- На основе знаний, - ответил Ассистент. - Они напичканы миллионами сведений. Они знают самые неожиданные вещи: сколько миллиметров осадков выпадает в июне в городе Армавире; на сколько миллимикрон снашивается подошва человека, весящего столько-то, за километр пути; как повлияет ближайшее противостояние Марса на точные навигационные приборы; сколько метеоритов упадет в такой-то день в Тихий океан; как повлияет ближайшая Олимпиада на моду…
- Спасибо, - сказал я. - С меня довольно. Сыт по горло этой премудростью.
Вскоре Нина вышла из комнаты, где властвовал АНТРОПОС.
- Теперь вы увидите на экране АНТРОПОСа некоторые события будущего этой девушки, - обратился ко мне Ассистент. - Идемте.
Он ввел меня в комнату, где до этого находилась Нина. Затем он вышел, и двери бесшумно закрылись за ним. Я сидел в кресле в абсолютной тишине. Затем на стене вспыхнула надпись: "Соблюдайте молчание! Если смешно - не смейтесь. Если грустно - не плачьте. Клавиатура справа от вас". Надпись на стене погасла.
В темноте обозначился голубоватый прямоугольник экрана. Затем зеленоватым фосфорическим светом замерцала клавиатура, она была по правую руку от меня. Клавиш было много. На первой было написано: "В этом году", на следующей: "В будущем году", а затем: "Через два года" - и так до ста девяти лет.
Я нажал первую клавишу - и на экране возникла Нина. Она стояла рядом со мной на улице, и мы о чем-то говорили. Потом она потупилась и что-то сказала с решительным и смущенным видом. Затем взяла руками меня за голову, поцеловала в лоб, и я пошел в одну сторону, а она - в другую. Вслед за этим экран подернулся туманом, а потом я снова увидел Нину, но уже с Андреем. Они шли по взморью, и у обоих были счастливые лица. Я нажал синюю кнопку с надписью "Фиксация", и Нина с Андреем застыли, как на моментальном снимке.
- Да, все ясно, - сказал я сам себе. - Но что будет лет через сорок? Будет ли она с ним счастлива?
Я нажал клавишу "Через сорок лет". Нина и Андрей исчезли с экрана. По экрану, наплывая одна на другую, пошли темные полосы.
"Очевидно, какие-нибудь неполадки в АНТРОПОСе", - решил я и стал нажимать на клавиши в обратном порядке - "Через тридцать девять лет", "Через тридцать восемь", "Через тридцать семь"… Но по экрану по-прежнему двигались эти темные линии. В них было что-то подавляющее душу, и я снова стал нажимать на клавиши - опять в обратном порядке, но уже не подряд, а через две - в третью, через четыре - в пятую. Когда я нажал клавишу "Через три года" и увидел все те же темные полосы, я пришел к выводу, что АНТРОПОС просто испорчен.
"Вот она, наша хваленая техника, - подумал я. - Недалеко Человечество ушло от прадедовских телевизоров, которые вечно портились и служили постоянной темой для юмористов Двадцатого века. Сейчас пойду к Ассистенту и скажу ему, что АНТРОПОС надо переименовать в Питекантропус - и тогда все станет на свои места".
Я и в самом деле собрался уже уходить, но в последнее мгновение, для очистки совести, нажал на клавишу "Через год" - и на экране возникла Нина. Она стояла в каком-то большом зале рядом с Андреем. Зал был полон непонятных машин и приборов. Но на экран снова наплыл туман, а затем опять я увидел Нину. На этот раз она была одна. Освещенная солнцем, весело улыбаясь, шла она к небольшой пристаньке, возле которой на гладкой, не колеблемой ни малейшим ветерком воде стояли ярко окрашенные электромоторные лодки. Вот она прошла мимо "Аквилона" и прыгнула в "Эос" - небольшую красную электромоторку - и повела ее в залив. Экран замглился, потускнел, а затем я снова увидел Нину в той же лодке. Но теперь суденышко плясало на волнах, и седые валы гнали его к скалистому берегу. Внезапно изображение на экране задрожало, померкло, потом снова вспыхнуло. Теперь я увидел Нину уже на суше, на скалистом островке. Она стояла у невысокого обрыва и вглядывалась в даль. Затем что-то темное надвинулось на нее - и ее не стало видно. По экрану заметались какие-то красные и желтые нити. А затем снова поплыли, надвигаясь одна на другую, темные полосы.
