11 марта 2091 года
Любимая моя, единственная Катрин!
Ты прочтешь это письмо в день двадцатилетия нашей дочери, моей дорогой Ники. Милая Катрин! Это послание, равно как и все прочие, что ты получила от меня, написаны 26 марта 2071 года, на третий день после жуткой трагедии с лайнером "Капля грез".
Ты, наверное, не сразу поверишь, но все это правда. Мартина давно нет в живых, Кэт. Тогда, в моем настоящем, а в твоем далеком прошлом, мне дали три дня на размышление: либо пожизненная ссылка на урановые рудники, либо смертная казнь. Но, во-первых, на рудниках люди долго не живут и умирают в страшных мучениях (рассказали коллеги по "пересылке"), а во-вторых, я допустил чудовищную ошибку и должен за нее заплатить. Ведь я себя не простил.
Выбрал смертную казнь. Извини, все время сбиваюсь с прошлого времени на настоящее, ведь там, в будущем, которое через двадцать лет, ты читаешь мое письмо и оно рассказывает о давно прошедших днях, но для меня это все живое. Единственное, что у меня есть.
Ты удивишься, что никто не рассказал тебе о вынесенном приговоре… Такова была моя последняя воля - воля приговоренного к смертной казни. И я хочу объяснить, почему так поступил.
Замечала? Мы привыкаем к людям постепенно, медленно, часто не понимая, какую важную роль тот или иной человек начинает занимать в жизни. И лишь когда он уходит - резко, сразу, навсегда - испытываешь боль. Словно отрезают кусок тебя самого.
Прости, может это выглядит глупостью, я не хотел причинять тебе страданий. Показалось, если умру в твоем сердце не сразу, а медленно - постепенно уходя "в тень", - получится не так больно.
Не знаю, правильно это или нет. У меня было три дня на размышление, и все это время я почти не спал, раз за разом возвращаясь к трагедии. Милая, любимая Катрин, я предпочел солгать, написав несколько писем с разными датами, которые смарт-анализатор должен был отправить тебе в указанные сроки. Верю, так и произошло. Это моя последняя воля, а последняя воля приговоренного - вещь, которая здесь исполняется неукоснительно.
Прости за все, особенно за письма, которыми сознательно пытался оттолкнуть тебя. Не было другого выхода. Надеюсь теперь, спустя двадцать лет, не будет так страшно и больно читать главное: я не могу написать в конце этого послания "a presto, caro mio". Точно знаю, мы никогда не встретимся. Твоему бывшему мужу осталось жить лишь несколько часов.
А у тебя все должно быть отлично. И у тебя, и у Ники. Верю, я выпил чашу невезения - за всю семью - до дна. Может, у Ники даже есть брат или сестра? Хорошо бы, чтоб у девочки был отец, да не такой неудачник. Поцелуй Нику за меня, но ничего не говори, пусть она будет счастлива.
Ждут, чтобы привести в исполнение приговор. И это правильно.
Прости, любимая! Прощай!
Вечно твой.
Виталий Романов
ПОЦЕЛУЙ СЕРЕБРИСТОЙ ДЫМКИ
Днем море часто волновалось, а потому идти по пенным гребням было трудно. Оль двигалась медленно, внимательно глядя под ноги. От берега до цели путешествия - совсем немного. Сначала - над отмелью, где сквозь прозрачную воду хорошо видны раковины на песке. Потом - над темной холодной глубиной, в которую можно вглядываться до рези в глазах, но дна все равно не различишь. В конце - самый трудный участок, среди черных камней, часть из который пряталась в толще вод, а часть высовывала наружу острые верхушки. Девушка знала дорогу до огромной скалы наизусть, ей приходилось много раз преодолевать этот путь…
Осторожный шаг. Еще один. Море не любит шутить.
- Здравствуй, Санат! - шепнула девушка, прижимая руки к груди.
Черная скала, о подножие которой разбивались волны, не ответила. Пенные хлопья сползали по уступам, мокрые камни, покрытые тиной, то появлялись над поверхностью, то пропадали в глубине.
- Здравствуй, Санат! - повторила Оль. - Вот я пришла. Снова.
