Берк бросил взгляд на сестру. Та пожала плечами, отвернулась и занялась приборами – сетью трубок и мигающих огоньков непостижимого для непосвященного назначения. Берк снова повернулся к Рипли. Она словно гипнотизировала его, и он был не в силах отвести от нее взгляд.
– Хорошо. Хоть это и не входит в мои обязанности, но интуиция мне подсказывает, что вы достаточно окрепли и благополучно перенесете известие. Пятьдесят семь лет.
Его слова потрясли Рипли. Пятьдесят семь лет! Удар был сильнее, чем при пробуждении от гиперсна и первом взгляде, брошенном на Землю. Побледнев, она без сил упала на подушку. Ей вдруг показалось, что искусственная сила тяжести на станции невыносимо велика, в два-три раза больше земной и вдавливает ее в постель. Наполненный воздухом матрац, казалось, вот-вот задушит ее. Сестра обеспокоенно посмотрела на показания приборов, но не заметила ничего тревожного.
Пятьдесят семь лет. Значит, за те полвека с лишним, что она провела в гиперсне, оставшиеся на Земле друзья состарились и ушли из жизни, семья распалась, весь мир изменился до неузнаваемости. Менялись правительства, новые открытия потрясали человеческое воображение, потом выходили из моды, забывались. До сих пор никому не удавалось выжить, проведя в гиперсне больше шестидесяти лет. Через шестьдесят пять организм начинал необратимо разрушаться, и никакое устройство уже не могло поддерживать жизнь. Она вплотную подошла к границе человеческих возможностей, осталась в живых – но только для того, чтобы понять, что пережила свое время.
– Пятьдесят семь лет!
– Ваш спасательный корабль дрейфовал через центральные звездные системы Галактики, – пояснил Берк. – Радиомаяк на нем давно не работал. Вам невероятно повезло, что спасательная команда заметила вас в далеком космосе, когда… – Увидев, что Рипли побледнела и зрачки ее расширились, Берк спохватился: – С вами все в порядке?
Рипли кашлянула раз, потом второй – сильнее. Все ее тело напряглось. Выражение озабоченности сменила маска ужаса. Берк хотел было дать ей воды, но Рипли оттолкнула его руку. Стакан упал на пол и разбился вдребезги. У Джонса шерсть встала дыбом; злобно шипя, он спрыгнул на пол, царапая острыми когтями гладкое пластиковое покрытие, и бросился прочь от кровати. Рипли схватилась за грудь, судорожно дернулась. Казалось, она задыхается.
Сестра закричала в микрофон:
– Голубой код четыреста пятнадцатому! Голубой код, четыре-один-пять!
Они с Берком схватили Рипли за плечи, прижали к постели. Рипли корчилась в судорогах. Громко топая, в палату вбежали врач и две медсестры.
Такого не могло случиться! Не могло!
– Нет… Не-е-е-е-ет!
Сестры старались удержать ее за ноги и за руки. Рипли неудержимо металась. Одеяло сползло на пол. Одной ногой больная оттолкнула медсестру, другой разбила стеклянный "глаз" контрольного прибора. Из-под шкафа, испуганно шипя, выглядывал Джонс.
– Держите крепче! – приказал врач. – Дайте кислород! И пятнадцать кубиков…
Вдруг на верхней простыне проступило огромное алое пятно. Простыня стала подниматься, словно под ней что-то очень быстро росло. Ошеломленные, люди отпрянули, а простыня все поднималась.
Рипли отчетливо видела, как она соскользнула. Одна из медсестер свалилась без сознания, врач сдавленно вскрикнул, а из разорванной грудной клетки Рипли показался безглазый зубастый червь. Он медленно разворачивался, пока его усеянная острыми зубами пасть не оказалась всего лишь в футе от лица женщины, потом зловеще завизжал. Этот визг заглушил все другие звуки, он неотвязно стоял в ушах Рипли, эхом отозвался во всем ее существе, заполнил ее оцепеневший мозг, пока она…
… не вскрикнула, приподнявшись в постели. В полутемной больничной палате Рипли была одна. На панели медицинского робота, будто глаза насекомых, сверкали разноцветные огоньки. Прижав руки к груди, Рипли старалась восстановить дыхание, резко участившееся после ночного кошмара.
