Вместо звонка в регистре что-то жутким образом стучало, после чего можно снять трубку и разговаривать. Все вместе - дикторская и операторская кабины - имеет звучное название "эфирный зал". Общая площадь - шесть квадратных метров. Соединены два помещения дверью, которую во время эфира нельзя открывать, и коммуникативной трубой - переругиваться в краткие секунды перекура.
Трефаил встал в исходную позицию, хрустнул пальцами, повращал шеей, потом тазом, пару раз присел и решил, что очередную вахту выдержит.
За закопченной стеклянной переборкой гримасничал Тургений.
Сууркисат посмотрел на циферблат паровых часов, более похожий на манометр. Тем не менее минутная стрелка почти доползла до часовой, и это значило только одно:
- Готовность номер один! - объявил Трефаил в трубу и забросил в обе топки по лопате угля.
Монитор с микрофона зашипел, и через мгновение голос Мумукина спросил:
- Сууркисат, как слышишь меня?
- Слышу хорошо. - Еще пара взмахов совковой лопатой. - Десять секунд до эфира…
Уголь стал летать в гудящие огненные чрева с поразительной быстротой, и, когда до эфира оставалось всего пять секунд, Трефаил метнулся к шкафу и вынул оттуда огромный фланец из нержавеющей стали, шпеньки, шишечки и крючочки на котором содержали запись гимна Соседского Союза. Фланец с глухим звоном ушел в паз чейнджера, Сууркисат вручную совместил воспроизводящую головку проигрывателя с диском, и грянули первые такты самого чудовищного музыкального произведения за всю историю островов Гулак. А за ними начался самый ужасный эфир со дня возникновения парового вещания.
- Семь утра на всех часовых поясах, в Перепаловске-Взрывчатском - полночь. В студии "Радио Сахарин" - повсеместно полюбившийся публике Тургений Мумукин и его бессменный ассистент за звукорежиссерским пультом - Сууркисат Трефаил, человек-паук. Мы работаем в прямом эфире, наш телефон - три, два-два… два-два, три… три, два-два. Ждем ваших звоночков, а пока для вас споет что-нибудь из последнего монстр отечественной эстрады Лемурий Гиббонтьев. Звоните, звоните, передавайте приветы и поздравления, можно пожаловаться на ваше домоуправление и участкового-котовца, признаться в любви партии и правительству, добрые пожелания в адрес Распута Григоровича принимаются вне очереди. Итак - Лемурий исполняет очередную свою ле-муру, пардон муа за мой хранцузский…
Если бы человек-паук не стоял в настоящий момент за звукорежиссерским пультом, он расчленил бы повсеместно полюбившегося публике диктора и сжег в топке. Однако времени на скорый, но справедливый суд совершенно не оставалось. Едва услышав имя исполнителя, Трефаил извлек из фонотеки фланец Гиббонтьева и метнул его в чейнджер поверх гимна, и, едва Тургений завершил тираду, Лемурий заголосил: "И вот в полет меня зовет мой паролет, мой паролет…"
- Что ты мелешь? - заорал во время короткого перерыва Сууркисат. - Собака сутулая, ты почему последние известия не читаешь?
С той стороны коммуникативной трубы донеслось:
- Сам собака. Исправлюсь после рекламной паузы.
- Чего? - Трефаил поскреб затылок.
- Работай, пару нет, - отмахнулся за мутным стеклом Мумукин.
Делать нечего, пришлось кидать уголь. Сууркисат кидал в жаркое пламя топливо лопата за лопатой, придумывая планы мести один страшней другого, но ни распиловка, ни вырывание пальцев с корнем, ни сжигание в топке заживо, ни даже сдача Мумукина в лапы самому Эм-Си Кафке не казались Трефаилу достаточно суровой карой вероломному диктору. Однако нестандартное решение нашлось, и Сууркисат аж вздрогнул при мысли, как он отомстит. Сердце сладко заныло от предвкушения. Тургений же, ни о чем не подозревая, разминал свой рабочий инструмент:
- Мми, ммэ, ммо. Уэ. Абыр… абыр… абырвалг… Фрякает франкмасон нефердопердозно. Не ржи рожей, во ржи лежа. Проехали рохирримы проводить Фродо до Ородруина. Тыры чёрё, соровсерем чёрё лири, серейчарас карак дарам борольноро, бурудерешь знарать…
Едва Гиббонтьев отпел свое, Мумукин вновь подал голос:
- "Радио Сахарин" - это БУЙ! Это ДВА БУЯ! Ля-ля-ля, это была рекламная пауза на "Радио Сахарин", а сейчас предлагаем вашему вниманию…
В это время регистры в дикторской кабине застучали, и звукорежиссер с ужасом понял, что это - первый звонок в прямом эфире. Первый в мире. Тургений сорвал трубку.
