Паровик стрелой полетел прочь от оперативников, вплотную приблизившихся к беглецам. Тургений возопил:
- Собаклай, притормози.
До Трефаила тоже доперло, что друг остался на крыше. Он ударил по тормозам. Шины завизжали, паровик встал как вкопанный, и Мумукин пташкой спорхнул с крыши "Шибейи". Бормоча проклятия, он поднялся с грешной земли, зачем-то отряхнулся и влез в кабину совершенно счастливым человеком. Погоня продолжилась.
- Кармагеддон какой-то! - Сууркисат вырулил с тротуара, куда его занесло на очередном крутом вираже.
- Слушай, у нас котел-то не рва… - Оглушительный взрыв не дал Мумукину закончить, и товарищи громко завопили от радости - паровой котел одного из преследователей не выдержал и лопнул.
Этот непредвиденный случай тут же повлек за собой крушение остальных спецпаровиков, которые оказались под обстрелом разлетевшихся в разные стороны деталей машины.
- Тормозни, шеф, я на их костях попляшу.
- Балбес, какие кости? - Трефаил гнал машину с места происшествия на всех парах. - Там такие системы жизнеобеспечения, что Кафка еще целый месяц в этих обломках проживет, пока его не вытащат.
- Нас не догонят, нас не догонят… - не унимался Мумукин.
Левое переднее колесо попало в противоскоростную выбоину. Паровик озадаченно хмыкнул и исполнил двойное сальто. Такого удара котел "Шибейи" не выдержал и взорвался. Машина еще раз перевернулась в воздухе и упала колесами вверх.
- Мумукин! - послышался голос Тургения. - Мумукин, ты жив?
Сууркисат не отозвался. Он смутно понимал, что надо бы сказать что-то ободряющее, но мысли наотрез отказывались конденсироваться в слова.
Тургений с Трефаилом висели вниз головой, пристегнутые ремнями, лобовое стекло отсутствовало, поэтому в кабине стало душно и противно. Мумукин немного потрепыхался, выкарабкиваясь из ременного захвата, выполз из машины и встал на ноги, и теперь Трефаил смог наблюдать только мумукинские ботинки. Они ходили вокруг машины, и голос Тургения непрерывно взывал:
- Мумукин! Отзовись, Мумукин!
У Сууркисата затекли и руки, и ноги, он не мог даже шевельнуться.
Проклятый Мумукин, думал про себя Трефаил, сам вылез, а мне помочь не соизволил.
- Турге-е-ений, - заплакал Мумукин, - родненький! Где ты? Ты живой?
Отзовись. Ну пожа-алуйста…
Наконец Трефаил понял, в чем дело: Тургений ищет его, Сууркисата, только от волнения перепутал имена. Трефаила проняло до глубины души, и он тоже заплакал.
- Сууркисат, ты чего? - всхлипнул Тургений.
- Так жалостно ты меня зовешь… - ответил Трефаил.
- Почему тебя? - Мумукин перестал всхлипывать. - Я Тургения звал.
- А ты тогда кто? - насторожился Сууркисат.
Зловещее молчание длилось не менее пяти минут.
- Ура! - Радости Мумукина не было предела. - Это я. Я жив. Я жив!
Еппонский бог, кайф-то какой!
- Вылезти помоги, собака сутулая! - огрызнулся Сууркисат.
Выкарабкавшись из недр "Шибейи", он поднялся - и упал.
- Хана мне. - Взгляд Трефаила затуманила скупая мужская слеза. - Ноги не держат, голова кружится…
- Да, кровоснабжение немного нарушилось, такое бывает, когда вниз головой висишь, - сочувственно покивал Тургений. - Ну я тогда пойду?
- Куда?
- Домой…
Кровоснабжение у Сууркисата моментально восстановилось.
- Какой дом? Мы изгои. За нашу поимку объявят награду…
- Поподробнее о награде, пожалуйста.
Трефаил попытался:
- Нас поймают, приведут к Кафке, а тот отвалит кучу бабок.
- И что, круто можно навариться?
- Да почем я знаю? Вот объявят розыск - сразу все выяснится.
Тургений в предвкушении барышей радостно потер руки.
- Прикинь, Сууркисат. Куча бабла и два отгула! Отвиснем по полной!
