- Видите ли, - сказала она после длинной паузы, - Арсеньев человек со странностями. Он не может простить себе, что уехал в тот день в город. Считает, что все произошло по небрежности. Впрочем, - спохватилась она, - не нужно было вам этого рассказывать. Ведь ваша жена…
- Замещала его в тот день?
- Да.
- Беата, - спросил я, - вы можете совершенно честно сказать, почему Арсеньев не хочет пускать меня туда?
- Совершенно честно? - переспросила она, глядя себе под ноги. - Нет, честно не могу. И, пожалуйста, вообще больше ни о чем меня не спрашивайте!
***
За обедом Арсеньев и Максимов разговаривали о каких–то счетчиках. На меня они не обращали никакого внимания. Беата молчала, погруженная в изучение толстой тетради, которую ей передал Арсеньев.
Мне не хотелось есть. Я все время пытался найти объяснение странному поведению Арсеньева. Вообще вся эта атмосфера недомолвок и нескрываемой холодности начинала меня раздражать.
Арсеньев прервал разговор с Максимовым и повернулся к Беате.
- Ну как?
- Замечательно! - ответила она, с трудом отрываясь от листка, покрытого формулами. - Просто изумительно!
- Живые? - спросил Арсеньев.
- Никаких сомнений.
- Ну что ж, поздравляю.
Арсеньев отодвинул стул и направился к двери. Я тоже встал.
- Алексей Николаевич!
Он скосил глаза в мою сторону и шагнул в коридор.
- Договаривайтесь обо всем с Максимовым.
Я снова опустился на стул.
- Ладно, ладно, - примирительно произнес Максимов, - завтра начнете помогать мне готовить скафандры.
***
Подготовка заняла пять дней. Я помогал Максимову крепить на скафандрах металлические сетки ловушек, пришивал карманы для батарей, таскал в грузовик кислородные баллоны, отправляемые на зарядку.
Рабочих на территории не было. Максимов сказал мне, что весь вспомогательный штат экспедиции находится на базе.
- Арсеньев, - пояснил он, - не любит, когда кто–нибудь тут околачивается.
В зону поражения должны были отправиться Арсеньев, Максимов и я. Однако в последний момент Арсеньев передумал и велел Максимову находиться в главном корпусе "в готовности номер один", как он выразился.
Вероятно, я выглядел очень жалким в тяжелом скафандре, согнувшись под тяжестью кислородного баллона, потому что, увидев меня в полном облачении, Беата не могла сдержать улыбки.
Зато Арсеньев был просто великолепен. Выпрямившись во весь свой двухметровый рост, он, казалось, совершенно не чувствовал веса многочисленных приборов, висевших у него на груди.
Наконец приготовления были закончены. Максимов проверил поступление кислорода в шлемы.
- Готово! - услышал я его голос в наушниках.
- Пошли! - ответил Арсеньев. - Идите, Шеманский, за мной.
Тяжелые ботинки со свинцовыми подошвами скользили на гладком полу. Я пытался приспособить свой шаг к легкой, размашистой походке Арсеньева, но мне это плохо удавалось.
Коридор завернул вправо. Арсеньев скрылся за поворотом.
- Вот черт!
Я поскользнулся и шлепнулся на пол.
- Ну что там случилось? - спросил Арсеньев.
- Ничего.
- Ничего, так идите!
Я встал на ноги.
- Может быть, вернетесь, Шеманский? - раздался в шлеме голос Максимова.
- Нет.
Арсеньев поджидал меня, нетерпеливо постукивая перчаткой по стене.
- Старайтесь не отставать.
- Хорошо.
Мы прошли еще несколько десятков метров. Коридор кончился. Впереди была массивная металлическая дверь.
- Вхожу в зону, - сказал Арсеньев. - Вы слышите, Юра?
- Слышу.
Арсеньев открыл дверь, и мы начали спуск по винтовой лестнице.
Я изнемогал под тяжестью баллона. Дышалось с трудом. Липкий пот заливал глаза. Казалось, что этому спуску не будет конца. Низ лестницы терялся во мраке.
