- Им нужен гипнотизер, - ответил я. - Зачем - это они завтра скажут. Только вот что получится: мы им объясним, что гипнозом не балуемся, они нам не поверят, а дальше - нас трое, их четверо…
- Но все равно встретиться надо. Даже если они нас выручили из таких вот шкурных соображений, - добавил Муха. - Знаешь, Дед, если мы не встретимся с ними и как-то их не успокоим, с них станется донести на нас в полицию безопасности. Они же латтонцы!
- Муха, не жужжи, - попросил Дед. - Нужно придумать такое объяснение, чтобы они поверили. Ну, скажем - сами охотимся на гипнотизера… Про симбионта им нельзя говорить ни в коем случае. Это же ценность, за которую могут и того… А ему все равно, кто хозяин. Он и их научит своему заклинанию, - сказал Дед.
- Это точно, - согласился Муха. - Во влипли… Может, плюнуть на все и уехать, пока нас не загребли?
- Куда ты поедешь… На границе - паспортный контроль. И ты уж поверь, что всех погранцов нашими портретами снабдили. Надо где-то затихариться. Что скажешь, Дед? - спросил я.
Дед, объявивший войну национал-идиотам, такого исхода не ждал и крепко задумался.
- Скажу вот что… Допустим, мы знаем о существовании гипнотизера, допустим… И пришли просто посмотреть, как это у него получится… Ну, можем соврать, что это женщина…
- Хорошо бы придумать приметы, - подсказал я.
- Можно… Только надо им объяснить, что она умеет отводить глаза. Скажем, сделать так, что она всем кажется старой бабкой, а на самом деле вроде Джей Ло в молодости.
Потом мы обсудили внешность гипнотизерши. Решили, что это должна быть сорокалетняя тетка с длинными темными волосами и в темных очках; как снимет очки, так гипноз и начинается. А для работы ей прямой контакт не нужен - она своим зловещим взглядом чуть ли не стенки прошибает, встанет метрах в двадцати от оратора - и он хоть по-японски заговорит!
- Нет, про японский ты, Муха, загнул, - опомнился я. - Это должен быть известный оратору язык! Иначе получится эта, как ее…
- Глоссолалия, - вспомнил умное слово Дед.
И мы полезли в интернет - искать инфу про глоссолалию.
Глава пятая
Кабачок назывался "Последняя надежда". Умный человек дал ему это название! Оно просто притягивало тех, у кого проблемы. А проблему или решаешь в разговоре, или топишь в алкоголе.
Мы пришли одновременно: с одной стороны Дед, Муха и я, а с другой - Тимофей, Швед, Боромир и Гольд. Боромир - это за сходство с киношным персонажем, а Гольд - "золото" по-немецки. Он как-то нашел банку с золотыми монетами.
Столы в "Последней надежде" были небольшие, мы состыковали два, сели и спросили живого пива. Свобода и независимость принесли Латтонии еще и такую дрянь, как химическое пиво. Тины и туристы его пьют, потому что ничего лучшего не знавали, у них вкус испорчен. Но мы-то, местные, знаем, что такое правильное пиво.
- Спасибо, Тимофей, - сказал Дед. - Это было неожиданно.
- Да ладно, - ответил Тимофей. - У нас есть вопросы. Вопросы были предсказуемые. Дед наплел Тимофею про гипнотизершу. Боромир и Гольд поверили, Швед смотрел на нас с подозрением.
- Надо с ней встретиться. Это очень важно, - сказал Тимофей.
- Для кого важно?
- Для всех.
- Все - это кто?
- Латтонцы. И русские.
- Первые, значит, латтонцы…
- Для них важнее. Потому что… - Тимофей задумался. - Потому что у них - беда. Горе.
- У русских тут, значит, ни беды, ни горя?
- Не заводись, Дед, - попросил я. - Всем плохо из-за этой исторической справедливости, черти б ее побрали.
- Не я ее восстанавливал, - буркнул Дед.
- И не я, - сказал Тимофей. - У меня отец наладчиком оборудования на "Электроне" работал, брат матери был слесарем шестого разряда, сестра матери - сборщицей пятого разряда. Где теперь "Электрон"? Там в цехах этот… бардак!