Сууркисат схватил друга в охапку и нырнул в ближайшую подворотню.
- Утекать надо, Мумукин, утекать… - шептал Трефаил, прижимая Тургения к сердцу. - У нас теперь отпуск. На все четыре стороны.
Лысюка прекрасно слышала все, о чем трендел по радио Мумукин.
Особенно - слова о Едином Государстве. Сначала думала, что ослышалась, но когда Тургений повторил, Лысюка поняла - взгретием и вздутием такие оговорочки не заканчиваются.
Мысль эта подняла Лысюке настроение, испорченное с утра подлой выходкой соседа сверху.
Работала Лысюка на секретном номерном предприятии и производила продукт номер пять. Вообще-то она не знала, что это за продукт: просто стояла с завязанными глазами у конвейерной ленты и лупила кувалдой по чему попало. Иногда слышался звон битого стекла, порой - булькающие стоны, чаще - звяканье железа, но подозрительная неравномерность и непостоянство звукового сопровождения отработанных пятью годами ударного труда движений Лысюку не пугали и не настораживали. Она ведь была недалекой девицей, думать ей совсем не хотелось. Она мечтала замуж.
Предметом вожделений Лысюки был, как это ни странно, Мумукин. Стены Лысюкиной комнаты украшали постеры с Тургением, изукрашенные сердечками и поцелуями. Самый большой фотопортрет известного радиодиктора висел над девичьей раскладушкой. Если бы Тургений хоть самую капелюшечку догадывался о чувствах соседки, его бы, несомненно, вырвало, и неминуемое расстройство желудка привело бы, несомненно, в крематорий, но, по счастью, он не воспринимал Лысюку иначе, чем как объект злых шуток.
Несовпадение вкусов и пристрастий Лысюку не смущало: рано или поздно Мумукин разглядит в ней страстного друга, верную любовницу и закадычную жену. То, что мечтам не суждено сбыться, если котовцы сцапают предмет обожания, Лысюку опять-таки не волновало, равно как и то, что она набитая дура.
Глупость вела Лысюку по жизни надежней компаса.
Вот хрупкая, забывшая наштукатуриться и намалеваться девица Нямня Назуковна Лысюка и вломилась в комнату к своим неспокойным соседям и там обнаружила оперативную бригаду котовцев.
Каково же было удивление Эм-Си Кафки, когда дверь разлетелась в щепки и на пороге комнаты, в которой оперативная бригада производила обыск и засаду, возникло хрупкое воздушное создание с совершенно прозрачными волосами и кувалдой в нежных мозолистых ручках.
- Жулики? - недобрый тон хрупкого создания заставил котовцев поежиться.
- Мы при исполнении, - попытался оправдаться Эм-Си, ибо почему-то полтора десятка здоровенных мужиков не показались ему надежной защитой.
- Я вам дам - при исполнении! - Лысюка любовно подкидывала на ладошке десятикилограммовую кувалду. - МЕНТУРА разберется, кто тут что исполняет.
Международная Единая Неподкупная, Терроризирующая Уголовников с Размахом Ассоциация давным-давно и очень серьезно не любила Комитет Общественного Трудоустройства, и нелюбовь эта при встрече неминуемо выливалась в мордобой.
- Девушка, зачем МЕНТУРА звать, давай шишлык-мышлык кушать… - От волнения Кафка вновь сбился на чурекский акцент. - Мы враг народа ловить, чик-чик делать.
- Кто это враг народа? - Выщипанные брови Лысюки образовали на лбу кардиограмму. - Мумукин, что ли? Да кому он нужен, пивнюк несчастный… Вот пиву-то он враг первый.
Кафка не знал, что и делать. Девку, видать, крепко обработали, если она махрового врага принимает за обычного пивнюка. И решил схитрить.
- Э… тогда мы, наверное, не туда не попали?
Лысюка плотоядно улыбнулась:
- Не-ет… Если бы вы не туда не попали, вы бы попали именно туда, куда вам нужно, а вы ведь попали не туда.
Кафка затравленно посмотрел на своих орлов. На их лицах отразилась мука недопонимания. Эм-Си с тяжелым сердцем осознал, что его лицо выражает то же самое.
- Что-то, девушка, вы меня загрузили, - сдался Кафка.
