Густые нависшие кроны деревьев, посыпанные розовым песком дорожки, спрятанные в густой зелени белые коттеджи, полная тишина.
Если бы не вспыхивающие при нашем приближении указатели, можно было подумать, что мы перенеслись на несколько столетий назад.
Указатели приводят нас к большому одноэтажному зданию, обнесенному высоким забором.
Небольшая калитка в заборе заперта. Я нажимаю кнопку звонка, и через несколько минут появляется худой, высокий человек, облаченный в синий халат. Он долго и с явным неудовольствием разглядывает наш пропуск.
- Ну что ж, заходите!
Мы идем за ним. В нос нам ударяет запах зверинца. Весь двор уставлен клетками, в которых резвятся мартышки.
- В кабинеты заходить нельзя, - говорит наш проводник.
- Мы имеем разрешение.
- Они сейчас работают. Никому не разрешается заходить, когда они работают.
- Но тут же ясно написано в пропуске, - настаиваю я.
- Скоро перерыв, они пойдут обедать, тогда и посмотрите.
Нужно ждать, ничего другого не остается. От нечего делать мы разглядываем мартышек.
- А они тут зачем? - спрашивает Тони, указывая на клетки.
- Не знаю. Я сторож, мое дело их кормить, а что с ними там делают потом, меня не касается.
- Ну их к черту! - говорит Тони. - Поедем домой, Свен
- Когда у них обед? - спрашиваю я.
- А вот сейчас буду звонить.
Раздается звук колокола. Мартышки прекращают свою возню и припадают к решеткам.
Я почему–то испытываю невольное волнение.
Открываются массивные двери, и из дома выходят пять горилл.
Мартышки в клетках начинают бесноваться. Они вопят, размахивают руками, плюют сквозь прутья.
Гориллы идут медленным шагом, высокомерные, в ярких халатах, слегка раскачиваясь на ходу. Они чем–то удивительно походят на Лоя.
Рядом с нами истошным голосом вопит маленькая обезьянка с детенышем на руках. Она судорожно закрывает ему ладошкой глаза, но сама не может оторвать взгляда от приближающейся процессии.
Шум становится невыносимым.
Тони зажимает уши и отворачивается. Его начинает рвать.
Гориллы проходят мимо, не удостаивая нас даже поворотом головы, и скрываются в маленьком домике, расположенном в конце двора.
- Все! - говорит сторож. - Через час они пойдут обратно; если хотите, можете подождать.
Я подхожу к одной из клеток.
В глазах маленькой мартышки - тоска и немой вопрос, на который я не могу ответить сам.
- Бедная девочка! - говорю я. - Тебе тоже не хочется быть хуже своих сородичей.
Она доверчиво протягивает мне лапку. Я наклоняюсь и целую тонкие изящные пальчики.
Тони трогает меня за рукав.
- Пойдемте, Свен. Есть предел всему, даже… здравому смыслу.
Назад мы идем уставшие и злые. Тони что–то насвистывает сквозь зубы. Эго меня раздражает.
У поворота на главную аллею стоит обнявшаяся парочка. Я их сразу узнаю.
- Снимите шляпу, Свен, - высокопарно произносит Тони. - Сегодня мы присутствуем при величайшем эксперименте, кладущем начало расширенному воспроизводству лопоухих.
Я поворачиваюсь и что есть силы бью кулаком в его ухмыляющийся рот.
- Вы идеалист, Свен, - говорит Тони, вытирая ладонью кровь с губы. - Неисправимый идеалист. И ударить–то по–настоящему не умеете. Бить нужно насмерть. Писатель!
Я приближаюсь к ним, сжав кулаки и проклиная себя за то, что у меня никогда не хватит духа поднять руку на женщину. Тони идет сзади, я слышу его дыхание у себя за спиной.
Первой нас замечает Лилли. У нее пьяные, счастливые глаза.
- Поздравьте нас, мальчики, - говорит она. - Все получается просто великолепно! И гороскоп изумительный!
Мы молчим. Лой берет ее под руку, Лилли оборачивается к Тони:
- Я вернусь через десять дней. Пожалуйста, не напивайся до бесчувствия.
