Наедине она становилась совсем другой - мягкой и нежной; куда только девалась прежняя колючка. Глаза смотрели печально и ласково, и от всего этого он, наверное, плакал бы, если бы мог. Никто на самом деле не знал, какая она одинокая. Такая умная и такая талантливая - а с ней все обращаются как со служанкой. Кроме леди Ван-Вальден, лорда Августина и Джека, конечно. Теперь понятно, почему она такая ехида - надо же как-то защищаться. Капитан называет ее дерзкой - а что она делает такого? Просто его до сих пор дергает от гема, который смотрит ему прямо в глаза. От Рэя его тоже дергает, только тэка устраивают его полностью - они тихие и смирные, едва оклемались, как сразу же запросились на работы, и видно, что рабство из них не выветрилось. Этот их пресвитер… Искаженный образ и подобие, надо же такое придумать! Джез относился к ним и к Бет малость получше - потому что, говорил он, когда-то про моих предков то же самое говорили и то же самое с ними делали. Но что он говорил о Бет за ее спиной! Она-то не знала, что он имел в виду, когда при встречах называл ее курносенькой - а в мужской компании он сказал это про ее груди, что они "курносенькие", и возразить на это было нечего: когда соски у Бет напрягались, они и в самом деле "смотрели" чуть вверх, что было причиной второй шутки Джеза: он говорил, что можно повесить на сосок куртку, и она будет держаться. Пускай себе на одно место универсалку повесит! От его шуточек в собственный адрес Дик просто устал - ну, неужели он прозрачный? Вальдер называл Бет вертихвосткой, и вообще как будто взбесился - уходил отовсюду, где она должна была появиться, за обедом не говорил с ней и даже не смотрел в ее сторону, словно она прокаженная. Дик уже видеть не мог их всех - кроме Майлза. Он и не представлял себе раньше, что в таких хороших людях может быть столько… столько грязи. И все из-за чего? Из-за того, что она на голову лучше их всех и не собирается этого скрывать.
Он просто пополам разрывался от всего этого. Да и сам он тоже хорош. Не мужчина, а кисель: ни туда, ни сюда. Как целоваться с Бет - так у него любовь, а как просить ее руки - так он, видите ли, собирается дать обеты. Нет, таким тощим задом два стула не охватить. Неудивительно, что Бог перестал его слушать - даже Бог не может терпеть эти гнусные колебания. Ромео, по крайней мере, не юлил: взял и обвенчался. Хотя бы тайно.
Но как он будет с ней жить?
А как, как он будет жить без нее?
Еще дня три - и он никак не будет: эта непрерывная ложь его доконает. Прежде молитва помогала ему пережить почти все. Теперь он и молиться не мог - эта игра в прятки со всеми превращала каждое слово молитвы в обман. Теперь до него дошел смысл еще одного оборота речи - "потерять невинность". Он и в самом деле терял ее, и то, что он продолжал оставаться девственником в плотском смысле, ничего не значило: он лишился того чувства мира с собой, уважения к себе, которое присуще всем честным людям. Он презирал себя за это, и хуже всего было то, что он временами презирал и Бет. Вот это было мерзко, потому что Бет не за что было презирать, просто он уже так переполнился отвращением, что оно льется через край, и о ребро жесткости корпуса этого не выколотить.
Он остановился, когда ему стало уже казаться, что руки отваливаются. Отключил свог и немного отдохнул, прислонившись лбом к желехке, а потом заставил себя отжаться от пола пятьдесят раз. Пот заливал глаза - надо было повязать голову, не подумал…
Чуть пошатываясь, он поднялся на уровень вверх, сполоснулся в душе и прошел в кухню. Часы показывали пятый час утра по корабельному времени.
- Привет, - Бет сидела прямо на столе.
- Ты что здесь делаешь? - удивился он.
- Проверяю одну гипотезу.
- ???
- Будешь ли ты и сегодня скакать с мечом, пока с тебя не сойдет три литра пота.
Он вздохнул.
- Ты так делаешь каждую ночь. Почему?
- Иногда, после прыжка, - сказал Дик. - Не каждую.
- Я тебе заварю чаю. Рассказывай.
- Снится всякая пакость.
- И лучший способ с этим бороться - победить все ночные кошмары в беспощадной драке с тенью, - Бет налила в чашку кипятку и заварки. - А потом ты спишь в обнимку со своей кочерыжкой.
- Откуда ты знаешь?
- Видела. Дик, так же нельзя. Есть психологическая помощь, медицина…
- Ты смеешься, что ли? Я не псих.
- Да нет, просто лунатик, - Бет поставила перед ним чай, а когда он начал пить, подошла сзади и положила руки на плечи.