Тогда я нажал кнопку "Реле забвения". Экран погас, а в комнате зажегся свет. Но я не ушел из комнаты, а надавил на клавишу "Вызов Ассистента", и тот тотчас явился. Я рассказал ему все, что увидел.
- Это очень серьезно, - сказал Ассистент. - АНТРОПОС дал прогноз несчастного случая.
- Есть ли возможность избежать этого события? - спросил я.
- АНТРОПОС для того и создан, чтобы заглядывать в дальние события и давать Человеку сигнал опасности. В позапрошлом году был снят с рейсов один Астронавт, которому АНТРОПОС предсказал катастрофу. Астронавт этот жив и поныне. Но здесь случай сложнее. Можно снять с рейсов Астронавта, но нельзя Человеку запретить ездить в лодке, если Человек любит море. И уж никак невозможно запретить ходить ему по земле, - а ведь несчастье здесь предсказано на земле.
- Значит, несчастье неизбежно?
- Нет, его можно избежать. Но для этого, по-видимому, надо перестроить всю жизнь Испытуемой. Надо перемонтировать всю схему событий, причин, следствий. И тогда жизнь этой девушки будет долгой и счастливой.
- Но как это сделать? - спросил я.
- Простите меня за мой вопрос, - тихо сказал Ассистент, - вы любите эту девушку?
- Да, - ответил я.
- Тогда все зависит от вас.
- Ну, говори, что интересного ты увидел? - довольно легкомысленным тоном обратилась ко мне Нина, когда мы покинули помещение, где находился АНТРОПОС.
- Нина, тебе угрожает опасность, - сказал я. - Ты должна перестроить схему своей жизни.
- А что для этого нужно сделать? - спросила Нина.
- Тебе надо забыть об Андрее. Есть другой человек, который тебя давно любит и с которым ты можешь прожить долгую и счастливую жизнь.
- Но я люблю Андрея, - ответила Нина. - Тут уж ничего не поделаешь… И прошу тебя ничего не говорить Андрею об этом прогнозе.
- Даю слово, что буду молчать об этом, - сказал я. - Но ведь опасность угрожает именно тебе. И вот что я скажу: никогда не садись в лодку, на корабль или на иное средство водного транспорта, если оно будет называться "Эос".
- Эос, эос… Какое странное и красивое слово, - задумчиво сказала Нина. - Где-то я его слыхала или читала. Кажется, в стихах.
- Некоторые поэты любят придумывать такие бессмысленные, но звучные слова… Ну, я пойду заказывать себе билет для каникулярного путешествия. Может быть, заказать два билета?
- Нет, я останусь. Иди и бери себе один билет. И не сердись на меня. - Она положила ладони мне на плечи и поцеловала меня в лоб. - Иди. Желаю тебе счастья.
12. СОБЫТИЯ РАЗВИВАЮТСЯ
В раздумье шел я по людному проспекту. Мне было грустно. Прав был старый Чепьювин - он сразу понял, что Нина меня не любит и никогда не полюбит. В чем-то тут была и моя ошибка, но в чем - я не знал. И вот я шагал по светлой улице, среди веселых и счастливых Людей, а сам был невесел и не слишком-то счастлив.