- А вы что думали? - Лысюка по-хозяйски прошлась по комнате. - Вы думали, в сказку попали?
Признаться, Эм-Си уже и не понимал, куда они попали и что здесь делают. Лысюка продолжила:
- Это центр загрузки населения.
Вот это она сказала напрасно, потому что все конторы Сахарина Кафка знал наизусть.
- Нет такого центра. - Чувство собственной значимости засветилось в его глазах.
- Совсем? - Лысюка была расстроена.
- Да, - торжествовал Эм-Си. - И вы - пособница врагов.
- Каких? - Девица даже не подозревала, что игра с огнем опасна, она надеялась (и небезосновательно) на кувалду в руках.
- Мумукина и Трефаила. Вы знаете, как они назвали сегодня Вальдемара Некрасовича?
И вот по своей дурости, по своей дремучей, непроходимой глупости Лысюка повторила звук в звук то, что сказал объект обожания в дневном эфире на всю страну, да еще захохотала.
Смех этот поверг Кафку в священный трепет. Если она смеется в лицо ему, Эм-Си Кафке, значит, за ней стоит некая сила, способная уберечь от лап котовцев.
Это заговор.
- Взять ее! - приказал он, но не тут-то было.
Кувалда в худеньких ручках Лысюки летала так быстро, что котовцы не поняли, каким образом оказались на полу в совершенно неудобных позах, не способные к движению. Они и не знали, что девица могла, между прочим, и убить.
Но не убила. Отключила двигательные центры, да и только. Так что спустя полминуты в комнате на своих двоих стояли только Эм-Си и Лысюка, пышущая праведным гневом.
- Ах ты… сикавка. - Лицо Нямни Назуковны, начисто лишенное косметики, внушало ужас, и Кафка дрогнул.
- Дэвушка… Нэ убивай, дэвушка…
Лысюка впервые в жизни победила, причем даже не собираясь побеждать.
Единственное, что оставалось сделать: расстрелять пленных. Однако стрелять было не из чего.
- А что же мне делать? - озадачилась она вслух, глядя в зеркало.
Зеркало отвечало: накраситься.
- Так… - Лысюка нависла над умирающим от страха Кафкой. - Я сейчас схожу домой, через полчаса вернусь. Лежать тихо, потом придумаем, как с тобой поступить.
И, как ни в чем не бывало, отправилась восвояси, штукатуриться. А чтобы Кафка не сбежал, стукнула его кувалдой по ноге.
Все подчиненные недееспособны, Эм-Си сидел с ушибленной ногой на койке Тургения… Оставалось одно - пропадать. Потому что спасти котовцев могло только чудо.
ЧУДО? Тут же вокруг тысячи людей живут. Сейчас они спасут попавших в переплет стражей государственной безопасности. Шеф осмотрел орлов бодрым взглядом, чтобы те прониклись.
- Ну-ка, хором: помогите, - шепотом рявкнул Эм-Си.
Орлы крикнули хором. Потом еще раз. Кричали без перерыва минут десять. Потом еще полчаса (ибо Лысюка благополучно забыла о своем обещании, дура такая), однако эффекта от зова было ноль. Котовцы почти сорвали голоса, когда до Эм-Си наконец дошло, в чем дело: кричали орлы шепотом.
- Помогите, - чуть ли не пропел Кафка в полный голос, дивясь идиотизму орлов.
И помощь тут же пришла. В лице Лысюки.
- Чего орете? - возмутилась она. - Я же сказала, что сейчас приду.
На Лысюке переливалось вечернее платье с таким глубоким декольте, что котовцы еще раз позабыли, зачем пришли и кто такие. Грамотно, хотя и несколько излишне наложенный макияж преобразил Нямню Назуковну в лучшую сторону чрезвычайно, но котовцы не видели ничего, кроме кокетливо раскачивающейся кувалды в наманикюренных пальчиках.
Инстинкт самосохранения сработал у всех мужчин одновременно, и, не сговариваясь, они выкрикнули единственное слово, которое могло их спасти.
- МЕНТУРА!
Жильцы ЧУДО-общаги, внимательно следившие за развитием событий в комнате Мумукина и Трефаила, в едином порыве дернули на паровых телефонах клапаны экстренного вызова ментов.
