- Из чисто научного интереса. Я занимаюсь проблемой переноса во времени и не могу без согласия объекта…
- Это правда?! - Крэгг вскочил, чуть не опрокинув кресло. - Вы могли бы меня отправить на сорок лет назад?!
Незнакомец пожал плечами.
- А почему бы и нет? Правда, с некоторыми ограничениями. Детерминизм причинно–следственных связей…
- Я это уже сегодня слышал, - перебил Крэгг.
- Знаю, - усмехнулся гость. - Итак, вы готовы?
- Готов!
- Отлично! - он снял со своей руки часы. - Ровно сорок лет?
Крэгг кивнул.
- Пожалуйста! - он перевел стрелки и застегнул ремешок на руке Лина. - В тот момент, когда вы захотите начать трансформацию, нажмите эту кнопку.
Крэгг взглянул на циферблат, украшенный непонятными знаками.
- Что это такое?
- Не знаю, как вам лучше объяснить, - замялся незнакомец. - Человеку суеверному я бы сказал, что это - волшебные часы, физику был бы ближе термин - генератор поля отрицательной вероятности, хотя что это за поле, он бы так и не понял, но для вас, дорогой доктор Крэгг, ведь все равно. Важно, что механизм, который у вас сейчас на руке, просто средство перенестись в прошлое. Надеюсь, вы удовлетворены?
- Да, - не очень уверенно ответил Крэгг.
- Раньше, чем я вас покину, - сказал гость, - мне нужно предупредить вас о трех существенных обстоятельствах: во–первых, при всем моем глубоком уважении к памятникам литературы, я не могу не отметить ряд грубых неточностей, допущенных господином Гете. Приобретя с моей помощью молодость, Фауст никак не мог сохранить жизненный опыт старца, о чем, впрочем, свидетельствует его нелепое поведение во всей этой истории. В нашем эксперименте, помолодев на сорок лет, вы лишитесь всяких знаний, приобретенных за это время. Если вы все же хотите что–то удержать в памяти, думайте об этом в период трансформации. Во–вторых, вероятно, вы знаете, что физическое тело не может одновременно находиться в различных местах. Поэтому приступайте к трансформации в той точке пространства, в которой находились в это время сорок лет назад. Иначе я не отвечаю за последствия. Вы меня поняли?
Крэгг кивнул головой.
- И наконец, снова о причинно–следственных связях. В старой ситуации вы можете вести себя иначе, чем в первый раз. Однако к чему это приведет, заранее предсказать нельзя. Здесь возможны… э–э–э… различные варианты, определяемые степенью пространственно–временной локальности все тех же связей. Впрочем, вы это уже знаете. Засим… - он отвесил низкий поклон. - Ах, Сатана! Я, кажется, здесь немного наследил своими копытами! Это, знаете ли, одно из неудобств…
- Пустяки! - сказал Крэгг.
- Прошу великодушно извинить. Сейчас я исчезну. Боюсь, что вам придется после этого проветрить. Сернистое топливо. К сожалению, современная химия ничего другого для трансформации пока предложить не может. Желаю успеха!
Крэгг подождал, пока рассеется желтоватое облако дыма, и подошел к телефону:
- Таксомоторный парк? Прошу прислать машину. Улица Грено, дом три. Что? Нет, за город. Мне срочно нужно в Пенфилд.
***
- Въезжаем в Пенфилд, - сказал шофер.
Крэгг открыл глаза.
Это был не тот Пенфилд. Ярко освещенные окна многоэтажных домов мелькали по обе стороны улицы.
- Вам в гостиницу?
- Да. Вы хорошо знаете город?
Шофер удивленно взглянул на него.
- Еще бы! Мне уже много лет приходится возить сюда лыжников. Из всех зимних курортов…
- А вы не помните, тут на горе жил священник. Маленький домик на самой вершине.
- Помер, - сказал шофер. - Лет пять, как похоронили. Теперь тут другой священник, живет в городе, возле церкви. Мне и туда случалось возить… По всяким делам, - добавил он, помолчав.
- Я хотел бы проехать по городу, - сказал Крэгг.
- Что ж, это можно, - согласился шофер.