Она цела и невредима, все на месте и нормально функционирует – и грудная клетка, и мышцы, и сухожилия, и связки. Значит, это кошмарное, способное довести до безумия существо не вырывалось у нее из груди. Она подозрительно осмотрела комнату. Никто не притаился на полу, никто не спрятался за шкафом, подстерегая момент, когда она потеряет бдительность. В комнате были лишь бессловесные приборы, поддерживавшие ее жизнь, и удобная кровать. Несмотря на приятную прохладу, Рипли обливалась холодным потом. Она снова прижала руку к груди, чтобы еще раз удостовериться – все ли в порядке, не случилось ли чего страшного.
Ожил подвешенный над ее кроватью видеомонитор, и Рипли вздрогнула. С экрана на нее озабоченно смотрела пожилая женщина, очевидно, ночная сиделка. На ее лице нетрудно было прочесть неподдельное сочувствие. Рипли поняла, что эта женщина не просто исполняет свой долг, но искренне хочет помочь ей.
– Опять дурной сон? Хотите, дам успокоительное?
Слева к Рипли с легким гудением придвинулась механическая рука робота. Рипли с отвращением взглянула на лекарство.
– Нет. Я уже выспалась.
– Хорошо. Вам видней. Если передумаете, нажмите кнопку на пульте.
Сиделка выключила монитор, и экран потух.
Рипли медленно опустилась на приподнятое изголовье кровати и нажала на одну из многочисленных кнопок на боковой стенке тумбочки. И снова экран, открывавший окно в стене, поднялся к потолку. В окно Рипли увидела освещенную огнями станцию, а за ней – земной шар, укутанный в темное покрывало ночи. Облака скрывали огни далеких городов, с живущими там в блаженном неведении счастливыми людьми, не задумывавшимися о том, что их окружает безразличный к человеческим судьбам Космос.
Что-то шлепнулось на постель рядом с Рипли, но на этот раз она не вздрогнула. Существо было явно необходимо человеку, и женщина крепко прижала его к себе, не обращая внимания на негромкое протестующее "мяу".
– Все в порядке, Джонс. Все позади, мы в безопасности. Извини, что напугала тебя. Теперь все будет хорошо. Должно быть хорошо.
Но только вот теперь ей придется заново учиться спать.
Сквозь тополиную рощу пробивался солнечный свет. За рощей виднелась лужайка, на зеленой траве тут и там яркими пятнами выделялись колокольчики, маргаритки и флоксы. Под деревом, занятая ловлей насекомых, прыгала малиновка. Она не замечала, что за ней внимательно следит ловкий хищник, уже приготовившийся к прыжку. Птичка повернулась к хищнику хвостом, и тот прыгнул.
Джонс врезался в твердую стенку. На изображении леса и малиновки прыжок кота никак не отразился: мнимая птичка так же весело продолжала охотиться за мнимыми насекомыми. Шатаясь и свирепо потряхивая головой, кот побрел прочь.
Рипли сидела радом на скамейке и наблюдала за игрой животного.
– Глупый кот. Теперь понял, что это только изображение?
Наверно, не стоило его ругать. За последние пятьдесят семь лет стереодизайн стал куда более совершенным. Все стало совершеннее. Все и вся, кроме нее и Джонса.
От станции Гейтуэй комнату отделяли стеклянные двери. Дорогостоящее изображение лесов северо-американского умеренного пояса обрамляли настоящие растения в горшках, стоявших на плотной травяной подстилке. Изображение казалось более натуральным, чем они. Зато растения обладали ароматом. Рипли наклонилась к одному из них. Торчит что-то зеленое из грязи. Ей уже надоела станция. Земля была соблазнительно близко, и Рипли страшно захотелось, чтобы между ней и зловещим космосом оказалось надежное голубое небо родной планеты.
