– Его сиятельство изволил поделиться со мной своими планами. – Едрешкин корень, с этими политесами язык вывихнуть можно. – Мне тоже его прожект показался заслуживающим интереса. Это могло бы успокоить обиженных и направить силы самых активных в наиболее полезную сторону.
– О болезни Николая вам тоже масоны доложили? – все еще сомневался царь.
– В некотором роде, ваше императорское величество.
– Вот же каналья этот фрондер Мезенцев, – откинулся на спинку кресла Александр. – Ведь чувствую – знает наш лихой кавалерист! Все знает. Но не говорит. И этот вот тоже. А вот Петя Ольденбургский – тот напротив. Понятия ни о чем не имеет, а говорит. Прямо проклятие какое-то! Вы говорите, старца Федора Кузьмича в живых не застали?
Вот это виртуоз! Ему бы следователем в прокуратуре работать!
– Не застал, ваше императорское величество.
– А хотел?
– Хотел, ваше императорское величество.
– Зачем? Что выспросить должен был?
– Ничего, ваше императорское величество. Поклониться ему хотел.
– За что?
– За святость, ваше императорское величество.
– И только-то? А на могиле с духовником старца о чем говорил?
Ну что ты будешь делать! Всю мою томскую жизнь под микроскопом сейчас рассмотрят. Что бы такого сказать?
Прежде мне и в голову не могло прийти, что кто-то станет сводить в одну кучу все "прегрешения". Для всего, что показалось начальнику Третьего отделения, а потом и самодержцу, по отдельности я легко находил оправдания. Химия? Какая еще химия? Это Зимин. Я только идею подал. Винтовка? Увлечение у меня такое. Люблю оружие, знаете ли. И после двух покушений и маленькой войны в Чуйской степи – особенно сильно. Фабрики с заводами? Так время теперь такое. Промышленная революция. Весь мир промышленностью озаботился. Чуйский тракт? С Китаем торговать. Не в Англию же из Сибири товары тащить! Карта? А вы ее видели? Пара или тройка пятен с малопонятными надписями. За червонец серебром у горных инженеров еще и не такое купить можно. Подлый они народец. Из найденного в экспедициях большую часть утаивают. Заговор против наследника? Умерший у меня в допросной поляк тайну выдал! И больше ничего знать не знаю и ведать не ведаю.
Но стоит посмотреть на все это в комплексе – тут же все мои доводы становятся, мягко говоря, детскими отговорками. Как-то уж слишком много всего. А это по силам либо невероятному, уровня Ломоносова, гению, либо организации. Группе неизвестных жандармам и царю господ, что-то непонятное замышляющих, а от этого настораживающих. Добавить сюда пару капель присущей семейке Романовых мнительности, и можно такого нафантазировать – от моей одержимости каким-нибудь дьяволом до существования заговора более обширного и мощного, чем декабристы.
Александр, конечно, весьма верующий человек. Рассказывают, что прежде чем поставить свой автограф под тем самым манифестом, молился несколько часов. Да только и он вряд ли всерьез решил бы, что в тело несчастного Герочки вселился Князь Тьмы. А даже если бы и промелькнула у него такая мысль, так велел бы исподтишка брызнуть на меня главным христианским индикатором – святой водой. Не удивлюсь, если узнаю, что уже и побрызгали. Или хотя бы чайком, на "индикаторе" заваренном, угостили.
А вот в тайное общество любой царь куда охотнее поверит. Особенно если оно старое, можно даже сказать – домашнее. Членство в масонской ложе, по словам Германа, давно уже из моды вышло. Только старики и держатся за древние ритуалы да разговоры разговаривают о всяческих благоглупостях.