Мы оба глядим им вслед. Когда они доходят до поворота, Тони говорит:
- Поедем ко мне. У меня есть спирт, полная бутылка спирта.
***
Проходит всего три дня, но мне кажется, что мы постарели за это время на десяток лет. Я улетаю. Тони меня провожает.
- Вот письмо к Торну, - говорит он, протягивая мне конверт. - Думаю, что Тори не откажется вас взять. Ему вечно не хватает людей. Ведь археология не входит в список официально признанных наук. Приходится рыть лопатами.
- Спасибо, Тони! - говорю я. - По правде сказать, мне совершенно наплевать, чем они там роют. Меня интересует совсем Другое.
- Чепуха все это, - говорит Тони. - Двадцатый век. Не понимаю, что может вас интересовать там.
- Не знаю. Мне хочется вернуться в прошлое. Понять, где и когда была допущена роковая ошибка. Может быть, я напишу исторический роман.
- Не напишете, - усмехается он, - ведь сами знаете, что не напишете.
Я смотрю на часы. Пора!
- Прощайте, Тони!
- Подождите, Свен! - он обнимает меня и неловко чмокает в щеку.
Я поднимаюсь по трапу. Тони смотрит на меня снизу вверх.
- Скорее возвращайся, Свен!
- Я вернусь! - кричу я, но шум мотора заглушает мои слова. - Вернусь месяцев через шесть!
Ошибаюсь я ровно на год…
***
Стоит мне снова переступить порог моего дома, как у меня появляется такое ощущение, будто этих полутора лет просто не существовало. В мире все идет по–старому.
Первым делом я звоню Тони.
- Здравствуйте, Свен! - говорит он. - Очень рад, что вы уже в городе.
- Не могу сказать того же о себе, - отвечаю я. - Ну, как вы живете?
Тони мнется.
- Послушайте, Свен, - говорит он после небольшой паузы, - вы сейчас где?
- Дома.
- Можно, я к вам приеду?
- Ну конечно, Тони!
Через десять минут раздается звонок в дверь.
- А вы молодцом, Свен, - говорит он, усаживаясь в кресло. - Вас просто не узнать!
- Похудел на десять килограммов, - хвастаю я.
- Ну что ж, могу только позавидовать. Как там Тори?
- Молодчина Тори! И ребята у него отличные!
- Будете писать?
- Вероятно. Нужно еще о многом подумать.
- Так…
Мне хочется разузнать о Лилли, но вместо этого я задаю дурацкий вопрос:
- Как ваши тараканы?
Лицо Тони расплывается в улыбке.
- У меня теперь их целая конюшня. Некоторые экземпляры просто великолепны!
Почему–то мы оба чувствуем себя очень неловко.
- Жаль, что у меня нечего выпить. - говорю я, - но в экспедиции…
- Я не пью, - перебивает Тони, - бросил.
- Вот не ожидал! Вы что, больны?
- Видите ли, Свен, - говорит он, глядя в пол, - за ваше отсутствие произошло много событий… У Лилли ребенок.
- Ну что ж, - говорю я, - она этого хотела. Надеюсь, теперь ее честолюбие удовлетворено?
Он хмурится:
- Не знаю, как вам лучше объяснить. Вы помните, был гороскоп.
- Еще бы!
- Так вот… по гороскопу все получалось очень здорово. Должен был родиться мальчик с какими–то необыкновенными способностями.
- Ну?
- Родилась девочка… идиотка… кроме того… с… физическим уродством.
У меня такое чувство, будто мне на голову обрушился потолок.
- Боже! - растерянно шепчу я. - Несчастная Ли! Что же теперь будет?! Как все это могло произойти?!
Тони пожимает плечами:
- Понятия не имею. Может быть, вообще генетические гороскопы сплошная чушь, а может, дело в стимуляторах. Они ведь там, в Центре, жрут всякие стимуляторы мозговой деятельности лошадиными дозами.
Я все еще не могу прийти в себя:
- А что же Ли? Представляю себе, каково это ей!
- Вы ведь знаете, Лилли не терпит, когда ее жалеют. Она очень нежная мать.
- А Лой? Он у вас бывает?