То, что показал АНТРОПОС, меня удивило и встревожило. И первая половина его прогноза была очень похожа на правду. Но сбудется ли вторая часть предвиденья? Размышляя об этом, я вспомнил, как мы с Андреем были у ОРФЕУСа и как этот агрегат ошибочно аттестовал мои умственные способности явно заниженным баллом - четверкой. И вообще все эти агрегаты и механизмы еще весьма несовершенны, и тот же самый АНТРОПОС ошибается в одном случае из пяти. Поэтому вторая, более отдаленная во времени, часть его предвидения, касающаяся Нины, очевидно, просто неверна. "Страшен сон, да милостив бог", - вспомнил я старинную пословицу, и на душе у меня полегчало. Однако в дальние края лететь мне уже не хотелось, и я решил провести свои каникулы в работе и только переменить на время свое местопребывание. Зная, что в Новосибирске есть большая библиотека, где имеется много старинных книг, я решил отправиться на лето именно туда. А по пути я заеду в Москву, там мне нужно навести кое-какие библиографические справки в Центральной библиотеке имени Ленина. Придя к этому решению, я вернулся домой, взял портфель и отправился на подземный вокзал, чтобы сесть в пневмоснаряд. В то время этот вид скоростного транспорта был в новинку, и я часто пользовался им.
- Есть свободные места в пневмоснаряде? - спросил я у Дежурного.
- Есть одно, - ответил тот. - Отправка через четыре минуты. Садитесь в коллективный скафандр.
Он открыл герметическую дверь, и я вошел в длинный круглый баллон из очень толстой самосветящейся резины. Внутри были сиденья из того же материала, на них уже сидели пассажиры, я был последним, пятидесятым.
- Скафандр-амортизатор подземно-баллистического вагона-снаряда пассажирами укомплектован полностью! - сказал Сопровождающий в микрофон. - Двери загерметизированы, ждем отправки. Заряжайте!
Наш скафандр начал слегка покачиваться. Это означало, что его вставляют в полый металлический снаряд. Потом покачивание усилилось - это заливали амортизационной жидкостью пространство между наружными стенками скафандра и внутренними стенками металлического снаряда. Скафандр как бы плавал внутри снаряда.
- Все готово! - послышался голос из репродуктора.
- Стреляйте нами! - скомандовал в микрофон Сопровождающий.
Я, как обычно, почувствовал легкий толчок, затем у меня захватило дыхание от нарастающей скорости, Чувство было такое, будто я нахожусь в сверхскоростном лифте, который движется не вертикально, а по горизонтали. Затем в тело вошла приятная легкость, а вскоре я уже плавал в воздухе, держась за поручень, как и остальные пассажиры. Баллистический подземный вагон-снаряд летел по идеально гладкой трубе-тоннелю. Вскоре скорость замедлилась, состояние невесомости прекратилось. Затем вагон-снаряд остановился, двери открылись, и я поднялся лифтом на улицу Москвы и направился в библиотеку. Там я просидел до вечера, делая нужные мне выписки. Я сидел в тихом зале и работал, а в памяти моей нет-нет да и всплывал недавний разговор с Ниной. Но я отгонял грустные мысли и с новым упорством принимался за работу, зная, что труд мой нужен Человечеству.
Когда я вышел из библиотеки, уже стемнело, и от самосветящихся мостовых исходил ровный, спокойный свет. Пора думать о ночлеге. К счастью, в мое время это уже не было трудной проблемой для всех, приезжающих в знакомые и незнакомые места. Гостиницы еще существовали, но пользовались ими главным образом в курортных городах, в остальных же крупных и мелких населенных пунктах они уже были непопулярны. Любой Человек мог войти в любой дом, и всюду ему были рады и встречали как друга. Спрашивать гостя, откуда он, кто он и зачем приехал в этот город, считалось невежливым. Гость, если хотел, рассказывал о себе, а если не хотел - не рассказывал.
Мне понравился один небольшой дом на берегу Москвы-реки, и я вошел в его подъезд и поднялся лифтом на двадцатый этаж - я люблю верхние этажи, в них светлее. На лестничную площадку выходили двери четырех квартир, и я на минуту задумался - в какую именно войти. Я любил эти мгновения, когда не знаешь, какие именно Люди тебя встретят, кто они по специальности, но знаешь: кто бы тебя ни встретил - ты будешь желанным гостем. В старину такая ситуация называлась беспроигрышной лотереей. Впрочем, одна из четырех дверей отпадала: на ней висел знак одиночества. Я открыл дверь противоположной квартиры и прошел по коридору в комнату, откуда слышались голоса.