В недрах каменного гиганта бушевал огонь, время от времени сквозь трещины с шумом вырывался дым. Казалось, черный великан вздыхает.
Налетел ветер, растрепал длинные волосы девушки.
- Я люблю тебя, - мокрые пряди упали на лицо, мешая смотреть.
"Люблю ли я? - засмеялся Санат. - Что такое любовь, Оль? Выдумка? Химера? Есть ли она на самом деле?"
Скала молчала, как десятки раз до того. Черные клубы дыма поднимались к небу.
"Не любишь! Ты не любишь! Иначе остался бы!"
Девушка отбросила непослушные волосы в сторону. Протянула вперед ладонь. Хлопья сажи, падавшие сверху, ложились на полупрозрачную кожу.
"Оль, я не умею говорить красивые слова. Быть может, не умею чувствовать так, как ты. Но, если любовь - готовность умереть ради человека, который дорог, я люблю…"
- Прости, - едва слышно прошептала девушка, часто-часто моргая глазами.
Черный великан не ответил.
В полдень у воды не так жарко, как в глубине острова. Санат любил приходить именно в это время, когда дымка стелется по поверхности, подползая к самому берегу…
Там, где неглубоко, море прогревалось хорошо. Санат вошел в теплую прозрачную воду, сделал несколько шагов вперед, приблизившись к серебристой дымке вплотную.
- Здравствуй, Оль! - тихо произнес он, зачерпнув ладонями влагу и клубящийся туман.
Если плотно сжать пальцы? Не выпускать, не давать исчезнуть? Удержать… Вода - капля за каплей - возвращалась обратно. Санат глядел на то, что оставалось в руках. Как только последняя капля слилась с морем, растаяла и дымка.
- Оль… - грустно сказал он. - Ты до сих пор не простила меня?
"Нет! - крикнула Оль, отступая назад, шаг за шагом. - Нет, Санат! Я люблю тебя. Люблю! Почему не веришь?"
Лицо мужчины, стоявшего в воде, скривилось от боли.
"Докажи! Останься со мной…"
- Прости, Оль… - шепнул он, закрывая лицо руками.
"Я люблю! - ответила девушка, исчезая вдали. - Но я врач, понимаешь? Кроме любви, есть долг. Клятва. Я обещала помогать людям!"
Санат медленно побрел к берегу, опустив голову. Выбравшись на песок, оглянулся. Дымка все так же висела над морем.
- Я люблю тебя, Оль, - вымолвил Санат. - Ты моя единственная…
Море не ответило, промолчал и серебристый туман. Как всегда. Санат упал на горячий песок, лицом вниз. Лежать… Лежать. Ничего не помнить.
- Не получилось! - с досадой произнес Зулон, прерывая гипносеанс. - Они не поверили!
Тихо бормоча под нос ругательства, ученый снял с головы шлемофон. Зулон невольно кинул взгляд на большой экран: море, накатывающееся на низкий песчаный берег острова, человек, лежащий вниз лицом…
- А чего ты ждал?! - спросил он себя, отключая установку.
Серебристая дымка. Мгла сделала несчастными Оль и Саната. Мужа Оль звали Тер, он был космолетчиком разведотряда. Его корабль одним из первых обнаружил странную субстанцию, приближавшуюся к планете. Тогда никто не подозревал, насколько опасна серебристая дымка, чья траектория пересекла орбиту Земли. Тер сгорел в звездолете, как несколько других пилотов разведки. С этого началась борьба землян, борьба, обернувшаяся поражением. Люди еще не знали: ни один из кораблей, посланных навстречу гостю из бездны, не вернется.
Серебристая мгла пришла на Землю. Именно тогда погибла Исима, жена Саната. Врач по профессии, она шагнула в молочный искрящийся туман, поглотивший город. Исима надеялась вывести живым хоть кого-нибудь. Но исчезла сама. Это было до того, как дымка окутала всю планету…
Выжили немногие. Еще меньше осталось тех, кто способен дать здоровое потомство. Зулону необходимо было соединить Оль и Саната. Мужчина и женщина не пострадали, если не считать того, что серебристая мгла отняла у них любимых. Лишила памяти о близких людях, оставив им чувство, словно в наказание… Любовь к Исиме и Теру, которых они не могли вспомнить.