Одна из стеклянных дверей приоткрылась. Вошел Картер Берк. На секунду Рипли поймала себя на мысли, что смотрит на него, как на мужчину, а не на какого-то мелкого чиновника Компании. Возможно, это говорило о том, что она выздоравливает. Ее отношение к Берку отравляла мысль, что он родился лишь через двадцать лет после того, как "Ностромо" отправился в свой роковой рейс. Впрочем, подумала Рипли, сейчас это тоже не имеет значения. По физическому состоянию они теперь примерно одного возраста.
– Прошу прощения за опоздание, – как всегда улыбаясь, проговорил Берк. – Я все утро занимался всякой ерундой и только пять минут назад смог вырваться.
Рипли никогда не умела поддерживать светскую беседу, а тем более сейчас. Ей казалось, что жизнь слишком коротка, чтобы расходовать драгоценные минуты на ничего не значащую болтовню. Почему люди не говорят сразу того, что хотят, а сначала обязательно ходят минут пять вокруг да около?
– Вы нашли мою дочь?
– Я собирался сообщить вам о ней, когда расследование закончится, – сказал Берк смущенно.
– Я ждала пятьдесят семь лет. Мое терпение иссякло. Так что отступите от ваших правил.
Берк кивнул, поставил портфель на колени, раскрыл его, с минуту покопался в содержимом и наконец извлек несколько тонких пластиковых листков.
– Она еще?..
Берк взял один из листков.
– Аманда Рипли-Макларен. – прочитал он. – Вторая фамилия, очевидно, по мужу. В момент… э-э-э… смерти ей было шестьдесят шесть лет. Это случилось два года назад. Здесь вся ее биография. Ничего особенно примечательного. Детали жизни рядовой женщины, такой жизни, какую ведет большинство из нас. Примите мои искренние соболезнования, – он передал Рипли листки и не отводил от нее глаз, пока она бегло их просматривала.
Взгляд Рипли прирос к голографическому изображению на одном из листков. С портрета на нее смотрела полная бледноватая женщина лет пятидесяти. Походит на чью-то тетушку, подумала Рипли. Лицо самое обычное; знакомых, родных черт Рипли не уловила. Она никак не могла поверить, что эта пожилая женщина и та маленькая девочка, которую она когда-то оставила на Земле, – один и тот же человек.
– Эми… – прошептала Рипли.
Она продолжала рассматривать голограмму, а Берк, у которого осталось еще несколько листков, тихим голосом читал:
– Рак. Гм-м. Некоторые формы этого заболевания до сих пор неизлечимы. Тело кремировали. Прах захоронен в колумбарии Уэстлейк, Литл-Шут, штат Висконсин. Детей у нее не было.
Рипли смотрела поверх Берка на изображение леса, но не видела ничего, кроме своего прошлого.
– Я обещала вернуться ко дню ее рождения. К ее одиннадцатилетию. И вот опоздала. – Она еще раз взглянула на голографический портрет. – Что ж, она уже тогда научилась скептически относиться к моим обещаниям. Во всяком случае к тем из них, которые были связаны с полетами.
Берк кивнул, всем своим видом стараясь выразить сочувствие; это всегда было неприятным, а тем более сегодня. Слава Богу, подумал он, хватило ума помалкивать, а не бормотать вежливые банальности.
– Вы же понимаете, всегда надеешься, что потом успеешь наверстать, – Рипли глубоко вздохнула. – Но теперь мне уже ничего не наверстать. Никак не наверстать.
По щекам Рипли потекли запоздалые слезы. Запоздалые… на пятьдесят семь лет. Она сидела на скамеечке и тихо плакала, понимая, что теперь во всем мире осталась совсем одна.
Несколько минут прошло в тишине, потом Берк смущенно попытался утешить ее, похлопав по плечу, и наконец сообщил:
– Слушание назначено на девять тридцать. Вам не стоит опаздывать. Это произвело бы плохое впечатление, а от первого впечатления очень многое зависит.
Рипли кивнула и встала.
– Джонс, Джонси, иди сюда.