Цеха лучшего местного завода, отремонтировав, отдали торговому центру. Там и мой батя работал. Теперь батя - в строительной бригаде, в Голландии. Но если так - может, наши отцы вообще в одном цеху трудились? Может, и руки друг другу пожимали, жестко, по-мужски? Надо же, какой сюрприз…
- Эта дама нам нужна. А вдруг поможет. Дайте ее координаты, пожалуйста, - попросил Швед.
- Загипнотизировать русских политиков, чтобы заговорили по-латтонски? - предположил Муха. - Так наши уже чешут по-латтонски не хуже ваших. И врут примерно так же!
- Это и плохо, что не хуже… - Тимофей вздохнул. - Ребята, сейчас по-латгонски говорить нельзя. Не советую.
- Я перевожу с латтонского. Что, уже и не переводить? - удивился Муха.
Тимофей и Боромир переглянулись.
- Ты ничего такого не замечал? С тобой все о-кей? - спросил Боромир.
- Все вроде.
- Нам нужен сильный гипнотизер. Обычного пробовали. Фуфло, - сказал Тимофей. - Для дураков. Как раз такой, который заставляет менять язык… лингвистический гипнотизер, вот какой. Может, он поймет…
- Да, - добавил Швед. - Нам нужно кое-что понять.
Мы еще немного потолковали, но ничего нового друг другу не сказали.
- Не хотите помочь, - подвел итог Тимофей. - Ладно.
- Объясните, в чем дело! - потребовал Дед. - Говорите загадками, а желаете, чтобы вам помогали!
- Не можем, - Тимофей встал. - Ну, хорошо. Мы уходим. Добрый совет на прощание - не говорите по-латтонски.
И они действительно ушли - к нашему великому изумлению, без мордобоя.
- Временно прекращаем наши диверсии, - сказал Дед. - Нигде не светимся. Питаемся пиццей с доставкой на дом.
- Дед, мы как-то плохо с ними поговорили… - Муха вздохнул. - У меня такое ощущение, будто они попали в большую беду.
- Плохо, - согласился Дед. - Нужно было еще спросить у них, какого черта они околачивались на всех этих национальных тусовках! И еще: не они ли нас сдали!
- Дед, у тебя логика глючит. Они же нас спасли от безопасности, - напомнил я.
- А если это спектакль? Театр? Чтобы без мыла к нам в задницу влезть? Орлы, они же латтонцы! Они могут вести себя, как ангелы, а потом вспомнить, что они - латтонцы! Что, разве этого не было? Как за свободу и независимость на баррикадах сидеть - так мы им лучшие друзья! Кончились баррикады, началась независимость - пошли вы на фиг, русские иваны.
Возражать мы не стали - так оно все и было.
Но ощущение беды не только Муху беспокоило. Я видел, что с Тимофеем и его ребятами неладно. Они что-то знали - ну, вроде как знает человек, что его близкие больны какой-то стыдной болезнью, о которой говорить просто невозможно, а лечить все-таки надо.
Но Деда не переубедишь. И в чем-то он был прав: латтонцы - люди уживчивые, но камень за пазухой носить любят.
На всякий случай мы спросили у симбионта, не замечал ли он каких-либо странностей в латтонском языке.
- Нет, - ответил наш черный столбик. - Живет и развивается соответственно законам. Количество заимствований в пределах нормы.
А потом Муха узнал, что собираются сносить один дом на окраине. У него бульдозерист знакомый, снабжает такой инфой. Я съездил, посмотрел. Вернулся с докладом: если эту халупу не снести, она сама кому-нибудь на голову рухнет. Судя по тому, что домишко стоял на краю здоровенного сада, участок купил богатый дядька и решил там взгромоздить очередной особняк с подземной сауной.
- Может ли там быть что-то ценное? - спросил Дед.
- Дом, по-моему, построен в тридцатые годы. Там еще штуки четыре разных сараев. Они кажутся более перспективными.
- А забор?
- Есть забор. Но я обошел по периметру - там можно организовать дырку.
