Олджи еще не успел телком обдумать свой план, шлюпка была лишь его последней надеждой. Однако ответил без колебаний:
- Мы пройдем Темзу до устья. Потом смастерим мачту и поставим парус. Тогда можно будет осмотреть побережье.
- Неплохо было бы опять взглянуть на море, - сдержанно заметил Чарли.
- А я однажды отдыхал летом в этом - как бишь его? Там еще пирс был - в Саутенде, - оживился Товин, налегая на весла. - Сейчас там, небось, холодина - и летом-то не больно пригревало. Интересно, пирс тот еще стоит или нет? Красивый был.
- Размечтался, дуралей старый, - фыркнула его жена. - Разве ж он может столько лет простоять?
Лис встал передними лапами на борт шлюпки и нюхал запахи, приходившие с берегов. Похоже, он был готов ко всему.
Никто не упоминал о шотландцах, гномах и горностаях. Марта снова запела, и все старались быть оптимистами.
Через полчаса пришлось устроить передышку. Товин выбился из сил, да и все остальные устали от непривычной работы. Беки попыталась заменить Марту, но из-за недостатка умения и терпения не сумела справиться с веслами. Через некоторое время гребли уже только Седая Борода и Чарли. Большие весла шумно погружались в воду; по обеим сторонам виднелись лишь деревья и кусты, а впереди все скрывала пелена сгущавшегося тумана. Обе женщины сидели у румпеля.
- Я все-таки в душе горожанка, - сказала Марта. - Сельская местность меня манила только издали. Теперь, к сожалению, не остается уже ничего, кроме сельской местности. Где мы остановимся на ночлег, Олджи?
- Как заметим подходящее место, сразу пристанем. Нам нужно удалиться от Спаркота, но не стоит догонять команду Цыганки Джоан из Графтона. Держитесь бодрее. У меня тут в лодке есть кое-какой запас провизии - кроме того, что мы принесли с собой.
- Ты, конечно, тертый калач, - заметил Товин. - Тебе бы пристрелить Джима Крота да править в Спар-коте. Люди за тобой пошли бы.
Седая Борода промолчал.
Река неторопливо несла свои воды между поросших осокой берегов и, извиваясь, прокладывала себе путь на восток, к свободе. Когда впереди замаячил мост, гребцы подняли весла, и через некоторое время шлюпка уткнулась носом в берег. Мост представлял собой превосходное строение эпохи короля Георга с высокой аркой и парапетом.
- Здесь поблизости должно быть какое-то жилье. - Седая Борода взял свою винтовку. - Оставайтесь здесь, а я схожу на разведку.
- Я с тобой, - вызвался Чарли. - Айзек может остаться в лодке.
Он отдал поводок Марте, и она погладила заволновавшегося лиса, успокаивая его. Двое мужчин вышли из лодки и поднялись на высокий берег.
Сзади сквозь голые ветви деревьев показалось еле тлеющее зимнее солнце. Кроме него, все здесь было окрашено в серые тона. Над самой землей, словно поземка, стелился легкий туман. Впереди, по ту сторону дороги, которая проходила через мост, виднелось большое здание. Казалось, оно вырастало из тумана, не касаясь земли, - древнее, мрачное и безжизненное, под странной крышей с беспорядочным скоплением труб. Солнце отражалось в оконном стекле наверху, придавая ему вид мутного глаза. Решив, что никого поблизости нет - только грачи кружили над головой, - Седая Борода и Чарли перешли дорогу и оказались перед живой изгородью.
- Похоже на старую таверну, - вполголоса проговорил Чарли, изо рта у него выходил пар. - Никаких признаков жизни. По-моему, покинутое место.
В это время из-за ограды послышался кашель.
Они пригнулись и заглянули сквозь ветви боярышника. За оградой лежало поле, которое тянулось до самой реки. Отсутствие на нем травы и прочей растительности говорило о существовании здесь разумной жизни. Снова раздался кашель.
Седая Борода молча показал куда-то вправо. На ближайшем к дому краю поля стоял сарай, и возле него паслись четыре или пять овец.