Он прикрыл глаза, вслушиваясь в блаженное тепло, проникающее в душу. Вот если бы можно было всегда так - это, наверное, и есть любовь! Вот в этом он не хотел бы и не мог каяться, потому что его совесть не находила в этом чувстве ничего незаконного.
- Ты такой красивый, - сказала Бет.
- Да ну тебя…
- Нет, честно. Я и не замечала раньше, мне казалось, что у тебя лицо… Ну, знаешь - как будто неумелый художник захотел нарисовать девушку, а вышел парень. Но когда ты носишься там с мечом - ты такой красивый!
- Поглядывала?
- Ты же подслушивал.
- Это ты еще Майлза не видела. Вот кто красивый.
- Меня такие глубокие старики не привлекают.
Он поставил чашку на стол, встал и развернулся к ней. Поцеловал. Ее руки стали смелее, потом она села на стол, обхватив его бедра ногами. На ней был халат, который от этого движения открыл обе ноги, и сквозь разрезы в хакама Дик чувствовал, какая она теплая и гладкая. Они целовались так еще какое-то время, потом Бет сказала:
- Послушай, так дальше нельзя. Надо на что-то решаться.
- Да, - Дик согласился так горячо и быстро, что она решила уточнить.
- Потому что мы вот так вот обжимаемся, целуемся - а потом расстанемся, и все это ничем не закончится.
- Я понял, - сказал он севшим голосом. Бет была права, так нельзя было продолжать без конца, следовало на что-то решиться, и сейчас она скажет…
"О, нет! Только не оставляй меня сейчас!"
- Ну, тогда… - и тут глаза ее расширились, она смотрела куда-то ему за спину и Дик похолодел, поняв, что в окошко раздачи со стороны столовой на них кто-то смотрит.
Это был Майлз. Дик отшатнулся от девушки, да так неловко, что споткнулся о табурет и чуть не упал. Бет слезла со стола, запахнула халатик на груди и с вызовом посмотрела на шеэда.
- Майлз… - сказал Дик.
- Иди спать, Рикард, - ровным голосом перебил его шеэд. - Я хочу поговорить с Элисабет.
- Я не уйду, - мотнул головой Дик.
- Ладно, - Майлз кивнул одними ресницами. - Зачем вы это делаете, фрей Элисабет?
- Делаю что? - Бет поджала губки.
- Насколько я знаю людей, это весьма похоже на то, что вы зовете соблазнением. Вы совершенно справедливо заметили, что покинете борт - и ваша связь в лучшем случае не кончится ничем. В худшем случае он из-за вас совершит какую-нибудь глупость и разобьет свою жизнь. Вы не понимаете, что играете с огнем?
- Майлз, я больше не ребенок! - крикнул Дик по-нихонски.
Майлз отреагировал на эту реплику только беглым взглядом.
- Фрей Элисабет, я жду вашего ответа.
- Ждете ответа? - ноздри Бет раздувались. - Тогда вот вам ответ: я люблю его!
- Я думаю, это неправда, фрей Элисабет, - ответил Майлз. - Не знаю, обманываете вы только Рикарда или себя тоже, но вы говорите неправду. Я вижу ревность, вижу тщеславие, вижу влечение и совсем не вижу любви.
- Да что вы можете знать про любовь! - казалось, у Бет сейчас вдоль позвоночника побегут искры. - Вы, наверное, сами забыли уже, какого вы пола!
- О, нет, я не забыл, - холодно возразил Майлз. - Но дело в том, что пол не имеет над нами той власти, что над людьми. Эта власть опасна, фрей Элисабет. Вы поступаете бесчестно.
- Не говори так о ней! - проорал Дик на нихонском.
- Не желаю больше этого слушать! - Бет вышла из кухни и побежала к лифту. Дик кинулся было за ней, но на пороге затормозил и повернулся к Майлзу.
- Ты… ты… Она права! Ты ничего не знаешь про любовь!
- Рикард, - Майлз явно старался говорить как можно мягче. - Я знаю, что тебя влечет к ней, а ее - к тебе, но можно ли это назвать любовью? Я давно среди людей, видел и любовь… и видел, как любовь пожирает того, кто любит нелюбящего. Она не любит тебя.
- Ты не можешь знать. Ты… ты не человек. И… это не твое дело!
- Она ввергнет тебя в беду.
- Тебе-то что! Кто ты мне - отец, брат? Она любит меня! А я этого не видел никогда, не знал, что это такое, когда… когда ты кому-то нужен просто потому что ты - это ты…
- Ты нужен ей не поэтому.
