Пока его не было, вернулся второй юнга. Он сообщил, что стюард был очень недоволен и спрашивал, какого дьявола посторонние болтаются у дверей его каюты.
Второй помощник почти минуту молчал, потом повернулся к нам и сказал, что мы можем отправляться к себе на нос.
Пока мы, вполголоса переговариваясь, тянулись к дверям носового кубрика, с юта по трапу скатился Тэмми. Я слышал, как он докладывает второму помощнику, что старпом спит.
- И капитан тоже, сэр, - добавил юнга.
- Мне кажется, я не приказывал тебе… - начал было второй помощник.
- Так точно, сэр, - подтвердил Тэмми. - Просто дверь его каюты была открыта.
Второй помощник повернулся и медленно побрел назад, на корму. Он что-то говорил Тэмми, но до меня донеслось всего несколько слов.
- …отвечать за весь экипаж. Я не…
Потом оба поднялись на ют, и больше я ничего не слышал.
Мои товарищи ушли вперед, и я поспешил их догнать. Когда мы были уже у самых дверей кубрика, пробили одну склянку, и мы, разбудив очередную вахту, рассказали ребятам, чем вынуждены были заниматься.
- Мне кажется, второй помощник слегка спятил, - заметил один из матросов.
- Да нет! - рассмеялся другой. - Просто он прикемарил на посту, и ему приснилось, что его приехала навестить родная теща!
Это замечание вызвало дружный смех, и я смеялся вместе со всеми, хотя у меня-то имелись весьма веские основания предполагать, что ночное происшествие не было пустяком.
- Может быть, это все-таки "заяц", - услышал я голос Куойна - матроса, который первым высказал это предположение, как только поднялась тревога. Он обращался к Стаббинсу - невысокому, мрачноватому парню, который прежде служил на военном судне.
- Черта с два, - откликнулся тот. - "Зайцы" не такие дураки.
- Ну, не знаю… - пробормотал Куойн. - Интересно, что наш второй думает по этому поводу.
- Я тоже не думаю, что это "заяц", - вмешался я. - В самом деле, какого черта "зайцу" делать на мачте, да еще ночью? Уж скорей бы он попытался пробраться в кладовку к стюарду.
- Это точно! - согласился со мной Стаббинс. Он только что раскурил трубку, и теперь задумчиво ее посасывал.
- Вот загадка так загадка! - изрек он немного погодя. - Просто ума не приложу, в чем тут дело.
- Я тоже не понимаю, - согласился я и некоторое время молчал, прислушиваясь к тому, что скажут другие. В конце концов мое внимание привлек Уильямс, который когда-то намекал насчет "теней". Сейчас он полулежал на койке и молча курил, не принимая участия в общей беседе.
- А ты что скажешь? - обратился я к нему. - Как ты думаешь, что на самом деле увидел второй помощник?
Уильямс смерил меня угрюмым, подозрительным взглядом, но ничего не ответил.
Признаться, его нежелание высказаться вызвало во мне приступ раздражения, но я постарался этого не показать. Выждав немного, я предпринял еще одну попытку втянуть его в разговор.
- Знаешь, Уильямс, кажется, теперь я начинаю понимать, что ты имел в виду, когда сказал - дескать, на этой посудине "слишком много теней".
- Вот как? - отозвался Уильямс, на мгновение вынув трубку изо рта, - похоже, мне все же удалось застать его врасплох.
- Именно так, - кивнул я. - И похоже, что на "Мортзестусе" теней действительно хватает.
Уильямс резко сел на койке и как-то весь подался вперед, протянув ко мне руку с зажатой в ней трубкой. Глаза его блестели от волнения.
- Значит, ты видел… - он заколебался, пристально глядя на меня, и я понял, что он и хочет, и боится высказать то, что было у него на душе.
- Ну же!.. - подбодрил я его. - Говори!..
Но Уильямс продолжал колебаться. Почти минуту он молчал, потом выражение его лица, в котором читались сомнение и какое-то другое, менее определенное чувство, сменилось гримасой угрюмой решимости.
