3. Суета перед отлетом
Посетителей в комнате не было.
Только в дальнем углу - на фоне гигантской картины, изображавшей Грандиозный Выход Маленького Человека в Необъятный Космос, - сидел за письменным столом сытенький, мытенький чиновник в розовой, в белую клетку фуфайке с золотой крылатой русалкой у левого плеча - традиционной форме служителей Космопорта.
- Ну-с, - негромко произнес чиновник, без всякого выражения глянув на Крамугаса. - Отлетать решили? Что ж… Отлетайте, отлетайте - дело интересное, кровь разгоняет… Только почему-то никто обратно не летит… как ни странно… Дорогу, что ли, забывают? Очень умные все стали… Тэк-с, попрошу ваши бумаги. Документы, направления, сопроводительные разрешения. Ну и, конечно, пояснительную накладную.
- Зачем? - опешил Крамугас.
- Не зачем, а - на кого! - чиновник важно поднял кверху палец. - На вас, уважаемый, на вас.
- Что-то я не понимаю…
- А все очень просто, никаких секретов нет. Ведь вас ракета повезет - как пассажира. Это с одной стороны. А с другой, вы - кто? Вы - груз! Да, самый натуральный. Для ракеты все равно - что человек, что ящик помидоров. Вот накладную и выписывают. Здесь вас отправляют, на Цирцее принимают… Мы и пошлину за ваш провоз возьмем.
- Но я уже купил билет в счет предстоящих гонораров! - возмутился Крамугас.
- Э, уважаемый, билет - это билет. На душу пассажира, так сказать. А пошлина - за груз. Ну, разумеется, тоже в счет ваших предстоящих гонораров! Не сейчас. Очень гуманно, не так ли? У нас тут, на Бетисе-0,5, и денег настоящих нет. Ни у кого. Так, только называются… Уж это знать должны!.. А ну-ка, встаньте на весы, посмотрим.
Крамугас безропотно встал на торчащие посреди комнаты весы фантастических размеров.
Поначалу, лишь войдя сюда, он принял эту конструкцию за удивительную, безобразно-модерновую колонну, невесть для чего подпиравшую раздвижной, в лепнине, потолок.
Чиновник долго ходил вокруг весов, к чему-то прислушивался и принюхивался, брякал гирьками, крутил какие-то ручки, на что-то нажимал, где-то пальчиком что-то подпихивал, тихонько бормоча себе под нос: "Компутер - тонкая, итить, машина, злая" и сокрушенно при этом качая головой, и наконец с унылым видом сообщил:
- Не густо, средненько… Совсем не ожидал… Ну ладно. Сойдет и так… Вот именно: сойдет, пройдет и позабудется… Но если но совести, да, если по совести, хлипкие кадры готовят нынче у нас. Весьма! Надо будет доложить. А ведь, бывало, какие люди приходили! Весы - в лепешку!.. Мельчаем, эх, мельчаем…
Он вернулся к себе за письменный стол и что-то быстро подсчитал на карманном надувном компьютере с тремя веселыми свистками (степень надутости определяла быстроту работы, а свистки оповещали, как идет процесс). Затем вычисления проверил на бумажке и довольно крякнул. Все сошлось.
- Так-так, - сказал он малость погодя, - а нуте-ка, посмотрим теперь ваши документы. Очень интересно… Вы пока, чтоб время не терять, вот тут, где пропуски, впишите - то, что требуют от вас.
Чиновник тотчас погрузился в любовное созерцание Крамугасовых документов, а тот взялся старательно заполнять разные пропуски в подсунутом листке.
И был то бланк не бланк, анкета не анкета, заявление не заявление - так, что-то непонятное, но, к счастью, без раздражающих длиннот и нудных экскурсов в чащобы родословной - в этом деле Крамугас не смыслил ровным счетом ничего, как, отдать должное, и большинство его возлюбленных сограждан.
- Ну, что? - прервал молчание чиновник. - Все заполнили? Вот и отлично. М-да-с-с… Прекрасно! Только, знаете, одна неясность… Сами понимаете, не это нынче важно, да, но все же, все же…Лучше прояснить. Вы, дружок, простите, кто: ванделик или каллаик? Этот пунктик здесь пропущен, а мне надо для отчета…
- Понятия не имею, - развел руками Крамугас. - Никогда не думал. А не всели равно?