- Осторожно! - сказал Арсеньев. - Не споткнитесь. Я почувствовал под ногами пол.
Арсеньев зажег висевший у него на груди фонарь. Мы находились в большом зале, облицованном белой плиткой, со множеством панелей на стенах.
- Как связь, Юра? - спросил он.
- Ничего. Много помех.
Их голоса прерывались в наушниках моего шлема треском разрядов.
- Пишите, Юра, - сказал Арсеньев. Он начал диктовать цифры, перемежающиеся короткими фразами: "жесткая составляющая", "градиент", "вектор".
- Перестаньте сопеть, Шеманский, - неожиданно сказал он, - вы что? Плохо себя чувствуете?
- Нет.
- Если вам трудно дышать, прибавьте кислорода.
Я повернул рычажок на груди. Сразу стало легче.
- Все? - спросил Максимов.
- Все. Сейчас я пройду в сектор А три. Оттуда, наверное, связи не будет. Вы, Шеманский, ожидайте меня здесь. Слышите, Юра? Шеманский остается в диспетчерской.
- Слышу.
Арсеньев пересек зал и шагнул в темный проем. Некоторое время я еще видел отблеск его фонаря на стенах уходящего вдаль коридора
В шлеме опять раздался голос Максимова:
- Алексей Николаевич!
- Да.
- Хорошо бы попытаться там снять векторную диаграмму вторичного излучения.
- Попробую, если… - дальше я не расслышал. Мешал треск разрядов.
Прошло минут пять.
- Ну как у вас дела, Шеманский? - спросила Беата.
- Стою, как соляной столб.
- Вот и умница! - в ее голосе мне почудилась насмешка. Все это начинало меня бесить. Я приехал сюда вовсе не для того, чтобы останавливаться на полпути и служить объектом иронии какой–то девчонки.
Я сделал несколько глубоких вдохов и отправился искать Арсеньева с твердым намерением объясниться здесь же начистоту.
Пройдя по коридору несколько сот шагов, я обнаружил, что он раздваивается.
- Алексей Николаевич! - позвал я.
Никакого ответа.
Не имело смысла гадать, в каком из коридоров он мог находиться. Я свернул налево.
В красном свете неоновой лампочки индикатора электростатического поля, горевшей на моем шлеме, многочисленные двери, обитые свинцовыми листами, отливали тусклым металлическим блеском. Я попробовал открыть одну из них, она оказалась запертой.
Я пошел дальше. Мария много рассказывала мне об установке, но я никогда не предполагал, что это такое грандиозное сооружение. Настоящий подземный город.
Неожиданно впереди мелькнул голубоватый свет.
- Алексей Николаевич! - снова позвал я.
Опять нет ответа, только треск разрядов.
Сначала мне показалось, что одна из дверей усеяна сотнями маленьких лампочек. Подойдя ближе, я понял, что это светлячки, о которых рассказывала Беата. Они сидели на свинцовой обивке двери среди странных наростов, напоминавших кактусы.
Я уже не мог тратить время на то, чтобы получше их разглядеть. Прошло более двадцати минут, как я расстался с Арсеньевым. Он уже мог вернуться. Легко представить себе его ярость, когда он увидит, что меня нет на месте.
Я прошел еще немного и уже собирался повернуть назад, когда заметил яркое пятно света вдали.
Часть коридора в этом месте была разрушена. В большом проломе виднелось голубое небо. Впереди коридор был завален обломками бетона вперемешку со стальными конструкциями. Слева в стене зияло большое отверстие. Я заглянул туда. В огромном зале перед параболическим экраном стояла человеческая фигура.
"Арсеньев? Но почему он без скафандра?" В его неподвижности было что–то зловещее.
Я пролез в проем и побежал к нему. Бешено колотилось сердце от бега. Я задыхался, перед глазами мелькали красные пятна. Смотровое стекло запотело от учащенного дыхания.
Я остановился, чтобы продуть шлем…
Это был не Арсеньев. Вполоборота ко мне, прижав левую руку к груди, стояла… Мария! Нет, не Мария, а ее статуя, отлитая с необычайным искусством из зеленоватого тусклого металла.
