- Сползай! Приехали.
Я вылез, готовый прыгнуть в сумеречную муть. В тумане коротышка мог и промахнуться. Но прыгнуть я не успел. Толчком в грудь меня остановил сошедший с козел человек в темной крылатке и совсем не кучерском цилиндре. Как я не обратил внимания на это, когда нанимал экипаж? Я вгляделся и узнал "кучера", несмотря на туман.
- Освальд Ринки! - вскрикнул я, даже не пытаясь скрыть удивления.
- А вы думали, советник, - ухмыльнулся он, - я прощу вам издевательства в "Гэмблинг-Хаус"?
- Придется простить. Ринки. - Я старался говорить твердо, без дрожи в голосе. - Я ничего не предпринимаю без предварительного контакта с вашим хозяином.
- На этот раз контактов не будет. Ни у меня, ни у вас. Медвежонок, скрути-ка ему руки проволокой.
Только полметра отделяло меня от пистолета в сапоге, но достать его я уже не мог. Медвежонок-коротышка почти мгновенно скрутил мне за спиной руки, обмотав кисти проволокой настолько тонкой, что она врезалась в кожу.
- Я давно задумал покончить с вами, советник, - сказал Ринки. - Это я стрелял тогда у входа в отель.
- Очень метко стреляли.
- Полицейского тоже я убил: рассчитывал, что снимут охрану, и не просчитался. Но потом мне захотелось посмотреть вам в глаза с той же усмешкой, с какой вы смотрели тогда на меня у бассейна.
- Вам бы в театре работать. Ринки. Такой талант пропадает.
Я сказал это, чтобы выиграть время. Мартин должен был бы уже догнать нас и догадаться, что происходит. Но лес молчал. Ни шороха кустов, ни треска попавшей под ногу сухой ветки - никаких надежд на появление Мартина. Где он мог потерять нас? Вероятно, еще в Городе, где-то на уличном перекрестке. Если бы туман стал плотнее, я бы отважился на побег. Но передо мной стоял Освальд Ринки, а позади - коротышка, оба с пистолетами. Чья-то пуля обязательно достала бы меня даже в тумане. В общем, влип - не уйти.
- Молчите, советник? - засмеялся Ринки. - Кисло, не правда ли? А для меня большая радость видеть вас связанным и беспомощным. Это интересней, чем угаданный номер в рулетке. После вас отправим к Господу Богу и вашего тихоню Пита. Возиться с ним не будем - достаточно пули в затылок.
Если Мартин не появится вовремя, то и Пита не спасти; его пристрелят, как полицейского у отеля. И убережется ли сам Мартин? Ведь наших противников не обременяет жалость или сочувствие к людям, вдруг ставшим помехой в их грязной игре. А почему, собственно, мы должны друг друга оберегать? Почему вызвавшие нас сюда создатели этого мира не могут позаботиться о том, чтобы мы с Мартином благополучно вернулись домой? Ведь и в первое наше посещение этой маленькой дубль-Земли нам угрожало немало напастей. Выстояли. И наверняка не без помощи неведомых "облаков" и "двойников". Может быть, и сейчас они подумают, как избавить меня от Освальда Ринки. Держись, Анохин! Тяни время, растягивай его, пока этот подонок радуется твоей беде.
- А вы трус. Ринки. Пасква хоть стрелял в открытую, не связывая предварительно рук своим жертвам. Вы боитесь даже безоружного. Стрельба по такой мишени, конечно, безопаснее.
Ринки не обиделся.
- А я и не собираюсь тратить на вас патрон. У меня другие планы. Возьми-ка ведро. Медвежонок, и поставь его вверх дном под этим вязом.
Я задрал голову и сквозь туман увидел в трех метрах над собой огромный обломанный сук. Коротышка в это время принес обыкновенное жестяное ведро, из которого поят лошадей, и поставил его, как сказал Ринки. Затем с неожиданной ловкостью влез на дерево и спустил над опрокинутым ведром петлю из такой же медной проволоки, какой были связаны мои руки.
Ринки, несомненно, доволен.
- Не беспокойтесь, советник, долго мучиться не придется. Под тяжестью вашего тела петля эта еще до того, как вы задохнетесь, перережет вам горло. Но спешить мы не будем. Постоим, потолкуем. Жизнь, советник, самая драгоценная штука, ее жальче всего потерять.