- Я думал, овцы давно уже вымерли, - пробормотал Чарли.
- Значит, в доме кто-то есть.
- Лучше бы нам с ними не связываться. Давай поплывем дальше. До захода еще около часа.
- Нет, нужно осмотреть это место. Здесь люди живут уединенно; может, они нам обрадуются, если убедятся, что мы им не враги.
Обоих разведчиков вполне могли пристрелить из безмолвного здания - трудно было избавиться от этой мысли. Внимательно следя за пустыми окнами, они двинулись вперед. Возле дома стоял старый автомобиль в весьма плачевном состоянии, с совершенно спущенными шинами. Олджи и Чарли подбежали к машине и, укрывшись за ней, стали наблюдать за домом. По-прежнему никакого движения. Большинство окон были заколочены.
- Есть тут кто-нибудь?! - крикнул Седая Борода.
Ответа не последовало.
Догадка Чарли подтвердилась. В здании действительно когда-то помещалась таверна. Вывеска, которая прежде красовалась над передней дверью, проржавела и теперь валялась на разбитых ступенях. На одном из окон первого этажа сохранилась надпись "ЭЛЬ". Седая Борода снова окликнул обитателей здания - и опять не получил ответа.
- Попробуем с другой стороны, - предложил он, поднимаясь.
- А может, одну ночь мы и в лодке неплохо проведем?
- Потом будет холоднее. Давай попробуем еще. Они обошли здание и обнаружили, что от задней двери к полю, где паслись овцы, вела тропа. Седая Борода держал винтовку наготове; прижавшись к сырой кирпичной стене, они еще раз обратились к невидимым жильцам. Никто не ответил. Седая Борода нагнулся и заглянул в ближайшее окно. Внутри сидел человек и смотрел на него.
У Олджи бешено заколотилось сердце. Отшатнувшись от окна, он наткнулся на Чарли. Несколько секунд ему понадобилось, чтобы совладать с нервами. Затем он постучал стволом своего оружия в оконное стекло.
- Мы ваши друзья! - крикнул Олджи. Тишина.
- Мы твои друзья, ублюдок! - На этот раз он разбил окно. Посыпались осколки, и снова тишина. Олджи и Чарли переглянулись. У обоих странно исказились лица.
- Наверно, он болен или умер, - предположил Чарли. Он пригнулся и, миновав окно, приблизился к задней двери, потом прижался к ней плечом, повернул ручку и вошел внутрь. Седая Борода последовал за ним.
Лицо сидящего человека имело тот же серый цвет, что и унылый сумеречный свет, на который он неподвижно смотрел. Губы у него посинели и растрескались, как от сильного яда. Он сидел прямо в старом кресле, лицом к раковине. На коленях у него лежала еще не совсем пустая банка из-под пестицида.
Чарли перекрестился.
- Упокой, Господи, его душу. Теперь многие подумывают о самоубийстве - соблазн большой.
Седая Борода взял банку с пестицидом и зашвырнул в кусты.
- Почему он покончил с собой? По крайней мере, не из-за угрозы голода - ведь у него были овцы. Надо осмотреть дом, Чарли. Здесь может быть кто-то еще.
На втором этаже, в комнате, куда еще заглядывало умирающее солнце, они обнаружили женщину. Она лежала под одеялами и была необычайно истощена. На ящике возле ее постели стояла тарелка с засохшими остатками какой-то пищи.
Несомненно, женщина умерла от болезни, и смерть наступила раньше, чем человек внизу принял яд, поскольку в комнате уже распространился тлетворный ДУХ.
- Наверно, рак, - предположил Седая Борода. - И ее муж не захотел жить дальше, когда она умерла. - Он сказал это, чтобы прервать тягостное молчание, хотя в комнате было трудно дышать. Затем, собравшись с мыслями, добавил:
- Давай вынесем обоих и спрячем в кустах. Тогда можно будет тут переночевать.
- Мы должны похоронить их, Олджи.
- Это отнимет слишком много сил. Давай устроимся здесь и будем довольны, что так легко нашли безопасное место.
- Может быть, Всемогущий привел нас сюда для того, чтобы достойно похоронить этих несчастных.