- Ну вы и идиоты, - обиделась Лысюка. - Зачем кричать, когда клапан можно выдернуть?
Она подошла к батарее, вызвала ментов и присела рядом с Эм-Си Кафкой.
Из рекреации донеслось пыхтение и скрип рессор, что могло означать только одно: прибыл автомент.
МЕНТУРА слыла органом прижимистым и экономным, менты никогда не выходили в отставку и продолжали служить после смерти, вследствие чего профессионализм рос практически на глазах. Автоматизированных ментов было не так много, но со временем их будет гораздо больше, ибо все смертны, и это обстоятельство угнетало Кафку сильнее, чем наличие на Сахарине врагов режима.
Торс и руки автомента армированы железными пластинами, глаза - паровой оптикой, а рот - нержавеющими вставными челюстями с победитовыми насадками и паровым усилителем голоса. Все, что располагалось ниже пояса, представляло шедевр механики и дизайна: двухколесный тарантас с паровым двигателем, фарами и сигнальными фонарями фиолетового и желтого цветов.
Прибывший автомент имел также особые приметы: правая линза светилась недобрым багровым светом, на борту серебрилась надпись: "Арни Шварц, машина-убийца". Этого громилу Кафка знал при жизни и заметил, что, превратившись в автомента, Арни практически не изменился.
Автомент заметил Эм-Си Кафку и криво ухмыльнулся:
- Я ведь обещал, что вернусь.
Что произошло дальше, Лысюке увидеть не довелось, потому что Арни попросил штатских очистить помещение.
Куда было идти бедной брошенной девушке?
Часть вторая. Коварство и любовь
Биркель проснулся и заорал, но широкая мозолистая рука закрыла ему рот. Через минуту Биркель начал задыхаться, потому что рука закрыла еще и нос.
- Пикнешь - и Мумукин тебе глаз высосет.
Лицо Биркеля выразило крайнюю степень заинтересованности: какой именно глаз собирался высосать Мумукин и каким образом, но кислородное голодание не позволило долго паясничать, и он отчаянно закивал.
Биркель Касимсот, лидер сахаринских контрабандистов, жил в относительном комфорте - на первом этаже, без центрального отопления, с автономным обогревательным котлом и без соседей, а те комнаты, в которых оные соседи должны были проживать, Касимсот использовал под склад контрабандного груза. Все потому, что он был управдом. Сууркисат знал Биркеля как подлого, беспринципного и наглого дельца, иными словами - лучшего партнера для побега и придумать нельзя. Кроме того, у Биркеля имелся личный паровой катер.
- Мы тебя сейчас шантажировать будем. - Мумукин изобразил зловещую рожу.
Биркель сделал вид, что испугался.
- Мумукин, заткни фонтан! - Трефаил дал Мумукину затрещину. - Сиди вон и поддерживай огонь.
Тургений обиделся и уселся напротив топки автономного обогревательного котла системы ЛАЗО.
- Трефаил, - Биркель встал с постели, - я тебе сколько раз говорил, чтобы ты никого ко мне не приводил. Ну ладно, девчонки не в счет. - Касимсот вовремя прервал возмутившегося Сууркисата. - Но ведь этот твой… шантажист… он на девчонку не похож. Даже если в платье нарядишь его, хе-хе.
- Ой-ой-ой, какие мы щепетильные, уже ему Мумукин и на девчонку не похож, - сморщился Сууркисат.
- Это я не похож? - возмутился Тургений.
- Я кому сказал - сидеть? - Трефаил нехорошо посмотрел на Тургения, тот еще поворчал немного и уселся обратно. - А тебе я вот что скажу, товарищ контрабандист. Нас преследует сам Эм-Си Кафка.
Биркель старательно пытался скрыть свое потрясение, напяливая штаны, но те почему-то надевались шиворот-навыворот. Наконец, оставив тщетные попытки, Касимсот уселся на кровать и жалобно посмотрел на Сууркисата.
- Ты меня надуть хочешь, ага? Кому вы на хрен нужны?
- Сам ты на хрен никому не нужен. Мы махровые диссиденты! - Благородная ярость вскипала в Трефаиле как волна. - Враги номер один.
- Один-два, - поправил Мумукин, не оборачиваясь.