Войдя в эту комнату, я увидел, что группа Людей сидит перед объемным телевизором.
- Здравствуйте! - сказал я. - Хочу быть вашим гостем.
- Мы вам рады! - откликнулось несколько голосов.
От сидящих отделилась молодая женщина и подошла ко мне.
- Я сегодня за хозяйку, - сказала она. - Идемте, я вам покажу свободную комнату и квартиру вообще. И потом вы, наверное, проголодались?
- А завтра мы вас поводим по Москве, - сказал кто-то из сидящих.
- Нет, по Москве меня водить не надо. Я ее хорошо знаю, я ведь ленинградец, - ответил я и затем поведал о себе.
Присутствующие тоже сообщили мне свои имена и профессии.
В мое время люди уже не торчали часами перед телевизорами, смотря все подряд, как это делали многие Люди Двадцатого века, судя по старинным книгам и журналам. Поэтому меня удивило, что вся квартира смотрит какой-то довольно посредственный фильм, - увы, их хватает и в наше время. Я спросил у присутствующих, чем объясняется их странный интерес к этому фильму.
- Как, разве вы не знаете? - удивились все. - Ведь вам-то в первую очередь надо знать новость - вы же только что из Ленинграда. Мы ждем чрезвычайного сообщения.
- Какого чрезвычайного сообщения? - удивился я в свою очередь. - Разве в наш век могут быть чрезвычайные сообщения?
- Это касается научной группы, в которой работает Андрей Светочев, - пояснили мне.
На экране телевизора тем временем ничего особенного не происходило. Шел обычный фильм, который можно смотреть, но можно и не смотреть. Какой-то молодой человек и девушка то ссорились, то мирились, то собирались вместе лететь на Марс, то раздумывали.
- А что случилось у ваших соседей? - спросил я присутствующих. - Почему у них на двери висит знак одиночества?
- У них большое несчастье. В их квартире жил молодой инженер-строитель. Месяц назад он полетел в командировку на Венеру и там погиб. Обрушилось какое-то сооружение. Вы же знаете, наши земные материалы плохо переносят инопланетные условия.
- Ему не было и шестидесяти лет, - тихо сказал один из присутствующих. - А АНТРОПОС предсказывал ему полный МИДЖ.
- Очень часто ошибаются все эти усложненные агрегаты, - сказал я.
- Агрегаты ошибаются, здания на Венере рушатся, пропадают без вести космические корабли - и все это из-за несовершенства материала, - сказала Хозяйка.
Внезапно фильм прервался, и на экране телевизора возник Старший Диктор, окруженный переводящими машинами. Диктор был взволнован.
- Внимание! Внимание! - сказал он. - Слушайте чрезвычайное сообщение. Работают все земные и внеземные передающие системы.
Всемирный Ученый Совет обсудил теоретические выкладки, представленные научной группой Андрея Светочева, а также проверил правильность формулы Светочева. Возможность создания принципиально нового единого универсального материала признана правильной и технически осуществимой.
Предоставляю слово Андрею Светочеву.
На экране появился Андрей. Вид у него был скорее встревоженный, чем радостный. Глухим, невыразительным голосом начал излагать он сущность своего открытия. Он часто запинался, не находил нужных слов, некоторые повторял без всякой надобности - вообще, культура речи у него хромала. Я вспомнил, что в школе отметки по устному разделу русского языка были всегда ниже моих. Но сейчас он говорил совсем плохо - на тройку, если даже не на двойку. Только когда он подходил к стоящей поодаль световой доске и начинал чертить какие-то формулы и таблицы, голос его звучал увереннее, выразительнее. (Сейчас эту речь Андрея знает наизусть каждый школьник, но знает ее в подчищенном виде, без всяких пауз, запинок и повторений. На меня же тогда, признаться, она не произвела сильного впечатления.) Андрей употреблял слишком много научных и технических терминов, понять которые я не мог. Сущность же его открытия, как вы все знаете, сводилась к тому, что он теоретически доказал возможность создания единого универсального материала из единого исходного сырья - воды.