Вот вспомнить бы еще, о чем я в действительности говорил с удивительным священником, отцом Серафимом, на могиле старца! Что-то о прощении и… едрешкин корень! Попика с потрясающими ясными глазами хорошо помню, а о чем говорили – убей бог… Что, Герочка? Он сказал, что, должно быть, Федор Кузьмич позвал меня к себе, чтобы нужные мысли в голову вложить? И ты всерьез полагаешь, будто царь поверит в эту бредятину? Да ладно-ладно! Не кипятись! Других версий все равно нет…
В общем, я так Александру и заявил. Дескать, отец Серафим велел мне молиться и открыл, что старец сам каким-то невероятным образом зазвал меня к себе на могилу. Пока говорил, кстати, хмыкнул про себя и добавил, что будто бы именно тогда мне пришла в голову мысль построить в губернии железоделательный завод и чугунку.
– И все? – чуть ли не разочарованно выдохнул император.
– Все, ваше императорское величество.
– Вы, Герман, садитесь. Не стойте тут, как… в общем, не стойте. Вам еще…
Договорить государь не успел. Потому что именно в этот момент открылась дверь, и вошел очередной гвардейский офицер.
– Его императорское высочество великий князь Константин Николаевич испрашивает…
Бравый, потешно и пестро наряженный военный тоже, подобно Александру, не успел закончить фразу. Потому как его самым беспардонным образом отодвинули с прохода, и в кабинет ворвался еще один младший брат императора.
– Уйди, мать… – Великий князь в совершенстве владел русским матерным. И совершенно не стеснялся это наречие использовать. – Уйди с глаз моих! Испрашивает, козья морда, пошел ты на…
Ну и так далее. Герцог Мекленбург-Стрелицкий морщился, словно от зубной боли, а Николай откровенно веселился. Как к нежданному явлению генерал-адмирала отнесся царь, понять было трудно. Он занимался прикуриванием очередной папиросы.
– Коко? Что-то ты сегодня особенно… – наконец покачал головой Александр, когда гвардеец ретировался и двери за собой захлопнул. – Не ожидал, что ты решишь составить нам компанию в завтрашней охоте.
– Да какая на… охота, Саша! Князь Долгоруков доклад из Москвы прислал. Эти… совсем там… Подобного скандала еще никогда не бывало. Это превосходит всякое воображение! Никакие увещевания на них не действуют! Непрерывно заседают! Генерал-губернатор приказал офицерам полков находиться при казармах и вынуть ружья из арсеналов. Теперь испрашивает дозволения разогнать дворянское собрание силой.
Нетрудно было догадаться, о чем шла речь. Еще в середине января московское дворянское собрание отправило в столицу так называемый адрес "О созвании выборных людей от земли русской", в котором был четко сформулирован ультиматум с требованием создания в государстве представительного органа для дворянства. А чтобы это коллективное письмо не утонуло в какой-нибудь канцелярии, копию напечатали в "Московских ведомостях". "Правда будет доходить беспрепятственно до вашего престола, и внешние, и внутренние враги замолчат, когда народ в лице своих представителей, с любовью окружая престол, будет постоянно следить, чтобы измена не могла никуда проникнуть…" – кроме прочего писалось в послании, и ближайшее окружение императора взвыло от ярости.
– Я днями отправил туда Валуева, – выдохнул дым государь. – К его голосу они должны прислушаться. Впрочем, об этом потом, Коко. Ты знаком с господином Лерхе?
– Ха! – гаркнул князь и в два огромных шага оказался рядом со мной. Естественно, к тому времени я уже стоял, скрючившись в поклоне. – Так вот он каков! Явился о прожектах своих доложить? Ты, Саша, его слушай! Я узнавал. У этого сударя рука царя Мидаса. Все, к чему касательство имеет, в золото превратиться норовит. Редкий талант! Михаил Христофорыч о его выкладках для прожектов говорил. В пример иным ставил.
– Слишком много в нем непонятного, – потер глаза царь. – И в химии у него поразительные успехи, и в оружейном деле. И гражданское правление при нем как часы заработало. И повоевать успел, и сына мне спасти. Подношения берет и тут же дома для чиновников строит… Карта еще какая-то у него есть чудесная…
– Ну и что? – сделал вид, что не понял, Константин. – Радовался бы. Не оскудела земля русская. Хоть один что-то делает…
– Он только что признался в связи с масонской ложей, – фыркнул Георг.