- Усохни. Так вот - если нас с Мумукиным поймают, мы все про тебя расскажем.
Вообще-то бить ниже пояса было не в правилах Сууркисата, однако безвыходное положение обязывало вылезти вон из шкуры, но спасти оную во что бы то ни стало. И никого не жалко.
- Нам нужно удрать с острова, - резюмировал Сууркисат.
- Всего-то?
- Я никогда не прошу больше, чем мне нужно.
Касимсот, наконец, оделся и с чувством морального превосходства посмотрел на непрошеных гостей:
- А не слишком ли мало вы просите?
Трефаил растерялся. Но тут ему на выручку пришел Мумукин:
- Я тебе сейчас глаз высосу! - И завершил сердитый выпад продолжительной отрыжкой.
Именно этой отрыжкой Биркель и оказался сражен наповал. Подобной крутизны ему видеть, точнее - слышать, пока не доводилось. Мумукин же попросил прощения, сославшись на выпитое вчера.
- Ладно, куда вас девать… - Касимсот накинул на плечи куртку и распахнул дверь. - Пошли, буду вас спасать.
Чего только не перепробовал Люлик Касимсот ради того, чтобы его сняли с капитанской должности. Из всего арсенала средств аморального поведения он не испробовал разве что откровенную антиправительственную агитацию, но в результате оказывалось, что виноват кто угодно, но не капитан. Это, безусловно, угнетало.
Когда в каюту (Касимсот-старший, как всякий уважающий себя капитан, жил на своем корабле) ввалились трое неизвестных в масках, Люлик пребывал в состоянии каталептическом: как задумался, сидя у иллюминатора и ковыряя трубкой в левом ухе, так и остался сидеть, не обращая на гостей внимания. Брат Биркель, зная о каталепсии, развернул Люлика лицом к Тургению и Сууркисату, а затем дунул в ухо через трубку и, едва капитан начал проявлять первые признаки жизни, отскочил к диссидентам и сделал вид, будто они только что вошли.
Маску догадался снять только Биркель.
- Я… кхм… здрасте… задумался немного. - Люлик вынул трубку из уха и озадаченно поковырял в ушной раковине пальцем. Взгляд сконцентрировался на брате, и в голосе прорезались командирские нотки. - Это кто?
- Диссиденты мы, - встрял Мумукин, но продолжить не смог: трубка капитана угодила ему в лоб.
- Тебя я не спрашивал! - Люлик нахмурил брови и потянулся уже за кортиком, но тут трубка, словно бумеранг, ударила в лоб его самого, и капитан грохнулся со стула.
- Быдла какая, еппона мама! - Трефаил опустил руку, только что вернувшую снаряд владельцу. - Мы люди штатские, кто мячом в нас метнет, тот от мяча и…
Люлик заревел. На Мумукина с Трефаилом такая реакция произвела неизгладимое впечатление.
- Чего это он? - Мумукин незаметно хлопнул из стоящей на столе рюмки прозрачную жидкость, с удивлением обнаружив, что это обычная вода. - Трефаил, ты его случаем не того… не обидел?
- Да он, по-моему, и так умом скорбный. - Сууркисат перехватил взгляд Биркеля и тут же добавил: - Без обид, я зла не держу.
- Стресс у него, - заступился Биркель за брата.
- Точно, - хлопнул себя по лбу Тургений. - У него шары стрясенные.
Люлик ревел все громче, и успокоить бравого капитана удалось лишь совместными усилиями и килограммом конфет, которые предусмотрительно захватил Биркель. И в тот момент, когда диссиденты уже всерьез начали задумываться насчет отдаться в руки правосудия, Люлик внезапно успокоился и спросил:
- Чего приперлись-то?
- Товарищи с деловым предложением. - Биркель вытер пот. - Шантажируют нас.
Люлик встал с пола, налил в стопку, опустошенную Мумукиным, прозрачной жидкости, выпил залпом и раскраснелся, что заставило Тургения с подозрением принюхаться к содержимому бутылки.
- И чего хотите?
- На материк хотим, - сказал Трефаил.
- Ничего не выйдет, - зевнул Люлик и уселся обратно.
- Почему это? - Сууркисат встал в позу.
- Судно каботажное, - развел руками капитан.
- Это как?
- В загранку не ходим. А теперь пошли вон.