- Это ложь! - Дик даже вскочил, так что боль ударила в голову, но он не умолк: - Когда муж и жена любят друг друга, то Бог радуется, потому что это Он первый создал так, чтобы люди могли любить друг друга, и сказал, что человеку нехорошо быть одному! Он сам заключает каждый брак! И Христос сотворил свое первое чудо на свадьбе! Когда муж и жена любят друг друга, то все ангелы поют и смотрят с неба прямо на них!
- Вот как? - Моро тоже поднялся. - Тогда чего ради тебе разбили лицо? И почему ты грезишь не о браке, а о военизированном монастыре?
Дик не нашелся, что ответить. Лед почти растаял, и холодные струйки бежали по его руке к локтю, капая на пол, и выпитое бренди стало отдавать перегаром. Но, видимо, именно бренди придало его мыслям необычную легкость, и ответ, до которого он иначе додумался бы только возле лифта, вдруг выскочил сам собой:
- Вы же видите - я слишком глуп, чтобы понимать женщин.
Моро засмеялся - ответ ему явно понравился.
- Иди-ка спать, Суна-кун, - сказал он. - И… не делай глупости.
Дик понял, о чем он: не нужно рассказывать леди Констанс о том, что Моро оправдал его обманом.
Поначалу он собирался воспоследовать этому совету. Честно собирался. Но он все никак не мог уснуть, крутился на постели, мешая Динго, который, видимо, почуяв что-то, уснул рядом, и в конце концов встал с постели, оделся и вышел, закрыв за собой дверь.
* * *
- Что я сделала не так? Где допустила ошибку?
Бет смотрела исподлобья взглядом, который ей самой, наверное, казался упрямым, но Констанс полагала его просто тупым.
- Я не объяснила тебе, что хорошо, а что плохо в этой жизни? Я не водила тебя в церковь, запрещала исповедоваться? Я находила тебе плохих учителей, я не поддерживала тебя, бросала в одиночестве со своими бедами? Как та получилось, что ты в свои пятнадцать лет не знаешь, что можно делать, а чего нельзя? Ну, скажи мне, где я допустила ошибку?
Бет была из той породы людей, в которых отвагу пробуждает гордыня. Она вздернула подбородок и сказала:
- Наверное, вы не должны были брать меня из приюта, сударыня. Наверное, я не очень-то подхожу на роль дочери такой безупречной матроны.
- О нет, Бетси, ты больше не будешь этим торговать, - первоначальный гнев Констанс, когда она боролась с желанием разбить в кровь эту хорошенькую оливковую мордашку, уже прошел - теперь осталось только глухое раздражение. - Твой моральный кредит исчерпан. Твой поступок осудят и остальные гемы - Рэй, Том, Остин, Бат и Актеон. Твоя трусость перешла ту границу, за которой может называться естественной человеческой слабостью - и сделалась просто подлостью.
- Я ничего такого не сделала. Дик пострадал из-за мастера Аникста. Я не виновата, что этот человек сначала бьет, а потом разбирается.
- А тебе совершенно необходимо было привлекать его внимание? И чье бы то ни было вообще? Чего ты хотела, поднимая крик?
- Да ничего я не хотела! Я очень, знаете ли, больно ударилась, когда падала с лестницы! Наш прекрасный и замечательный Дик Суна толкнул меня так, что я навернулась.
- Я его понимаю.
- Еще бы, сударыня. Вы никогда меня не любили. Вам всегда было все равно, что со мной - лишь бы на мне можно было воспитывать своих подданных! От вас только и слышно было, что испытания посылает нам Господь, и нужно нести свой крест - а сами вы никогда не знали, что это такое - быть другой!
На этом отвага Бет закончилась и она втянула голову в плечи, ожидая еще одной оплеухи. Но ее не последовало - Констанс не собиралась выдавать ей индульгенцию этим унижением. Вместо этого она сказала:
- Ты разбудишь Джека или дядю Августина своим криком.
Они стояли в коридоре возле каюты, и больше всего на свете Констанс хотелось загнать Бет в постель и избавиться от нее на сегодня таким образом - но она чувствовала, что сказано еще не все, что должно быть сказано.
- Ты все время переводишь разговор на мою перед тобой вину, - продолжала она. - Что ж, видит Бог, я признаю себя виноватой, и только это мешает мне выдрать тебя как следует. Я всегда была противницей телесных наказаний, но сейчас чувствую, что в них есть какая-то необходимость: по крайней мере, человека, который не видит своей вины, можно заставить страдать. Мне все равно, из каких соображений ты решила обольстить Дика - зная тебя, я могу предположить хотя бы простое любопытство. Это удар по моему самолюбию матери и воспитателя - но заслуженный и вполне переносимый. Я пытаюсь пробудить в тебе совесть не ради себя, а ради мальчика, которого ты заставила страдать от неподдельной любви, а сама предложила ему пошлый романчик, да еще и смертельно обиделась на него за то, что он отверг эту подачку. Бет, я бы простила тебе блуд - но не такую пошлость. И не трусость.