- Будь я проклят, - проговорил Уильямс, - если не получу сполна все жалованье, которое мне причитается. И плевать на тени!..
Я изумленно уставился на него:
- Но какое отношение все это имеет к твоему жалованью?
Уильямс решительно кивнул головой:
- Самое прямое. Не понимаешь?
Я терпеливо ждал объяснений.
- Все ребята взяли расчет. - С этими словами он махнул рукой с зажатой в ней трубкой, показывая куда-то в сторону кормы.
- Во Фриско? - уточнил я.
- Да, - подтвердил он. - Никто из них не получил ни гроша. Из всей команды на борту я остался один…
Внезапно я понял.
- Ты думаешь, они тоже видели… - Я немного поколебался и закончил: -…видели тени?
Уильямс молча кивнул.
- И поэтому предпочли сбежать?
Он снова кивнул и принялся выколачивать трубку о край койки.
- А как же офицеры и капитан? - спросил я, хотя уже знал ответ.
- Они тоже, - мрачно кивнул Уильямс. - На "Мортзестусе" полностью новый экипаж. Из прежней команды не осталось никого, кроме меня.
И он тяжело поднялся - били восемь склянок, и ему пора было заступать на вахту.
Неполадки с парусом
Таинственного незнакомца мы ловили в ночь с четверга на пятницу. На протяжении последующих пяти дней матросы в кубрике говорили почти исключительно об этом странном происшествии, но, насколько я заметил, кроме меня, Тэмми и Уильямса, никто не отнесся к нему достаточно серьезно. Следует, впрочем, упомянуть о Куойне, который продолжал при каждом удобном случае твердить, что у нас на борту незаконный пассажир. Что касалось второго помощника, то теперь я почти не сомневался: он начал понемногу догадываться, что на борту происходит нечто весьма серьезное, что не только понять, но и представить трудно. К сожалению, ему приходилось держать свои догадки и полуоформившиеся предположения при себе, поскольку капитан и старший помощник немилосердно высмеяли его за внезапно открывшиеся способности, как они выразились, "духовидца". Об этом я узнал от Тэмми, который случайно слышал, как на следующий день во время "собачьей вахты" оба грубовато посмеивались над вторым помощником. Тот же Тэмми сообщил мне еще одну вещь, из которой я понял, что наш второй помощник глубоко обеспокоен, ибо не может понять, откуда взялся и куда исчез таинственный незнакомец, которого он заметил поднимающимся на грот-мачту. Он даже заставил Тэмми во всех подробностях описать фигуру, которую мы видели у вьюшки лага. Но самым главным было то, что второй помощник не пытался отнестись к сообщенным ему сведениям как к чему-то несерьезному или достойному осмеяния; напротив, он слушал очень внимательно и задал юнге множество вопросов. Мне, во всяком случае, было очевидно, что он движется к единственному верному выводу, однако - Бог свидетель! - вывод этот показался бы любому здравомыслящему человеку невероятным и невозможным.
А во вторник вечером, то есть спустя пять дней после происшествия с человеком на мачте, каковое, как я уже говорил, живо обсуждалось командой на протяжении всего этого времени, случилось еще одно необъяснимое и странное событие, которое давало нам - тем, кто знал или хотя бы только догадывался об истинной природе происходящих на судне вещей, - еще больше оснований для страха. Отлично понимаю, что на тот момент те из нас, кто не был свидетелем происшедшего, вряд ли могли всерьез испугаться того, о чем я собираюсь рассказать. С другой стороны, они тоже были растеряны и недоумевали, возможно даже потрясены, и не удивительно: в происшедшем было слишком много необъяснимого, и вместе с тем - заурядного и естественного. В самом деле, что особенного может быть в том, что сам собой распустился один из закрепленных парусов? Обычное дело на первый взгляд, однако случилось это при весьма странных обстоятельствах - странных для того, кто знал столько, сколько знали я, Тэмми и второй помощник.