Кот мяукнул, подошел к хозяйке и позволил взять себя на руки. Рипли вытерла слезы.
– Мне нужно переодеться и привести себя в порядок. Это займет немного времени.
Она потерлась щекой о спину кота. Тот терпеливо вынес это небольшое оскорбление.
– Не возражаете, если я провожу вас? – спросил Берк.
– Конечно, не возражаю.
Берк повернулся и направился к выходу. Стеклянные двери распахнулись, пропуская их.
– Знаете, для вашего кота сделано особое исключение из правил. На станции не разрешено держать домашних животных.
– Джонс – не домашнее животное, – почесывая кота за ушами, возразила Рипли. – Если не считать меня, он – единственный, кто остался в живых из экипажа большого космического корабля.
Рипли, как и обещала, была готова намного раньше, чем началось заседание. Берк предпочел ждать ее в соседней комнате, где коротал время, просматривая свои бумаги. Рипли вышла, и Берк поразился ее преображению. Куда девалась бледная, будто восковая, кожа, куда девались выражение горечи на лице и неуверенная походка? Интересно, размышлял Берк, что ее так преобразило: решимость или только чудеса косметики?
До зала заседаний, располагавшегося уровнем ниже, они шли молча, и лишь у самых дверей Берк решился задать вопрос:
– Что вы собираетесь им рассказать?
– Я уже сообщила все, что хотела. Вы читали мои показания. Они достаточно полны и точны. В них ничего не приукрашено. Приукрашивать там ни к чему.
– Послушайте, я вам верю, но на слушание соберутся настоящие тяжеловесы, и каждый будет выискивать, к чему бы придраться в ваших показаниях. Там будут представители федеральной разведслужбы, комиссии по межзвездной торговле, колониальной администрации, ловкие парни из страховой компании…
– Представляю себе.
– Просто расскажите им все, что произошло. Без комментариев. Самое главное: сохраняйте спокойствие и хладнокровие.
Ну конечно, подумала Рипли. Никого из ее друзей, товарищей по экипажу и родственников уже нет в живых, а она безвозвратно потеряла пятьдесят семь лет в гиперсне. Попробуй после этого сохранять спокойствие и хладнокровие. Но само собой разумеется, сохранять спокойствие необходимо.
Несмотря на принятое решение, к середине дня Рипли никак нельзя было назвать хладнокровной и спокойной. От бесконечного повторения одних и тех же вопросов, идиотских сомнений по поводу рассказанного, бессмысленного копания во второстепенных деталях и преднамеренного замалчивания главного Рипли была буквально взбешена.
Во время разбирательства на большом видеоэкране показывали фотографии и документы. Рипли стояла лицом к мрачным инквизиторам, спиной к экрану, и это действовало на нее успокаивающе, потому что там мелькали портреты членов экипажа "Ностромо": Паркера с его постоянной глупой ухмылкой, спокойного и даже скучающего Брета, Кейна, Ламберта, а потом и предателя Эша, на бездушном лице которого была написана запрограммированная доброжелательность. И, конечно, Далласа…
Даллас. Даже на портрете он выглядит лучше других, подумала Рипли. И в жизни он был такой же.
Ее терпение наконец иссякло.
– У вас что, уши заложило? – огрызнулась она. – Мы болтаем уже три часа. Какими такими словами я должна снова это вам пересказывать? Если вы считаете, что мой рассказ будет лучше на суахили, дайте мне переводчика, и вы услышите то же самое на суахили. Я могла бы пересказать все по-японски, но, боюсь, из-за отсутствия практики немного позабыла этот язык. Мое терпение лопнуло. Сколько времени вам нужно трепаться, чтобы вынести решение?
Ван Левен поднял руку, прерывая Рипли, и нахмурился. Его лицо стало почти таким же серым, как костюм. Другие члены комиссии смотрели на нее не более дружелюбно. Официальная комиссия по расследованию состояла из восьми человек – и ни один не смотрел понимающе. Чиновники. Администраторы. Специалисты по сглаживанию острых углов. Разве их можно в чем-то убедить? Их даже людьми назвать нельзя. Квинтэссенция чиновничьего недовольства. Фантомы. Рипли привыкла иметь дело с реальными вещами, и тонкие маневры политиканов были выше ее понимания.