- Я не нуждаюсь в вашем прощении, мадам, - Бет сжала губы.
- Прекрати, пожалуйста.
- Нет, мадам. Такое низменное существо, как я, не достойно именоваться вашей дочерью. Отныне я буду с вами на "вы".
- Марш спать. Я надеюсь, до утра эта дурь у тебя пройдет.
Бет хлюпнула носом и отправилась спать. Войдя в комнату, Констанс услышала, как она рыдает в подушку. Констанс снова разозлилась, потихоньку достала наушники, подключила к сантору и улеглась, слушая старинные песни Тир-нан-Ог. Нет, ну что же все-таки не так? Как это могло случиться, как она упустила девочку, позволила ей превратиться в совершенно бездумную вертихвостку? Господи, я виновата. Наверное, все дело именно в том, что она привыкла эпатировать одним своим видом, и вошла во вкус эпатажа ради эпатажа. Неужели за всеми ее выходками стояло именно это - желание любой ценой оказаться в центре внимания? Нет, глупости. Воображать Бет Геростратом в юбке - недостойно. Наверное, в ней все же была какая-то симпатия к Дику. Но как можно было так фатально не разбираться в людях? Как можно было из всех молодых людей мира выбрать именно того, кто неспособен на легкие, необязательные отношения? А может, в этом была детская ревность? Констанс не скрывала того, что Дик нравится ей. Неужели Бет просто приревновала ее к мальчику? Все равно мерзкий поступок.
Ей что-то еще не понравилось. Ах, да: Дик ушел с Моро. Он больше ничем не выдал своей обиды на экипаж - но он ушел принять помощь от вавилонянина, и Вальдемар ударил его в спину… Это было ужасно, с этим нужно было разобраться, но… мальчик наверняка уже спит, все, кроме вахтенных, тоже спят. Это может потерпеть до завтра.
Гитара и скрипка умолкли - и теперь Констанс слышала, как сопит Бет. Можно было засыпать - она вынула из ушей наушники - но сон не шел.
И тут в дверь тихо поскреблись.
Констанс встала, набросив кимоно поверх ночной рубашки. Открыла дверь.
В коридоре переминался с ноги на ногу Дик. Лицо его распухло от удара, синяк был ужасным: он начинался на лбу, через раздутую переносицу перетекал под глаз, и, слегка бледнея над верхней губой, на подбородке краснел недоспелой сливой.
- Миледи, - сказал мальчик. - Я должен кое-что рассказать.
- Ричард, - она подавила зевок. - Это не может подождать до утра?
- Нет, наверное. Вы меня извините, но завтра мне, может, смелости не хватит…
У нее упало сердце. А что, если…
- Говори, - она пригласила его в каюту и усадила к столу. - Ну, так в чем дело?
Он потрогал языком разбитые губы.
- Мастер Морита… ну, короче, он наврал. Он не слышал и не видел… нас.
У Констанс стало холодно в животе. Да когда же закончится этот кошмар, кому, наконец, верить?
- Ты хочешь сказать, что на самом деле Бет призналась…?
Дик качнул головой и поморщился.
- Нет, миледи. Все было как он рассказывал. Я потому и не спорил тогда, что все было так.
- Но ты же сказал…
- Он соврал, что слышал это. Оно так все и было, честно, но мастер Морита просто догадался, потому что это похоже на жену Потифара и на Федру с Иппоритом…
- Ипполитом, - машинально поправила Констанс. - Что же это получается, Дик?
Он опустил голову, наматывая свои волосы на пальцы.
- Это получается, что он никакой не свидетель. У вас есть только мое слово. Так что вы решайте, кому верить, кому нет. Его в расчет брать нельзя.
- Дик, никакого твоего слова у меня нет. Ты молчал почти все время. Ну, хоть сейчас что-нибудь скажи.
- А что говорить, миледи… Я же не маленький, должен был понимать, чем это кончится. Мы ведь давно встречались - целовались, и все такое. А я вам не сказал, побоялся. Только я, получается, не любил ее, миледи. Я теперь ее не люблю, у меня все пусто внутри - значит, я и тогда ее не любил, а просто… одурел от ласки, как кот. Так что… не пытался я ее изнасиловать. Поколотить - да, хотелось, и я ее толкнул. И кофту порвал, когда удержать хотел, чтобы она не ломилась в двери к Вальдеру, потому что Вальдер… ну, вы сами видите. Я сам во всем виноват - не надо было мне приходить, и с самого начала… не надо было. Так что если вы мне не поверите и меня накажут - это будет только правильно.