Седая Борода покосился на разлагавшееся тело в кровати.
- Почему Всемогущий пожелал, чтобы это произошло, Чарли?
- Ты мог бы также спросить, почему Он пожелал, чтобы мы оказались здесь.
- Ей-Богу, Чарли, я часто задаюсь этим вопросом. Но не будем спорить; давай спрячем трупы, чтобы женщины не увидели, а утром, если получится, займемся погребением.
Стараясь сдержать свои чувства, Чарли принял участие в этом мрачном деле. Лучшим местом, где можно было спрятать тела, оказался сарай в поле. Седая Борода и Чарли напоили также овец, которых оказалось шесть, открыли окна, чтобы проветрить дом, и отправились за остальными. Шлюпку надежно закрепили; после этого все пошли в бывшую таверну.
Внизу в погребе, где прежде стояли бочки с пивом, они обнаружили окорок, висевший на крючке вне досягаемости крыс, которых здесь по-видимому было немало. В одной из комнат стояла лампа с овечьим жиром; она распространяла отвратительное зловоние, но светила хорошо. А Товин нашел в холодном камине клеть с пятью бутылками джина.
- Как раз то, что нужно для моего ревматизма! - объявил он, открывая бутылку. Он поднес ее к носу и с наслаждением понюхал, а потом сделал хороший глоток.
Женщины сложили дрова на кухне и приготовили обед, приправив сомнительного вкуса баранину специями, найденными в кладовой. Все отогрелись и чувствовали себя словно на своего рода вечеринке. После еды они в хорошем настроении устроились на ночлег.
Марта и Седая Борода легли в маленькой гостиной на первом этаже. Судя по всему, прежние обитатели таверны не подвергались нападениям извне, и Олджи решил не выставлять ночной караул; эта предосторожность в Спаркоте превратилась в навязчивую идею. В конце концов, в последние годы люди представляли друг для друга меньшую опасность; и старая таверна находилась как будто довольно далеко от других поселений…
И все же Седая Борода испытывал беспокойство. Произошел странный случай, о котором он ничего не сказал остальным. Под настилом в лодке у него хранились два штыка, и он хотел вооружить ими Товина и Чарли. Прежде чем покинуть лодку, Олджи просунул руку в свой тайник, но штыков там не оказалось; исчезли также и кое-какие другие вещи. Это исчезновение означало только одно: кто-то посторонний знал о местонахождении шлюпки.
Когда Марта уснула, Седая Борода поднялся. Лампа еще горела, хотя он заслонил ее со стороны окна. На минуту он позволил мыслям блуждать, где им вздумается; слушал тишину и чувствовал, что за окном начинает подмораживать. Лампа стояла на комоде. Олджи выдвинул наугад один из ящиков и осмотрел его содержимое. В ящике были всевозможные безделушки, сломанные часы, несколько огрызков карандашей, пустой пузырек из-под чернил. Испытывая угрызения совести, он сунул себе в карман два самых длинных карандаша и открыл другой ящик. Там хранился старинный семейный альбом; на нем лежала фотография ребенка в рамке.
Со снимка смотрел мальчик лет шести в длинных клетчатых штанах; он держал в руках игрушечный паровоз и весело улыбался, показывая пробел в зубах. Снимок уже немного выцвел. Вероятно, на нем был запечатлен тот человек, который теперь валялся в овечьем хлеву.
Внезапно слезы навернулись на глаза Седой Бороды. В таких гниющих ящиках по всему миру лежало все, что осталось от детства; сама память о нем невозвратно стиралась. После того злосчастного события - несчастного случая, преступления, бедствия - в прошлом веке дети перестали рождаться. Не было больше детей - таких мальчиков, как этот. И не было также подростков, юношей и девушек; не осталось даже людей среднего возраста. Из семи возрастов человека сохранился в основном последний.
"Пятидесятилетние как будто еще довольно молоды", - подумал Седая Борода, обхватив руками плечи. И, несмотря на все пережитые ужасы и лишения, многие шестидесятилетние тоже не утратили бодрости. А еще через несколько лет… Но как бы там ни было, он оказался одним из самых молодых людей на Земле.