- Привет, к нам в студию дозвонился… - весело начал он. - Представьтесь, пожалуйста.
- Здравствуйте, - послышался сквозь бульканье котельных голос. - А можно передать привет?
- Обязательно, - торжествующе прокричал Мумукин. - Привет всем. - Он бросил трубку и продолжил: - Последние известия. Приказом Президиума Верховного Совета гениальный создатель е…ного государства, дорогой товарищ Вальдемар Некрасович Хэдэншолдэрс, с чувством глубокого удовлетворения, переходящего в пароксизм довольства, награждается орденом Трудового Красного Пламени. В теплой дружеской обстановке орден вручал народный шаман Распут Григорович. Трудовые новости: небывалый урожай белокочанной царицы полей собрали с полей нашей любимой Родины…
Мумукин гнал пургу, а бедный Трефаил действительно вспотел. Он думал, что ослышался, но слух до сих пор ни разу не обманывал Сууркисата. Он ясно слышал, как именно Мумукин назвал Большого Папу, но повторить не решался. Он только слушал болтовню своего товарища и машинально забрасывал уголь в печь.
- …и на этой оптимистической ноте наш выпуск новостей заканчивается. Свой трудовой подвиг наша бригада в лице меня, Тургения Мумукина, и виртуоза лопаты Сууркисата Трефаила посвящает гениальному создателю…
Мумукин напрягся.
- … е...ного государства.
Это был конец.
Эм-Си Кафка смерил Худойназара Лиффчинга тяжелым взглядом, встал на табурет, придвинул голову редактора за уши поближе и плюнул ему на лысину.
- Так вы утверждаете, что это есть диверсионный акт?
- Нет, - выдавил Лиффчинг. - Это гнусный диверсионно-террористический акт, с элементами глумления над самым святым, что у нас есть.
- Ага. - Эм-Си спрыгнул с табуретки. - В таком случае объясните: каким образом диверсанты проникли в эфирный зал?
- Э… - проблеял редактор. - Втерлись в доверие… Волки в овечьей шкуре… в шкурах. Ввели в заблуждение…
Он смолк под уничтожающим взглядом котовца, а потом вдруг нашелся:
- Их же ваш охранник пропустил.
Эм-Си задумался.
- Вы что, намекаете, будто я халатно отношусь к своим обязанностям по контролю за кадровым составом? - Угрозы в голосе Кафки почти не слышалось, но Лиффчинг вспотел.
- Никак нет! - отчеканил Худойназар. - Я подозреваю заговор.
В коридоре послышался шум, колючие буркалы Кафки сфокусировались на двери, поскольку нестройный галдеж стремительно приближался к кабине редактора.
Дверь не преминула распахнуться, но сделала она это как-то странно: Эм-Си точно помнил, что дверь открывалась наружу, а тут она открылась внутрь кабины. Причиной распахивания послужил оперативник-новичок, влетевший в дверной проем вперед головой и бесславно прервавший полет лбом о стену.
- Ну вы… Не очень-то… - послышался из коридора чей-то сердитый бас.
Наши же герои продолжали вершить скромный трудовой подвиг, не зная, что жизни их не стоят капустной кочерыжки на полях великой Родины.
Точнее, Трефаил уже понимал, куда они с Тургением попадут после эфира, но бросить работу не мог. Во-первых, надеялся, что никто не заметил мумукинской оговорки, а во-вторых - вошел в привычный полуавтоматический режим работы. Касательно Тургения можно сказать лишь одно: глухари на току бывают во сто раз бдительнее. И только в час пополудни, после слов о погоде, когда закончилась их вахта, уставший и злой Сууркисат скрутил Тургения в бараний рог:
- Над твоим трупом поглумиться, или пускай так куски валяются?