Коротышка уже спрыгнул вниз и показал мне, куда надо встать.
- А если не встану? - спросил я.
- Не ждите пули. Вдвоем мы вас все равно повесим. Сначала поставим на ведро, накинем петлю, а потом выбьем ведро из-под ног.
Я услышал в кустах какой-то шорох. Где именно, уточнить не смог. Но шорох был. И самое неприятное, что коротышка его тоже услышал.
- Посмотреть бы кругом. Оси, - сказал он настороженно, - вдруг кто-нибудь…
- Кто? - отмахнулся Ринки. - От "хвоста" еще в Городе оторвались. Да и "хвост" ли это был?
- Тогда начинаем. - Коротышка расшаркался перед ведром. - Приглашаем к трону, советник.
В глубине души все же на что-то надеясь (а вдруг шорох - предвестник появления Мартина, вдруг Мартин догнал нас и вот-вот вмешается в этот фатальный для меня спектакль), я медленно-медленно встал на опрокинутое ведро.
- Ай да советник, ай да умница, - юродствовал Ринки. - Сейчас схлопочем вам и петельку.
Пока коротышка держал меня за ноги, Ринки надел петлю. Она свободно легла мне на шею, но из нее не выскочишь.
Я замер, прислушался: может, шелохнется что-то вблизи. Если это Мартин, то почему он медлит?
- Когда узнает Мердок, не ждите награды, - сказал я.
- От кого он узнает? - засмеялся Ринки.
- Один свидетель у вас уже есть. И вы так в нем уверены?
- А его уже нет, - проговорил Ринки и выстрелил коротышке в спину. - Ну, теперь ваша очередь, советник. Умирать надо с достоинством.
Он неторопливо подошел ко мне, не опасаясь, что я ударю его ногой, - любое мое резкое движение тотчас затянуло бы петлю, - и примерился, чтобы выбить у меня из-под ног ведро.
Неожиданный выстрел из тумана свалил его на землю. Пистолет, прикончивший коротышку, отлетел в сторону. А из-за кустов появился Мартин.
- Посмотри, убит или нет? - попросил я.
- Жив, - нагнувшись к Ринки, ответил Мартин. - Я по ногам стрелял. Давай я тебя развяжу.
Освобожденный от пут, я растер себе шею и кисти рук.
- Еще бы немного - и снимал бы труп с виселицы. Я слышал шорох в кустах минуты три назад. Это ты был? Так почему не стрелял?
- Туман. Боялся промахнуться. Пока они тут все налаживали, подполз вплотную. А ты уже в петле…
- Сообразил, что в экипаже был капкан?
- Не сразу. Но старался не упустить ваш кеб. А они, должно быть, заметили. Начали петлять.
- Не думал, что ты нас потеряешь. Кстати, где?
- Уже за Городом, вероятно, на развилке, у колодца с распятием. Ехали минут двадцать по дороге - никого. Спрашиваем встречного: не проезжал ли кто? Не проезжал, говорит. Пришлось возвращаться и сворачивать на проселок к лесу. Тут и нащупали ваш след. Фиакр я оставил на дороге, а сам пешком прямо сюда: голоса послышались. Подошел ближе - все ясно. Из банды Мердока.
- Ошиблись мы с тобой, Дон. Ринки от себя работал. Мстил мне за "Гэмблинг-Хаус". Это он стрелял в меня тогда у отеля, он и полицейского убил. Сам признался и подтвердил, что Мердок об этом ничего не знает и не узнает. Потому и с напарником расправился, чтоб свидетелей не было.
Мартин наклонился над убитым коротышкой.
- Кажется, в лесной "берлоге" встречались?
- Там и Ринки был.
- Ну, всю шваль не запомнишь. А почему он от Мердока таился?
- Из страха, наверно… Поехали в город. Мертвеца здесь оставим, а Ринки сдадим в полицейский госпиталь вместе с моим рапортом Бойлю.
21. Шантаж
Неожиданное вмешательство Ринки не внесло никаких изменений в нашу игру с Мердоком. Бойль лишь потребовал обстоятельного рассказа о случившемся в "Гэмблинг-Хаус" и на лесной дороге за Городом.