Первая вахта подходила к концу; пробили семь склянок, и нашу смену подняли, чтобы идти на палубу менять людей старпома. Большинство матросов уже встали с коек и сидели на рундуках, натягивая рабочую одежду. Внезапно в дверь кубрика заглянул юнга из старпомовой вахты.
- Старший помощник велел спросить, - сказал он, кто из вас крепил фор-бом-брамсель в прошлую вахту.
- А зачем ему? - поинтересовался кто-то из наших.
- Подветренный край брамселя распустился и болтается, - объяснил юнга. - Старпом говорит, тот, кто его крепил, должен подняться наверх и закрепить парус как следует.
- Ах вот оно что! Впрочем, мне-то что за дело, это не я крепил брамсель. Спроси лучше остальных, сынок.
- Спросить о чем?.. - сонно поинтересовался Пламмер, выбираясь из койки.
Юнга повторил свой вопрос. Пламмер зевнул и потянулся.
- Сейчас сообразим… - пробормотал он и почесал в затылке, пытаясь одновременно натянуть штаны свободной рукой. - Кто же из наших крепил фор-бом-брамсель?.. - Он надел штаны и встал. - Ах да, Том, кто же еще!
- Это все, что я хотел узнать, - сказал юнга и удалился.
- Эй, Том!.. - окликнул матроса Стаббинс. - Ну-ка, просыпайся, лентяй ты эдакий! Мистер старший помощник только что присылал за тобой. Его очень интересует, кто в прошлый раз крепил фор-бом-брамсель. Он болтается, и старпом хочет, чтобы ты закрепил его снова, как только начнется наша вахта.
Том соскочил с койки и начал быстро одеваться.
- Болтается, говоришь? - переспросил он. - Вот странно, вчера ведь и ветра-то никакого не было. Я отлично помню, что обнес парус сезнями и завел под леер.
- Быть может, сезень гнилой попался, вот он и лопнул, - предположил Стаббинс. - В общем, тебе лучше поторопиться - вот-вот пробьют восемь склянок.
Действительно, через минуту мы услышали четыре сдвоенных удара в рынду и поспешили на перекличку. Как только она закончилась, старпом наклонился к второму помощнику и что-то шепнул ему на ухо.
- Том! - крикнул второй помощник.
- Здесь, сэр! - откликнулся Том.
- Это ты крепил фор-бом-брамсель в прошлую вахту?
- Сдается мне, что я, сэр.
- Тогда почему он болтается?
- Не могу знать, сэр.
- В общем, давай наверх, нужно заново закрепить парус. И постарайся на этот раз сделать все как следует.
- Слушаюсь, сэр, - ответил Том и вместе с нами отправился на бак.
У фок-мачты он остановился и, схватившись за ванты, не спеша полез наверх. Я прекрасно видел его, ибо луна хотя и была на ущербе, давала достаточно света.
Облокотившись на кофель-планку, я стал набивать трубку, время от времени поглядывая на Тома, медленно карабкавшегося по вантам. Остальные матросы из обеих вахт спустились в носовой кубрик, поэтому мне показалось, что на главной палубе я остался один. Не прошло, однако, и минуты, как я обнаружил, что ошибся; раскуривая трубку, я увидел Уильямса - молодого матроса-кокни, который вышел из-за наветренной стороны камбуза и, остановившись, тоже задрал голову кверху. Признаться, его появление меня несколько удивило, так как я знал, что он и трое других матросов затеяли партию в покер, продолжавшуюся уже не один вечер (за это время Уильямс успел выиграть у партнеров больше шестнадцати фунтов табаку). Кажется, я даже открыл рот, чтобы спросить, почему он не в кубрике, за картами, когда мне на ум внезапно пришел наш первый разговор. Я отчетливо помнил, как Уильямс сказал, что паруса на "Мортзестусе" часто распускались, словно сами собой, и всегда - по ночам. Помнил я и то, как он выделил голосом эти два коротких слова; тогда мне было невдомек, что Уильямс имеет в виду, но сейчас я почувствовал, как у меня мороз пробежал по коже.