- А что я сделал-то, еппонский бог?
- Ты что - дальтоник? Не слышишь ни фига? Не мог просто сказать - Большой Папа?
- А я как сказал?.. - похолодел Тургений.
Тут Сууркисат замялся. Сам он брезговал табуированной лексикой, но нужно же как-то объяснять, чего такого сказал этот… этот…
- Ты в слове "единого" вместо "ди" сказал "ба", - скорбно произнес Трефаил.
Тургений пошевелил губами, мысленно заменяя один слог другим.
Результат подстановки потряс его до глубины души.
- Что, прямо в эфир? - В глазах Мумукина мелькнул неподдельный ужас.
- Открытым текстом.
Так они стояли и смотрели друг на друга в полном молчании не менее минуты.
А потом разразились хохотом.
- И нас до сих пор не схватили? - Изнемогая от смеха, Мумукин открыл дверь и тут же получил подлый удар в живот, и две пары рук в черно-буром камуфляже выдернули Тургения из эфирного зала.
- Э, куда? - рассвирепел Сууркисат и бросился за товарищем.
В коридоре толпились котовцы, в их объятиях тосковал Тургений.
- Мумукин, держись! - Сууркисат поспешил на подмогу.
Пожалуй, если бы не шесть часов непрерывного махания лопатой и перетаскивания фланцев из нержавейки, Трефаилу удалось бы раскидать оперативников и унести Тургения на руках, но звукорежиссер очень устал. Поэтому единственный эффектный трюк у него получился с каким-то хлипким котовцем, которым он сломал дверь редакторской кабины, да и то - чисто случайно.
- Ну вы… - прогудел Сууркисат. - Не очень-то…
- Вмажь им, Трефаил, вмажь! - орал бьющийся в цепких руках оперативников Тургений. - Еппонский городовой, больно же!
Но вмазать не удавалось. Котовцы плотной стеной облепили Трефаила и не давали места для маневра.
Из раскуроченной редакторской двери выглянул карлик. Над ним показалась голова Лиффчинга.
- Эти?
- Они самые.
- Вы за автографом? - Тургений перестал биться в цепких руках оперативников. - А почему вы такой маленький?
- Да он вообще сикавка, - подтвердил Трефаил.
- Сюда их, живо, - оскорбился Эм-Си Кафка.
Задержанных втолкнули в кабину редактора.
- Моя велик! Моя очень велик! - вскочив на редакторский стол, сотрясал кулачками Эм-Си, сбиваясь на чурекский акцент.
Сууркисат с Тургением переглянулись.
- Осторозно, моя масына едет вперед, - и оскорбительно заржали.
Эм-Си побагровел.
- Вы арестованы за террористическую деятельность, - уже без акцента отчеканил он. - Вы опорочили имя и должность Большого Папы, читали несанкционированные известия и оказали сопротивление властям. Об оскорблении меня при исполнении я умолчу - этот вопрос мы еще провентилируем, в частном порядке…
- Протестую, - заявил Тургений. - Новости санкционированы Большим Папой, никого я не оскорблял… то есть мы не оскорбляли… И последнее - я читал с листа, присланного по факсу лично Вальдемаром Некрасовичем.
- Что? - округлил глаза Эм-Си. Оперативники при этом подтянулись и отдали честь портрету Папы, висящему на стене. Новичка поставили на ноги и приставили безвольную руку к козырьку.
- Вот, почитайте, - и Мумукин протянул Кафке страницу с известиями.
Эм-Си машинально взял в руки улику и непонимающим взглядом уставился в текст.
- По-моему, ты совершил крупную ошибку, перевернув лист вниз головой, - прошептал Сууркисат.
- Покажи мне хоть одного чурека, который умел бы читать, и я съем какашки, - так же тихо ответил Тургений.
- Ничего не понимаю… - возмущенно фыркнул Кафка, трепля бумагу в руках, потом перевернул лист… - А, вот теперь понятно.
Быстро пробежав глазами по тексту, главный котовец в недоумении уставился на арестованных:
- Это же позавчерашние известия.