Но можно внушить Оль, что она всегда любила Саната, а Санату - что Оль была его женой. Обойти преграду… Зулон пробовал воздействовать на молодую женщину, затем на мужчину.
- Не получилось! - сбрасывая очки, выпалил Зулон. - Дурацкая игрушка!
Парень резко поднялся с места, покачнулся. Переход от иллюзорного мира к реальности не был легким. Зулон устоял, найдя опору в виде спинки железного стула. Пот выступил на лбу, на спине, стало неприятно и гадко. Одно из последствий пребывания в дымке - теперь он часто потел, да так обильно, что одежда промокала чуть ли не насквозь.
Отдышавшись, парень двинулся к расчетчику.
- Не получилось? - улыбнулся тот. - Жаль… Пять монет, твой залог, остаются у меня. Приходи еще!
Зулон ничего не ответил, тщательно проверяя застежки плаща. "Дурак ты, расчетчик, - подумал он. - Играют не всегда для того, чтоб уйти с деньгами".
Парень ненавидел сборщика монет, но поблизости не было другого заведения. Зулон не мог без "Серебристой дымки", одной из немногих игр, что была написана после.
Все другие напоминают жизнь. Крови хватает на улицах… Кисти рук, утратившие подвижность после контакта с "туманом", двигались медленно, с трудом. Зулон провозился несколько минут, прежде чем застегнул плащ так, как следовало.
Первую дверь бункера распахнул охранник. Молодой парень - чуть старше Зулона - работал недавно. Когда уличная банда из соседнего квартала пыталась штурмом взять заведение, приносившее хороший доход, уцелел только Хозяин… И компьютеры. Едва ли не единственные в городе.
Створка с лязгом захлопнулась, Зулон аккуратно потянул вторую дверь, проверяя дозиметром уровень радиации снаружи. Все было нормально. Лишь в ветреные дни, когда поднималась пыль, сказывалось влияние серебристого тумана.
Зулон шагнул на улицу, тихо прикрыл дверь. Посмотрел на небо и зябко передернул плечами. К вечеру становилось холодно, Солнце почти не выбиралось из туч…
Мимо торопливо проковылял чужак. Он бросил взгляд на Зулона, и парень отметил, что зрачки беглеца расширены от страха. Зулон догадывался в чем дело. Чужим не место на улицах Резоуна. Тут не хватает еды. Послышались возбужденные голоса, хриплое учащенное дыхание преследователей. Зулон усмехнулся. Банда Чистильщика хорошо знает дело…
Чужак вскрикнул, увидев погоню, заковылял быстрее, но Чистильщик не зря считался одним из лучших уличных вожаков Резоуна. Он находил среди выживших отличных скороходов. Те всегда догоняли жертву.
Несколько серых теней промелькнули мимо Зулона, до парня донесся отчаянный крик, превратившийся в визг. Прохромал Чистильщик, дружески подмигнув Зулону. Главарь не торопился. Он знал, что чужака догнали, но тот еще жив.
Зулон стоял, прислонившись спиной к двери, вдыхая пропитанный влагой воздух… Стон чужака перешел в хрип, потом все стихло. Холодные капли время от времени падали на лицо Зулона, и он поправил капюшон.
- Оттуда? - Чистильщик появился рядом, сжимая окровавленный нож. - Играл?
Парень молча кивнул.
- Шел бы к нам, - покачав головой, сказал главарь. - Из тебя получится отличный ходок. Ноги целы. Ты опять проиграл, оставил монеты Хозяину.
- Я видел море… - прошептал Зулон. "Играют не всегда для того, чтоб выиграть". - Настоящее море.
- Глупец, - хрипло засмеялся Чистильщик и вдруг стал надрывно кашлять. Он схватился за стену, согнулся пополам, пытаясь справиться со спазмами. Отдышавшись, закончил: - Глупец! Нет никакого моря. Нет и никогда не было. Есть только это, - главарь махнул в сторону полуразрушенных домов, улицы, покрытой грязью.
Зулон молчал.