Крэгг смотрел в окно. Нет, это был решительно другой Пенфилд.
- А вот - фуникулер, - сказал шофер. - Теперь многие предпочитают подниматься наверх в фуникулере. Времена меняются, и даже лыжный спорт…
- Ладно, везите меня в гостиницу, - перебил Крэгг.
Мимо промелькнуло старинное здание ратуши. Стрелки часов на башне показывали два часа.
Крэгг узнал это место. Тут вот направо должна быть гостиница.
- Приехали, - сказал шофер, останавливая машину.
- Это не та гостиница.
- Другой здесь нет.
- Раньше была, - сказал Крэгг, вглядываясь в здание.
- Была деревянная, а потом на ее месте построили эту.
- Вы в этом уверены?
Шофер пожал плечами:
- Что я, дурачить вас буду?
- Хорошо, - сказал Крэгг, - можете ехать назад, я тут останусь.
Он вышел на тротуар.
- Приятно покататься! - сказал шофер, пряча деньги в карман. - Снег сейчас превосходный. Если вам нужны лыжи получше, советую…
- Хватит! - Крэгг со злобой захлопнул дверцу.
…В пустом вестибюле за конторкой дремала дежурная.
- Мне нужен номер во втором этаже с окнами на площадь, - сказал Крэгг.
- Вы надолго к нам?
- Не знаю. Может быть… - Крэгг запнулся. - Может быть, на несколько дней.
- Покататься на лыжах?
- Какое это имеет значение? - раздраженно спросил он. Дежурная улыбнулась.
- Решительно никакого. Заполните, пожалуйста, карточку, - она протянула ему белый листок, на котором Крэгг написал свою фамилию и адрес.
- Все?
- Все. Пойдемте, я покажу вам номер. Где ваши вещи?
- Пришлют завтра.
Они поднялись во второй этаж. Дежурная сняла с доски ключ и открыла дверь.
- Вот этот.
Крэгг подошел к окну. Здание ратуши виднелось чуть левее, чем ему следовало бы.
- Эта комната мне не подходит. А что рядом?
- Номер рядом свободен, но там еще не прибрано. Оттуда выехали только вечером.
- Это неважно.
- Да, но сейчас нет горничной.
- Я сказал, что это не имеет значения!
- Хорошо, - вздохнула дежурная, - если вы настаиваете, я сейчас постелю.
Кажется, это было то, что нужно, но кровать стояла у другой стены.
Крэгг подождал, пока дежурная расстелила простыни.
- Спасибо! Больше ничего не надо. Я ложусь спать.
- Спокойной ночи! Вас утром будить?
- Утром? - казалось, он не понял вопроса. - Ах утром! Как хотите, это уже не существенно.
Дежурная фыркнула и вышла из комнаты.
Крэгг отдернул штору, передвинул кровать к противоположной стене и, погасив свет, начал раздеваться.
Он долго лежал, глядя на узор обоев, пока блик луны не переместился к изголовью кровати. Тогда, зажмурив глаза, он нажал кнопку на часах…
***
"Если вы хотите удержать что–то в памяти, думайте об этом в период трансформации".
…Объезжая пень, она резко завернула влево и потеряла равновесие. Когда ей удалось стать второй лыжей на снег, она вскрикнула: обрыв был всего в нескольких метрах. Она поняла, что тормозить уже поздно, и упала на левый бок. Большой пласт снега под ней стал медленно оседать вниз…
Крэгг проснулся со странным ощущением тяжести в год ее. Лучи утреннего солнца били в глаза, проникая сквозь закрытые веки. Он перевернулся на бок, пытаясь вспомнить, что произошло вчера.
Кажется, вчера они с Ингрид до двух часов ночи катались на лыжах при лунном свете. Потом, в холле, она сказала… Ах, черт! Крэгг вскочил и торопливо начал натягивать на себя еще не просохший со вчерашнего дня свитер. Проспать в такой день!
Сбегая по лестнице, он чуть не сбил с ног поднимавшуюся наверх хозяйку в накрахмаленном чепце и ослепительно белом переднике.