Констанс вздохнула.
- Иди спать, - сказала она. - Тебе сейчас нехорошо - дать обезболивающего?
- Спасибо, миледи, - Дик встал. - Я и так засну.
Он вышел, а Констанс осталась сидеть, обхватив голову руками. Ну и дела. Нет, придется еще кое-кого потревожить…
Она убрала волосы в жгут, вышла из каюты, спустилась на этаж ниже и постучалась в дверь каюты, которую занимал бортмех.
- Кто? - раздался изнутри сонный голос.
- Леди Ван-Вальден, - ответила она.
- О, боги…
Внутри завозились, и через минуту Морита открыл дверь - он успел не только надеть брюки и юката, но и сполоснуть рот мятной водой, и сложить постель.
- Я, кажется, знаю, почему вы пришли, - он уступил ей постель, самое удобное сиденье в каюте, а для себя откинул от стены единственный стул. - Это уже не честность, это патология.
- Что вы имеете в виду? - спросила Констанс.
- Ну, нет, против себя я свидетельствовать не обязан даже в инквизиции, - усмехнулся он. - Скажите вы: в чем дело?
- Вы лжесвидетельствовали против Бет.
- Не против Бет, а в пользу мальчика. И если бы не я, его бы, самое меньшее, избили.
- Но если бы сказанное вами не оказалось правдой… Если бы вы ошиблись в своей догадке… То самая черная напраслина оказалась бы возведена на девочку. Мастер Морита, неужели вы и в самом деле настолько ни во что не ставите модифицированных людей, что вам все равно, как их оговаривать?
- Расовая принадлежность тут совершенно ни при чем - к слову, я считаю Элисабет человеком и всегда обращался с ней как с человеком. В данном случае я исходил из совершенно других соображений: из вопроса о том, насколько адекватный вине вред будет причинен в обоих случаях.
- То есть, по-вашему, попытка изнасилования, если бы она действительно имела место, не заслуживала бы сурового наказания?
- Миледи, я не могу считать попыткой изнасилования несостоявшийся секс с девицей, которая сама приглашает юношу на свидание в самом укромном углу корабля - хотя уже выбор места свидетельствует о том, что выбирал не Дик - он бы нашел место получше. По-моему, такая девица прекрасно знает, чего хочет. И, по-моему, смешно делать из этого трагедию. Если Вы верите, что все создал Бог - то и гормоны он создал тоже.
- И ум и совесть, господин Морита. Я знаю вавилонские взгляды на вопросы пола, и нахожу их неправильными.
- Но именно из-за ваших взглядов на нее мог бы пострадать мальчик, который вам так дорог. В Вавилоне никто просто не спросил бы, что делают юноша и девушка вдвоем в уединенном месте. Если им это нравится, почему бы нет?
- Мастер Морита, я не хочу сейчас дискутировать о морали. И не называйте меня "миледи": вы не мой вассал.
- Прошу прощения, сударыня. Но тогда - зачем вы пришли? Сказать мне - ай-яй-яй, как нехорошо лгать?
- Как ни глупо - узнать наконец правду. Кто-то из дорогих мне людей обошелся с другим дорогим мне человеком скверно. Я пытаюсь понять, что делать.
Моро вытянул губы, поднеся к ним руку - жест старого, давно бросившего курильщика, которому для раздумья требуется хотя бы символическая сигарета. Потом сказал:
- Думаю, вам будет трудно прийти к какому-нибудь решению, которое вас самое устроило бы. Вы требуете от себя и других не чего-нибудь, а совершенства, сударыня. Вам не хочется признавать их нормальными здоровыми подростками, которые только из-за множества комплексов не смогли подарить друг другу немного здоровой радости. И если мне почему-то их жаль, то именно поэтому.
- И вам не жаль того, что тут могло быть нечто намного большее - и не сбылось?
- Нечто большее - у них? Я реалист. Мальчик и девочка принадлежат совершенно разным мирам, они не могли бы жить каждый жизнью другого. Если бы не ваша выдумка с этим полетом, они бы вообще не имели никаких шансов встретиться - хотя и провели, насколько я понимаю, годы отрочества на Мауи. Мальчик - приютский щенок, а девочка - оранжерейный цветочек. В старые добрые довоенные времена у нас праздновали один праздник… На разных планетах его называли по-разному…
- Но суть была одной и той же: в эту ночь у любого мужчины был шанс с любой женщиной. На Мауи эти карнавалы назывались плясками Паре…
- Да, верно… Ах, сударыня, кто не жил там до войны - тот вообще не жил, - Моро улыбнулся своей кошачьей улыбкой. - Нет, боюсь, у меня вы душевного облегчения не найдете. Я просто не вижу проблемы там, где ее видите вы.