- Редко. Работает как одержимый. У него там что–то не ладится, и он совершенно обезумел, сутками не ложится спать.
- Скажите, Тони, - спрашиваю я, - как вы думаете, можно мне повидать Лилли?
- Можно, - отвечает он, - я за этим и приехал, только мне хотелось раньше обо всем вас предупредить.
***
- Здравствуй, Свен! - говорит Лилли. - Вот ты и вернулся.
Она очень мало изменилась, только немного осунулась.
- Да, - говорю я, - вернулся.
- Как ты съездил?
- Хорошо.
- Будешь что–нибудь писать?
- Вероятно, буду. Молчание.
- Может быть, вспомним старое, сыграем? - говорит Тони. - Смотрите, какие красавцы! Все как на подбор!
- Спасибо, - отвечаю я, - что–то не хочется. В следующий раз.
- Убери своих тараканов, - говорит Ли, - видеть их не могу!
Только теперь я замечаю, какое у нее усталое лицо. Из соседней комнаты доносятся какие–то мяукающие звуки. Лилли вскакивает. Я тоже делаю невольное движение. Она оборачивается в мою сторону. В ее глазах бешенство и ненависть.
- Сиди, подлец! - кричит она мне.
Я снова сажусь.
Ее гнев быстро гаснет.
- Ладно, - говорит она, - все равно, пойдем!
- Может, не стоит, Ли? - тихо спрашиваю я.
- Согрей молоко, - обращается она к Тони. - Идем, Свен.
В кроватке - крохотное сморщенное личико. Широко открытые глаза подернуты мутной голубоватой пленкой.
- Смотри! - она поднимает одеяло, и мне становится дурно.
- Ну вот, - говорит Лилли, - теперь ты все знаешь.
Пока она меняет пеленки, я стараюсь глядеть в другую сторону.
- Пойдем, - говорит Лилли, - Тони ее покормит.
Я беру ее за руку:
- Лилли!
- Перестань! - она резко выдергивает свою руку из моей. - 1 Бога ради, перестань! Неужели тебе еще мало?
Мы возвращались в гостиную. Ты знаешь, - говорит Лилли, - я бы, наверное, сошла с ума, если бы не Тони. Он о нас очень заботится.
Я сижу и думаю о том, что я действительно подлец. Ведь все могло быть иначе, если б тогда…
Возвращается Тони.
- Она уснула, - говорит он.
Лилли кивает головой.
Нам не о чем говорить. Вероятно, потому, что все мы думаем об одном и том же.
- Ну, как ты съездил? - снова спрашивает Лилли.
- Хорошо, - отвечаю я. - Было очень интересно.
- Будешь что–нибудь писать?
- Вероятно, буду.
Лилли щиплет обивку кресла. Она поминутно к чему–то прислушивается. Я чувствую, что мое присутствие ее тяготит, но у меня нет сил встать и уйти.
Я не свожу глаз с ее лица и вижу, как оно внезапно бледнеет.
- Лой?!
Я оборачиваюсь к двери. Там стоит Лой. Кажется, он пьян. На нем грязная рубашка, расстегнутая до пояса, ноги облачены в стоптанные комнатные туфли. Рот ощерен в бессмысленной улыбке, по подбородку стекает тонкая струйка слюны.
- Что случилось, Лой?!
Лой хохочет. Жирный живот колышется в такт под впалой, волосатой грудью.
- Потеха!
Он подходит к дивану и валится на него ничком. Спазмы смеха перемежаются с судорожными всхлипываниями.
- Потеха!.. Макс… за неделю… за одну неделю он сделал все, над чем я, дурак, зря бился пять лет… В Центре такое веселье. Обезьяна!
Мне страшно. Вероятно, это тот страх, который заставляет крысу бежать с тонущего корабля. Я слышу треск ломающейся обшивки. Бежать!
- Лой! - Лилли кладет руку на его вздрагивающий от рыданий затылок. Первый раз слышу в ее голосе настоящую нежность. - Не надо, Лой, нельзя так отчаиваться, ведь всегда остаются…
- Тараканы! - кричит Тони. - Остаются тараканы! Делайте ваши ставки, господа!