В самом деле, то, что произошло на судне, было невероятным, почти абсурдным: убранный парус, даже плохо закрепленный, не мог вдруг распуститься при такой тихой, почти безветренной погоде, которая установилась за прошедшие сутки. Просто удивительно, как я с самого начала не подумал о том, насколько это невероятно и странно. Паруса никогда не распускаются в штиль, когда море спокойно, а судно почти не раскачивается.
И, оттолкнувшись от кофель-планки, я решительно направился к Уильямсу. Парень что-то знал или, по крайней мере, догадывался о чем-то таком, о чем я не имел ни малейшего представления. Но Том, Том!.. Что могло ждать его там, наверху? Я не знал, и это пугало меня едва ли не больше всего. Быть может, кто-то считает, что мне стоило рассказать обо всем, что я знал и о чем догадывался, но… Кому я мог это рассказать? Да меня бы просто высмеяли!
Уильямс заметил меня и, повернувшись в мою сторону, негромко сказал:
- Боже мой! Это снова началось.
- Что именно? - спросил я, хотя и понимал, что он имеет в виду.
- Да эти странности с парусами, - ответил Уильямс, жестом указывая на фор-бом-брамсель.
Я тоже бросил взгляд наверх. Вся подветренная сторона паруса, начиная от крестового сезня, свободно свисала вниз. Чуть ниже я разглядел фигурку Тома, который только что перебрался на ванты брам-стеньги.
Уильямс вздохнул:
- Вот так мы потеряли двоих.
- Двоих матросов?! - вырвалось у меня.
- Да, разумеется, - выдавил Уильямс.
- Как это случилось? Я никогда об этом не слышал.
- Это потому, что тебе некому было рассказать.
Я ничего не ответил; собственно говоря, я едва обратил внимание на его слова, поскольку передо мной снова встал вопрос, как мне быть и что делать.
- Наверное, следует рассказать второму помощнику все, что мне известно. И сделать это нужно прямо сейчас, - заявил я. - Уверен… он и сам видел нечто такое, что не в состоянии объяснить, и… и… Короче говоря, я не должен молчать. Если бы второй помощник знал действительное положение вещей…
- Ерунда, - довольно бесцеремонно перебил меня Уильямс. - Если ты пойдешь к нему, он просто назовет тебя свихнувшимся идиотом, только и всего. Ходи - не ходи, все бесполезно.
Я остановился в нерешительности. Уильямс был прав, и я не представлял, как мне лучше поступить. В том, что наверху Тома подстерегает какая-то опасность, у меня не было никаких сомнений, однако, если бы кто-нибудь спросил, откуда у меня такая уверенность, я бы затруднился сказать что-то определенное. В существовании некоей угрозы я был уверен, словно видел ее признаки своими собственными глазами; смущало меня другое - смогу ли я предотвратить эту неведомую опасность, если поднимусь на мачту вместе с Томом?
Эта мысль оформилась в моем мозгу как раз в тот момент, когда я, запрокинув голову, смотрел на своего товарища. Он уже добрался до нужной высоты и стоял на перте в том месте, где свернутый парус должен был крепиться к рею. Вот Том перегнулся через рей и потянулся вниз, чтобы подобрать болтающуюся парусину. В следующую секунду я увидел, как пузо паруса вдруг надулось и сразу опало, словно наполнившись внезапным порывом ветра.
- Будь я проклят!.. - начал Уильямс, и в его голосе мне почудилось нечто сродни взволнованному ожиданию, но уже в следующее мгновение он замолчал, будто поперхнувшись, так как парус своим болтающимся концом внезапно хлестнул по перту снизу, сбросив Тома вниз.
- Господи Боже мой! - завопил я. - Том упал!
