ГЛАВА II
Должен вам сказать, что отбыли мы с трехминутным опозданием. Репортер, не признающий точности, подобен геометру, пренебрегающему в своих вычислениях десятой долей величины.
Три минуты опоздания помогли энергичному немцу стать нашим попутчиком. Чувствую, что он даст хороший материал для моих путевых заметок.
В мае под этими широтами в шесть часов вечера еще совсем светло. Достаю справочник и сверяюсь с приложенной к нему картой, которая позволяет проследить весь маршрут от Тифлиса до Баку. Не знать, в каком направлении движется поезд и когда локомотив поворачивает на северо-или на юго-восток, было бы невыносимой пыткой, тем более что скоро наступит ночь, а глаза мои не приспособлены к темноте, как у домашних кошек, филинов и сов.
Из путеводителя прежде всего узнаю, что рельсовая дорога почти параллельна гужевой, соединяющей Тифлис с Каспийским морем. Обе они проходят через Навтлуг, Пойли, Акстафа, Долляр, Елизаветполь, Кюрдамир, Аляты, Баку и пересекают долину Куры.
Среди перечисленных станций мое внимание привлекает одна - Елизаветполь. До получения депеши от "XX века" я предполагал провести там целую неделю, соблазнившись описаниями этого древнего города в путеводителе. Но вместо сверкающего под солнечными лучами городского пейзажа теперь, во время пятиминутной остановки среди ночи, увижу лишь неясные очертания, едва различимые при бледном свете луны!
Отложив в сторону справочник, начинаю разглядывать своих попутчиков. Их трое. Двое из них уже дремлют. Едва войдя в вагон, они надвинули на глаза шапки и завернулись в одеяла. Насколько я мог догадаться, это были грузины и, по-видимому, из породы тех счастливых путешественников, которые способны спать всю дорогу и очнуться лишь по прибытии на место. Из таких людей ничего не вытянешь.
Напротив меня сидел мужчина лет тридцати двух - тридцати пяти: высокий, стройный, широкоплечий, с могучим торсом, рыжей бородкой и очень живым взглядом. В нем не было ничего восточного.
По тому, как он расположился, поставил саквояж и расстегнул клетчатую шотландскую куртку, я узнал англосаксонского "travellera, привыкшего к продолжительным путешествиям и проводящего больше времени в поезде или в каюте парохода, нежели в своем собственном комфортабельном "home", если предположить, что таковой у него имеется. Должно быть, разъезжает по торговым делам. С любопытством наблюдаю, как он выставляет напоказ целую витрину драгоценностей: перстни на пальцах, булавку в галстуке, запонки с искусно вделанными в них фотографическими видами городов, цепь на часах с бряцающими брелоками.
Долг репортера, которому необходимо получить очередное интервью, прежде всего разузнать, кто его попутчики, откуда и куда они едут? Мой сосед по купе не собирался ни спать, ни заниматься созерцанием ландшафта, освещенного лучами заходящего солнца.
А что, если этот американец - могу держать пари, что он американец, - окажется репортером, посланным каким-нибудь "World" или "New York Herald"? Не хватало только соперника!
Продолжаю колебаться. Спросить или не спросить? Но сосед опережает.
- Вы француз? - спрашивает он на моем родном языке.
- Да, сэр, - отвечаю по-английски.
Теперь-то мы найдем общий язык!
Лед был сломан, и с той и с другой стороны посыпались вопросы. Поневоле вспомнишь восточную поговорку: "Глупец за один час задаст больше вопросов, чем умный за год".
Но ни я, ни мой попутчик не пытаемся выдавать себя за мудрецов. Будем болтать сколько душе угодно.
- Wait a bit! - говорит американец. - Готов биться об заклад, что вы репортер!..
- И вы выиграете!.. Газета "XX век" поручила мне ознакомиться с новым маршрутом и подробно рассказать обо всех дорожных приключениях.
- Вы едете до Пекина?
- Да.
- Так же, как и я, - замечает янки.
- Мы коллеги? - спрашиваю, настороженно сдвинув брови.
- Нет… Успокойтесь, сударь… Наши интересы не соприкасаются.
- Клодиус Бомбарнак из Бордо. Рад случаю путешествовать вместе с мистером…
- Фульк Эфринель из торгового дома "Стронг Бульбуль и К" в Нью-Йорке, штат Нью-Йорк, США.
Он не забыл добавить - США.
Вот мы и представились друг другу. Я охотник за новостями, а он - искатель… Но чего? Это и остается узнать.
Фульк Эфринель понемногу путешествовал везде и, по его словам, "даже дальше". Знал обе Америки и почти всю Европу.
Но в Азию отправился впервые.