Мы старались не появляться в людных местах, но окраина - место безлюдное. Опять же мы собрались туда вечером. Теоретически нас никто не должен был засечь. Мы все рассчитали: приезжаем последним автобусом, уезжаем первой электричкой. Или, если вдруг найдем какие-то увесистые сокровища, звоним Сашке Кожемякину, он как раз до работы успеет заехать за нами на машине. Оделись мы тоже подходяще - в стиле "капуста". Если от работы разогреемся, будем скидывать одежки послойно. Все наше оборудование Дед так доработал, что оно влезало в большую спортивную сумку.
- Хорошее место, орлы, - сказал Дед, когда мы приехали. - Я тут поблизости пару лет прожил. Там, за садом, должен быть пустырь, то есть вытоптанная опушка, и наверняка есть тропа к озеру. Настоящая дача. Летом никакого взморья не нужно. Загорать можно в саду, купаться - в озере.
- Если его вконец не загадили, - испортил весь дифирамб Муха. - А загадят однозначно.
Мы подошли по совершенно пустой и темной улочке, освещенной всего одним фонарем, к нужному месту в заборе.
- Гении мыслят одинаково, - с этим афоризмом Муха показал на дыру в проволочном заборе и следы на снегу, ведущие от дыры к ближайшему сараю. Хозяева так не ходят…
Тимофей со своими тоже собирал инфу о всяких развалинах. Может, один и тот же бульдозерист снабжал нас адресами.
- Влипли, - сказал я. - Ничего не поделаешь, он - первый.
- А это что еще такое? - с беспокойством спросил Дед. - Вон, вон, в окне…
Домишко, предназначенный под снос, еще совсем недавно признаков жизни не подавал. А сейчас два окна светились, но как? Зеленоватым светом, какого ни одна лампа не дает.
- Блин, - ответил Муха. - Кто-то туда залез. Но это не хозяева…
- Откуда ты знаешь?
- Мне так кажется… Вот интересно, эти следы свежие?
Вопрос был обращен почему-то ко мне.
- Что я тебе, Чингачгук? - спросил я. - Вот что, давайте уходить. Не нравится мне тут. Тимофей пришел первый, пусть он и остается.
- Гость прав. Уходим, - решил Дед. И тут грянуло!
Я впервые в жизни видел, как над домом поднимается крыша! Она еще, наверное, целую секунду висела в воздухе, прежде чем опуститься. И ее подпирал столб зеленоватого цвета.
А вот когда она опять накрыла стены, когда стены стали заваливаться, мы услышали крики.
Дом рухнул - крики смолкли.
- Тимофея завалило! - догадался Муха. - Ну, вы как знаете, а я - туда! Может, хоть кого-то сумеем вытащить.
И полез в дыру.
- А если это не Тимофей?! - крикнул Дед.
- Так тем более!
Снег в этой части двора не убирали с ноября. Ямы, которые мы заметили, оказались глубиной чуть ли не по колено и разношенные - явно прошло, след в след, несколько человек. Муха заскакал, как козел, высоко задирая колени. Следующим пошел я. Дед с сумкой остался у дыры, мучительно размышляя, должен ли он спасать Тимофея.
Муха, когда надо, соображает очень шустро. У нас были с собой фонарики на петлях, чтобы подвешивать. Он прицепил фонарик к двери сарая, залез туда и нашел лопаты, грабли, даже вилы. Раскапывать рухнувшие стены втроем - безумие, но крепкие палки послужили нам рычагами. Дед, который все же решился помогать латтонцам, тоже забрался в сарай и откопал там доски.
К счастью, две стены оказались довольно прочными, они практически устояли, но мы не сразу это поняли - от сараев мы их не видели. Двигаясь вокруг развалин в надежде найти самое удобное место для раскопок, мы обнаружили их, обрадовались и взялись за дело. Был шанс, что возле этих стен кто-то уцелел.
- Осторожно! Осторожно! - то и дело напоминал Дед.
Мы и сами знали, что надо осторожно. Удалось оттащить кусок стены, образовалась черная дыра.
- Тимофей! Боромир! Гольд! Швед! - закричал в эту дыру Муха.
- Тут я! - по-латтонски отозвался голос.
- Тимофей, ты, что ли?
- Я!