ПОЕЗДКА В ПЕНФИЛД
современная сказка
- Пожалуй, я лучше выпью еще коньяку, - сказал Лин Крэгг.
Подававшая чай служанка многозначительно взглянула на Мефа. Тот пожал плечами.
- Зачем вы так много пьете, Лин? В вашем положении…
- В моем положении стаканом больше или меньше уже ничего не решает. Вчера меня смотрел Уитроу.
- Теперь мы справимся сами, Мари, - сказал Меф. - Оставьте нам кекс и коньяк.
Он подождал, пока служанка вышла из комнаты.
- Так что вам сказал Уитроу?
- Все, что говорит врач в подобных случаях пациенту. Вы не возражаете? - Крэгг протянул руку к бутылке.
- Мне, пожалуйста, совсем немного, - сказал Меф.
Несколько минут он молча вертел в пальцах стакан.
- Вы знаете, Лин, что труднее всего бывает находить слова утешения. Да и не всегда они нужны, особенно таким людям, как вы. И все же поймите меня правильно… Ведь в подобных случаях всегда остается надежда…
- Не нужно, Эзра, - перебил Крэгг. - Я не понимаю обычного стремления друзей прибавить к физическим страданиям еще и пытку надеждой.
- Хорошо, не будем больше об этом говорить.
- Вы знаете, Эзра, - сказал Крэгг, - что жизнь меня не баловала, но если бы я мог вернуть один–единственный момент прошлого…
- Вы имеете в виду ту историю?
Крэгг кивнул.
- Вы никогда мне о ней ничего не рассказывали, Лин. Все, что я знаю…
- Я сам старался ее забыть. К сожалению, мы не вольны распоряжаться своей памятью.
- Это, кажется, произошло в горах?
- Да, в Пенфилде. Ровно сорок лет назад. Завтра - сорокалетие моей свадьбы и моего вдовства, - он отпил большой глоток. - Собственно говоря, я был женат всего пять минут.
- И вы думаете, что если бы вам удалось вернуть эти пять минут?..
- Признаться, я постоянно об этом думаю. Меня не оставляет мысль, что тогда я… ну, словом, вел себя не наилучшим образом. Были возможности, которых я не использовал.
- Это всегда так кажется, - сказал Меф.
- Возможно. Но тут, пожалуй, особый случай. С того момента, как Ингрид потеряла равновесие, было совершенно очевидно, что она полетит в пропасть. Я достаточно хорошо владею лыжными поворотами на спусках и еще мог…
- Глупости! - возразил Меф. - Вся эта картина придумана вами потом. Таково свойство человеческой психики. Мы неизбежно…
- Нет, Эзра. Просто тогда на мгновение меня охватило какое–то оцепенение. Странное фаталистическое предчувствие неизбежности беды, и сейчас я готов продать душу дьяволу только за это единственное мгновение. Я так отчетливо представляю себе, что тогда нужно было делать!
Меф подошел к камину и стал спиной к огню.
- Мне очень жаль, Лин, - сказал он после долгой паузы. - По всем канонам я бы должен был теперь повести вас в лабораторию, усадить в машину времени и отправить путешествовать в прошлое. К сожалению, так бывает только в фантастических рассказах. Поток времени необратим, но если бы даже сам дьявол бросил вас в прошлое, то все события в вашей новой системе отсчета были бы строго детерминированы еще не существующим будущим. Петлю времени нельзя представить себе иначе, как петлю. Надеюсь, вы меня поняли?
- Понял, - невесело усмехнулся Крэгг. - Я недавно прочитал рассказ. Человек, попавший в далекое прошлое, раздавил там бабочку, и от этого в будущем изменилось все: политический строй, орфография и еще что–то. Это вы имели в виду?
- Примерно это, хотя фантасты всегда склонны к преувеличениям. Причинно–следственные связи могут быть различно локализированы в пространстве и во времени. Трудно представить себе последствия смерти Наполеона в младенческом возрасте, но, право, Лин, если бы ваша далекая прародительница избрала себе другого супруга, мир, в котором мы живем, изменился бы очень мало.
