Тем более, этого Ма-И я почти не знаю. Он – замкнутый и неразговорчивый, шумных сборищ не любит, внимания к себе особенно не привлекает. То читает, то рисует. Со старшими братьями только отрабатывает фехтовальную технику. Фехтовальщик – не фонтан, совсем. На старших, да и на младшего, не похож особенно: они – сплошной драйв и натиск, а он – тихоня и, кажется, мямля…
Всё равно не жилец, думаю я и несу ему горячий отвар с сиропом, а заодно прихватываю и свою торбу – на всякий случай. Но не собираюсь ничего применять. Во-первых, нельзя. Во-вторых, если парень и выкарабкается сейчас – убьют потом, на поединке. Тихоньких тут не слишком любят, ими почти брезгают.
Пока я готовил отвар, Ра зажёг фонарик в своей комнате. Настоящих дверей тут нет, дверные проемы задвигаются выдвижной панелькой, как в купе; местные жители ценят уединение, не теснятся, как часто бывает в такую эпоху. Панелька отодвинута – Ра ждет, когда я приду.
Ма-И дремлет на тахте Ра. Он очень бледен, губы синие; светлые волосы прилипли к лицу. Свернулся клубочком, дышит с таким хрипом, что от двери слышно. Грудь ходит ходуном, как у задыхающегося. Всё вместе выглядит очень впечатляюще, даже для неспециалиста.
Ра сидит рядом на коленях, гладит Ма-И по щеке, по плечам, кусает губы. Поворачивается ко мне:
– Будить ли Мать? Будить ли Отца? Госпожа Лью говорила – ты понимаешь в болезнях…
Ну да. Это ты спрашиваешь, доживет ли твой братишка до утра. Хороший вопрос. А я знаю?
– Господин, – говорю я, – так сразу не ответишь. Мне надо помолиться… горским богам. Тебе лучше уйти, а то боги меня не услышат. Не вздумай звать Господина Н-До – он спит с Госпожой Лью, если она заразится зимней лихорадкой, это может убить и её вместе с ребенком.
Ра обхватывает себя за плечи. Мнется.
– Иди, иди! – говорю я грубо. – Вытолкать тебя, что ли?
Дикарское хамство, как всегда, срабатывает лучше, чем изысканная светскость. Ра кивает, выходит. Я присаживаюсь на край тахты, спиной к двери.
Что ж мне с тобой делать, Ма-И, думаю я. По уму, тебе нужны антибиотики, кислород, капельница с чем-нибудь, поддерживающим сердце, и наблюдение специалиста. И этого всего ты, конечно, ни при какой погоде не получишь. За сеанс экстренной связи с базой мне комконовцы голову оторвут, да тебе этот сеанс ничего и не даст: у биологов будет одно на языке – не смогу ли я доставить им твой труп для вскрытия?
Они вас не любят, биологи. Ваших животных, ваши растения – другое дело. Но вас самих считают ошибкой природы – в этом они заодно с КомКоном. Агрессивными мутантами считают, недочеловеками, примитивной культурой. Материалом для препаратов.
Не будем звать биологов.
Ма-И дёргается и кашляет. Кашляет, кашляет и кашляет, до рвотных позывов. Но крови на губах, вроде бы, пока не видно. Я разламываю очередную капсулу нейростимулятора – что ещё я могу сделать? – и держу голову Ма-И, так, чтобы он хоть сколько-нибудь вдохнул.
Он судорожно втягивает воздух, всхлипывает. Он горячий, дыхание как из печки – и горячими пальцами вцепляется в мою руку. Смотрит, мутно:
– Ник, это ты? У меня вот тут что-то… развяжи вот… – и свободной рукой пытается ослабить воображаемую удавку на горле.
И я пропадаю. Фундаментально нарушаю устав. В конце концов, ему всего лет семнадцать, а бросать на произвол судьбы ребенка, даже инопланетного ребенка, нелюдя и эволюционное извращение – мне нестерпимо.
Ладно, выговор мне получать ещё не скоро!
– Сейчас полегчает, не бойся, – говорю я. Треплю его по голове, достаю из своей чародейской торбочки шприц с дозой биоблокады. Дьявол, этого делать нельзя, нельзя, нельзя! Клинически не опробовано, он – чужак, его наша биохимия может просто убить на месте… но нет у меня больше ничего. Горские боги дадут – биоблокада убьёт только вирус, относительно не тронув иммунную систему. – Будет чуточку неприятно, а потом легче, – обещаю я и втыкаю шприц в еле заметно выступающую на запястье вену.