- Но почему тогда вы заступились за Дика? Только из милосердия?
- Мальчик спас мне жизнь, когда кос бросился на меня, и, кроме того, он мне просто нравится. Он и вам нравится, иначе вы бы сюда не пришли. Мы оба, каждый на свой лад, беспокоимся за него, верно? Со своим умением ничего не делать наполовину он или станет великим человеком, или попадет в большую беду. А впрочем, почему "или-или"? Это вполне совмещается.
Констанс молчаливо признала правоту вавилонянина.
- Вам известна легенда о Кухулине? - продолжал Моро.
- Я дочь Дилана Мак-Интайра, - пожала плечами Констанс. - Конечно, известна, и даже стихи из нее я помню. Вы намекаете на подслушанные Кухулином слова Катбада?
- Да. А еще на то, что Кухулин был безупречен и имел только три недостатка: он был слишком юн, слишком отважен и слишком красив. В нашем случае имеется еще и четвертый: ваш паладин слишком честен.
Констанс смотрела в зеленые наглые глаза вавилонянина, и пыталась понять, что же за ними скрывается. А впрочем - почему "наглые"? Этот человек просто смотрит прямо, не видя оснований стыдиться себя, и…
Нет, все-таки наглые, какие-то оценивающие.
- Кто вы, мастер Морита?
- Искатель удачи, выбитый войной из той жизни, которую он так любил, - ответил Моро без всякого вызова. - Я вижу, вы любите предоставлять шансы, леди. Предоставите ли вы шанс и мне?
- Это зависит от того, чего вы ищете, мастер Морита.
- Того же, что и все люди. Достатка, уважения других, маленьких удовольствий…
- Это вы могли бы найти на Мауи. Там куда больше возможностей сделать себе состояние и имя, чем на Санта-Кларе или на старых планетах доминиона Ван-Вальденов.
- На Мауи слишком многие знают что мы, Морита, представляли собой раньше. Я сколочу состояние, которого мне хватит, чтобы жить безбедно - но люди, знавшие нас прежде, будут говорить, что Морита чуть-чуть приподнялся над нищетой, в которую был сброшен после войны. Нет, предпочитаю осесть там, где никто меня не знает. Неужели я буду худшим вассалом, чем здоровенный грубый морлок?
На этот раз он, кажется, посмеивался.
- Откуда в вас такое стремление? Не оттого ли, что никто и никогда не давал шанса вам самой? Скажите, леди Констанс, вы счастливы?
- Да, - сказала она, вдруг как-то очень остро ощутив, что одета весьма вольно, и находится ночью одна в каюте наедине с мужчиной… с весьма незаурядным и удивительно красивым мужчиной… Сидит на постели, еще теплой от его тела. Вдыхает его запах - довольно приятный запах чистой кожи, с лавандовым привкусом дешевого жидкого мыла из душевой "Паломника". Ситуация более чем… Констанс ненавидела слово "пикантная", а оно, как назло, вытеснило из головы все остальные.
- Я открою дверь, - сказала она.
- Воля ваша, - Моро развел руками, и разошедшиеся полы юката приоткрыли скульптурный торс. - А разве такая женщина, как вы, не выше подозрений? - почему серьезность Моро сейчас казалась убийственной насмешкой? И что я вообще здесь делаю? Констанс открыла дверь. - Неужели вам в самом деле не хотелось хотя бы раз в жизни побыть… не столь безупречной?
- Мастер Морита, я не сомневаюсь, что вы интересный собеседник, но идет уже второй час ночи и, право слово, я хочу спать.
- Но ведь вы не решили основной для себя вопрос: верить или не верить на слово нашему Гийому Маршалу. Или уже решили? Разве не достаточно того, что он сам пришел к вам с той правдой, которая могла быть для него убийственной?
- Как он узнал эту правду? Если вы сами сказали ему - то на что вы рассчитывали?
- Ни на что. Я отступил перед неоспоримым фактом: когда кто-то меняет фильтр воздуховода, вентиляторы останавливаются и опускаются заглушки. Дик сам это заметил и сам прижал меня к стене. Я надеюсь, что этот поединок благородства на вас и закончится: вы не станете дезавуировать мое свидетельство перед командой?
- Вы правы, не стану, - Констанс перешагнула порог каюты. - Главным образом ради Дика. Но, мастер Морита… не пробуйте больше на мне свое обаяние.
Морита склонился в светском полупоклоне, прижав ладонь к груди.
- Постараюсь, сударыня. Не могу отпустить вас, не сказав комплимента напоследок: вы полностью соответствуете прозвищу, которое получили от своих собственных подданных.
- Какому? - Констанс не хотела его разочаровывать, он явно ждал этого вопроса.
- "Железная леди".