– Ну и что? – повторил генерал-адмирал. – Великое ли дело – десяток идеалистов, мечтающих о всеобщем благе. Они и ранее, при дяде еще в уставах писали… Что-то вроде: "Главнейшей же целью великая ложа почитает для себя усовершенствование благополучия человеков исправлением нравственности, распространением добродетели, благочестия и неколебимой верности государю и отечеству и строгим исполнением существующих в государстве законов". С декабристами бы не якшались, никто бы их и не трогал. Только наш господин Лерхе такой же масон, как я – наместник апостола Павла.
Моя шитая белыми нитками легенда рассыпалась от первого же порыва ветра. Я тяжело вздохнул и приготовился к отражению новых атак.
– Да как же, Костя?! Ты что же это? Думаешь, действительный статский советник Лерхе посмел мне сказать неправду?
– Саша, милый, – хохотнул великий князь, – я в который уже раз тебе говорю – ты слишком мягок. Тебе врут все подряд. Воруют безбожно. Жалуются, стонут, а ты им веришь. Чины раздаешь и должности. Так что пора бы уже привыкнуть… А этот вот господин не то чтобы тебя обманывает. Отец-то его, генерал-майор Лерхе, и правда в "Астрее" великим секретарем числился. А кто в его молодые годы не состоял в чем-нибудь этаком? Это лет с тридцать уже как было, но архив скорее всего сохранил. Вот и выходит, что связь в действительности существует. Только много ли с нее проку?
– Так как же иначе объяснить все эти его таланты?
– А что из им содеянного тебя больше всего удивило?
– Да хоть бы и схемы винтовок, – влез герцог. – Профессор Вышнеградский сообщил, что ничего подобного в мире еще не делается.
– Так и слава богу, Георг! Слава богу! Быть может, у нас в кои-то веки появится что-то стоящее. Или вы считаете, Герман Густавович не мог сам это придумать?
– Вышнеградский…
– Да поди ты со своим Вышнеградским… Спроси вон лучше нашего нового Сперанского, откуда ему выдумалось этакое-то? А? Что скажешь, Лерхе?
Все уставились на меня. Где-то в глубине дворца гулко били полночь напольные часы. Очень хотелось, чтобы великий князь Константин превратился в тыкву, а все остальные, кроме меня, – в крыс. Готов был даже оставить башмак на ступенях ради такого дела. Но что-то сказка не торопилась становиться былью. Царь оказался параноиком, герцог – скептиком, а генерал-адмирал – матерщинником. А я как был балбесом, так и остался.
– Кто же из охотников об оружии не думает? Чистил после боя "спенсерку", да и выдумал, – пожал плечами я. – А к границе меня его превосходительство генерал-лейтенант направил. Там и о торговле с Внешней Монголией задумался. Когда же выяснил, что иностранным купцам на нашу территорию никак попадать без паспортов невозможно, а таможенного поста там и не было никогда, о вольной торговой зоне задумался. – И, спохватившись, добавил: – Ваше императорское величество.
– И что? – присовокупив пару непечатных слов, засмеялся Константин. – Голова светлая, вот и смог. Что еще надо? Когда мастера сделают образцы тех ружей да попробуем, как получилось, так и удивляться станем. Сейчас-то что?
– Взрывчатка? – кивнул, соглашаясь с доводами царева брата, герцог.
– Ты, милостивый государь, адское зелье сам делал? Мои адмиралы до сих пор от слова "зипетрил" вздрагивают и крестятся. В старую баржу полпуда всего положили, а бревна в щепки разметало. Что головой трясешь, как мерин? Словами скажи.
– Нет, ваше императорское высочество. Я только в письме к профессору Зинину высказал идею, а делали они с Петрушевским. Вот папки и скрепки – это я сам.