Да уж, неприятно ему не чуточку! Кашель сгибает его пополам, он задыхается, цепляется за меня – а мне остается только совать к его носу всё ту же сломанную капсулу и уговаривать:
– Ну давай, Ма-И, дыши, дыши! Не валяй дурака.
Чувствую себя ужасно. Вот сейчас он умрёт, а меня обвинят в грязном колдовстве и причинении порчи – а вот нечего молиться у постели юного Князя кому попало! Дурак я, дурак! Дорога в ад вымощена благими намерениями…
В комнату заглядывает Ра, отшатывается.
– Ник, что ты делаешь?!
– Пытаюсь заговорить демона лихорадки, – огрызаюсь я, и остатки пустого шприца тают у меня в руках. – Упрямый… зарраза…
Ра подходит, садится рядом, заглядывает мне в лицо, смотрит на брата. Ма-И больше не кашляет, его мышцы расслабились – боюсь, что это агония.
Осторожно кладу его на тахту. Он дышит, но его глаза закрыты, лицо кажется отрешённо спокойным. Вроде хрипы не так слышны, хотя пёс его знает…
– Третий спит, да? – спрашивает Ра шепотом. – Ему лучше?
– Если боги захотят, – говорю я. – Не смотри ты на меня так! Я просто человек! Знаю кое-какие травы и заговоры – и всё!
– Ник, – говорит Ра проникновенно, – ты хороший. Я всё понимаю. Никто не узнает, что ты колдовал, чтобы помочь Ма-И – а я тебе этого никогда не забуду.
С родными вы – просто воплощённое сострадание, думаю я, но когда дело доходит до драки – вообще забываете, что это такое. Планку срывает вместе с гвоздями.
– Я ещё не знаю, поможет ли мое колдовство, – говорю я мрачно. – Надо подождать, поглядеть день-другой…
– Но Ма-И лучше, – говорит Ра. – Я же вижу!
Он везунчик, этот Ма-И! Дыхание у него потихоньку выравнивается и температура понемногу падает. Похоже, он, действительно, уснул – после такой дозы стимулятора обычно срубает очень чисто, особенно если не чувствуешь сильной боли. Если биоблокада не сожрёт вместе с вируснёй его родные антитела – можно сказать, Ма-И уцелел.
– Подожди радоваться, – говорю я. – До утра он доживёт, а дальше…
Ра хватает меня за рукав. Забылся, конечно. Переволновался.
– А, оставь! Не говори так… или ты боишься сглазить его? – и затыкается.
Очень хорошо.
– А ты всё болтаешь и болтаешь, – ворчу я самым горским и дикарским образом. – Лучше бы тоже поспал. Я посижу с твоим братом.
Ра приносит тюфяк из комнаты Ма-И и устраивается рядом с жаровней. Засыпает быстро – его отпустил ужас. Я поправляю фитиль в фонарике.
Видимо, в этом мире у меня такой принцип работы: чтобы вызвать доверие к себе, надо прийти на помощь в экстремальном случае. Может, если Ма-И выживет, мое положение в доме Л-Та изменится к лучшему, как знать…
Ра просыпается ни свет, ни заря – рывком. Вскидывается.
– Ник, Третий жив?
В окно, затянутое пергаментом, еле просачивается серенький утренний отсвет.
– Жив твой брат, жив. Спит. Ещё долго будет спать – ты его не буди. Он должен победить демонов во сне, понимаешь? – говорю я с компетентным видом.
Ра кивает, тихо встает, на цыпочках выходит из комнаты, прихватив свой меч и шерстяной плед.
Ма-И вправду спит. Он мне очень нравится: лицо уже не выглядит восковым, он дышит ровно, только чуть похрипывая, и жар потихоньку сходит – ещё температурит, но уже не сгорает заживо. Везуч, везуч! Похоже, ухитрился справиться с биоблокадой, когда она съела вирус.
Ну что можно сказать? Честно заработал себе ещё несколько лет – а там уж как выйдет. Молодец.