- Ты ничего о ней не знаешь! Она… она как я, росла среди чужих. Все смотрят на нее и думают - гем, дура, или мозги на помойку, или шлюха… А она не такая! Она умная, и красивая, и знает столько, сколько ни капитан не знает, ни я, ни Вальдер, ни Джез, вместе взятые, разве что ты! И они за это ее пытаются презирать. Я думал, ты не такой. Все треплют о ней за ее спиной, потому что близко локоть, а не укусишь, а она любит меня одного!
- Что же тебе больше нравится: то, что тебя любят - или что любят тебя одного?
- Не знаю! И тебе до этого нет дела!
- Рикард, если ты в третий раз скажешь, что это не мое дело - я и в самом деле ни при каких условиях не вмешаюсь в него.
- Ну и хорошо! Не нужно меня спасать ни от чего, раз я не прошу.
- Ты ошибаешься, Рикард. Она, конечно, хочет тебе добра - но ты не знаешь, что она считает добром. Подумай сам, готов ли ты разделить ее жизнь. Подумай сам, сможет ли она разделить твою. Если нет - то чего ты желаешь от нее?
Дику было обидно слышать от Майлза собственные мысли.
- Понимает ли она, что за человек ты? - продолжал шеэд. - Понимаешь ли ты, что за человек она? Дело не в ее цвете и не в том, для чего ее растили, и кем могла быть ее мать. Дело в том, что вы называете любовью совершенно разные вещи.
- Отцепись от меня, - устало сказал Дик. - Если тебе так надо, то вот, в третий раз скажу: мы и без тебя разберемся, - и он вышел из кухни, в каюте скатал свою постель, закинул ее на плечо и пошел в другой конец коридора, где жили гемы.
Майлз вышел из столовой, - Дик слышал шорох двери, а потом еще один такой же - двери в каюту. Как и обещано было, шеэд не сказал ему ни слова.
Дик шлепнул рукой по сенсору и дверь открылась. Чутко спавший Рэй сел, распахнул свои желтые глаза; Динго тоже проснулся, но, увидев, что тут свои, вновь свернулся кольцом и зажмурился. Дик слегка подвинул его и развернул постель, вынутую из рундука.
- Можно, я буду здесь спать? - сказал он изумленному Рэю.
- Вы ведь уже пришли, мастер Суна.
Дик хотел что-то ответить, но передумал. Сбросил одежду, лег, завернулся в одеяло и сунул свог под подушку.
* * *
Когда Бет поняла, что шеэд никому ничего не рассказал и не расскажет, у нее отлегло от сердца. Что уж там сделал Дик, чтобы уговорить его - она не знала, но Майлз не пытался больше читать ей морали.
И слава Богу! А то как посмотрел своими серебряными глазищами, высоченный, широкоплечий - прямо статуя командора. Не забыть забрать у Дика Ростана и дать Мольера…
Ей нравилось чувствовать себя просветительницей и культурной героиней - трехнедельный переход через сектор Кентавра оставлял много досуга, а Дик был благодарным материалом для такой работы. От "Золотой Пятерки" Верди он пришел просто в экстаз. Она порылась в своей фонотеке и нашла еще один старый видеопатрон - "Чио-Чио-Сан". Его можно было и подарить - исполнение было здесь так себе, она купила его ради интересной режиссерской находки - героев "играли" куклы театра Дзёрури.
Ради этого приходилось, конечно, делать вид, что ее интересуют песни храмовников - которых у Дика, оказывается, было просто несчитано. С первого же диска Бет поняла, что репертуар из этого не составишь - кажется, все или почти все они были написаны либо для суперкамерного исполнения - а именно, мурлыканья себе под нос - либо для орания во всю глотку хором в целую манипулу или когорту.
Обмениваясь с ней звукозвписями и поцелуями, Дик, тем не менее, почти не появлялся в каюте леди Констанс, не играл с Джеком и не рисовал ему корабли - словом, любовь малыша опять почти полностью вернулась к Бет; почти - это потому что Джек был совершенно очарован косом и почти так же - Рэем. Не каждый день встречаешь дядьку, который может покачать тебя на хвосте. Кос же быстро стал всеобщим любимцем, и капитан больше не грозился пристрелить его, если увидит где-то без хозяина - так что Динго свободно шастал по всему кораблю. Даже мрачный Вальдер привечал его и брал с собой на пост. Морита попробовал было возмущаться, но капитан сказал ему, что не может он целыми днями держать скотину взаперти, бессердечно это. Тогда Морита наточил топорик для разделки мяса и начал демонстративно носить его при себе все время. Кос больше не нападал на него - только рычал. Но когда Морита вооружился, вся команда начала следить за тем, чтобы Динго не шлялся по кораблю один. В бою один на один у безоружного против коса нет шансов, если он безоружен - а у вооруженного вполне может получиться. Что самое примечательное во всем этом - ничто не думал, что будет, если получится у Динго, а не у Мориты. Вавилонянин, почти такой же безупречно учтивый, как Дик, никому не внушал приязни - он начал было нравится команде до того, как подобрали гемов. Но, едва они начали принимать участие в жизни корабля, он показал себя во всей своей красе.