Впрочем, это не совсем так. Ходили слухи, будто у какой-то одной пары еще рождаются дети; и в прошлом случалось… Когда поселенцы только обосновывались в Спаркоте, женщина по имени Ив родила девочку от майора Траутера и затем исчезла. Через месяц люди, собиравшие хворост в лесу, нашли трупы ее и ребенка… Но помимо тех редких случаев, никто уже не видел детей. Трагедия была повсеместной. Планета осталась одним старикам.
Смертная плоть теперь принимала лишь безобразные формы старости. Смерть витала над землей, нетерпеливо поджидая свои последние немногочисленные жертвы.
"…И все это доставляет мне странное жуткое удовольствие, - подумал Седая Борода, не в силах оторвать взгляд от улыбающегося ребенка на фотографии. - Но пусть меня рвут на части, я не сознаюсь, что во мне живет какое-то существо, похожее на горностая, которое торжествует, взирая на всеобщее бедствие. Быть может, все дело в моей глупой привычке ценить всякий новый опыт. Или тут сыграло роль самодовольное сознание того, что тебе не грозит "отстать от жизни"; даже дожив до ста лет, ты будешь принадлежать младшему поколению".
Он постарался выкинуть из головы эту безумную мысль, которая посещала его уже не в первый раз. Но она продолжала тлеть. Жизнь Седой Бороды оказалась удачной, удивительно удачной, благодаря несчастью всего человечества.
Пострадало не только человечество. Беда постигла многих млекопитающих. Собаки перестали щениться. Лисы едва не вымерли; возродиться, в конце концов, им удалось потому, что они выращивали свое потомство под землей, а также благодаря обилию пищи. Домашние свиньи вымерли еще раньше собак - их в самом начале стали повсеместно резать и есть.
Домашняя кошка и лошадь оказались столь же стерильными, как человек; только большое количество детенышей в помете позволило кошкам сохраниться. По слухам, они теперь снова размножались в некоторых районах; странники, посещавшие Спаркот, рассказывали об ужасных нашествиях диких кошек.
Более крупные представители кошачьего семейства пострадали сильнее. Во всем мире в восьмидесятые - девяностые годы наблюдалась одна и та же картина: животные утратили способность к воспроизведению. Такая апокалиптическая природа катастрофы побуждала даже агностиков говорить о ней библейским языком: твари земные перестали плодиться и размножаться. Лишь более мелкие существа, привыкшие укрываться в земных недрах, благополучно пережили тот период, когда человек пал жертвой собственных изобретений. Но теперь все это осталось в давнем прошлом; почти пятьдесят лет разделяло щербатую улыбку, запечатленную на фотографии, и гнилой оскал трупа в холодном сарае.
Седая Борода резко задвинул ящик.
Что-то обеспокоило овец. Они испуганно заблеяли.
На миг он представил себе, как мертвец бродит по сараю, но сразу унял свое воображение. Скорее всего, овцы почуяли какого-то хищного зверя. Седая Борода прошел на кухню и выглянул в окно. Небо было светлее, чем он ожидал. Сиял месяц, придавая ближайшим деревьям причудливый вид. Приложив ухо к пробоине в оконном стекле. Седая Борода услышал, как овцы топчутся в загоне. Он снова посмотрел на двор - на тонких листиках осоки поблескивал иней. В это время послышался отчетливый шум шагов по траве. Седая Борода поднял винтовку; он знал, что ему не удастся выйти через заднюю дверь бесшумно.
Шаги приблизились; какой-то человек тенью проскользнул мимо окна.
- Стой, или буду стрелять! - крикнул Седая Борода. Человек уже скрылся из виду, однако внезапный окрик, очевидно, заставил его остановиться.
- Седая Борода, это ты? - спросил глухой голос снаружи. - Эго ты, Седая Борода, а? Смотри там, не пальни ненароком.
Он уже узнал этот голос, когда подошла Марта, кутаясь в свое пальто. Олджи отдал ей винтовку.
