть.
– Ты поступил с ними так же, как с людьми из "Астории"? - спросил Кизз.
– Почти… сама человеческая природа пришла мне на помощь. У землян есть одна душевная слабость. Еще с древних времен в них укоренился странный атавизм, который выражается в подсознательном страхе перед могилами, покойниками, мертвыми душами и подобного рода чертовщиной. Этот страх, как зацепку, я и решил использовать. Идея по сути была проста: какими угодно методами держать их постоянно в состоянии паники и недоумения, создать иллюзию, будто их преследуют, хотят убить, подбрасывать недоступные уму загадки, якобы скрываемые планетой, воскресить из глубин веков все мистические ужасы, о которых они читали в книгах. И все это лишь с целью сломить их дух, парализовать волю, довести до хронической астении. А в этом состоянии, как показывают многочисленные опыты, они долго не держатся… Понятно, о чем я говорю. Они добровольно уходят туда, откуда нет возврата. Причем, мои руки и моя совесть остаются чисты перед великим Ордизом. - Он для чего-то показал свои трехпалые конечности, возможно, любуясь их нетронутой чистотой, и далее: - Если бы вы имели возможность видеть, что здесь происходило, вы бы от души поразвлеклись. Кино, честное слово! С каким наслаждением, используя зрение Фабиана, я наблюдал эти беспомощные искривленные ужасом физиономии! С каким усердием они на несколько раз переворачивали весь звездолет в поисках мифического убийцы! Вот ирония судьбы: я им еще в этом помогал! Какие только версии не лезли в их обезмозглые головы! Даже говорили, что под песками живут какие-то огромные черви…
– Психи, - сделал свое заключение Эгли.
– Когда я предстану перед великим Ордизом и расскажу ему всю эту историю, уверен - он от души посмеется!
Эгли поднялся, крутанул вращающееся кресло - скорее всего, просто так, ради забавы, и когда оно остановилось, снова отдался в его объятия, задав при этом разумный вопрос:
– Все это, конечно, граничит с гениальностью. Вот только одного не пойму: к чему такая… сложность? Не проще ли было угнать звездолет в тот момент, когда все земляне находились за его бортом, на планете?
Крахт сделал последнюю затяжку и затушил окурок о зеркальную стенку. С противоположной стороны реальности Крахт-отражение затушил точно такой же окурок о… воздух центрального отсека. Оба окурка на мгновение слиплись вместе и затем упали на пол.
– Проще. Но это было бы непростительной стратегической ошибкой. Мы бы в тот же момент саморазоблачились, потеряв конспирацию. И земляне сразу бы поняли, что в галактике кроме них кто-то есть, причем, настроенный явно не для дружеского визита.
– Кстати, покажи мне фотографии землян, я их так ни разу и не видел, - попросил Кизз.
Крахт куда-то вышел и тут же вернулся, положив на стол несколько снимков. Кизз, едва взглянув на них, оттопырил нижнюю губу и растеряно покачал головой:
– Вот это уроды! Ну, природа-мать, создала каких-то дебилов! Неужели между ними еще существует любовь?
– Не знаю, я к ним привык, - Крахт пожал плечами (жест точь-в-точь как у нас). - Ну, слушайте дальше. С первым из них проблем не было, я его лишь слегка напугал. Бедняга… у него оказалось слабое сердце, и он, по всей видимости, неправильно понял мою шутку. Второй из-за нелепейшей ссоры был убит своим же. Я лишь подбросил… извиняюсь, я ничего не подбрасывал. Этот нож я случайно обронил в одном из салонов. Увы, трагическое стечение обстоятельств. В жизни такое бывает. Третий, кстати, был усердным молитвенником. Личность подобная тем, из которых складываются легенды. Верил в какого-то Брагу лили Браху… Чтобы он сильно не скучал вдали от столь неведомого божества, я по ночам иногда посылал ему телепатические сны, в которых ему было твердо обещано райское блаженство после смерти. Кто знает… кто знает… может, он его и на самом деле получил? Короче, с ним проблем не возникло. Бедняга, погнавшись за блаженством, радостно повесился… Стоп! Почему бедняга? Счастливчик! Видели бы вы его торжествующий лик, застывший на умершем теле! Он просто избавил себя от бремени томительного существования, очистил свой дух от грешной плоти. У нас на планете таких придурков тоже хватает. И нередко приключаются суициды, вызванные религиозным наваждением. Но чтобы все это не выглядело как самоубийство, и чтобы пощекотать нервы оставшимся двоим, я воткнул в его тело несколько ножей. Показал им символ древних рьехооунтров… Что же касается четвертого… - тут Крахт остановился и задумался, словно все происходило так давно, что не грех и позабыть. - Ах, да! Я же перекрыл им топливные задвижки, когда они хотели трусливо отсюда бежать. В так называемом межъярусном переходе я сделал дыру и погасил свет, а этот дурак взял туда да сунулся. Кто его просил? Еще один несчастный случай… Я ведь не убивал его! Я просто создал сложную ситуацию…
– Конечно, конечно! - успокаивающе произнес Эгли. - Великий Моральный Принцип соблюден!
– Пятый, правда, оказался самым живучим. Ему пришлось умирать дважды, но клянусь: ни к первой, ни ко второй смерти я отношения не имею.
– Значит, с твоей стороны все прошло гладко и спокойно?
Крахт изобразил на своем "лице" такую физиономию, что ее не смог бы повторить самый ужасный монстр из компьютерных игр.
– Если бы так! У меня тоже хватало своих переживаний! Два раза вся операция находилась на грани срыва. Сейчас об этом легко говорить, но тогда я был перепуган основательно. Однажды эти земляне, проявив некоторые признаки сообразительности, решили заглянуть в череп Фабиана и проверить его электронный мозг…
– Все-таки на тебя падали подозрения?
– Косвенно - да. Но слава великому Ордизу, что они не додумались вскрыть грудную клетку! Иначе вместо победного торжества вышел бы полный афронт. - Крахт на секунду задумался… - Даже не представляю, что бы они со мной сделали! Еще был случай во время так называемого Кукольного Театра…
– Вы здесь что, в какой-то театр еще играли? Ку-кон-но… куль-кон-но… как ты сказал название? - Кизз несколько раз моргнул своими мизерными рыбьими глазенками, пытаясь произнести необычное для него слово.
– Куклы… то есть, маленькие марионетки. В нашем контексте - тела мертвых землян. Потом как-нибудь расскажу, что это такое. Зрелище впечатляющее! Даже люди из "Астории" не испытывали подобного рода удовольствий. В общем, они решили провести эксперимент, который мог бы выявить их неуловимого убийцу: взяли, заварили люк, ведущий в грузовой отсек, чтобы за ночь туда никто не смог проникнуть. А мне нужно было во что бы то ни стало сделать так, чтобы некоторые трупы переместились, иначе начались бы новые проверки среди экипажа с возможными для меня фатальными последствиями. Тут, подвергая себя громадному риску, я решился на один цирковой трюк. Выходя из грузового отсека последним, я незаметно передвинул два трупа к краю стеллажей так, чтобы их центр тяжести, медленно вращая тела, через какое-то время свалил их на пол. Это должно было произойти примерно через четверть минуты, в течение которой мы успели выйти и закрыть люк. Под звуки шипящей сварки никто не расслышал падения тел, а наутро я с облегчением наблюдал их растерянные физиономии… Были, конечно, еще проблемы по всяким мелочам, но думаю, все они окупаются тем результатом, которого я достиг.