Муха с фонариком полез в дыру. Мы вставили туда доски на случай, если сверху что-то поползет. Тимофей, увидев свет фонарика, лез навстречу, тихо ругаясь по-латтонски. Муха, пятясь, выбрался и потребовал лопату с ручкой - нужно было просунуть Тимофею что-то такое, за что он мог бы ухватиться, и понемногу его вытянуть.
Десять минут спустя он стоял перед нами - в свитере, но, кажется, не ощущая холода.
- С тебя причитается, - сказал ему Дед. - Пивом не отделаешься.
- Что за вопрос! - ответил Тимофей. - Теперь надо парней вытаскивать. Швед жив, я его слышал…
- Хорошо же ты перепугался, если по-латтонски опять заговорил, - пошутил Муха.
- Вы что? Я по-русски говорю! - воскликнул Тимофей опять же по-латтонски.
- Это психическое, - догадался Дед. - С перепугу бывает…
- Я нормальный, - ответил ему Тимофей. - Совершенно нормальный. С чего ты взял?
- Тимофей, ты сейчас говоришь по-латтонски, - вмешался я. - Как те, загипнотизированные, помнишь? Они не понимали, что говорят по-русски, пока им не сказали.
- Так… - произнес он. - Отойдите подальше. Я заразный.
- Тимофей, ты спятил? Гость, что там у нас в запасах? Для сугреву… - спросил Дед. - Дай ему выпить. И за работу. Там еще три человека.
- Четыре, - уточнил Тимофей. - Где лопата? Там мои парни…
. - Дураком нужно быть, чтобы лезть в дом, который может рухнуть, - сказал ему Дед. - Да еще кого-то чужого с собой тащить.
- Я - Райво… - пробормотал Тимофей. - Я - Райво…
- Нет, он не спятил. Это он раньше спятил, когда вообразил себя русским. А теперь он вернулся в свой латтонский рассудок, - голос Деда был звонок и строг, каждое слово - как удар по железу. - Я же говорил!
- Дед, он попал в беду, - возразил Муха. - Ты что, не видишь? Тимофей, вот лопата. Где там, по-твоему, Швед?
- Я - Райво, - пробормотал Тимофей, но лопату взял.
Как мы вытаскивали из-под обломков повредившего плечо Шведа, лучше не вспоминать.
- А Боромир где, Гольд где? - спрашивал я. - Где они были, когда крыша взлетела? Ты не понимаешь?
- Понимаю, - сказал по-латтонски Швед. - Только говори со мной по-русски, слышишь? По-латтонски не смей!
- Мания национального величия, - определил проблему Дед. - Что вы там такое делали? Что вы взорвали?
- Я Андрес, - ответил Швед, - только ты меня так не называй. Он за имя цепляется. За звуки. За дифтонги…
- Дифтонги? - переспросил Муха.
- Латтонские дифтонги - "уо" и "эу". Только не повторяй…
- Давайте-ка, орлы, вызовем полицию и "скорую", - решил Дед. - Сами мы тут не справимся.
- Я вызову. По-латтонски, - предложил Тимофей. - Это ведь не шутка? Я действительно говорю по-латтонски?
- Спроси Шведа, - хором посоветовали мы с Мухой.
- Уходите, - сказал тогда Тимофей. - Мы сами вызовем полицию и "скорую". Вам нельзя оставаться, вас ищут.
- Он прав, - подтвердил Швед.
Мы посмотрели на Деда: что он ответит?
- Будем ковыряться с вами до последнего, - ответил Дед. - Держи мобилу, Тимофей. Чтоб они сдохли - те, кто нас поссорил.
- Чтоб они сдохли, - подтвердил Швед, а Тимофей потер рукой лоб.
- Я не хочу… тебе меня не взять… - пробормотал он. - Пошел прочь, пошел прочь, убирайся…
И вдруг выдал такое на чистейшем русском языке, что даже Дед сказал "ого!".
Поскольку Тимофей разговаривал сам с собой, мы попросили Шведа показать, где могут быть остальные трое. Швед, придерживая правую руку левой, пошел вокруг дома. Мы с фонариками и лопатами - следом.
- Вот тут были двери, за ними сразу комнатка, вроде прихожей, за ней большая комната. Слева - кухня… Боромир, кажется, был на кухне… Боро! Боро!
Ответа не было.
- Что вы взрывали? А главное - зачем? - спросил Дед.