– Все это не так просто, как вам, очевидно, кажется, – размеренным голосом сказал Ван Левен. – Попытайтесь поставить себя на наше место. Вы, не моргнув глазом, признаетесь в том, что взорвали силовую установку межзвездного космического корабля класса М, тем самым уничтожив и сам корабль, довольно дорогую собственность Компании.
Из всех членов комиссии самым несчастным был, пожалуй, представитель страховой компании.
– По страховому полису сорок два миллиона долларов. Разумеется, не считая стоимости груза. После взрыва силовой установки спасать обычно нечего, даже если через пятьдесят семь лет нам удастся отыскать обломки корабля.
Ван Левен рассеянно кивнул в знак согласия, потом продолжил:
– Не думайте, будто мы склоняемся к тому, что вы лжете. Записи в бортовом журнале спасательного челночного корабля подтверждают некоторые ваши показания. Во всяком случае наименее противоречивые из них. Например, о том, что в указанное вами время "Ностромо" произвел посадку на ранее не исследовавшейся и не посещавшейся человеком планете LV-426. Что там были выполнены работы по ремонту корабля. Что после краткосрочной задержки на планете корабль возобновил полет, а вскоре его силовым установкам был задан такой режим, который неминуемо должен был привести к уничтожению корабля, что фактически и произошло. Что этот режим задали именно вы. По неизвестным нам причинам.
– Послушайте, я же вам рассказала…
Ван Левен перебил Рипли, подчеркивая, что все это он уже слышал:
– Но в бортовом журнале нет ни одной записи о той враждебной форме жизни, которую вы якобы подобрали во время вашего недолгого пребывания на поверхности планеты.
– Мы ее не подобрали, – парировала Рипли. – Я вам уже говорила, она…
Рипли оборвала себя, не закончив фразу, и оглядела каменные лица членов комиссии. Зря я сотрясаю воздух, подумала она. Это не комиссия по расследованию, а поминки по усопшему. Они вовсе не стремятся выяснить истину и найти объяснение случившемуся, их единственное желание – сделать так, чтобы все подумали, будто ничего особенного не произошло. Теперь для нее стало очевидным, что она ничего изменить не может. А ее судьба была решена еще до того, как она вошла в зал заседаний. Расследование было лишь фарсом, вопросы – чистой формальностью. Чтобы было что зафиксировать в отчете.
– Возьмите вахтенный журнал и просмотрите записи. Мало-мальски соображающий техник сделает это за час. Кто имеет доступ к журналу?
В качестве представителя колониальной администрации в комиссию входила женщина, которой давно перевалило за пятьдесят. До последних слов Рипли она, казалось, скучала, теперь же выпрямилась и неодобрительно покачала головой.
– Вы бы послушали сами себя хотя бы минуту. Вы серьезно рассчитываете, что мы поверим всему, что вы тут нарассказали? Знаете, затянувшийся гиперсон порой проделывает с сознанием человека забавные штучки.
Взбешенная от собственного бессилия, Рипли бросила на нее испепеляющий взгляд.
– Хотите услышать кое-что забавное?
Ее прервал Ван Левен:
– Специальная группа тщательно изучила каждый квадратный сантиметр вашего спасательного корабля и не нашла никаких вещественных доказательств того, что на корабле было то существо, о котором вы нам рассказали, или что-либо подобное. Оборудование и приборы не повреждены. Нет никаких следов разъедания металлических поверхностей, которое могло бы быть вызвано неизвестным корродирующим агентом.
– Потому что я выбросила тварь через воздушный шлюз! – выкрикнула Рипли и осеклась, так как в ответ услышала лишь могильную тишину. – Я об этом уже говорила, – упавшим голосом добавила она.
Несчастный представитель страховой компании подался вперед и обратился к женщине из колониальной администрации:
– Есть ли на планете LV-426 местные формы жизни, напоминающие этот "враждебный организм"?