- По-моему, ты съешь какашки, - заметил Трефаил.
- Мне тоже так кажется, - покраснел Мумукин. - Никогда больше не буду шовинистом. Драпаем.
Минуты две прошло, а котовцы никак не могли понять, куда побежали арестованные.
- Кхым… Мнэ… - прочистил горло Лиффчинг. - Вы… как бы это помягче сказать… догонять их будете, или пусть бегут?
Безумный взгляд Кафки уперся в переносицу редактора.
- Что?
- Я… кхым… вы их будете ловить?
- Кого?
- Ну… этих… Диверсантов.
До Кафки дошло, что арестованные просто-напросто сбежали. Постепенно это поняла и опергруппа. Кроме новичка, пребывавшего в нокауте.
- Остолопы! - заверещал Кафка. - Догнать! Сиктым на кутак!
Карабулдык чикалдык! Аглы!
Котовцы загрохотали коваными каблуками в направлении пожарной лестницы.
- Стучать будешь? - Кафка посмотрел на Худойназара.
- Лично вам.
- Молодца.
На первом этаже, представ пред светлые очи дежурного, беглецы притормозили.
Пожалуй, впервые в жизни стражу давался шанс отличиться и продвинуться по службе. Он понял, что каким-то образом террористам удалось избежать встречи с опергруппой, и решил выполнить всю работу сам.
- Сдаюсь. - Трефаил поднял руки, но движения не прервал, а даже ускорился.
- И я сдаюсь, - повторил маневр Тургений.
Котовец ласково улыбнулся, но расслабился он зря. Сууркисат подошел к охраннику на расстояние поцелуя и двинул коленом в самое незащищенное место. Не ожидавший такой подлости страж захныкал, выронил УЗИ из слабеющих рук, устремленных если не защитить, то хотя бы пожалеть уязвленный орган. Тургений подхватил оружие на лету, с особым цинизмом отдавил охраннику обе ноги поочередно и таинственно шепнул:
- Я тебе сейчас глаз высосу.
Глаза дежурного закатились, и он упал в обморок.
Первое, что увидели беглецы на улице, - "Шибейя" Эм-Си Кафки.
- Клевая тачка, - позавидовал Тургений. - Бешеных бабок стоит.
- Знаешь, чья? - Трефаил устремился к машине и решительно открыл дверь. - Моя.
Упрашивать не пришлось - Тургений нырнул внутрь и стал баловаться рулем.
- Кыш, я поведу. - Сууркисат сел за руль.
- А ты умеешь? - Мумукин опасливо покосился на друга, пока тот разглядывал приборную доску и искал зажигание.
- Ложись! - Трефаил накрыл собой тело Тургения: из здания выскочили котовцы.
- А нас здесь не будут искать? - просипел Мумукин. - Ой, кнопочка какая-то…
Машина взревела и рывками поехала вперед, выстреливая облачка черного дыма. Сууркисат выпрямился и посмотрел на дорогу, Тургений тоже поднял голову.
- Дави, дави их, еппона мама! - радостно завопил он, увидев, как котовцы бросились врассыпную.
- Не оказывай на меня морального давления! - огрызнулся Сууркисат.
Он вращал руль, крутил все рукоятки подряд, пытаясь добиться стабильной работы парового двигателя. Наконец поршни заработали чаще и ритмичнее, дым повалил столбом, машина поехала ровнее.
- Поехали! - завопил Тургений так, будто сам сидел за рулем. - Тормози.
Сууркисат утопил педаль тормоза: проезжая часть разверзлась перед ними всей своей безысходной непроходимостью и напоминала кипучую стремнину горной реки. Попасть в это течение означало верную смерть.
Мумукин посмотрел в зеркало заднего вида. Котовцы уже пришли в себя, мало того - на улицу выскочил хозяин паровика.
- Моя твоя кушать! Ритуально! - бесновался он на крылечке небоскреба, обрушивая на своих подчиненных потоки сановной ненависти.
Оперативники приходили в себя медленно, но и до них дошло, что паровик их шефа захвачен террористами.
- Твоя слушать моя! - крикнул Кафке Сууркисат. - Моя брать заложник.
- Какого еще заложника? - опешил Эм-Си.