Я сделал несколько шагов вперед.
Очень медленно, как это бывает только во сне, она повернула голову и улыбнулась.
Дальше все потонуло в клочьях серого тумана, перешедшего в густой плотный мрак.
***
Мне очень трудно восстановить в памяти все, что было дальше.
Очевидно, я долго находился в бессознательном состоянии. Когда я открыл глаза, то лежал на полу без шлема. Моя голова покоилась на гладких металлических коленях.
- Очнулся? - спросила Мария, кладя мне на лоб ледяную руку. - Мне пришлось снять с тебя шлем. Кончился кислород, и ты начал задыхаться.
"Теперь уже все равно", - подумал я.
- Я знала, что придешь.
- Что с тобой случилось? - спросил я.
- Не знаю. Я очень плохо помню тот день. В памяти осталась только вспышка света, а потом наступила вот эта странная скованность.
Она провела рукой по моим волосам.
- Ты мало изменился.
- Вот только поседел, - сказал я.
- Как я рада, что ты здесь. Ведь мне почти никого не приходится видеть.
- Разве… у тебя кто–нибудь бывает?
- Один раз приходил какой–то парень с девушкой. Они были в таких же скафандрах, как ты. Я просила их забрать меня отсюда, но они сказали, что это пока невозможно. Я очень радиоактивна. Обещали потом что–нибудь сделать. Вот теперь я и тебя погубила. Ведь ты без шлема.
- Ах, теперь все равно, - сказал я.
- Милый!
Зеленая металлическая маска склонилась над моим лицом. Я ужасе закрыл глаза, почувствовав прикосновение холодных твердых губ.
- Милый!
Острые, как бритвы, ногти вонзились мне в плечо.
Дальше терпеть эту пытку не было сил.
- Пусти!!!
***
Я открыл глаза. Склонившись надо мной, стояла Беата.
- Ну вот! Опять расплескал все, - сказала она, стараясь разжать ложкой мне губы.
- Беата?!
- Слава богу, узнали! - засмеялась она. - А ну, немедленно принять лекарство!
- Где я?
- На базе. Ну и задали же вы нам хлопот! Арсеньев с Юрой целый час вас разыскивали в этих катакомбах. Назад тащили на руках. Ваше счастье, что были в бессознательном состоянии. Дал бы вам Алексей Николаевич перцу!
- Где меня нашли?
- У статуи.
- Значит, это правда?!
- Что именно?
- То, что… статуя… живая.
- Глупости! С чего это вы взяли?
- Но… она… шевелилась.
- Игра расстроенного воображения. Наслушались моих рассказов о светляках, и вот почудилось невесть что. Не зря Арсеньев не хотел вас туда пускать. А я - то, дура, еще за вас просила!
Я никак не мог собраться с мыслями.
- Откуда же эта статуя?
- В момент аварии ваша жена стояла перед параболическим экраном, на пути потока излучения. Очевидно, пройдя через нее, поток как–то изменил собственную структуру и выбил из поверхности экрана ее изображение, сконцентрировавшееся в фокусе параболоида. Впрочем, Юра вам расскажет об этом более подробно, я не сильна в физике.
- А что Арсеньев намерен с ней делать?
- Положить в свинцовый гроб и зарыть в землю. Она вся состоит из радиоактивных элементов. Люшин облучился, когда пытался ее исследовать.
- Скажите, - спросил я, помолчав, - Алексей Николаевич очень на меня сердится?
- Очень.
- А вы?
- Убить готова! К счастью, вас сегодня отправят в город.
Я подождал, пока за ней закрылась дверь, расстегнул на груди рубашку и поглядел на левое плечо… Там были четыре глубоких ссадины… Вероятно, я поранился, когда упал.