- Торопитесь, господин Крэгг! - на ее лице появилось добродушно–хитрое выражение. - Барышня вас уже давно ждет. Смотрите, как бы…
Крэгг в два прыжка осилил оставшиеся ступеньки.
- Ингрид!
- А мой совет: до обрученья не целуй его! - пропела Ингрид, оправляя прическу. - Садитесь лучше пить кофе. Признаться, я уже начала думать, что вы, раскаявшись в своем безрассудстве, умчались в город, покинув обманутую Маргариту.
…Когда ей удалось стать второй лыжей на снег, она вскрикнула…
- Не знаю, что со мной случилось, - сказал Крэгг, размешивая сахар. - Я обычно так рано встаю.
- Вы нездоровы?
- Н–н–нет.
- Сожаление об утерянной свободе?
- Что вы, Ингрид!
- Тогда смажьте мои лыжи. Мы поднимемся наверх в фуникулере, а спустимся…
- Нет! - Крэгг опрокинул чашку на скатерть. - Не нужно спускаться на лыжах!
- Что с вами, Лин?! - спросила Ингрид, стряхивая кофе с платья. - Право, вы нездоровы. С каких пор?..
- Там… - он закрыл глаза руками.
…Объезжая пень, она резко завернула влево и потеряла равновесие…
- Там… пни! Я… боюсь, Ингрид! Умоляю вас, пойдем назад по дороге! Мы можем спуститься в фуникулере.
Ингрид надула губы.
- Странно, вчера вы не боялись никаких пней, - сказала она, вставая. - Даже ночью не боялись. Вообще, вы сегодня странно себя ведете. Еще не поздно…
- Ингрид!
- Перестаньте, Лин! У меня нет никакого желания тащиться три километра пешком под руку со своим добродетельным и трусливым супругом или стать всеобщим посмешищем, спускаясь в фуникулере. Я иду переодеваться. В вашем распоряжении десять минут, чтобы подумать. Если вы все это делаете против своей воли, то еще есть возможность…
- Хорошо, - сказал Крэгг, - сейчас смажу ваши лыжи…
***
- …Согласен ли ты взять в жены эту женщину?
…Обрыв был всего в нескольких метрах. Она поняла, что тормозить уже поздно, и упала на левый бок…
- Да.
- А ты согласна взять себе - в мужья этого мужчину?
- Согласна.
- Распишитесь… Церемония окончилась.
- Ну? - прикрепляя лыжи, Ингрид снизу взглянула на Крэгга. В ее глазах был вызов. - Вы готовы?
Крэгг кивнул.
- Поехали!
Ингрид взмахнула палками и вырвалась вперед…
Крэггу казалось, что все это он уже однажды видел во сне: и синевато–белый снег, и фонтаны пыли, вырывающиеся из–под ног Ингрид на поворотах, и красный шарф, полощущий по ветру, и яркое солнце, слепящее глаза.
Впереди одиноко маячила старая сосна. Ингрид мелькнула Рядом с ней. Дальше в снегу должен был торчать пень.
…Объезжая пень, она резко завернула влево и потеряла равновесие…
Ингрид вошла в правый поворот. В правый! Крэгг облегченно вздохнул.
- Не так уж много пней, - крикнула она, резко заворачивая влево. - Все ваши страхи… - взглянув на ехавшего сзади Крэгга, она потеряла равновесие. Правая лыжа взметнулась вверх.
Крэгг присел и, оттолкнувшись изо всех сил палками, помчался ей наперерез.
Они столкнулись в нескольких метрах от обрыва.
Уже падая в пропасть, он услышал пронзительный крик Ингрид. Дальше весь мир потонул в нестерпимо яркой вспышке света.
***
- Вот ваша газета, доктор Меф, - сказала служанка. Эзра Меф допил кофе и надел очки.
Несколько минут он с брезгливым выражением лица просматривал сообщения о событиях в Индокитае. Затем, пробежав статью о новом методе лечения ревматизма, взглянул на последнюю страницу. Его внимание привлекла заметка, напечатанная петитом и обрамленная черной каймой: "В номере гостиницы курорта Пенфилд скончался известный ученый–филолог, профессор государственного университета Дономаги, доктор Лин Крэгг. Наша наука потеряла в его лице…"
Меф сложил газету и прошел в спальню.