- И еще вот это! - Чистильщик показал нож, на лезвии которого темнела кровь чужака. - Все остальное - бред.
Главарь присел на корточки, трижды воткнул клинок в землю. Выпрямившись, проверил пальцем чистоту металла, удовлетворенно улыбнулся, - Подумай, Зулон.
Парень посмотрел на серое небо, поплотнее закутался в плащ и быстро пошел домой. К ночи становилось опасно, даже на тех улицах, что контролировала банда Чистильщика. Следовало как можно скорее добраться до укрытия.
- Дикое, нелепое видение, - Санат привстал с песка, огляделся по сторонам.
Оль давно убежала прочь. Наверное, собирать раковины. Оль всегда заботится о еде…
Как он уснул? Глупец! Санат вскочил, пытаясь сообразить, в какую сторону отправилась подруга. Море давно стерло с влажного песка ее следы. Волны накатывались на пустынный берег, неспешно отступали прочь, обратно в темную бездну Над поверхностью клубилась серебристая дымка.
- Оль! - крикнул Санат. - О-о-оль!!!
"Нет никакого моря. Нет и никогда не было".
- Бред, - пробормотал он, стряхивая песок.
"Мы будем счастливы. Не сейчас, позже…" - шепнул голос Оль.
- Тер, я видела забавный сон, - прошептала Исима, устраиваясь поудобнее среди камней.
Серебристая дымка коснулась подножия черной скалы, словно приглашая великана к разговору.
- Мне снилось, что я - маленькое двуногое и двурукое существо, - засмеялась Исима.
Искрящиеся шлейфы взметнулись вверх, потом вернулись на место.
- Я шла по гребням волн, тебе навстречу. Ты молчал, но я была счастлива. Какое-то непонятное чувство переполняло меня - горькое, очень важное. Больше, чем я сама.
Гигант недовольно вздохнул, над вершиной скалы появились клубы черного дыма. Хлопья сажи медленно полетели вниз, исчезая в серебристом тумане.
- Тер, - прошелестела Исима. - Не хочешь разговаривать?
- Глупости, - пророкотала скала. - Счастье в том, что мы есть. Оно не может заключаться в чем-то другом.
- Я знаю, - ответила дымка, отступая. - Но разве не забавно? Когда в тебе есть нечто большее, чем ты сама…
Черный великан не ответил, лишь над вершиной появилось облако пепла. Подождав немного, Исима двинулась прочь. Тер никогда не отличался разговорчивостью.
"Ко мне тоже приходят нелепые сны", - хотел шепнуть великан, но промолчал…
К ночи, если нет ветра, море успокаивается. Все замирает, как только Солнце прячется за черной горой. Исима растеклась над поверхностью зеркала тонким слоем, дотянулась до песчаного берега, на котором таяли отпечатки трехпалых лап.
Игорь Ревва
МЫ - ПЕРВЫЕ!
Если смотреть с высоты птичьего полёта, создаётся впечатление совершенно необитаемой планеты. Яркие огни города и комбината, сигнальные вспышки возле шахт и космодрома, светящиеся пунктиры дорог, ломающиеся в волнах блики портовых фонарей - ничего этого нет, всё съедено глухой чернильной тьмой. Давно уже - дней пять.
Первые два дня было тяжело - брести по тёмным улицам едва ли не на ощупь, останавливаться при каждом звуке или смутной тени, замаячившей впереди, и громко спрашивать: "Кто это?.." Если, конечно, до тебя не успеет донестись аналогичный возглас встречного. Может быть, поэтому жители старались не выходить на улицы ночью. Да по правде сказать, они и раньше-то этим не злоупотребляли.
Что делать ночью на улице?! Разве, из чувства протеста закурить и выйти во двор, старательно пряча тлеющий огонёк в ладони. Чувство протеста - надо же, а?! Всю жизнь курил в доме, а теперь решил вдруг предаваться этому пороку под звёздным небом. Странный протест, дурной какой-то. Сродни плеванию вверх, в тучи, льющие на землю дождь.
Всю жизнь курил в доме…
Олег передёрнул плечами и криво усмехнулся. "Недолгая она у меня - эта жизнь, - подумал он. - Недолгая. Десять лет всего. Хотя память и утверждает обратное.