- Держи, прикроешь меня, - прошептал он. Потом громко произнес, обращаясь к человеку в темноте: - Встань перед окном и подними руки.
Тотчас показался силуэт человека; он растопырил пальцы, словно хотел огрести небо, и усмехнулся. Марта взяла его на прицел. Седая Борода распахнул дверь, выскочил из дома и вернулся вместе с пришельцем, пропустив его вперед. Старый леший Джеф Пит вошел в кухню и опустил руки.
- Ты еще хочешь купить ту ондатру, Седая Борода? - осведомился он, оскалившись по-собачьи.
Седая Борода забрал свою винтовку и обнял Марту за плечи. Закрыв дверь пинком, он без улыбки оглядел Пита.
- Вот, значит, кто украл продукты из моей лодки. Как ты нагнал нас? У тебя есть своя лодка?
- Да уж не вплавь - сам знаешь! - ответил Пит, беспокойно озирая комнату. - Я свою лодчонку припрятал получше, чем ты! Видал я, как ты свою снаряжаешь, не одну неделю уже. Я все вижу, что в Спаркоте делается. Ну а сегодня, как вы дали деру, я и думаю: навещу-ка гномов да погляжу, как вы тут перебиваетесь.
- Как видишь, мы живы-здоровы, а ты чуть не получил пулю. Ладно, что ты теперь собираешься делать, Джеф?
Старик подышал на пальцы и подошел к плите, где еще сохранилось немного тепла. По своему обыкновению, он не смотрел ни на кого из присутствующих.
- Да я думал: можно бы махнуть с тобой до Ридинга, если ты туда дойдешь. И если эта добрая леди, твоя супруга, не возражает.
- Если хочешь путешествовать с нами, ты должен отдать все свое оружие моему мужу, - строго сказала Марта.
Искоса поглядывая - очевидно, чтобы оценить произведенное впечатление, - Пит достал из кармана пальто револьвер. Ловким движением он опустошил барабан и протянул оружие Седой Бороде.
- Раз уж вам по душе моя компания, поделюсь с вами кое-какой мыслишкой, - сказал Пит. - Пока мы не легли баиньки, давайте-ка пригоним сюда овец от греха подальше. Вы, небось, и не знаете, какая вам удача подвалила. Эти овцы стоят целое состояние. Ниже по реке - да хоть бы в том же Ридинге - мы с таким богатством будем как короли - если, конечно, нас не укокошат.
Седая Борода сунул револьвер к себе в карман и внимательно посмотрел на морщинистое лицо старика. Пит заговорщицки кивнул и ухмыльнулся.
- Иди спать, дорогая, - сказал Седая Борода Марте. - А мы пока пригоним овец. Джеф подал хорошую идею.
Она видела, как нелегко Олджи было признать ценность идеи, которая не пришла в голову ему самому. Марта кивнула ему, прикрыв глаза, и вернулась в другую комнату, а мужчины вышли на улицу. Бараний жир шипел в лампе. Марта снова легла на импровизированное ложе - была, возможно, уже полночь - и ей привиделось лицо Джефа Пита. Лицо странно видоизменилось и представляло уже не конкретного человека, но саму старость; годы стирали индивидуальные черты, и в конце концов оно стало некой обобщенной физиономией - со сморщенными щеками и гнилыми зубами, - напоминавшей лица То-вина Томаса и многих других людей, которые пережили одни и те же бедствия. Эти люди, лишенные медицинской помощи, приобрели сходство с иными формами жизни: с волками, обезьянами или даже деревьями.
"Они как будто постепенно сливаются с местностью, которую населяют", - подумала Марта.
Трудно было припомнить прежнего, более опрятного Джефа Пита, которого она знала раньше. В те дни, когда жизнь в Спаркоте только начиналась и происходило много неожиданных событий, Пит не вел себя так нахально, как теперь. Тогда у него еще оставались целые зубы и он носил военную форму. Он был вооруженным охранником - хотя и не очень надежным, - но не лешим. Как же изменился этот человек с тех пор!
Впрочем, наверное, они все изменились. Прошло одиннадцать лет, и мир стал совсем другим.