- Везет вам, Ано, - сказал он, - умеете вы убирать противников, и, главное, не своими, а чужими руками.
- Гибнут не только противники, Бойль, - ответил я, - гибнут и друзья. Вспомните хотя бы Луи Ренье. А кто убил его? И долго ли осталось бы жить Питу Селби, если б Ринки ушел от пули Мартина?
Но история с Ринки уже позади. А сейчас я сижу у дверей больничной палаты, куда час назад привезли Стила. К сенатору меня не пустили: у постели больного идет консилиум.
Я был у него дома. Перепуганная горничная сообщила, что сенатор очень беспокоился о Минни: барышня уехала за покупками, но так и не вернулась до вечера, а потом вдруг принесли письмо. Кто принес, она не знает. Вроде обыкновенный посыльный, с бородой и шрамом под глазом. Только это она и заметила. Сенатор вскрыл письмо, прочитал - и упал. Горничная бросилась за врачом - он живет напротив, и тот сразу же привез Стила в больницу святой Магдалины.
- А где письмо? - спросил я.
- Сенатор спрятал его в карман.
Я уже успел поговорить с личным врачом сенатора, когда он на минуту покинул палату, чтобы дать указания дежурившей сестре милосердия.
- Не волнуйтесь, - успокоил он меня, - ничего страшного. Сердечный приступ. Как только закончится консилиум, вас к нему пустят. Ему уже легче. Он в полном сознании, но чем-то крайне расстроен. Я думаю, вы будете ему полезнее нас.
Наконец в дверях появляются участники консилиума. Личный врач Стила шепчет мне на ухо:
- Все в порядке, сердце выдержало. Постарайтесь не тревожить сенатора.
И я вхожу в палату.
Сенатор лежит под белым одеялом, обросший седой щетиной, - видимо, с утра не побрился. Он выглядит постаревшим лет на десять. Но не это меня встревожило, а растерянность, почти страх в его мутных, слезящихся глазах - вот-вот не выдержит и закричит не от физической, а от скрытой душевной боли.
- Хорошо, что вы пришли, Ано, - говорит он и дрожащей рукой вынимает из кармана больничной пижамы письмо в зеленом конверте с краткой надписью: "Джемсу Стилу, сенатору".
"Уважаемый мистер Стил, - читаю я, - ваша племянница жива, здорова и пока находится у нас, в надежном и недоступном для полиции месте. Кормят и обслуживают ее отлично, но увидеться с вами - иначе говоря, вернуться домой - она сможет лишь послезавтра, по окончании выборов, когда будут подсчитаны все голоса, в том числе и поданные за вас лично. Согласно конституции вы можете подать в отставку и отдать свои голоса любому избранному вами политическому деятелю. Вот мы и предлагаем вам сделку: мы отдаем вам Минни, вы нам - свои голоса, точнее, избранному не вами, а нами политическому деятелю. Имя его Тур Мердок, имя вам известное и отнюдь не ласкающее ваше ухо, но таковы уж условия сделки. И мы требуем этого не по его инициативе, а потому, что ему сочувствуем и за него голосуем. Сделать придется так: вы тотчас же вызываете вашего личного адвоката и диктуете ему надлежащее заявление в двух экземплярах. Один из них адвокат предъявит избирательной комиссии, другой экземпляр ваш представитель передаст нашему в кафе "Жюн" завтра в полдень, как раз накануне выборов. Поэтому советуем поторопиться. Сообщаем, что у нашего в петлице черного сюртука будет расшитая галуном ленточка. Ваш спросит: "За кого вы голосуете?" Наш ответит: "Только не за популистов". Тогда и должен быть передан ему из рук в руки требуемый документ. На другой день ваша племянница будет доставлена домой.
Обращаться к полиции или к прессе не рекомендуем. Девушка исчезнет навсегда где-нибудь на дне Реки, мистер Мердок не понесет никакой ответственности, как ничего не знающий об этом деле, полиция никого не найдет, и в лучшем случае наш человек в кафе "Жюн" будет арестован и обвинен в соучастии в похищении и убийстве племянницы. Но этот "лучший случай" едва ли вас устроит.