Ра возвращается вместе с Юу и Н-До. Вся эта компания тут же сооружает передо мной живую картину "Братская любовь" – как они смотрят на Ма-И, как осторожно дотрагиваются до его лба и щёк, чтобы прикинуть, спал ли жар! Воплощение заботы…
– Ник, – говорит Н-До, – ты можешь получить всё, что захочешь. От Матери с Отцом, от меня – только скажи, что тебе надо. Ты… а, Ник, ты нам всем Небесами послан! – и улыбается.
– Вы Ма-И только особенно не тискайте, – говорю. – Не разбудите. Он ещё не совсем здоров… Юу, руки убери! Пусть он спит себе. Ничего мне не надо, на самом-то деле. Этот парень – теперь родственник моей Госпожи, и всё тут. Теперь уходите, дайте брату отдохнуть.
Они проникаются до глубины души.
Проходит совсем немного времени. Ма-И ещё спит, а замок Л-Та уже поголовно в курсе, что я вытащил с того света Третьего Сына Князя горскими молитвами или как-то там ещё. Мне приносят "жасминовый чаек" и вафли в комнату Ра; лакей кланяется в пояс. Госпожа Л-Та приходит и смотрит с трагическим видом – ей страшно задним числом.
– Ник, – говорит она, пытаясь казаться строгой, – я прошу тебя впредь сообщать мне, если кто-то из моих детей оказывается в опасности. Мой Младший сверх меры щадит меня – ему следовало бы меня разбудить… Меня леденит мысль о том, что Третий мог оставить мир, когда я спала…
– Да ладно, – говорю я, – чего там… Всё же, слава Небесам, обошлось, Госпожа – вот и хорошо. Но вообще, я учту ваши слова, конечно.
И Снежная Королева Л-Та прикасается к моему плечу кончиками пальцев, выражая тот максимум нежных чувств, который только доступен аристократке королевской крови по отношению к дикарю и плебею. Королевская благодарность… Потом целует Ма-И в лоб и удаляется.
И моя репутация в доме меняется в корне.
К тому времени, как Ма-И приходит в себя и просит глоточек воды, у меня есть отдельная комната, как у управляющего замком. Меня переодевают важным господином. Князь Л-Та порывается дать мне денег, но я беру у него только золотой "на лепестки" и прошу меня простить – ничего мне больше не надо. Ну дикарь я, что с меня взять!
Произвожу впечатление. Старые слуги на меня больше не косятся; мне кланяются, меня называют Господин Ник, это звучит немного смешно, но внушительно. Лью, узнав о произошедшем, как в старые добрые времена хватает меня за руку – не светски, искренне.
– Ник, я страшно рада! – и видно по лицу, что, действительно, страшно рада. И поворачивается к Н-До. – Помнишь, я рассказывала, как Ник мне ногу вылечил? Он – как учёный лекарь, он, знаешь, ещё… когда в поле одна крестьянская молодуха поранилась, ей руку зашил! Ниткой! И кровь перестала…
Она говорит с Н-До весело и оживлённо, как будто никакой метаморфозы не было, а Н-До – её старый приятель. Болтает, как в деревне… И Н-До радостно улыбается без всякой дурной изнанки.
– Любовь моя, нехорошо говорить "молодуха", как мужики. Надо – "молодая женщина".
– Зануда! – хихикает Лью, поражая меня. – Господин-Растяни-Лягушку!
– Деревенская девчонка!
– Светский сноб! Взял жену из конюшни, теперь стыдится! Стыдишься? Признавайся!
– Госпожа-Оса! Кусаешь – а сладкого не даёшь!
– Научи меня светским манерам, пока я ещё не стара! Научишь? Начнем с жасминового настоя с печеньем – как его едят при дворе? Так?
– Начнем с поцелуев. Только не здесь, – и Н-До тащит Лью из комнаты, а она отбивается, сильно – но в шутку. И со мной случается временный ступор.
Что-то вчера между ними случилось. Что-то принципиальное, чего я не понимаю. Они сыграли в поединок? Решили что-то для себя? С них обоих после этой драки со злыми подначками свалилась какая-то тяжесть, ярмо, которое не давало Лью быть собой, а Н-До лишало уверенности в себе… похоже, я ошибался в этих ребятах.
Ма-И смотрит на брата с женой и застенчиво улыбается; его бледные щёки порозовели.