- Нет, Мари, - сказал он служанке, - этот пиджак повесьте в шкаф, я надену черный костюм.
- С утра? - спросила Мари.
- Да, у меня сегодня траур. Нужно еще выполнить кое–какие формальности.
- Кто–нибудь умер?
- Лин Крэгг.
- Бедняга! - Мари достала из шкафа костюм. - Он очень плохо выглядел последние дни. А вы его вчера даже не проводили!
- Это случилось в Пенфилде, - сказал Меф. - Кажется, он поехал кататься на лыжах.
- Господи! В его–то годы! Вероятно, на что–нибудь налетел!
- Вероятно, если исходить из представлений пространственно–временного континуума. Ах, Сатана!..
- Ну, что еще случилось, доктор Меф? - спросила служанка.
- Опять куда–то задевался рожок для обуви! Вы не представляете, какая мука - натягивать эти модные ботинки на мои старые копыта!
ПОБЕГ
- Раз, два, взяли! Раз, два, взяли!
Нехитрое приспособление - доска, две веревки, и вот уже тяжелая глыба породы погружена в тележку.
- Пошел!
Груз не больше обычного, но маленький человечек в полосатой одежде, навалившийся грудью на перекладину тележки, не может сдвинуть ее с места.
- Пошел!
Один из арестантов пытается помочь плечом. Поздно! Подходит надсмотрщик.
- Что случилось?
- Ничего.
- Давай, пошел!
Человечек снова пытается рывком сдвинуть груз. Тщетно. От непосильного напряжения у него начинается кашель. Он прикрывает рот рукой.
Надсмотрщик молча ждет, пока пройдет приступ.
- Покажи руку.
Протянутая ладонь в крови.
- Так… Повернись.
На спине арестантской куртки - клеймо; надсмотрщик срисовывает его в блокнот.
- К врачу!
Другой заключенный занимает место больного.
- Пошел! - это относится в равной мере к обоим - к тому, кто отныне будет возить тележку, и к тому, кто больше на это не способен.
Тележка трогается с места.
- Простите, начальник, нельзя ли…
- Я сказал, к врачу!
Он глядит на удаляющуюся сгорбленную спину и еще раз проверяет запись в блокноте: А. Что ж, все понятно. Треугольник - дезертирство, квадрат - пожизненное заключение, пятнадцатый барак, заключенный тринадцать тысяч двести шестьдесят четыре. Пожизненное заключение. Все правильно, только для этого вот, видно, оно уже приходит к концу. Хлопковые поля.
- Раз, два, взяли!
***
Сверкающий полированный металл, стекло, рассеянный свет люминесцентных ламп, какая–то особая, чувствующаяся на ощупь, стерильная чистота.
Серые, чуть усталые глаза человека в белом халате внимательно глядят из–за толстых стекол очков. Здесь, в подземных лагерях Медены, очень ценится человеческая жизнь. Еще бы! Каждый заключенный, прежде чем его душа предстанет перед высшим трибуналом, должен искупить свою вину перед теми, кто в далеких глубинах космоса ведет небывалую в истории битву за гегемонию родной планеты. Родине нужен уран. На каждого заключенного дано задание, поэтому его жизнь котируется наравне с драгоценной рудой. К сожалению, тут такой случай…
- Одевайся!
Худые длинные руки торопливо натягивают куртку на костлявое тело.
- Стань сюда!
Легкий нажим на педаль, и сакраментальное клеймо перечеркнуто красным крестом.
Отныне заключенный А вновь может именоваться Арпом Зумби. Естественное проявление гуманности по отношению к тем, кому предстоит труд на хлопковых полях.
Хлопковые поля. О них никто толком ничего не знает, кроме того, что оттуда не возвращаются. Ходят слухи, что в знойном, лишенном влаги климате человеческое тело за двадцать дней превращается в сухой хворост, отличное топливо для печей крематория.
- Вот освобождение от работы. Иди.