- Твою машину.
Кафка вновь впал в ступор.
- А на фиг нам его машина? - шепотом спросил Тургений.
- Ты что - глухой? - разозлился Трефаил. - Я только что сказал - в заложники.
- А ему она на фиг?
Эм-Си приказал:
- Взять их!
Все-таки исполнительность у котовцев была на высоте. Издав воинственное "УРА" (Уроем Растлителей Архипелага), они ринулись на штурм паровика, даром что тот стоял без движения, только взбрыкивая задними колесами.
- Какое мужество! - восхитился Трефаил и въехал в транспортный поток, опрокинув несколько замешкавшихся машин, круто развернулся - и поехал по встречной полосе.
Тургений причитал:
- Ой, рябина кудря-а-ва-а-я-а. Куда же тебя несет, сво-о-ло-очь?
Убить меня, быдла, хо-о-че-ешь.
- Какое мужество! - продолжал восхищаться Сууркисат, поглядывая в зеркало заднего вида, как котовцы один за другим выбегают на дорогу и исчезают под колесами машин.
- Ты это обо мне? - оторвал обезумевший взгляд от дороги Мумукин.
- Нет, про Кафку. Ради дела такую тачку не пожалел.
Ехать по встречной было не только неудобно, но и опасно, поэтому Сууркисат резко развернул машину, увильнул от готовых уже врезаться в "Шибейю" махоньких паровичков и теперь уже двигался вместе со всеми, почти не нарушая правил. Тургений, покрывшийся во время этого маневра испариной, стремительно приходил в себя, задирался на других участников движения и умудрился плюнуть на Кафку, когда Трефаил проезжал мимо.
Глупо уповать, что так легко можно уйти от преследования властей. Не прошло и пяти минут, как Тургений обратил внимание на эскорт паровиков.
- Нас принимают за Кафку! - заржал Мумукин.
Трефаил поглядел в зеркало и покачал головой.
- Пожалуй, ты не прав.
Мумукин присмотрелся и узнал в злобном карлике, приплясывающем на капоте спецпаровика, самого Эм-Си.
Погоня… Какой детективный сюжет обходится без погони? Один - бежит, другой - догоняет.
Тысячи машин не создавали такого количества лязга, грохота и летальных исходов, какое организовали Тургений с Сууркисатом на угнанной "Шибейе" и четыре спецпаровика котовцев. Сирены выли, как на похоронах Большого Папы, буде таковые когда-нибудь случатся, водители преследуемой и преследующих машин наплевали на все правила, поэтому Проспект Ильича, единственная транспортная артерия Тунгусска, превратился в арену гладиаторских боев. Исковерканные корпуса гражданских и государственных паровиков усеивали обочины Проспекта или же оставались догорать прямо на проезжей части. Не прошло и часа, как улица опустела. По тротуарам в панике металось гражданское население, но и оно вскоре исчезло.
- До чего же тут много всяческих кнопочек! - Пытливая натура Мумукина жаждала приключений даже в такой аховой ситуации. - Как ты думаешь, что это значит - машинка с пружинкой на пузе?
Естественно, что он нажал на нее, не дожидаясь реакции компаньона.
Страшный удар сотряс "Шибейю", и вот уже Мумукин в истерике пытался выброситься из непонятно как оказавшегося в воздухе паровика.
Сууркисат глянул в зеркало заднего обзора и обнаружил, что преследователи точно так же взмыли над небоскребами Тунгусска и теперь по параболе падают вниз.
Перспектива оказаться размазанным по асфальту очень не понравилась Сууркисату, но тут скорость падения резко упала, и, узрев над крышами котовцев огромные белые купола, Трефаил перестал беспокоиться. Скоро машина плюхнулась на землю, беглецы пребольно ударились головами о потолок, но тем не менее Сууркисат прибавил оборотов.
Машина взревела, но быстро не ехала, а только елозила по асфальту.
- Купол мешает, - понял Мумукин. - Сейчас я его…
Он вынул из кармана складной нож размеров воистину исполинских и вылез на крышу паровика. Широкий взмах - и лезвие опустилось на стропы.
Именно в этот момент Тургению пришло в голову, что Трефаил продолжает давить на акселератор.