– Папки и скрепки знаешь куда… Господа, неужто не видно? Он просто знает, кому что поручить, чтобы своего добиться. И бьюсь об заклад, от масонов у этого господина только идеи в голове. И отличные, скажу я вам, идеи! Так что вместо того, чтобы допросы ему тут устраивать, о прожектах бы порасспросили. Интересные, скажу я вам, дела предлагает! Забрал бы я его к себе, так ведь отказываться примется. В Сибирь свою обратно просится.
– Да неужто?! Что ж его там так держит? – вскинулся Николай Николаевич. – Многие дорого бы дали ради чина в столице…
– Что держит, Коля? Так деньги и держат! Весьма, я тебе скажу, большие деньги! Ты вот посмотри только, как он с твоим Асташевым дружен. Банк с ним в доле намерен открыть. А женится на дочери тайного советника Якобсона, еще и в приисках участие иметь станет. Путь на юг, к Китаю, поди, не одной лишь пользой Отечеству строит. И там что-то полезное видит. – Я даже вздрогнул, услышав характерное для штабс-капитана Принтца слово. Наверняка отчеты разведчика среди прочих бумаг тоже на столе императора имелись. – В скорой прибыльности чугунной дороги я, честно сказать, сомневаюсь, но это, полагаю, оттого, что в документах, поданных с прожектом, что-то недоговаривается. Так что я, пожалуй, рискну и подпишусь на некоторое число акций. Ты, Николай, я слышал, уже?
– Я?! Я – да. Уже, – смутился непонятно отчего младший брат.
– Ну вот. И как же он к чинам в столицу от такого-то дела оторвется? Я бы его и в ведомстве Рейтерна предпочел бы видеть, и в Государственном Совете место бы нашел. А то и у Граббе…
– Ну уж в Морское министерство-то куда?
Меня обсуждали так, словно я был породистой лошадью на аукционе. Приятно, конечно, когда признают твои таланты. Совсем неплохо иметь такого покровителя, как великий князь Константин. С его появлением в царском кабинете даже дышать стало как-то легче. Но отчего-то чувствовал я себя шахматной фигуркой, которую всесильный игрок меланхолично крутит между пальцами, прежде чем сделать ход.
– Да хоть бы и в кораблестроительный технический комитет. Этого Лерхе Господь наградил способностью видеть не только беду, но и способы ее преодолеть. Мы вот прибрежные плавучие батареи строим. А быть может, нужно что-то иное? Эй, Герман Густавович! О будущем флота российского вы не задумывались? – Константин притащил кресло, уселся точно напротив меня и закинул ногу на ногу. Приготовился, должно быть, к долгому разговору. И, наверное, от этого выглядел совершенно разочарованным, когда я молча пожал плечами. Флотом я никогда не интересовался. И еще мне очень не понравилось, как он выделил слово "будущее". – Так как же защитить наши протяженные берега? – еще раз попытался генерал-адмирал.
– Заминировать? – предположил я. – Забросать узкие места целыми полями мин с миноносок?
– Что за миноноски?
Ой мамочка! Опять я вылез, как гриб у тропинки. И ведь не отцепится теперь.
– Корабль, который перевозит мины, разве не так именуется, ваше императорское высочество?
– Гм… Так ведь долго это… Враг нас ждать не станет, пока мы глубины вымеряем да заряды на якоря поставим. Да еще каждую мину в отдельности и на шлюпках… А ежели волнение на море?
Пришлось снова пожимать плечами. Понятия не имею, как оно там все происходит.
– Может быть, заряды, как вагоны на рельсы поставить? Да и сбрасывать сзади…
– С юта?
– С юта, ваше императорское высочество?
– Задняя часть корабля называется ютом.
Гера тут же принялся объяснять, что это от голландского "hut" – зад, задняя часть. Только мне-то что с того? Пусть хоть хвостом называется, если им так удобно. Я ж разве против?
– Мины… Торпеды… Я ничего в этом не смыслю, ваше императорское высочество.
– Торпеды?
– Самодвижущиеся мины… Или я что-то путаю? Я действительно хотел бы вернуться в Томск. Разве я не заслужил такой вашей, ваше императорское величество, милости?