- Благодарю вас! - сказал Крэгг. - И это все, что мог мне сообщить философ и лучший физик Дономаги Эзра Меф?
Меф развел руками:
- Вы преувеличиваете возможности науки, Лин, особенно там, где это касается времени. Чем больше мы вдумываемся в его природу, тем сумбурнее и противоречивее наши представления о нем. Ведь даже теория относительности…
- Ладно, - сказал Крэгг, опорожняя стакан, - я вижу, что действительно лучше иметь дело с Сатаной, чем с вашим братом. Не буду больше вам надоедать.
- Пожалуй, я вас провожу, - сказал Меф
- Не стоит, тут два шага. За двадцать лет я так изучил дорогу, что могу пройти с закрытыми глазами. Спокойной ночи!
- Спокойной ночи! - ответил Меф.
***
Крэгг долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Его сильно покачивало. В доме непрерывно звонил телефон.
Открыв наконец дверь, он в темноте подошел к аппарату.
- Слушаю!
- Алло, Лин! Говорит Меф. Все в порядке?
- В порядке.
- Ложитесь спать. Уже двенадцать часов.
- Самое время продать душу дьяволу!
- Ладно, только не продешевите, - Меф положил трубку.
- К вашим услугам, доктор Крэгг.
Лин включил настольную лампу. В кресле у книжного шкафа сидел незнакомый человек в красном костюме, облегавшем сухощавую фигуру, и черном плаще, накинутом на плечи.
- К вашим услугам, доктор Крэгг, - повторил незнакомец.
- Простите, - растерянно сказал Крэгг, - но мне кажется…
- Что вы, уйдя от одного литературного штампа, попали в другой? Не так ли? - усмехнулся посетитель. - К сожалению, вне этих штампов проблема путешествий во времени неразрешима. Либо машина времени, либо… я. Итак, чем могу быть полезен?
Крэгг сел в кресло и потер лоб.
- Не беспокойтесь, я не призрак, - сказал гость, кладя ногу на ногу.
- Да, но…
- Ах, это?! - он похлопал рукой по щегольскому лакированному копыту, торчавшему из–под штанины. - Пусть это вас не смущает. Мода давно прошедшего времени. Гораздо удобнее и элегантней, чем ботинки.
Крэгг невольно бросил взгляд на плащ, прикрывавший спину незнакомца.
- Вот оно что! - нахмурился тот и сбросил плащ. - Что ж, вполне понятный вопрос, если учесть все нелепости, которые выдумывали о нас попы на протяжении столетий. Я понимаю, дорогой доктор, всю грубость и неуместность постановки эксперимента подобного рода, но если бы я… то есть я хотел сказать, что если бы вы… ну, словом, если бы такой эксперимент был допустим с этической точки зрения, то вы бы собственными глазами убедились, что никаких признаков хвоста нет. Все это - наглая клевета!
- Кто вы такой? - спросил Крэгг.
Гость снова сел.
- Такой же человек, как и вы, - сказал он, накидывая плащ. - Вам что–нибудь приходилось слышать о цикличности развития всего сущего?
- Приходилось. Развитие по спирали.
- Пусть по спирали, - согласился гость, - это дела не меняет. Так вот, мы с вами находимся на различных витках этой спирали. Я - представитель цивилизации, которая предшествовала вашей. То, чего достигла наша наука личное бессмертие, способность управлять временем, кое–какие трюки с трансформацией, - неизбежно вызывало в невежественных умах людей вашего цикла суеверные представления о нечистой силе. Поэтому немногие сохранившиеся до сего времени представители нашей эры предпочитают не афишировать своего существования.
- Ерунда! - сказал Крэгг. - Этого быть не может!
- Ну а если бы на моем месте был пришелец из космоса, - спросил гость, - вы поверили бы в реальность его посещения?
- Не знаю, может быть, я поверил бы, но пришелец из космоса не пытался бы купить мою душу.
- Фу! - на лице незнакомца появилось выражение гадливости. - Неужели вы верите в эти сказки?! Могу ли я - представитель воинствующего атеизма, пугало всех церковников, заниматься подобной мистификацией?
- Зачем же тогда вы здесь? - спросил Крэгг.