Он не обращался к гемам напрямую - только в третьем лице. Они, в свою очередь, отказались ему подчиняться, из-за чего произошел маленький скандальчик, в результате которого их переподчинили Вальдеру. При виде Рэя Морита просто каменел, и вел себя так, словно Рэя тут и вовсе нет. Бет, которой все это крепко напомнило о "счастливых" школьных годах, резко переменилась в своем мнении о нем. И только Дик оставался с ним по-прежнему ровен. Галахад хренов…
Поначалу Бет просто бесила эта его безупречность, но сейчас она тихо посмеивалась про себя: "безукоризненный" Дик оказался таким же озабоченным, как и все остальные мальчишки. Правда, со всеми остальным ситуация складывалась ровно наоборот: сначала они вывешивали в ее сторону язык и интересовались, не прочь ли она поваляться на пляже как-то вечерком, но потом, узнавали чья она приемная дочь - и от их пылкой страсти не оставалось и следа. Дик же с самого начала знал, кто она - и не струсил. И через какое-то время Бет приняла решение: если кому-то здесь и обломится - то именно ему.
Ну, в самом деле - что ждало ее впереди? Счастливый брак? - практически исключено, никто из знати Сирены или Тир-нан-Ог не женится на урожденной рабыне. Разве что осуществятся ее мечты, она сделает головокружительную певческую карьеру, но и тогда - как она узнает, любят ли ее или ее славу? Нет, чем быть женой человека, готового обвенчаться со славой - лучше быть любовницей человека уже известного… Как знать - может быть, даже самого императорского наследника… Ну, помечтать-то можно? И все равно - никто и никогда больше не будет любить ее просто так, потому что она - это она. Нет, решено - и Бет понадобилось меньше недели на это решение - "цветок Эсмеральды" сорвет Дик Суна. Пройдет много времени, ее имя будет греметь от Периметра до Периметра, и когда-нибудь на вопрос барда, пишущего ее жизнь, она ответит, что ее любили многие - но она сама любила только одного - юношу, который собирался посвятить себя Богу и войне, но не устоял перед любовью. Потом они расстались навсегда, и теперь он ведет ту жизнь, к которой так стремился… но в его сердце хранится воспоминание о ней и только о ней. Черт, это же классно - отдать свою девственность мужчине, для которого ты с гарантией будешь единственной в жизни женщиной, не выходя за него замуж.
Правда, мужчина был… тот еще. Они бы уже давно все сделали, окажись он хоть чуточку смелее - и время было, и место. Может, она бы взяла инициативу в свои руки, но… она не знала, как. В романах это все описывалось словами типа "и жгучая волна страсти захлестнула их с головой", а в наименее целомудренных фильмах камера полностью сосредотачивалась на лицах героев. Теоретически Бет знала, какой штекер вставляется в какой разъем, но… например, как он попадает туда не глядя? Или (ой, кошмар какой!) он все-таки смотрит? Или (совсем не хочется об этом думать!!!) она должна помогать руками?
Когда шеэд увидел их, Бет крепко перетрусила - но прошел день и за ним ночь, а леди Констанс ничего не узнала, и Бет воспрянула духом. Шеэд и Дик, похоже, рассорились, Дик спал теперь в одной каюте с Рэем и Динго. И Бет решила закинуть удочку снова.
Какая-то часть ее понимала, что задуманное - бесчестно по отношению к Дику, а главное, глупо, но власть над мужчиной, пусть даже таким юным; чувство, что ее боготворят, азарт охотницы - это было сильнее доводов разума и совести. И ведь она тоже ощущала влечение. Когда она подглядывала за Диком, исступленно сражающимся с собственной тенью - он действительно был очень красив. В конце концов, отмахивалась она от себя самой, это я рискую погубить свою репутацию, а не он. Он на Санта-Кларе поскачет в ближайшую церковь, покается - и все, сможет опять мечтать о своем Ордене. Я ему еще и добро сделаю: будет о чем вспомнить, когда пострижется в монахи.
Успокоив себя таким образом, Бет занялась подготовкой к ответственной операции. Самым лучшим временем было время, когда Дик сменяется с вахты, самым лучшим местом - спиральная лестница аварийного хода, самая нижняя ее часть: здоровенный Вальдер всегда пользовался лифтом.
Осталось только дождаться нужного момента. Что ж, сектор Кентавра был велик.