- Вам-то, может быть, и все равно… Кроме того, - делаясь моментально строгим, произнес чиновник, - я выписываю вам Визу на Влет в Запланетное Пространство. Это, не скрою, очень важная процедура для меня и еще более важный момент в вашей биографии. Неужели вы думаете, я стал бы спрашивать, если бы в том не было нужды?!
- Вероятно, - согласился Крамугас.
- Вот, вы не возражаете… Тогда потрудитесь ответить точно. Или за столько лет вы не удосужились узнать? Так не бывает. Вы темните!
- Вовсе нет, - обиделся Крамугас, но тотчас простодушно улыбнулся. - Клянусь вам: я не знаю. Не интересовался. Да и не спрашивали никогда.
- Вы где учились? - ехидно осведомился чиновник.
- Я же написал! Все, как и велели… Можете прочесть. "Три года в Думательной Школе и еще пять лет - на Изначальных Скорописных Курсах. Похвальных колпаков не имею, равно как и взыскательных синяков. По распределению Курсов направлен на планету Цирцея-28 для плодотворной работы в прессе". А вот характеризующие купюры.
- Это я уже все видел, - брезгливо отмахнулся чиновник. - Купюры, надобно сказать, ни то ни се - середняцкие… Неужели вы не могли поднатужиться, чтобы получить купюры высшего разряда? Эти-то не на многое годятся. А тогда бы вам все дороги были открыты!
- А зачем? - не понял Крамугас.
- Да что вы, в самом-то деле?! - рассердился чиновник. - Не маленький, небось, все сами понимать должны! Кто ваши, родители?
- Х-м-м…
За свою недолгую жизнь Крамугас уже вполне усвоил, чем можно разжалобить или даже задобрить людей, от которых в данный момент хоть как-нибудь зависишь.
- У меня нет родителей, - сказал он печально, подпуская в голос слезу. - Я с детства был лишен тепла и ласки. Меня подкинули на эту планету еще в эмбриональном состоянии. Я ничего не помню.
- Ах, вот как? В самом что ни на есть эмбриональном? Это многое меняет… Тогда - конечно, - иронически кивнул чиновник, не разжалобившись ничуть, - вам только на Цирцее-28 и место. В прессе.
Он слегка нагнулся, надавил кнопку под столом, и механический фиксатор за его спиной с громким жужжанием оттиснул в Визе: "Лодки донец".
- Ну ладно, с документами у вас, пожалуй, все в порядке, - кисло признал чиновник. - Нет проблем. Но этого так мало! Совершенно недостаточно… Ведь документ - он что? Бумажка, не подпертая идеей. А без должной дозы наущений мы не можем вас пустить. Молодой вы еще, зеленый.
- И что же прикажете делать? - тоскливо спросил Крамугас.
- Напутствие вам нужно, - пояснил чиновник с важным видом. - Подведение итогов, прочищение мозгов. Чтоб было поручительство: мол, нет претензий, можете лететь на все четыре стороны, созрели, значит, для работы в прессе - где-то там… Ведь если не созрели, то срамить нас будете, резон?
- Резон, - угрюмо, предвкушая новый пакостный подвох, согласился Крамугас. - И что теперь?
- А мы тут все продумали, до мелочей предусмотрели, так-то! - залихватски подмигнул ему чиновник. - Есть у нас один… большой специалист… Действительно - один на всю планету. Монумент! Основал Музей истории нудизма. Ну, и много еще разного… С рождения - любимый и бессменный. Рогонаставник молодежи. Некросаггва! Зачинатель всех элитных люмпен-клубов на Бетисе! В духе разъярен и славен.
- Шаман, что ли? - удивился Крамугас. - Так их когда уж всех поизвели!.. Сейчас-сейчас… Я по истории колпак имею твердый. Дату вот забыл…
- Шаман! - презрительно сказал чиновник. - Если б все такие были!.. Дудки! Это… это… Просветленный обновленец, всем учитель и вожак! Почти святой. Фигура - не хухры-мухры, не словишь! У него особая кормушка. Это надо понимать. Да вы увидите! Идите. До конца по коридору и - налево. Дверь железная, с колоколами. Там он и сидит.