Арп Зумби предъявляет освобождение часовому у дверей барака, и его охватывает привычный запах карболки. Барак похож на общественную уборную. Густой запах карболки и кафель. Однообразие белых стен нарушается только большим плакатом: "За побег - смерть под пыткой". Еще одно свидетельство того, как здесь ценится человеческая жизнь; отнимать нужно тоже с наибольшим эффектом.
У одной из стен нечто вроде огромных сот - спальные места, разгороженные на отдельные ячейки. Удобно и гигиенично. На белом пластике видно малейшее пятнышко. Ячейки же не для комфорта. Тут каторга, а не санаторий, как любит говорить голос, который проводит ежедневную психологическую зарядку Деление на соты исключает возможность общаться между собой ночью, когда бдительность охраны несколько ослабевает.
Днем находиться на спальных местах запрещено, и Арп Зумби коротает день на скамье. Он думает о хлопковых полях. Обыкновенно транспорт туда комплектуется раз в две недели. Он забирает заключенных из всех лагерей. Через два дня после этого сюда привозят новеньких. Кажется, последний раз это было дней Пять назад, когда рядом со спальным местом Арпа появился этот странный тип. Какой–то чокнутый. Вчера за обедом отдал Арпу половину своего хлеба.
"На, - говорит, - а то скоро штаны будешь терять на ходу". Ну и чудило! Отдать свой хлеб - такого еще Арпу не приходилось слышать. Наверное, ненормальный. Вечером что–то напевает перед сном. Тоже, нашел место где петь.
Мысли Арпа вновь возвращаются к хлопковым полям. Он понимает, что это конец, но почему–то мало огорчен. За десять лет работы в рудниках привыкаешь к смерти. И все же его интересует, как там, на хлопковых полях.
За все время заключения первый день без работы. Вероятно, поэтому он так тянется. Арп с удовольствием бы лег и уснул, но это невозможно, даже с бумажкой об освобождении от работы. Здесь каторга, а не санаторий.
Возвращаются с работы товарищи Арпа, и к запаху карболки примешивается сладковатый запах дезактивационной жидкости. Каждый, кто работает с урановой рудой, принимает профилактический душ. Одно из мероприятий, повышающих среднюю продолжительность жизни заключенных.
Арп занимает свое место в колонне и отправляется на обед.
Завтрак и обед - такое время, когда охрана сквозь пальцы смотрит на нарушение запрета разговаривать. С набитым ртом много не наговоришь.
Арп молча съедает свою порцию и ждет команды встать.
- На! - опять этот чокнутый предлагает полпайки.
- Не хочу.
Раздается команда строиться. Только теперь Арп замечает, что все пялят на него глаза. Вероятно, из–за красного креста на спине. Покойник всегда вызывает любопытство.
- А ну живей!
Это относится к соседу Арпа. Его ряд уже построился, а он все еще сидит за столом. Они с Арпом встают одновременно, и, направляясь на свое место, Арп слышит еле уловимый шепот:
- Есть возможность бежать.
Арп делает вид, что не расслышал. В лагере полно стукачей, и ему совсем не нравится смерть под пыткой. Уж лучше хлопковые поля.
***
Голос то поднимается до крика, от которого ломит виски, то опускается до еле слышного шепота, заставляющего невольно напрягать слух. Он льется из динамика, укрепленного в изголовье лежанки. Вечерняя психологическая зарядка.
Знакомый до отвращения баритон разъясняет заключенным всю глубину их падения. От этого голоса не уйдешь и не спрячешься. Его не удается попросту исключить из сознания, как окрики надсмотрщиков. Кажется, уже удалось начать думать о чем–то совсем ином, чем лагерная жизнь, и вдруг неожиданное изменение громкости вновь напрягает внимание. И так три раза: вечером перед сном, ночью сквозь сон и утром за пять минут до побудки. Три раза, потому что здесь каторга, а не санаторий…
Арп лежит, закрыв глаза, и старается думать о хлопковых полях. Зарядка уже кончилась, но ему мешает ритмичное постукивание в перегородку между ячейками. Опять этот псих.
- Ну чего тебе?! - произносит он сквозь сложенные трубкой руки, прижатые к перегородке.
- Выйди в уборную.
Арп сам не понимает, что заставляет его спуститься вниз и Направиться к арке, откуда слышится звук льющейся воды.