- Это был не взрыв, - сказал Швед, - это гораздо хуже. Он думал, что убьет нас…
- Кто?
- Если скажу, все равно не поверите… Боро! Гольд! Гольд был в комнате с печкой…
- И где она?
- Если войти в большую комнату, то справа.
- А взорвалось в большой комнате? - допытывался Дед.
- Да не взорвалось! Никакой это не взрыв! - выпалил по-русски Швед, но опять перешел на латтонский: - Я не могу объяснить. Вы подумаете, что я совсем спятил. Вот тут, кажется… Если поставить подпорку, можно убрать вот это…
- Понял, - сказал Дед. - Там дверь сарая - в дюйм толщиной. Можно ее вогнать. Гость, в сарае наверняка есть топор. Ты можешь сбить петли?
- Постараюсь, - ответил я.
- И скажи Тимофею: пусть наконец перестанет бормотать, как маразматическая горилла, и позвонит в полицию. Если не хочет - забери у него мою мобилу, с нее Швед позвонит.
- Вот же моя… - я полез под куртку, искать подвешенный к ремню футляр.
- Ну, ты орел! - возмутился Дед. - Вы с Мухой, когда поставите дверь, вообще уберетесь к чертовой бабушке! Вам нельзя показываться полиции на глаза! Вас-то видели, а меня нет! А я скажу, что пришел с Тимофеем. Вот я, вот моя мобила, никто не придерется.
Он был прав. Мы с Мухой притащили эту самую дверь и вогнали ее как раз под нависший край крыши - строго перпендикулярно земле. Все это время Швед звал своих, а Дед откатывал в сторону большие обломки стены.
- Летите, орлы, - сказал он, когда, по его мнению, уже следовало ждать и полиции, и "скорой". - По опушке - до железной дороги, а за ней, кажется, километр до шоссе. Там словите попутку.
- Кто нас возьмет? - безнадежно спросил Муха. - Проще не тратить время и возвращаться пешком. Часа через два будем дома.
- Или, по крайней мере, там, куда можно вызвать такси, - добавил я.
В общем, мы ушли, отдав Шведу и Тимофею толстые свитера, а Дед остался.
Глава шестая
Звонить Деду ночью мы опасались: кто его знает, где он, может, сидит в полиции и дает показания. Дело-то очень подозрительное - взорвался дом. Пусть заброшенный, но все-таки дом, чья-то частная собственность.
Конечно, мы перебрали все варианты. Дом мог быть даже сороковых годов постройки, и его установили над какой-нибудь неразорвавшейся авиабомбой. А с годами что-то в ней проржавело - она и ахнула. Кто-то из красных или черных кладоискателей мог использовать дом как склад для своих находок: если они что-то откопали в лесу, то могли спрятать оружие в таком удобном месте; чтобы потом понемногу вывезти. Но неужели Тимофей с парнями не поняли, что это такое?
Я остался ночевать у Мухи. Он еще на полтора часа сходил в игру, присмотреть за клиентом. А на следующий день мы стали искать Деда.
Дед нашелся дома у Тимофея.
- Все живы, - сказал он. - Но только Боро в реанимации.
- Что это такое было? И кто у них пятый? - спросил я.
- Пятый, слава Богу, сумел уйти. Но это не телефонный разговор, орлы. Тут такое делается…
Мы получили от Деда довольно странную инструкцию - поехать в гинекологическую клинику на Ратушной площади и отнести передачу пациентке по имени Рита Куус. Потом нам следовало ждать его звонка.
Если мужчина заботится о пациентке такого заведения, которая ему не жена, то его совесть явно нечиста. Так рассуждали мы, покупая обязательные апельсины, бананы, йогурты и шоколадки. Но когда и как Дед умудрился нагрешить? Имя-то мы услышали впервые.
В регистратуре нам сказали, в каком отделении лежит пациентка, а за шоколадку подсказали, как к ней проскочить по служебной лестнице.
Она оказалась черноволосой бледной девушкой, не то чтобы красивой, скорее просто привлекательной. То есть пока лежала с закрытыми глазами. Когда же, услышав нас с Мухой, она открыла глаза, мы чуть не отскочили. Я ощутил что-то вроде удара в переносицу.