НА ПОРОГЕ БЕССМЕРТИЯ
Роберт Прайс открыл глаза и взглянул на циферблат. Семь часов. Впрочем, он мог и не смотреть. Прайс просыпался всегда в одно и то же время, за пятнадцать минут до того, как нужно было вставать. Он очень ценил эти четверть часа, проводимые с закрытыми глазами в постели, когда отдохнувший за ночь мозг постепенно набирает нагрузку. Пятнадцать минут перехода от наивных детских сновидений к безукоризненно точной, ажурной работе мозга математика.
Несколько минут он лежал, ни о чем не думая, шевеля пальцами ног, похлопывая руками по одеялу и даже морща нос. Убедившись, что никаких изменений с его особой за ночь не произошло, он понемногу начал проверку кладовых памяти.
Итак, сегодня двенадцатое октября 3172 года, самый счастливый день в его жизни. Сегодня он, Роберт Прайс, Великий Прайс, получит бессмертие, самую высокую награду, присуждаемую тем, кого благодарное человечество хочет сохранить для новых подвигов в науке. Он второй человек на Земле, удостоившийся этой почести. Первой была Эдна Рейнгард, изобретательница вируса бессмертия, самая очаровательная женщина в мире, та самая Эдна, которая сегодня станет его женой. Как замечательно все это получается! Чета бессмертных, вечная любовь, вечная молодость, вечная жизнь. Сегодня Эдна сама введет ему в вену несколько кубиков розоватой жидкости, и армия крохотных вирусов, хранящих код его наследственного вещества, станет на страже вечной молодости тела.
Прайс снова открыл глаза. В сером полумраке комната казалась огромной и незнакомой. Скоро рассвет. Впрочем, света от Этого почти не прибавится. Ничего не поделаешь, приходилось выбирать между немного более ярким светом и лишними десятками миллиардов киловатт мощности. Достаточно того, что Сфера Прайса пропускает инфракрасные лучи, все остальное могут заменить фосфоресцирующие светильники, благо они почти не расходуют энергию. А сколько шума было вначале. "Запретить затею Прайса", "Прайс обрекает человечество на световой голод", "Проект Прайса угрожает здоровью детей". Хороши бы они были сейчас без Сферы Прайса с ее солнечными батареями, когда все энергетические запасы Земли исчерпаны. Теперь хоть можно как–то перебиться и даже, если ограничить потребности, накопить за несколько лет необходимое количество энергии для Решающего Опыта Прайса. Тогда, в случае удачи… Даже дух захватывает, когда об этом подумаешь.
Резким движением Прайс откинул одеяло. Пора завтракать. Он быстро пробежал глазами меню. Бесплатный завтрак: теплая каша, холодный кофе ультразвуковой заварки, желе. К черту бесплатные завтраки! Сегодня он будет расточителен. В такой день можно позволить себе горячую пищу. Прайс взял со стола пистолет–кошелек. Двадцать тысяч Энергетических Единиц. Здесь все его сбережения, да еще шесть тысяч Единиц, выданных Советом для поездки в Город Биологов. Он вставил ствол в отверстие автомата и набрал шифры на диске. Через минуту на лотке появились тарелка горячего рагу и чашка с дымящимся кофе. Прайс взглянул на счетчик пистолета. Завтрак стоил сто Единиц.
Допив кофе, он приступил к осмотру своего гардероба. Нет, бесплатная одежда из синтетической ткани решительно не годится для этого случая. Сегодня он должен предстать перед Эдной во всем великолепии. Никакой синтетики. Костюм из самой настоящей шерсти.
Прайс долго рассматривал каталоги одежды, прежде чем набрать шифр. В автомате раздался протяжный гудок, и мелодичный женский голос произнес:
- Абонент ХЕ–1263–971, повторите заказ, очевидно, произошла ошибка.
Прайс снова набрал номер. Небольшая пауза.
- Абонент, ваш заказ стоит две тысячи Единиц, натуральная пряжа очень энергоемка. Подтвердите согласие на оплату.
- Хорошо, - Прайс вставил ствол пистолета в отверстие автомата.
- Заказ принят. Будет выполнен через двадцать минут. Теперь можно поговорить с Эдной, она, вероятно, уже встала.
***
Прайс вышел на улицу.