Оглашение письма постфактум может, конечно, изменить положение. Ваши голоса и ваш пост останутся при вас, но и мистер Мердок не потеряет своего кресла в сенате. А уж за жизнь племянницы никто не поручится. Мы найдем ее всюду, где бы вы ее ни спрятали, и достойно отплатим за предательство. Даже ваша смерть ее не спасет: мы отправим ее в рай вслед за вами".
Письмо не было подписано. Пока я читал его, Стил лежал с закрытыми глазами, как мертвец.
- Когда ее похитили? - спрашиваю я.
- Думаю, после полудня.
- Значит, она еще в Городе. Шантажистам нет смысла увозить Минни далеко, если придется возвращать ее сразу после выборов.
- Я уже все решил, - не открывая глаз, произносит Стил.
- Что именно?
- Сделать все, что они требуют.
Я склоняюсь над его постелью.
- Откройте глаза, Джемс! Вы еще не умираете, и Минни пока жива. Вы имеете право жертвовать многим ради ее спасения, но не имеете права предавать партию. Не имеете права предавать Город. Если вы так поступите, Мердок станет его хозяином.
- Я не могу пожертвовать девочкой, - шепчет Стил. - Даже моя смерть не спасет ее.
- Кто говорит о вашей смерти?! У нас ночь и день впереди. Мы с Мартином сделаем все, что сможем. Утрите слезы, сенатор. Мердок не Корсон Бойл. И не вызывайте никаких адвокатов, пока не получите от меня вестей.
С этими словами я покидаю палату.
На улице меня поджидает встревоженный Мартин. Из дома сенатора я позвонил в "Омон" и, не вдаваясь в подробности, попросил его срочно приехать к больнице.
- Что? Плохо со Стилом?
- Минни украли, - говорю я. - Чистый киднэппинг, как у вас в Штатах.
- А выкуп?
- Голоса Стила, полученные на выборах.
Мартин не понимает. Я объясняю ему, как можно распорядиться полученными голосами, если подаешь в отставку тотчас после выборов. Короче - пересказываю суть письма.
- Подлец, - возмущается Мартин.
- Хуже.
- А если все-таки рискнуть?
- Как?
- Без полиции.
- Об этом я и думаю. Надо только найти его.
- Ты же знаешь адрес.
- А если Мердока нет дома?
- Скоро ночь. Подождем.
- Наверняка дом охраняется.
- Сколько их? Двое, трое… не больше.
- Значит, поехали.
Мы с Мартином понимаем друг друга. Чтобы спасти Минни, нужно испугать Мердока. А это не просто. В деле, видимо, участвуют трое или четверо дружков Пасквы, да и сам Мердок - бывший шериф. Стрелять они умеют.
Оставляем экипаж недалеко от коттеджа Мердока, просим кучера подождать нашего возвращения, обещая работу на всю ночь. До коттеджа идем пешком, не скрываясь, благо это квартал богачей и ночью на улице здесь никого не встретишь. За решетчатой оградой смутно вырисовываются темные бугры подстриженных кустов и погруженный в ночную тьму дом. Тускло светятся два окна на втором этаже (должно быть, горит керосиновая лампа: ночью электроэнергия не подается даже в этом квартале) и небольшое окошко внизу, рядом с подъездом. Присмотревшись, замечаю сидящего на крыльце человека.
Я подхожу к калитке так, чтобы с крыльца был виден мой силуэт. Мартин, мгновенно поняв меня, осторожно взбирается на ограду. Я издаю тихий свист. Человек на крыльце встает и шагает по утрамбованной дорожке к калитке.
- За кого голосуешь, парень? - спрашиваю я, когда он приблизился.
- Только не за популистов, - отвечает он и, опустив пистолет, подходит вплотную к калитке.
Так и есть. Это их пароль. "Пистолетник" из одной шайки с Пасквой.
- Кто? - хрипит он из темноты.
- Свой, - говорю я.
Парень плотно приникает к чугунной решетке, силясь разглядеть, свой ли. В ту же секунду Мартин кошкой прыгает на него сверху. Не успев даже вскрикнуть, тот валится на траву.
- Готов, теперь не скоро очнется, - еле слышно сообщает Мартин, открывая засов калитки.