Он болтал без умолку в течение двух часов, повторяя свое неизменное "Wait a bit". Не обладает ли Гудзон тем же свойством, что и Гаронна, поставляющая свету хорошо подвешенные языки?
Едва удавалось различать названия станций, которые объявлялись на каждой остановке: Навтлуг, Пойли и другие. А ведь я так хотел полюбоваться пейзажами при лунном свете и попутно кое-что записать в свою памятную книжку.
К счастью, американец уже проезжал по восточным провинциям Грузии. Он обращает внимание на особенности местного ландшафта, называет, селения, реки, проступающие на горизонте силуэты гор. Едва успеваю все это заметить. Скверная вещь - железная дорога!
- Разве это путешествие?! - восклицаю я. - То ли дело езда на почтовых, на тройке, в тарантасе, с забавными встречами на постоялых дворах, а иногда… и с "благородными разбойниками", подстерегающими вас на пути! Впрочем, бандитов с большой дороги в наш век становится все меньше и меньше, и скоро они, возможно, окончательно исчезнут.
- Господин Бомбарнак, неужели вы серьезно обо всем этом жалеете?!
- Совершенно серьезно. Несмотря на преимущества прямого рельсового пути, мы, к сожалению, многое утратили. Скажите на милость, господин Эфринель, разве вы не чувствуете никакого сожаления, читая о путешествиях по Закавказью, совершенных лет сорок назад? Увижу ли я хоть одну из деревень, населенных казаками, одновременно и воинами и земледельцами? Смогу ли я полюбоваться кавказскими играми, которые приводили в восхищение всех туристов? Особенно "джигитовка", когда всадники, стоя на лошадях, без промаха мечут кинжалы и разряжают пистолеты; и те же джигиты составляют ваш эскорт, если вы путешествуете в обществе русского чиновника или офицера из "станицы".
- Не спорю, мы действительно теряем много интересного, - отвечает американец. - Но зато благодаря этим железным лентам, которые в конце концов опояшут весь земной шар, мы за тринадцать дней преодолеем расстояние от Тифлиса до Пекина. Поэтому, если вы рассчитывали на приключения, искали развлечений…
- Разумеется, господин Эфринель!
- Иллюзии, господин Бомбарнак! С нами ничего особенного не случится. Wait a bit! Я предрекаю вам самое монотонное, самое прозаическое, самое скучное путешествие, плоское, как Каракумские степи, которые мы пересекаем в Туркестане, ровное, как пустыня Гоби в Китае.
- Поживем - увидим. Ведь я путешествую только для того, чтобы развлечь читателей нашей газеты.
- Я же путешествую только ради своих собственных дел!
Из ответа Фулька Эфринеля понимаю, что он не будет тем попутчиком, о котором я мечтал, и что за время долгого пути между нами не возникнет сердечной близости.
Судя по всему, это один из тех янки, о которых можно сказать, что когда они держат доллар за зубами, то его оттуда уже не вытянешь… А послушать этого американского дельца, поневоле покажется, что весь мир должен быть осведомлен о процветании торгового дома "Стронг Бульбуль и К". Как же так могло получиться, что я, в чьи обязанности входит знать обо всем понемногу, проявил такое невежество? Надо бы поподробнее расспросить Фулька Эфринеля, чем занимается его фирма. Но тут он сам обратился ко мне:
- Скажите, господин Бомбарнак, а вы бывали когда-нибудь в Соединенных Штатах?
- Нет, господин Эфринель, не приходилось.
- А собираетесь когда-нибудь посетить нашу страну?
- Все может случиться.
- Так вот, когда будете в Нью-Йорке, не забудьте как следует изучить торговый дом "Стронг Бульбуль и К".
- Изучить?
- Да, именно изучить.
- Хорошо, постараюсь последовать вашему совету!
- И сами убедитесь, что это одно из самых замечательных промышленных предприятий Нового Света.
- Не сомневаюсь, но не могу ли я узнать…
- Wait a bit, господин Бомбарнак! - с воодушевлением подхватывает Фульк Эфринель. - Представьте себе огромный завод - просторные помещения для изготовления и сборки деталей; машину, мощностью в полторы тысячи лошадиных сил; вентиляторы, делающие шестьсот оборотов в минуту; генераторы, ежедневно пожирающие сотню тонн угля; трубу, высотою в четыреста пятьдесят футов; обширные склады для готовой продукции, которую мы распространяем в пяти частях света. Во главе с директором и его двумя заместителями фирма насчитывает пятьсот служащих, девять тысяч рабочих и целый легион разъезжающих по всему миру агентов - среди них ваш покорный слуга! Наконец, колоссальное количество деловых операций и годовой оборот, превышающий сто миллионов долларов! И все это, господин Бомбарнак, все это для того, чтобы изготовлять миллиарды, да, я не оговорился, миллиарды…
В эту минуту заработали автоматические тормоза, поезд замедлил ход и остановился.