А ведь говорили, что клон появляется на свет с чистой памятью. Уверяли, что остаётся что-то там на подсознательном уровне, в спинном мозгу где-то… То ли у меня кроме этого самого спинного мозга больше и нет ничего, то ли наврали опять…"
Олег покрутил головой, бросил окурок и втоптал его в траву. Жёсткая ребристая подошва армейских ботинок оставила на земле след. В темноте его не было видно, но Олег зачем-то нагнулся и тронул пальцами примятую траву - точно, след остался. Армейские ботинки - такая вещь, на чём хочешь след оставят…
"Надоели они мне до чёртиков, ботинки эти. Армейские. И куртка эта идиотская осточертела. И штаны тоже. Так хочется надеть привычные брюки, лёгкие туфли и широкую рубашку. Хотя нет, в этом году уже не получится, осень скоро. Воздух - вон как посвежел. Значит - пальто, перчатки, шапка. И ждать лета. И тогда уже - брюки, рубашка, туфли… И на Светке - блузка, коротенькая юбочка… - Олег помотал головой. - Какие, на хрен, брюки-юбочки?! До зимы ещё дожить надо…"
Сзади раздались осторожные шаги, и Олег почувствовал, как к его спине прижимается тёплое, мягкое, родное.
- Ты чего тут? - тихо спросила Светлана. - Холодно… Нет?..
- Покурить вышел, - так же тихо ответил Олег и посмотрел на звёзды.
Он не оглядывался, но знал, что Светлана смотрит туда же. Они все теперь смотрели на звёзды. Весь город. В последние дни они только этим и занимались - разглядывали звёзды. Все двадцать тысяч человек, каждую ночь.
Олег подумал, что, может быть, именно поэтому мэр и издал указ о затемнении - когда город погружён в черноту, звёзды особенно хорошо видны. Да, наверное… Не думает же он, в самом-то деле, что это может как-то помочь? Во-первых, нет никакой гарантии, что они прилетят сюда именно ночью, а не днём. А во-вторых, - пусть даже и ночью. Что, у них нет приборов, чтобы определить, где находится город?! Да и без приборов они превосходно знают - мы же начали его строить на том самом месте, где нам было указано.
- Интересно, а какие они? - прошептала Светлана.
- Какие, какие… - буркнул Олег. - В зеркало посмотри. Точно такие же…
- Тогда они должны быть хорошие, - задумчиво произнесла Светлана. - Ну, не хуже нас, во всяком случае.
- Ага, не хуже, - криво усмехнулся Олег. - Расскажи об этом из Каузаре.
Светлана ничего не ответила, но Олег почувствовал, как дрогнули её ладони. И тут же обругал себя. К чему нужно было упоминать ту планету? Хотя о ней как раз таки никто и не забывает. "Если бы не это, мы так ничего и не знали, - подумал Олег. - И по-прежнему с нетерпением ждали прилёта корабля. И так же беззлобно подшучивали бы над оригиналами. А сейчас…"
Когда с Каузара пришло сообщение о том, что к ним приближается корабль с поселенцами, там чуть ли не праздник устроили. А как же?! К клонам едут в гости их оригиналы! Это же здорово! Это же отлично! Кто поймёт друг друга лучше, чем клон и оригинал?
А следующий сеанс связи вызвал шок. Потому что за пультами связи сидели уже другие. То есть, точно такие же, но не те - никого не узнающие, никого не помнящие, ничего не знающие о том, что происходило до того.
Да, вначале грешили на какой-то вирус, занесённый на Каузар оригиналами. Амнезия там какая-нибудь.
Какой, на хрен, вирус?! Какая амнезия?! Их просто уничтожили. Заменили собой.
"Хорошие…" - мысленно повторил Олег определение Светланы. Очень хорошие - создали клонов и зашвырнули их хрен знает куда. Осваивать новый мир, значит. Чтобы самим потом прилететь на всё готовенькое. А клонов - в расход. Молодцы, ребята! Орлята-оригиналы! Вот только клоны-то на всю эту ситуацию немножко иначе смотрят.