И впрямь: в углу каморки раскорякою сидел амбал в фиолетово-оранжевой накидке на голое тело и, сведя глаза к переносице, пыхтя, как запрещенный паровой компьютер, отрешенно занимался делом: правою рукою он стремительно напоминал себе, что все еще мужчина, тогда как левую время от времени порывисто вскидывал наискосок над головой и так же очень быстро, но отчетливо шептал: "Всегда готов, всегда готов!.."
Крамугас, завороженно глядя на него, остановился в шаге от двери.
Поскольку некросаттва целеустремленно продолжал искать смысл жизни и на все, что рядом с ним творилось, не реагировал никак, Крамугас счел своим долгом этот поиск на минуточку прервать.
- Мгэ-ны-эм… Меня послали… - громким и противным голосом сказал он.
- Вот и шел бы, - отрешенно отозвался всем родной рогонаставник. - Издалека до-о-лго!.. - вдруг пропел он. - Кыш! Всегда готов, всегда готов!..
- Да ведь послали к вам - конкретно!
- Сволочи, вот эдак и сгноят, - устало прислонился к стенке некросаттва. - Видишь - я готов, а никакого, стало быть, конца не предстоит. Полета нет. Улета нет.
- А почему?
- Да потому, что ты, дурак, пришел! И вечно так… Сосредоточишься, поймаешь чувство - и тут на тебе! Чем разных обормотов наставлять, я лучше бы давно уж смедитировал навеки! Не дают… На службе, говорят, не смей, уж ты давай - во внерабочие часы… А я тут деградирую во всем! И после службы - ну, совсем не человек!
- Однако странные какие тренировки, - уважительно заметил Крамугас. - Такие… интересные движенья… На глазах у всех… Нет, я бы так не смог.
- Вот потому и пригласили: ценят… Мощь во мне гуляет. Вижу все насквозь.
- А для чего ж тогда - руками?..
- Некрочакры выпускаю. Чтоб гуляли. Всюду! Постоянно! - некросаттва дико посмотрел на Крамугаса. - Техника - древнее нет!.. В момент приходишь к Абсолюту. Всюду видишь пустоту. И в ней - людей, совсем пустых. И в них - мозги, совсем пустые. О-о!.. - завопил он. - Главное, чтоб был всегда готов. Но что-то заедает… Чувствую - могу, а двадцать лет уже - ни с места, все никак… Устал.
- Так, может… технику сменить? - осведомился робко Крамугас.
- Нет! Ни за что! О чем ты говоришь, негодник?! Я к этой прикипел. Продвинулся невероятно. Вижу все насквозь. И завтра вижу, и вчера, и послезавтра. Потому мне молодежь и доверяют. Тянутся ко мне все наши парни и девчата, а последние - особо… Да уж… Знают: я их чему хочешь научу! Работать научу. И думать научу. И безобразничать… И как руководить, и как подмахивать, и как законной гордостью себя переполнять - всему!.. Вот ты - зачем ко мне явился?
- Велели напутствие у вас получить, - вздохнул Крамугас. - Последний штрих…
- Конечно! - фыркнул некросаттва. - Штрих ему!.. Нуда: как что - так сразу же ко мне. А нет вот, чтобы подсобить!.. Чтоб кто-то рядом сел и со мной вместе, заодно… Эх, служба! Ты чего собрался делать?
- В прессу, знаете ли, отрядили… В Центр куда-нибудь…
- Блатной?
- Нет.
- Ишь! Тогда - проблема. Впрочем… У меня таблицы есть! Проверим. На-ка, погляди.
Привставши, некросаттва вытащил из-под себя листок, замурзанный до безобразия.
На листке корявыми буквами было написано:
"1. Если тебе одновременно врежут но заднице и по голове, будешь ли ты рассматривать это как один большой удар или как два маленьких?
2. Если тебе харкнут в правое ухо, а зазвенит в левом - что ты посчитаешь за изъян?
3. Если тебе скажут "веруй", а ты уже веруешь, будешь ли ты сомневаться?
