* * *
Позавчера отзвенел последний звонок, и для деревенских ребятишек наступили долгожданные каникулы. Лето обещало быть жарким. Уже сейчас стояли знойные дни, правда по вечерам прохладный ветерок пробирал ознобом их загорелые тельца, но беготня, шумные игры и костры в ночном согревали их лучше, чем пиджаки и фуфайки, всученные заботливыми мамашами.
Лошадей в колхозе еще держали, хотя и много указаний насчет замены их "железными конями". Да и дети обожали своих четвероногих любимцев, знали характер и норов каждого. И не было для них большей радости, чем отправиться в ночное с табуном под начальством старого конюха дяди Сени.
К вечеру поужинали огурцами, картошкой, яйцами, салом. Дядя Сеня, как обычно, принял четвертинку "первача", как он говорил, "от вечернего ознобу", и теперь заливисто храпел поодаль от компании ребятишек, которые, сгрудившись у костра, слушали страшные истории конопатого Грицко. Рассказывал он мастерски, на разные голоса, отчаянно жестикулируя и скаля зубы.
– И вот ночью… – шептал он, закатив глаза, – слышит баба чей-то голос: "Отдай, баба, мою руку!" Баба молчит. Опять: "Отдай баба, мою руку!"…
Маленький Степа заплакал.
– Хватит тебе, Грицай, детей пугать! – сердито сказал Андрюша Голованов, серьезный светловолосый мальчик лет четырнадцати. – Вечно ты со своими ведьмаками лезешь!
– А тебе какое дело?! – возмутился Грицко. – Не нравится, так не слушай! А ну, как дам леща – сразу на одно ухо оглохнешь!
И хоть Грицко был старше него на год, да и здоровее, Андрюша сразу же вскочил, сжимая кулаки. Следом поднялся и обидчик. Ребята загалдели, зашумели, предвкушая знатную драку. Все знали, что оба "гонялись" за румяной, чернобровой Аничкой, которая делала вид, что ни того, ни другого не замечает. Но начавшееся сражение было прервано неистовым ржанием коней, которые опрометью понеслись от реки.
И что-то черное, огромное, лоснящееся в лунных лучах, на мгновение зависнув, плавно опустилось на берег реки.
Тут же все пришло в движение. Кони, дети, даже пробудившийся Сеня – все помчались прочь, гонимые паническим ужасом.
И лишь Андрюша стоял не шелохнувшись.
Это походило на кита. А киты, как он знал, не кусаются. Они иногда выбрасываются на берег. И тогда их надо спасать. И хоть река их находилась далеко от моря, да и там китов отродясь не водилось, но щемящее чувство жалости, желание поддержать, помочь беззащитной зверюге переполнило всю его душу. И тут Амаурина позвала. Это был безмолвный и отчаянный зов о помощи, призыв к любому слышащему ее живому существу, достаточно развитому, чтобы принимать телепатические волны.
Слегка оробев оттого, что он "понял", Андрюша сделал шаг, другой, третий… и пошел к ней.
Мальчишки, остановившись на пригорке, смотрели на него со смешанными чувствами восхищения и страха. Он знал, что Аничка тоже смотрит на него – и это придавало ему решимости.
– Назад, Андрюша!.. – истово завопил дядя Сеня и пальнул в воздух из дробовика.
Выстрел гулко прокатился над речкой, вспугнул сонное воронье в лесу, замер вдали, и только подстегнул замешкавшегося было мальчика.
Он преодолел последние пять шагов, поднял неимоверно тяжелую руку и положил ее на гладкий, черный бок существа…
* * *
Это прикосновение пронизало Амаурину неимоверным блаженством. Она вспомнила! Она полностью восстановила в памяти ни с чем не сравнимое ощущение тепла, доброты, ласки, которое исходило от прекраснейших в мире созданий – ее Хозяев.