На посадочной площадке движущегося тротуара висело объявление, прикрепленное к кронштейну фосфоресцирующего светильника:
"В целях экономии энергии скорость движения снижена до десяти километров в час. Тротуар включается при нагрузке не менее одного человека на десять погонных метров".
Проще было идти пешком.
В ближайшей видеофонной будке он вызвал аэропорт.
Появившаяся на экране девушка кокетливо ему улыбнулась.
Лицо Прайса было хорошо известно всем телезрителям еще со времени дискуссии о Сфере.
- Мне нужен билет до Города Биологов.
- Когда вы хотите лететь?
- Сегодня. Девушка замялась.
- Регулярные рейсы отменены. Мы не можем набрать столько пассажиров. Боюсь, что единственный выход - заказать специальную машину, но это будет стоить, - она раскрыла справочник, - пять тысяч Единиц в один конец.
- Меня это не смущает, - нетерпеливо ответил Прайс, - когда можно вылететь?
- К сожалению, не раньше вечера. Я должна запросить Управление. Думаю, что все будет в порядке, - опять улыбнулась она, - вам они, конечно, не откажут.
- Хорошо, я позвоню в пять часов.
Он как–то раньше не думал об этой проблеме. До окончания Решающего Эксперимента придется жить с Эдной врозь. Здесь, в Городе Энергетиков, ей нечего делать. А потом нужно решать. Собственно говоря, решать нечего. Просто придется перейти работать к биологам. От такого математика никто не откажется. Жаль, но ничего не поделаешь, необходимо менять специальность.
В лаборатории его ждали. Очевидно, церемония встречи была заранее прорепетирована, но Агата от волнения все перепутала.
- Поздравляем вас, Роб, и все такое… - пробормотала она и, окончательно смутившись, чмокнула его в щеку.
- Последнее целование смертного Прайса, - сказал Хенс. - Нужно надеяться, что на пороге бессмертия люди все же отдают должное и девичьим поцелуям, и горячему чаю.
Прайс взглянул на свой стол. Так и есть, литровый термос с горячим чаем. Теперь эти ребята два дня будут питаться теплой кашей.
- Сегодня мы пируем, как троглодиты над тушей мамонта, - сказал он, подходя к автомату. - Прошу закрыть глаза. Раз… два… три!
В руках у Прайса было блюдо с горячими пирожками. Агата разливала чай в маленькие посеребренные чашки.
- Не меньше девяноста градусов, - сказал Хенс, пережевывая пирожок. - Великий Прайс в роли расточителя Энтропии - зрелище поистине достойное богов. Бессмертный показывает им пример высокотемпературных излишеств.
- Жаль, что не каждый день, - сказала Агата, убирая термос. - Что дальше?
Прайс протянул ей листок бумаги.
- Составьте программу для большого анализатора.
***
Он сидел за столом, прислушиваясь к монотонному ритму работы машины. Внезапно раздался звонок, и анализатор смолк. Прайс взглянул на счетчик и тихо выругался. Кончился дневной лимит энергии. Как это некстати, именно сегодня, когда ему наконец удалось вывести уравнение. Придется идти просить дотацию у Причарда. Старика иногда удается разжалобить. Прайс вздохнул и отправился на второй этаж…
Пергаментное лицо директора с навсегда застывшей улыбкой казалось искусно сделанной маской.
- Мне очень не хочется, Прайс, огорчать вас в такой день, но Совет высказался против проведения эксперимента.
Прайс поморщился. Он не любил подобных шуток.
- Вы очень остроумны, - вяло ответил он, - в наши дни ученый, сохранивший чувство юмора, просто находка.
В пристальном взгляде шефа Прайс прочел сострадание. Ему стало страшно.
- Вы… это… серьезно?
- К сожалению, серьезно. Двадцать голосов против, два - за.
- Я обжалую решение!
- Боюсь, что это вам не удастся. Оно уже утверждено.
- Но почему?!
- Все складывается против вашего эксперимента. Нельзя рисковать последними ресурсами энергии. Подумайте сами, какова, по–вашему, вероятность успеха.