– Ник, – говорит он тихо, ещё сипловато, – ты очень хороший лекарь. Наверное, тебя бы приняли в Академию Государя, не будь ты горцем…
Я усмехаюсь. Это – запомним, на Академию любопытно было бы взглянуть, но – оставим на потом.
– Куда мне, Господин. Я – человек простой… у нас в горах все травки знают.
– Никто не умирает от зимней лихорадки, да?
Не буду врать.
– По-всякому. Счастливый ты, Господин. Травки тоже, знаешь, не на всех действуют.
Ма-И прикладывает свою узкую ладонь с длинными пальцами к моей – как Лью.
– Я – твой должник. Умирать – страшно, тем более – от удушья…
Его непосредственная благодарность меня трогает. Я, пожалуй, сделал всё правильно. Я всё меньше чувствую их чуждость – вот опять мне кажется, что они понятны. Всё, что сторонним взглядом кажется гадким – закономерно.
Если мне придется опять решать, не нарушить устав ради кого-нибудь из аборигенов – я, кажется, его снова нарушу.
* * *
С Ар-Нелем у Ра вышло не очень хорошо.
Ра очередной раз зашёл к Третьему, проверить, не померещилось ли чудо его спасения и не изменилось ли чего, как раз когда Ар-Нель остановил коня у парадного въезда и крикнул привратника. И Крошка Ие прибежал взапыхах оповещать своего обожаемого господина, когда скандал уже был в самом разгаре:
– Младший Господин, там, у ворот, твой Второй Брат и Господин Ча… сейчас драться начнут!
– А, бездна! – воскликнул Ра в сердцах и кинулся к воротам опрометью, едва накинув плащ на рубашку.
Успел вовремя. Второй стоял в позе "Падающий Град" с обнажённым клинком, но Ар-Нель ещё не извлек меч из ножен, хотя и держался за эфес. Необрезанный жеребец Ар-Неля фыркал и нервно рыл копытом замерзшую грязь.
– Уверяю вас, бесценный Господин Л-Та, – говорил Ар-Нель в этот миг с подчёркнутым и довольно-таки оскорбительным терпением, – я прибыл сюда по приглашению. И до сих пор не размахиваю оружием перед вашим носом исключительно потому, что не желаю вызвать у вас никаких грязных мыслей.
– Даже не думай, что я жажду сразиться с тобой за тебя, Ча! – фыркнул Второй. – Мне просто хочется тебя проучить, я желаю, чтобы ты убирался – и только!
Ар-Нель пренебрежительно улыбнулся.
– Ах, великолепный Господин, я завидую вашему воображению! Вы можете представить себе аристократа испуганным вашими словами и вашей эффектной стойкой? Видите ли, только обязательства перед вашим родственником…
У Второго дернулась щёка.
– Второй, стой! – крикнул Ра, распахивая створку ворот. – Это я пригласил Господина Ча!
– Ты?! – Второй вкинул меч в ножны и смерил Ра укоризненным и надменным взглядом. – Младший, зачем тебе этот расфуфыренный франтик на тонких ножках?!
– Не смей выбирать мне друзей! – заявил Ра обиженно. – Я тебе друзей не выбирал.
– Забыл, что я старше? – усмехнулся Второй.
– Каменная горгулья на беседке старше тебя, – огрызнулся Ра, – но её голова – из рыхлого песчаника!
Второй пожал плечами.
– Когда-нибудь вы будете стыдиться этой ссоры, Господин Юу, – сказал Ар-Нель, но Второй удалился, не удостоив его ответом.
Ра поклонился, и Ар-Нель ответил на поклон с дружелюбием, несколько притушившим стыд, от которого у Ра горело лицо.
– Мне жаль, что Второй так… – начал Ра, но Ар-Нель махнул рукой и взял своего жеребца за повод.
– Вы позволите мне войти, мой дорогой? Господин Юу намекнул, что в вашей Семье не всё благополучно, и я огорчён сердцем, что не могу подарить Господину Ма-И красный фонарик с Добрым Словом. Я понимаю, что мне приличнее было бы уехать – но я хотел непременно побеседовать с вами, мой милый Младший Л-Та.
Ра позвал конюхов. Ар-Нель бросил им повод коня и направился за Ра в сад.