И пробудился в тайниках ее памяти заглушенный скитаниями Первый Закон ее жизни: "Любить Людей и быть им послушной и верной, где бы их не встретила…" Да, теперь она не сомневалась, что на этой планете жили Хозяева. Может быть, они временно забыли о ней, может быть, утеряли даже какую-то часть своих сил и знаний, но они рядом. Амаурина вернулась на родину и не покинет ее никогда!
Она дрожала, изнемогая от наслаждения, чувствую тепло хозяйской руки, дыша одним с ним воздухом, проникаясь его добротой и близостью.
Не отрывая руки, Хозяин обернулся к другим Хозяевам и крикнул (она затрепетала от знакомых звуков его голоса):
– Хлопцы! Скачи в деревню! Пусть в райцентр звонют! К нам марсиане прилетели!..
И от этих слов, пока не понятных, но таких простых, чистых и звонких, она заплакала…
Одна из крупных и тяжелых слезинок скатилась на траву, задев потерянный давеча теннисный мячик.
Мяч осторожно откатился к костру, обогнул его, исследовал вещи, сваленные в беспорядке: пиджаки, кнуты, книжку, котелок, хворост, подстилку и воздушный змей, который ребятишки запускали весь день.
Стараясь не шуметь, Змей высвободился из-под придавившего его рукава, ловя легкое дуновение ветерка, приподнялся и взлетел в воздух…
* * *
– Готовы? – спросил хирург Ахмедов, беря ланцет. – Итак, товарищи студенты, больной Бабаев был доставлен в больницу в бессознательном состоянии и скончался сегодня утром, не приходя в сознание. Наша задача состоит в том, чтобы, произведя вскрытие, установить причину его смерти. Вскрытие начнем с брюшной полости…
– Не надо! – жалобно завопил покойник и сел на столе, прикрываясь руками…
Студенты с воплями разбежались кто куда. Хирурга Ахмедова хватил удар.
* * *
Теперь их собралось побольше. Кроме старых знакомых Уирка и Ларга, в комнате находился еще и круглый серебристого цвета еж с длинными металлическими иглами, катавшийся по стене, посланник цивилизации снэргов. В углу примостилась замысловатой формы загогулина, которую представили как фьйорга. С самого начала разговор принял неприятный характер.
– Преступление! – вопил Ларг. – Наипреступлейнейшее преступление!
– Ошибка, – вторил ему Урик. – Непростительная ошибка. Вы держали в руках космический корабль иной цивилизации и отдали его в руки людей.
– Оружие! – стонет "загогулина". – Совершейнейшее оружие! Иные средства межпространственного перемещения!
– Упустить вражеского шпиона! – надрывался Ларг.
– Я всегда говорил, что он ненадежен, – вставил "еж". – Эти белковые – они все такие. Думают только о себе, стараются только для себя.
– Преступным легкомыслием было полагаться на них! – возмутилась "Загогулина". – Они же все заодно. И он заодно с нашими врагами.
– Нет, мы выясним, кто наделил его способностями к транстипизации! – разбушевался снэрг. – Это наше кровное изобретение! И кое-кто нам очень дорого заплатит за свою щедрость!
– Кому это "нам"? – ледяным тоном осведомился Уирк. – И почему это именно "вам" кто-то что-то должен?
"Еж" моментально умолк, прекратил кататься по стене, съежился и забился в угол.
Резидент с интересом следил за ними. С момента его пробуждения в морге прошло не более трех суток, а они уже собрались сюда. Не иначе, где-то поблизости у них есть еще один передатчик. Может быть, и не один. Может быть, целая база. Их беспокойство ему вполне понятно. Еще бы, чужой разведчик, даже не разведчик, а целый звездолет действовал у них под самым носом, а они… Они положились на него. Теперь им придется оправдываться перед своим начальством. А ему – перед ними.
В тоже время его не мучили ни угрызения совести, ни раскаяние в содеянном. Он был равнодушен и немного зол.
– Вы, кажется, несколько превратно представляете себе обстоятельства случившегося, – резко вмешался он. – Не знаю, что наболтал вам Фляр…
– Фльйаргар-078 прекратил передачи одновременно с вами, – сообщил Ларг. – Он в тяжелейшем шоке после лучевого удара.