- Видишь слабый свет в окнах наверху? - шепчу я. - Там кабинет и спальня Мердока. Наверное, он дома. Внизу охранники. Сколько их, неизвестно. Рискнем?
- Рискнем.
Мы подымаемся по ступенькам к двери. Она чуть приоткрыта: похоже, охранники не боятся вторжения. Пол крепкий, не скрипит, дверь тоже - петли заботливо смазаны. Сразу из темной передней идет наверх неосвещенная лестница. В комнате справа за столом - два небритых охранника играют в карты. На табуретке рядом лежит полицейский автомат. Нас картежники не замечают и не слышат.
- Может, обезоружим сначала? - шепчу я на ухо Мартину. - Свяжем. Быстро, бесшумно…
- Нашел кого жалеть! - яростно шипит Мартин. - Да бесшумно и не выйдет. У них автоматы. Лучше шумно, но наверняка. И не обязательно убивать, можно только ранить.
Несколько часов спустя, когда все уже кончилось, я спрашивал себя: а имел ли я право, без всяких ссылок на чужое пространство и время, - имел ли я моральное право стрелять? Что ответил бы я судье? Да, имел. Я стрелял в убийц, спасая жизнь похищенной ими девушки, я защищал свободу Города - ведь голоса Стила, отданные Мердоку, сделали бы того подобием чилийского диктатора Пиночета. Здесь не знают, что такое Чили и кто такой генерал Пиночет. Но здесь хорошо помнят прошлое.
А в ту минуту, когда мы с Мартином стояли с пистолетами в передней Мердока, ни он, ни я не раздумывали о моральном праве.
…Два выстрела взрывают тишину дома. Оба охранника оседают на пол. Мартин, не нагибаясь к раненым, подхватывает лежащий на табуретке автомат. Оружие в полном порядке и готово к бою.
- Подходящая штука для встречи с теми, кто сейчас спустится с лестницы.
- А если это Мердок?
- Вступим в переговоры.
На лестнице наверху показывается человек с фонарем. В руке у него пистолет. Это не Мердок. Нас в темноте холла он не видит.
- Погоди. Может, теперь обойдемся без выстрелов, - шепчет Мартин.
Человек с фонарем приближается, не опуская пистолета.
- Стоп, - говорю я из темноты. - Поставьте фонарь и бросьте пистолет. Руки вверх!
В ответ гремит выстрел. Я успеваю брякнуться на пол - пуля надо мной разбивает стекло входной двери.
Мартин не остается в долгу. Подкравшись к лестнице сбоку, он хватает стрелявшего за ноги. Тот падает навзничь. Фонарь гаснет, но загорается струйка вытекшего керосина. Мы наспех связываем руки лежащему - он молчит, видимо понимая, что кричать бессмысленно: Мартин уже направил на него свой автомат. Из предосторожности мы все-таки затыкаем бандиту рот носовым платком. Струйки горящего керосина затаптываем, чтобы не загорелась деревянная лестница. Остается визит к хозяину.
Кабинет заперт. Я стреляю чуть правее замочной скважины. Удар ноги - и дверь открывается настежь. Тут же из освещенного кабинета слышится выстрел, но Мердок не видит цели: Мартин и я притаились за косяком двери.
- Не двигаться, Мердок! Нас двое, а ваших телохранителей уже нет. Бросьте пистолет и поднимите руки. Мы сможем спокойно поговорить с вами, если нам никто не помешает.
- Верю, - говорит Мердок и кидает пистолет на пол. - Входите, Ано, не стесняйтесь.
Мы входим, Мердок встречает нас с улыбкой.
- Обыщи его, Мартин, - командую я.
Мартин ощупывает карманы Мердока, подбирает пистолет и передает его мне.
- Ничего нет, Юри.
- Тогда садитесь, Мердок. - Я указываю пистолетом на диван. - Руки можете опустить.
В кабинет вбегает горничная с перекошенным от страха лицом, без халата, только в ночной рубашке.
- Что случилось, мистер Мердок? Меня разбудили выстрелы.
- Идите к себе, Джесси, - спокойно произносит Мердок, - закройте дверь, запритесь и не выходите до утра, пока не прибудет полиция. Никто вас не тронет.
Горничная исчезает, и мы остаемся втроем. Мердок сидит на диване, а мы - напротив, у письменного стола.