- Елизаветполь!.. Елизаветполь! - разом закричали кондуктор и вокзальные служащие.
Наша беседа оказалась прерванной. Очень хочется размять ноги, и я выхожу из вагона. Фульк Эфринель остается в купе.
Вокзал хорошо освещен. Человек десять пассажиров уже высадились со своей поклажей. Пять-шесть грузин топчутся на подножках вагонов.
При первом ударе колокола подхожу к нашему вагону, поднимаюсь к себе и с удивлением обнаруживаю, что мое место занято.
Напротив американца уселась какая-то особа с той англосаксонской бесцеремонностью, которой нет границ. Молода она или стара? Красива или уродлива? В темноте это установить невозможно. Но как бы там ни было, французская галантность не позволяет мне спорить из-за места. Сажусь рядом с незнакомкой, которая даже не находит нужным извиниться.
А Фульк Эфринель между тем успел заснуть, оставив меня в неведении, какие именно изделия фабрикует миллиардами и поставляет всему миру знаменитая фирма "Стронг Бульбуль и К" в Нью-Йорке…
Поезд трогается. Елизаветполь, расположенный в ста семидесяти километрах от Тифлиса на Ганжачае, притоке Куры, с двадцатью тысячами жителей, остается позади. Я не увидел утопающие в зелени кирпичные домики, развалины старинных зданий, красивую мечеть начала XVIII века, знаменитую Майданскую площадь.
В полутьме, сквозь клубы пара, извергаемого нашим локомотивом, едва удалось разглядеть верхушки высоченных платанов - гнездовье ворон и дроздов, источник тени и прохлады в знойные летние дни. А на берегах бурной речки, несущей свои серебристые воды вдоль главной улицы города, заметил лишь неясные контуры домов с палисадниками, похожими на зубчатые крепости. Дело в том, что Елизаветполь подвергался частым набегам ширванских лезгин-горцев, которые, если верить источникам, ведут свое начало еще от гуннов времен Аттилы.
Было около полуночи. Клонило ко сну, но, как опытный репортер, решил, что буду спать одним глазом и одним ухом.
Сквозь дрему, которую навевает равномерный стук колес, я слышал пронзительные свистки встречных локомотивов, лязг буферов.
Кроме того, во время коротких остановок громко объявляли названия станций: Геран, Евлах, Ляки, Уджары, Кюрдамир, Карасу, Наваги… Но, будучи бесцеремонно вытесненным с места у окна, я ничего не мог увидеть.
Начинаю ломать голову - будет ли эта пассажирка моей попутчицей до конца Великого Трансазиатского пути? Обменяюсь ли с ней дружеским поклоном на улицах Пекина?.. Затем мысли переносятся к американцу, который продолжает храпеть в своем углу с такой неимоверной силой, что мог бы смело заменить один из вентиляторов в торговом доме "Стронг Бульбуль и К".
Но что же, черт возьми, производится на этом колоссальном предприятии Соединенных Штатов Америки? Железные или стальные мосты, локомотивы, броневые плиты, паровые котлы или рудничные насосы? Из того, что он рассказывал, у меня сложилось представление о промышленном гиганте, который может соперничать с заводами Крезо, Кокерилля или Эссена. Если только этот Фульк Эфринсль ничего не приврал.
Но вскоре я погружаюсь в сон, забываю обо всем на свете и даже не слышу храпа янки.
Тем временем поезд приходит на станцию Аляты, делает десятиминутную остановку и отправляется дальше.
Аляты - маленький портовый город, откуда можно окинуть первым взглядом Каспийское море, увидеть места, по которым проходила армия Петра Великого… И если добавить еще немного сведений из Буйе и Ларусса, то получился бы увлекательный материал историко-фантастической хроники… Какая досада, что я проспал этот город.
Баку! Баку!..
Меня разбудили крики.
Было семь часов утра.
ГЛАВА III
Пароход отходит в три часа дня. Те пассажиры, которые собираются пересечь Каспийское море, торопятся на пристань - занять каюту или место на палубе.
Фульк Эфринель тотчас же покидает меня:
- Не могу терять ни одной минуты. Необходимо срочно переправить багаж на пароход.
- А он у вас велик?
- Сорок два ящика.
- Сорок два! - восклицаю я.
- Сожалею, что не вдвое больше. Но с вашего разрешения…
Американец так спешил, что даже не предложил руку нашей незнакомке, чтобы помочь ей выйти из вагона. Это сделал я. Путешественница, оказавшись на платформе, удостоила меня лишь отрывистым "thank you, sir" произнесенным с поистине британской сухостью.