На мгновение у меня перед глазами все расплылось; Уильямс что-то кричал над самым моим ухом, но я не мог разобрать ни слова. К счастью, странная пелена спала с моих глаз так же быстро, как появилась, и я снова смог различать окружающие предметы. Почти сразу я увидел, что Уильямс показывает на что-то темное, раскачивавшееся из стороны в сторону чуть ниже рея. В тот же миг он сорвался с места и побежал к вантам фока, что-то крича на бегу.
- …Сезень! - уловил я последнее слово.
Мне все стало ясно: падая, Том каким-то чудом успел ухватиться за сезень, и теперь от нашей с Уильямсом быстроты зависело, останется наш товарищ в живых или погибнет. Не думая больше о возможной опасности, я помчался следом и вскоре уже карабкался по вантам наверх. Внизу я услышал топот башмаков по палубе и голос второго помощника. Он спрашивал, что случилось, но я не стал отвечать - нужно было беречь дыхание, чтобы как можно скорее подняться наверх. Большинство сезней на реях "Мортзестуса" были довольно старыми, некоторые подгнили, и если Том ухватился за один из таких, он в любую минуту мог сорваться вниз.
Но вот я добрался до марса и быстро перебрался через него. Уильямс немного опередил меня. Не прошло и минуты, как я добрался до брам-рея, а Уильямс полез дальше к бом-брам-стеньге. Двигаясь по пертам, я вскоре остановился под тем местом, где повис Том. Оттуда я крикнул, чтобы он потихоньку спускался, а я его подхвачу, но Том почему-то не отзывался. Приглядевшись, я рассмотрел, что его тело как-то безвольно обмякло, к тому же держался он только одной рукой.
Тем временем Уильямс добрался до бом-брам-стеньги и окликнул меня. Он хотел, чтобы я поднялся к нему и помог вытянуть Тома наверх. Через несколько секунд я уже стоял рядом с ним, и Уильямс объяснил, что по чистой случайности сезень захлестнулся за запястье Тома и удержал его от падения. Поглядев вниз, я убедился, что Уильямс прав. Теперь мне было более или менее ясно, как все произошло, однако - вот странно! - даже в эти минуты я не мог не подумать о том, каким слабым был ветер, а между тем я своими глазами видел, с какой силой раздувшийся парус хлестнул Тома по лицу и сбросил с пертов.
Размышляя об этом, я одновременно отвязывал левый бык-гордень. Конец его я завязал беседочным узлом вокруг сезня и спустил образовавшуюся петлю вниз, захватив ею руку и плечи Тома. Затем я затянул петлю у него под мышками, и мы стали выбирать гордень, так что уже через минуту парень был рядом с нами на рее. В неверном лунном свете я разглядел здоровенную шишку, надувавшуюся у него на лбу - очевидно, именно сюда пришелся удар нижней шкаторины паруса, от которого бедняга потерял сознание.
Несколько секунд мы просто стояли, переводя дыхание. Потом совсем близко под нами я услышал голос второго помощника.
Уильямс поглядел вниз и криво усмехнулся:
- Ну надо же!
- Что там? - быстро спросил я.
Уильямс кивком головы указал вниз. Держась одной рукой за леер, а другой поддерживая бесчувственное тело товарища, я развернулся и наклонил голову. Сначала я ничего не увидел. Потом до меня снова донесся сердитый голос второго помощника:
- Кто вы такие и что там делаете?!
Теперь я его видел. Второй помощник стоял у вант брам-стеньги и глядел вверх. В лунном свете его лицо казалось размытым бледным пятном.
- Отвечайте, кто вы? - снова крикнул помощник.
- Это мы, сэр. Я и Уильямс, - отозвался я. - Тут у нас несчастье случилось. С Томом.
Я замолчал. Второй помощник что-то проворчал и стал подниматься дальше. С вант подветренной стороны вдруг донесся гул нескольких голосов.
Вскоре второй помощник оказался рядом с нами.
- Что тут происходит? - хмуро, с подозрением спросил он. - Что случилось?