– Так что же вы хотите от меня? Ни он, ни я не успели ничего предпринять, увидев звездолет. Он перехватил наши переговоры и поразил Фляра. Со мной он тоже расправился. Попросту съел меня. Мне ничего не оставалось делать, как стать частью его.
Ему показалось, что все они осуждающе качнули тем, что заменяло им головы.
– А вы бы предпочли, чтобы я вообще перестал существовать? Да, я стал частью биопотенциала. И не смог им управлять. А что тут странного? Тут с одной травинкой управляешься. А я оказался в сложнейшем организме на десять порядков сложнее человеческого.
– Что он представляет из себя? – осведомился фьйорг.
– Глаз. огромный, всевидящий глаз, моментально озирающий огромные пространства на всех уровнях восприятия. И одновременно мозг. Одновременно и тело, умеющее трансформироваться к любым условиям. Мне с трудом удалось закрепиться в тонком слое клеток мышечной памяти. Конечно, во всем происшедшим я играл пассивную роль. Но что мне еще оставалось делать? Если бы он заподозрил неладное, я бы не смог так мирно беседовать с вами.
Кажется, поверили. Размышляют.
– Кстати, – продолжал резидент, – я не уверен, что и вы смогли бы здесь находиться. Как я понял, этот организм враждебен машинным цивилизациям, а не гуманоидным… – и тут понял, что сказал лишнее.
– Амауреты! – взвизгнул фьйорг. И стремглав вылетел в форточку, выломав часть оконного переплета с рамой.
– Послушайте, нельзя ли поосторожнее! – возмутился Руслан Тимурович. Но его не слушали. Все всполошились. Стремглав выкатился куда-то "еж". Нервно сверкал Ларг.
– Да что вы так суетитесь? – воскликнул резидент. – Он же мертв. Умер, понимаете?
Они замерли, вслушиваясь.
– Что значит "умер"? – осведомился Уирк.
– Это значит, что чужак полностью истощил свои биологические ресурсы на уничтожение наших машин, обессиленный упал на землю и умер. Теперь от него осталась лишь гора гниющего мяса. Во всяком случае, мне так показалось.
Здесь наш резидент слегка покривил душой, искренне надеясь, что легкая встревоженность его биотоков останется незамеченной шефами.
– Его необходимо доставить на 242, – заявил Ларг.
– Сто пятьдесят семь тонн, – сообщил резидент, не сморгнув глазом прибавив целую сотню.
Эта цифра бьет их как молотом. Вероятно, грузоподъемность их кораблей не столь уж высока.
– А если разделить на части?
– Тогда грош цена всем вашим стараниям остаться незамеченными. Сообщениями о пришельце пестрят все газеты мира. Его изучает правительственная комиссия, а охраняют эту тушу войска ООН: полк истребительной авиации, бронетанковая дивизия и пятьдесят пять ракетных установок.
Его моментально прощупывают. И убеждаются, что сказанное им – чистая правда.
– Я не могу решиться на дальнейшее действие без разрешения Совета, – заявил Ларг. И исчез.
Уирк ненадолго задержался. Только для того, чтобы сказать:
Я знаю человеческую манеру сообщать то, что не соответствует действительности. Мы не успокоимся до тех пор, пока не убедимся, что разведчик амауретов мертв. Все силы, весь флот Галактики будут брошены на его уничтожение. И здесь уже жизни нескольких тысяч ваших солдат не будут играть никакой роли. Скажите, вы действительно считаете, что он мертв? Уирк концентрируется, принимая облик непонятного, жутковатого переплетения трубок, проводов и зыбкого, мерцающего каркаса. Направленные волны крепко держат мозг резидента, внимательно исследуют психические каналы. Лгать бессмысленно.