4. Если баба, с которой ты переспал одиннадцать раз, продолжает уверять, что ты еще мальчик, будешь ли ты эту бабу уважать?
5. Если тебя прохватил понос, а ты уже постился две недели, будешь ли ты думать о скоромном?
6. Если ты сошел с ума, чего тебе захочется больше всего?
7. Если хлопок одной ладони есть хлопок другой ладони, то что есть хлопок двух ладоней, которых нет?"
- Можешь ли ты ответить на эти вопросы? - осведомился некросаттва.
- Нет, - признался Крамугас.
- Ну, а хотя бы на один из них?
- Тоже нет, - чуть подумав, отозвался Крамугас. - Я ничего не понимаю.
- Это хорошо, - коротко кивнул некросаттва, судя по всему, вполне довольный. - Так и надо. Тонкая наука. Сразу видно: наш! Дурак бы понял и ответил… Значит, ты для прессы - создан! Молодец. Твори! Но на листочек иногда поглядывай - поможет… Я тебе его дарю - как талисман. К тому же листик мягонький - удобно…
- Вряд ли я осмелюсь… - прошептал чут ьслышно Крамугас. - Навряд ли… Ведь - святыня! У меня дня этих дел припасено другое… Ну, а дальше?
- Дальше? Ничего. Финита, так сказать. Проблемы больше нет. Ступай и доложи, что я одобрил. Полностью. Напутствие - дано. Все. Сгинь, чтоб я тебя не видел. Следующий! - хрипло гаркнул некросаттва.
Никто, однако, не вошел.
- И ладушки, - заметил некросаттва. - Очень даже славно. Перерыв. Тогда я чуточку поупражняюсь. Не тревожь меня. Я весь горю… Кыш! Прочь! Всегда готов, всегда готов… - опять забормотал он.
Крамугас еще немного и с почтением понаблюдал, чем занимается святой рогонаставник молодежи, потом на цыпочках выбрался из комнаты и, плотно притворивши за собою дверь с колоколами, которые, как оказалось, были из папье-маше, направился к знакомому чиновнику.
- Ну, все в порядке? - спросил чиновник безразличным тоном. - Он не возражает?
- Нет! - радостно ответил Крамугас. - Но до чего он у вас странный…
- Вот еще! - строптиво поджал губу чиновник. - Вы тут будете критиковать!.. Он вовсе и не странный. Он - великий. Ветеран. Создатель школы срам-нудизма - в устной форме. Да-с… Ему цены нет! Никакой. Ну, ладно. Забирайте ваши документики - и можете лететь. Да смотрите хорошенько, в какой садитесь звездолет! А то занесет вас ненароком куда-нибудь на Саву-Драву, где дым коромыслом стоит…
- А что такое? - забеспокоился Крамугас.
- Да нет, ничего. Просто к слову пришлось. Там сигамбры-менапии мордуют сираков-менапиев. Планету, говорят, не поделили. А на всей планете суши клочок - за час обойти можно. И армия на обе воюющие стороны - семнадцать инвалидов да три поганца. Вот поганцы-то и хуже всего. Так что смотрите, не залетите к ним невзначай.
- А на что они мне? - меланхолично удивился Крамугас, взял свою Визу и направился к выходу, который обозначился зажженной надписью в углу, за ширмочкой - чтоб раньше времени не привлекать.
Уже у дверей, выводящих прямиком на летное поле Космодрома, Крамугас остановился, поглядел в окно и умиленно произнес:
- Весна-то какая, а? Чудо, очарованье!
- Весна как весна, - пожал плечами чиновник. - На планете, где я родился, весны вообще отродясь не бывало. И не будет, надо думать. Ну и что?
- Пахнет-то как!.. - неуверенно сказал Крамугас.
Чиновник подозрительно скосил глаз в сторону раскрытого окна и принюхался.
- Действительно, - признал он, морща нос. - Воняет чем-то… Х-м… Кажется, опять проклятый кухонный комбайн пережег мой обед.
Он проворно вытащил из кармана фильтрующие тампоны и засунул их в ноздри.
- До свидадия, любезддый юдоша, - сказал он, вертко сделав ручкой. - Спокойдого ваб косбоса. И будьте бужчидой, а де трябкой. Это я ваб говорю.