– Вам не холодно, друг мой? – спросил он между прочим.
У Ра снова вспыхнули щеки – он невольно сравнил собственный растрёпанный вид с небрежным шиком Ар-Неля.
– Нет, пустяки… Вы можете привести голубой фонарик, Господин Ча. Моему Третьему Брату лучше – за него молился горец Госпожи Лью, и жар спал. Совсем.
– Зимняя лихорадка, отступающая от молитвы – это отменная тема для благочестивой беседы, – усмехнулся Ар-Нель
– Это правда! – сказал Ра горячо.
– Но я же не спорю. Отмечаю, что Небеса явили чудо – всего лишь.
Ра собирался пригласить Ар-Неля в дом, но тот уверенно свернул к той самой беседке, где они познакомились в день свадьбы Старшего.
– Если вы не мёрзнете, дорогой Младший Л-Та, лучше нам побеседовать без стен вокруг. В стенах бывают щели, а из щелей торчат уши.
– Кто услышит, кроме моих родственников? – удивился Ра.
– Но я желал бы сообщить некоторые вещи лично вам, а не вашей родне.
Ра хотел возразить, что у него нет секретов – но поразмыслил и не стал спорить. Я уже достаточно взрослый, подумал он. Вовсе не обязательно сообщать Отцу и Матери о любом пустяке, а Братья так дружно ополчились на Ар-Неля, что истолкуют превратно даже самое благочестивое из сказанных им слов.
Они остановились в беседке. Тусклое солнце поздней осени озаряло обнажившийся сад, и сквозь ставшие прозрачными заросли акации можно было видеть легко, как сквозь опущенные ресницы.
– Очень хорошо, – сказал Ар-Нель, оглядевшись. – Мы одни.
Ра запахнулся в плащ и кивнул.
– Позавчера я гостил у Господина Смотрителя, – сказал Ар-Нель негромко. – Вместе с Отцом, который привез Госпоже Эу-Рэ медовое печенье и бумажные цветы для души бедного Ляна. Многие друзья Господина Смотрителя привезли медовое печенье, дабы душа Ляна не чувствовала себя одиноко и горько в Обители Цветов и Молний.
– А мне что за дело до этого? – хмыкнул Ра. – Ляна убил Н-До, убил на поединке – душа Ляна не должна бы таить обиду.
– Что такое обида мёртвых по сравнению с обидой живых?
– Вы хотите сказать, что Всегда-Господин изыскивает способ отомстить моему Старшему?
– Нет, – Ар-Нель мотнул головой так, что качнулись длинные серьги. – Он хочет отомстить всем Л-Та. А главное – вам, дорогой друг.
– Мне?!
– Среди друзей Эу-Рэ – Господин Великий Экзекутор, Уважаемый Господин Канцлер и Господин Третий Советник Государя. Они пили с Всегда-Господином сливовое вино и обсуждали самые последние новости: незадолго до свадьбы вашего Старшего Брата Господин Гадальщик Государя утвердил вашу кандидатуру на роль Официального Партнёра Наследного Принца.
Ра ещё туже запахнулся и сел. У него звенело в ушах.
– Не может быть, – пробормотал он потерянно. – Но мне не присылали письма…
Ар-Нель рассмеялся.
– Мой милый Младший Л-Та, вы мните себя такой важной птицей, что Принц, по вашему разумению, должен писать вам первым? Нет, вскоре вы напишете ему письмо, к которому приложите след вашей ладони. И года через три вы, как бы ни решили Небеса, станете коронованной особой. И у вас будут серьёзные враги при дворе. Завистники и жаждущие мести.
Ра почувствовал, что его знобит.
– Господин Ча, – прошептал он, стараясь не лязгать зубами, – откуда вы знаете?
– Ваш отец – гордец, – сказал Ар-Нель, – а мой – интриган. Пёстрый пёс, который вытаскивает удачу за хвост из любой норы. Боюсь, древность вашего рода и ваша кровь, почти та же, что и у Детей Дома Государева, не так значимы для устройства судьбы, как связи и умение слышать чужие речи, обращённые чужим ушам.
– Но ведь Эу-Рэ… – Ра запнулся. – Я хочу сказать – Эу-Рэ ведь не такая уж и важная фигура? По сравнению со мной, если уж Господин Принц считает…
Ар-Нель вздохнул.