– Уирк, я скажу вам правду. В вашем понимании он мертв. Он не производит полезной работы, не реагирует на раздражители, не двигается, не мыслит, не чувствует. В нашем же понимании он уснул. И будет спать еще долгие годы. Так что можете не торопиться с его уничтожением. Но я прошу вас разрешить мне выступить перед членами Ассоциации как представителю своей планеты. Я хочу спросить у них, что они считают более предпочтительным – мир или войну? Не лучше ли нам сделать чужака своим другом? Я добился того, что он людей за своих хозяев. Он покорен, послушен, спокоен, перелетел туда, куда его попросили, и разрешает себя исследовать. Он не опасен для вас. Он погибает и будет погибать еще несколько лет. Но может быть, нам удастся выведать у него часть знаний его истинных хозяев? Может быть, он подробнее расскажет нам о мире, из которого пришел. Тогда мы сможем подготовиться к Вторжению, которого вы все так опасаетесь.
Уирк помедлил, обдумывая его слова, и сказал:
– Я воспроизведу вашу речь на заседании Координационного Совета. Она мне кажется обоснованной. Пока работайте. Но чтобы никакой инициативы вроде той, со спутником, вы больше не проявляли!
Ах, Фляр! Успел-таки наябедничать! Поделом ему!
* * *
Глубоко под землей, в карстовой пещере, в озере насыщенного соляного раствора плавает огромное темно-серое тело. Целыми сутками оно может лежать без движения. Потом поворачивается, подставляя другой бок живительному потоку альфа-частиц, жадно впитывая ультрафиолетовые лучи, опаляющие мощную лоснящуюся спину.
Амаурине хорошо. Она отдыхает после долгих странствий. Тысячелетние путешествие по межзвездным трассам все-таки привело ее к родному порогу. Здесь ее любят. О ней заботятся, создают все условия, какие она только может пожелать.
Иногда она подплывает к краю озера и стукается о кафельный бортик. Тогда мальчик, сидящий в шезлонге, откладывает книгу, подходит к ней и гладит ее шершавую спину.
И тотчас по руке его проносится стремительный ток, замирает в недрах сознания и распускается в мыслях поразительными картинами, повествующими о жизни иных миров и цивилизаций, о дружбе их и вражде, об извечной борьбе Разума и Безумия, Жизни и Смерти, о вселенских катастрофах и тайнах рождения звезд. Все это мальчик пытается запомнить и рассказать людям в белых халатах, которые морщат лбы и старательно записывают каждое его слово, снимают на пленку каждое движение, каждый звук загадочной гостьи из космоса.
Пока им мало что удалось понять. Но надежды они не теряют.
III. Длань Немезиды
Слесарю, дворнику, токарю, пекарю, грузчику, шоферу, матросу, плотнику, каменщику, словом рабочему человеку в наши дни проще устроиться на работу, чем инженеру, экономисту и прочему "прослоечному" элементу. Как-то само собой разумеющимся считается, что рабочих гонит по свету желание подработать, поиски квартиры, ну и романтика. Но когда по предприятиям ходит не столь уж молодой экономист и предлагает свою трудовую книжку с одной-единственной записью, инспекторов невольно охватывает подозрение – а все ли в порядке с этим типом? Не алкоголик ли он? Не псих ли? Не случаются ли с ним припадки на рабочем месте? И с чего это он вздумал бросать уютное предприятие неподалеку от дома? Неужто надеялся, что где-то ему будут больше платить?
И руки добросовестных кадровиков невольно тянулись к телефонам. А позвонив на прошлое место работы, они узнавали, что указанный товарищ как работник в общем-то не плохой, но скандалист и нарушитель трудовой дисциплины, грубо осквернивший руководителя завода на рабочем месте. После подобной рекомендации документы соискателю немедленно возвращались с выражением глубочайшего сожаления по поводу отсутствия вакансий. И когда подобная процедура с пугающим постоянством повторяется в восьмой либо десятый раз, в душу соискателя невольно закрадывается мысль о собственной неполноценности. Кроме того, во весь гигантский рост поднимается проблема обеспечения калориями своего бренного организма.