– А наследник? – устало выговорил император, успев, впрочем, сверкнуть в мою сторону глазами, – вопросы прозвучали упреками. – О нем-то, о его… нездоровье вы как из своей Сибири выведали?
Константин, столь же высокий и длинноногий, как и его царственный брат, вскочил, сделал два шага и склонился к уху Александра.
– Никса? – удивленно вскинул брови царь, выслушав особое мнение своего энергичного младшего родственника.
– И твой фрондер считает нашего Германа человеком Николая, – тихонько добавил князь. – Так что, Саша, оставь ты его. Ничего он тебе о том не скажет. Лгать опять станет и изворачиваться…
– Грх… Гм… – прокашлялся государь. – Неужто… и правда… Николя, скажи там… Завтра охоты не будет. Едем в Царское Село с Константином. И вы, Герман Густавович, извольте с нами.
– Со мной в экипаже, – уточнил Константин, прежде чем меня выпроводили из кабинета. – Поговорим о двигающихся минах…
Глава 6
Колобок
Первым, сразу после Сретенья, из Санкт-Петербурга уехал отец. Решился-таки старый генерал на путешествие в Верный, где в военном госпитале пребывал старший брат Германа, полковник Мориц Лерхе. Дождался моего возвращения из пятидневных мытарств по царским дворцам, выслушал отчет, покрутил пальцем у седого виска, тяжело вздохнул и отбыл на Николаевский вокзал.
Через день или два в путь тронулось семейство Чайковских. Этих я даже на вокзал ездил провожать. Тем более что с ними же в Томск уезжал пятидесятилетний Антон Иванович Штукенберг с супругой Софьей и сыном Александром. Инженер-полковник еще недавно служил в Москве начальником третьего округа путей сообщения, был вызван в столицу состоять при техническо-строительном комитете МВД, но волей великого князя Константина вынужден был отправиться в Сибирь. Управлять строительством Западно-Сибирской железной дороги. Нас представили друг другу в Мраморном дворце, но сойтись накоротке мы не успели. Договорились лишь обстоятельно обо всем побеседовать уже на берегах Томи.
Потом в сопровождении двоих моих конвойных казаков на восток ушел гужевой караван с динамитом. Управление Николаевской железной дорогой отказало в просьбе перевезти взрывоопасный груз хотя бы до Москвы. Пришлось тянуть чуть меньше трех тонн взрывчатки на подводах.
А я все оставался в до смерти опостылевшем Санкт-Петербурге. Сначала ждал обещанных документов. Потом – объявления подписки на акции моей чугунки. Потом – аудиенции у Мезенцева…
Сходил в оперу. Забавно было посетить Большой театр, только не в центре Москвы, а в Санкт-Петербурге. Никакого удовольствия не получил. Пели на итальянском языке, и перипетии сюжета пьесы остались вне моего понимания.
Встречался с Пироговым. Мне он показался каким-то задерганным и злым. Отругал меня за переданный наследнику эликсир, обозвав шарлатаном и пособником малограмотных инородческих колдунов. Лишь после поинтересовался, корень какого именно растения я в водке настаивал, где золотой корень растет и возможно ли устроить поставки экстракта в столицу. А еще говорят – великий врач с императором друг друга на дух не переносят. Немудрено. По-моему, очень уж похожие у них характеры.
Уже перед самым отъездом, имея в кармане сюртука высочайшее дозволение покинуть двор и отбыть к месту службы, получил приглашение в Ораниенбаум. Ее королевское высочество датская принцесса Мария Федоровна, которую в приватных разговорах все продолжали называть Дагмарой, желала видеть меня к воскресному обеду.
Честно говоря, всю дорогу голову ломал – пытался понять, что же невесте наследника от меня нужно. Любопытно стало? Захотелось взглянуть на модную диковинку? Или ей все же раскрыли секрет моего участия в спасении жизни Николая и в продуваемом балтийскими ветрами Ораниенбауме меня наконец-то ждала благодарность?