Но вот Андрей умолк, экран погас, и в комнате на миг воцарилось молчание. Затем все мои новые знакомые, не сговариваясь, встали в знак высшего уважения. Пришлось встать и мне, хоть в глубине души я счел излишним такое преувеличенное выражение чувств.
- Начинается новая техническая эра, - тихо сказал кто-то.
Мы вышли на балкон. С высоты двадцатого этажа видны были уходящие за горизонт огни Москвы. Справа от нас виднелись башни Кремля, озаренные особыми прожекторами солнечного свечения. Казалось - над Кремлем вечное солнце, вечный полдень.
Когда я проснулся на следующий день в отведенной мне комнате, то сразу почувствовал, что уже девять часов одиннадцать минут. Квартира была пуста, все ее жители ушли на работу. Я умылся, съел приготовленный мне завтрак и посмотрел утреннюю газету, которая почти целиком была посвящена Андрею и его открытию. Затем я вышел на балкон.
Внизу, на набережной Москвы-реки, тек людской поток, и все в одном направлении - к Красной площади. Этот поток не вмещался на тротуаре, он захлестывал мостовую, и из-за этого не могли двигаться элмобили и элтобусы.
"Странно, - подумал я. - Сегодня не Первое мая, и не Седьмое ноября, и не День космонавтики. Неужели вся эта суматоха из-за Андрея?"
Я включил телевизор. Показывали Ленинград. "Стихийный митинг на Дворцовой площади", - сказал Диктор, и я увидел на площади множество людей. У всех были счастливые лица, будто невесть какое чудо случилось. Группы Студентов несли довольно аляповатые, наспех сделанные плакаты. "Давно пора!", "Даешь единый универсальный!", "Химики рады, физики - тоже!" "Ура - Андрею!" - вот что было написано на этих плакатах. Толпа вела себя совершенно недисциплинированно - она громко пела, гудела, шумела на все лады. Я выключил Ленинград и включил Иркутск, но и там было то же самое. На площади толпился народ, пестрели самодельные плакаты. На одном было написано: "Металлы, камень, дерево, стекло" - все эти слова были жирно зачеркнуты, а поверх начертано: "Единый универсальный". Затем я включил Лондон, Париж, Берлин - там происходило то же самое, только надписи на плакатах были на других языках.
"Эта всемирная суматоха не должна мешать моей работе, - подумал я. - Каждый должен делать свое дело".
Вскоре я вышел из квартиры и через двадцать минут был на воздушном вокзале.
13. САМОДЕЛЬНЫЙ АТИЛЛА
В те времена до Новосибирска можно было лететь экстролетом, скоростным ракетопланом, рейсовым дирижаблем и дирижаблем-санаторием. Так как спешить мне было незачем, то я выбрал дирижабль-санаторий и вскоре был на его борту. Дежурный Врач провел меня в двухместную каюту и показал мою постель. Затем он приложил к моему лбу ЭСКУЛАППП, который показал всего три болевых единицы по восходящей.
- Ну, вы, товарищ, два МИДЖа проживете, - улыбнулся Врач. - Но у вас легкое переутомление, поэтому я назначу вам кое-какие процедуры. Есть ли у вас какие особые пожелания?
- Если можно, то пусть моим однокаютником будет Человек гуманитарного направления, - попросил я. - Голова уже гудит от всех этих технических разговоров.
Врач ушел, а в каюту вскоре вошел Человек средних лет. При нем был довольно большой чемодан, что меня несколько удивило: как правило, Люди давно уже путешествовали без ручной клади. Мой спутник сообщил мне, что зовут его Валентин Екатеринович Красотухин и что у него две специальности: он Ихтиолог и Писатель. Признаться, имя это мне ничего не говорило, хоть я знал не только литературу XX века, но и современную. Назвав себя и свою профессию, я поинтересовался, какие произведения созданы моим однокаютником.