И Крамугас, блаженно улыбаясь, зашагал к рейсовому звездолету. Могучая канатная тяга тихо и волнующе звенела…
4. Пение с далеко идущими последствиями
Он предъявил роскошно-аксельбантному блюстителю порядков свою Визу, поднялся по шаткому трапу и на минуту остановился, глядя в последний раз на милый сердцу мир, прежде чем окунуться в ночную мглу входного люка.
Где-то внизу, у кромки поля, устланного старыми коврами (новые давно не завозили), провожавшие, рыдая и смеясь, махали пестрыми платочками.
Славные, добропорядочные поселяне…
А его никто не провожал…
Крамугас не соврал чиновнику: он действительно не знал своих родителей.
Его с младенчества воспитывали в Полуинтернате Лицейских Ремесел, где прилежно обучали: всем научным точностям и всяческим гуманитарностям, азам разных полезностей и премудростям различных бесполезностей - как вести себя за столом, не пугая хозяев, как красиво при посторонних наполнять желудок и столь же красиво его опорожнять, какие делать комплименты зазевавшимся приличным дамам, как их деликатно совращать, самому избегая при этом любого разврата, когда и как ковырять в носу, как с холодным рассудком играть в глупые игры со страной, как споспешествовать ближнему, нисколько его не любя, и как убивать ближнего, любя его безмерно, как сочинять звонкие вирши и статьи на злобу дня и при том быть порядочным человеком, не забывая, впрочем, и о собственной нечистой выгоде, как быть энергичным, оставаясь рохлей, слыть разумным и культурным без ненужных выкрутасов перед публикой, как в сущем пустяке отыскивать задел для будущего счастья и одновременно жить с немалой пользой для всего, что тебе в каждый новый день способны предложить.
Географию Бетиса-0,5 он знал преотлично, историю - тоже, и оттого навсегда запомнил, что лучше мира во Вселенной - не сыскать.
Короче, в Крамугасе с детства был воспитан полноценный и разносторонний патриот, склонный волноваться и паниковать при каждом подходящем случае, когда в твоем геройстве нет ни у кого сомнений.
И при всем при том он оставался, сам того ничуть не сознавая, подлинным, законченным провинциалом - с точки зрения иных, блистательных миров.
Теперь он отправлялся познавать и завоевывать далекую Цирцею-28, где предстояло долго жить и делать, по возможности, карьеру.
О том, чтобы Когда-нибудь потом, устроенным и знаменитым, возвратиться на Бетис-0,5, к себе домой, он даже и не думал - ведь зачем тогда вся эта канитель, возня с отлетом, для чего старался?!
К тому же Крамугас был романтик до мозга костей.
Уродился таким.
И с этим ничего не мог поделать.
Но, поскольку родную планету он покидал впервые, жгучее любопытство и желание быстрее устремиться в путь теперь странным образом переплетались в нем с невольным сожалением: все знакомое и привычное останется, увы, позади, и эта чудная весна отныне будет лишь как давнее воспоминание, прекрасное воспоминание - и только… И встретят его совсем другие люди, которые еще неизвестно как отнесутся к нему… Чужие люди, чужие заботы, неведомая жизнь… И начнется деловая кутерьма, день за днем, день за днем…
- А зачем? - пожал плечами Крамугас и, философически вздохнув, отправился блуждать по тесным, плохо освещенным недрам звездолета, покуда не наткнулся, наконец, на дверь указанной в Визе каюты.
Он вошел и огляделся.
Старенькое кресло, одним нажатием кнопки превращавшееся в узкую кровать с походным писсуаром, откидной столик, в самый раз для игры в подкидного, обширный экран на шарнирах, который, с одной стороны, демонстрировал все, что творилось вне звездолета, а с другой - являл собой обыкновенное зеркало, да стереокартина на стене, где в самых солнечных тонах изображалось Вавилонское столпотворение, - вот и все, что составляло убранство каюты.
В конце концов, лететь - по ракетным часам (а другие, дабы пассажиры раньше срока не бузили без причин, в принципе отсутствовали) - предстояло чуть более суток, так что на скудость обстановки жаловаться не приходилось.