Будучи "овеществленным", Руслан Тимурович мог совершенно не заботиться о пропитании, либо делать это в минимальных размерах. Вселяясь в транзисторный приемник, он легко обходился питанием от батарей. В облике чайника ему вполне доставало газовой конфорки. Тело его в этот момент погружалось в глубокий анабиоз. Но стоило резиденту возвратиться в человеческую оболочку, как организму его немедленно требовались еда, тепло, одежда.
На его счастье о бедах Бабаева узнала дворничиха тетя Клава. Она в течение дня устроила его на работу в монументальное здание одного из бывших министерств. Ходатайство её оказалось сильнее предубеждений. И Руслан Тимурович получил место штатного полотера учреждения, занимавшегося проблемами перспективного планирования различных областей нашего бытия. Вскоре он почувствовал ощутимые выгоды нового положения. На работу он являлся после восьми вечера, пил чай со сторожем, слушал радио, читал, а после полуночи…
Правда, сторожа едва не хватил удар, когда, обходя здание в начале третьего часа ночи, он обнаружил полировочную машину, которая сама собой покрывала мастикой и натирала полы. После выплаты контрибуции в размере литра крепленого вина Бабаев сумел-таки убедить старика, что он испытывает своё оригинальное изобретение, которое внесет его имя в анналы мировой технической мысли. Жалованье на новом месте было невелико, но его вполне хватало на то, чтобы вести привычно скромный образ жизни.
Однако назвать эту жизнь спокойной мы бы вряд ли смогли. Да и где в наши дни обретешь спокойствие? За два месяца и несколько дней наш герой побывал на всех континентах планеты, во всех ее горячих точках, столкнулся с миром, о котором знал лишь понаслышке, и с проблемами, о существовании которых даже не подозревал. От количества известных ему теперь военных, политических и экономических секретов различных стран у него порою просто кружилась голова. И если раньше, когда Фляр называл его "хозяином", в душе его возникало неосознанное чувство протеста, то теперь, когда он проник в суть вещей, испытал тысячи перевоплощений, с каждым разом набираясь все больше знаний и опыта, он и в самом деле почувствовал себя хозяином, но не суровым и спесивым, а требовательным и заботливым.
Он даже полюбил добрые, честные, бессловесные вещи. Они были изготовлены и одушевлены людьми и верно служили своим создателям. И не их вина была, если некоторые люди использовали их для оскорбления, унижения или уничтожения себе подобных. Вещи честно делали свое дело. Пулеметы стреляли, пули убивали, линотипы набирали всякую ересь, радиоприемники призывали к уничтожению "красной заразы", телевизоры демонстрировали фильмы, унижающие достоинство человека.
Вещи были покорным и спокойным народцем. Да и странным было бы ждать от них иного. Но в последнее время с ними стали твориться чудеса. Пушки порой разрывало в руках убийц. Кисти вместо нацистских лозунгов писали призывы к миру и разоружению. Компьютеры отказывались рассчитывать траектории ракетных ударов, типографские машины неожиданно для наборщиков начинали печатать сенсационные разоблачения… И тогда в небольшой квартирке появлялся один из хозяев резидента и начинался скандал. А маленький, невзрачный человечек, сидя на своем скрипучем диване, разводил руками, таращил глаза и отнекивался.
Он был счастлив, получив власть над миром вещей, Но старался пользоваться ею во благо людям.
Порою он тысячедолларовой банкнотой взвивался в воздух из кассы супермаркета и опускался в жилище бедняка. Либо в облике распятого Христа грозил пальцем лицемерному банкиру, или, вселившись в стремительную ракету, отклонялся от курса и взрывался в пустыне. Он не вел счета своим благодеяниям и никогда не возвращался к тем, кого облагодетельствовал. А напрасно. Тогда бы он увидел кассиршу, у которой злополучную тысячу вычли из жалованья. И бедняка, который на все деньги накупил дурманящего зелья и погиб, отравившись. И банкира, который стал вести аскетический образ жизни, закрыл свои заводы, выбросив на улицу тысячи людей, и перевел несколько миллиардов на текущий счет Ватикана. И вояк, которые закупили новые ракеты, еще лучшего качества… Да, вещи влияли на мир. Но еще больше мир влиял на вещи.