Теккерей сказал где-то, что благовоспитанная англичанка - совершеннейшее создание Бога на земле. Что же, проверим, если будет случай, это галантное изречение на нашей попутчице.
Наконец-то она подняла вуалетку. На вид ей можно дать лет двадцать пять. Лицо бесцветное, голубые глаза близоруко щурятся без очков. На мой почтительный поклон она ответила легким небрежным кивком и размашистым шагом направилась к выходу.
Вполне возможно, что мы еще встретимся с ней на борту парохода. Но на пристань я спущусь перед самым отплытием. Нельзя терять даром ни одного часа, ведь в моем распоряжении только полдня для осмотра Баку, столицы огнепоклонников.
Окруженный тройным рядом зубчатых стен, этот город расположен на Апшеронском полуострове, у крайних отрогов Кавказского хребта. Осматриваю ханский дворец, архитектурный памятник времен Шахрияра и Шахразады, "дочери луны" и искусной рассказчицы. Тонкая скульптура во дворце выглядит так, будто только что вышла из-под резца ваятеля. Дальше, по углам старой мечети, куда можно войти, не снимая обуви, поднимаются стройные минареты. Правда, муэдзин не поет там в часы молитвы звучные стихи из Корана.
Но в Баку есть и русские кварталы, застроенные деревянными домами, без всякого восточного колорита; и внушительный железнодорожный вокзал, достойный любого большого города Европы или Америки; и вполне современный порт в новой части города, где сотни труб загрязняют атмосферу густым дымом от каменного угля, сжигаемого в пароходных топках.
Не понимаю, зачем употребляется уголь в городе нефти? К чему это топливо, если голая и бесплодная почва Апшеронского полуострова, на которой растет лишь понтийская полынь, так богата минеральными маслами? Здесь можно добыть столько дешевой нефти, что даже при самом большом расходе ее не исчерпать в течение столетий.
Поистине чудо природы! Хотите моментально получить освещение или отопление? Нет ничего проще. Стоит только сделать отверстие в почве, оттуда вырвется газ, и смело зажигайте его.
Вот вам естественный газгольдер, доступный любому, даже самому неимущему.
Посетить знаменитое святилище Атеш-Гах, находящееся в двадцати двух верстах от города, я, к сожалению, уже не успевал. Там горит вечный огонь, сотни лет поддерживаемый парсийскими священниками, выходцами из Индии, которые не едят животной пищи.
Бьет одиннадцать часов. Вспоминаю, что еще не завтракал, и поворачиваю к вокзальному ресторану, ибо отнюдь не собираюсь следовать вегетарианскому режиму парсийских жрецов.
При входе в зал сталкиваюсь с выбежавшим оттуда Фульком Эфринелем.
- А завтрак?.. - спрашиваю его.
- С ним уже покончено, - отвечает американец.
- А ваш багаж?
- Остается еще погрузить на пароход двадцать девять ящиков… Надо торопиться, простите. Раз уж на мою долю выпала честь представлять интересы торгового дома "Стронг Бульбуль и К", который еженедельно экспортирует по пять тысяч ящиков готовой продукции…
- Бегите, бегите, господин Эфринель, мы увидимся на палубе. Кстати, вы не встречали нашу попутчицу?
- Какую попутчицу?
- Молодую даму, которая заняла мое место в купе.
- С нами ехала молодая дама?..
- Да.
- Только сейчас узнаю об этом, господин Бомбарнак, узнаю только сейчас…
И американец, переступив порог, скрывается за дверью. Но я не теряю надежды узнать еще до прибытия в Пекин, чем занимается фирма "Стронг Бульбуль и К" в Нью-Йорке. Пять тысяч ящиков еженедельно… Какая производительность и каков сбыт!
Наскоро позавтракав, опять отправляюсь в поход. Во время прогулки мне представляется возможность полюбоваться лезгинами во всем их великолепии: серые черкески с патронташами на груди; бешметы из ярко-красного шелка; гетры, вышитые серебром; плоские сапожки без каблуков; белая папаха на голове; длинное ружье через плечо; шашка и кинжал на поясе. Короче говоря, вооружены до зубов и производят весьма внушительное впечатление. Гордые, импозантные, они великолепно выглядят, шествуя в кортеже русского императора.
Уже два часа. Пора идти на пристань. По дороге нужно еще завернуть на вокзал за моим легким багажом, оставленным в камере хранения.
И вот, с саквояжем в одной руке и с тросточкой в другой, спускаюсь по улице, ведущей к причалу.