- Вы опять переиграли меня, Ано, - кривится в улыбке Мердок.
- Переиграл, - соглашаюсь я, - хотя, скажем мягко, вы и пытались мне помешать.
- Возможно. Вы, кстати, отвечали тем же. Судя по тому, что вы угробили моих парней, вам что-то от меня нужно?
- Многое.
- А именно?
- Во-первых, вы немедленно освободите Минни Стил.
- Ее здесь нет.
- А где она? Глупо скрывать…
- Согласен. В кафе "Жюн". Под надежной охраной.
- Жива?
- Пока.
- Вот мы с вами и отправимся сейчас в кафе "Жюн", и вы сами позаботитесь о ее благополучном возвращении домой.
- А если я этого не сделаю?
- Мы тут же вас убьем, Мердок, не пощадив, как не пощадили ваших охранников. У нас нет выбора.
- Так ведь и девчонку убьют…
- …а сенатор Стил умрет от второго сердечного приступа. Допускаю и это. Но зато вас не будет, Мердок, и Город вздохнет свободно.
- Неужели я так опасен для Города?! - Усмешка напоминает мне прежнего, уверенного в себе Мердока.
- Не кривляйтесь, - обрываю я его. - Я смотрю дальше Стила и предвижу ваши замыслы. Итак, согласны?
- У меня тоже нет выбора, - пожимает плечами Мердок, - разрешите переодеться.
- Последи за ним, Мартин.
Пока Мартин ощупывает сюртук Мердока, я подымаю телефонную трубку.
- Соедините меня с больницей святой Магдалины, не знаю ее номера, - прошу я телефонистку.
- Дежурный врач у телефона, - отвечает больница.
- Говорит советник сенатора Стила. Он спит, наверно?
- К сожалению, нет, советник. Не спит даже со снотворным. А мы не рискуем увеличить дозу.
- И не надо. Сообщите ему немедленно, что звонил я, и скажите, что племянница его через час, а может быть, и раньше, благополучно вернется домой. Это будет для него лучшим лекарством.
Мердок в сюртуке и цилиндре ждет у двери.
- Я готов, джентльмены.
- Идем к экипажу, - говорю я. - Мы по бокам. Пистолеты у нас в карманах, пальцы на спуске. Никакие парни из кафе "Жюн" вам не помогут. Девушку вы отправите самолично в нашем же экипаже, парней отпустите, а мы втроем поговорим о дальнейшем. Ясно?
- Ясней быть не может.
На связанного охранника он даже не обращает внимания и уверенно шагает в ночную темь, разбавленную тусклыми бликами газовых фонарей.
22. Решающий шаг
Кафе "Жюн" было закрыто. Пришлось стучать. Дверь приоткрылась, закрепленная изнутри на цепочке, и кто-то хриплым голосом сказал сквозь щель:
- Навынос не продаем.
Мы ждем ответа Мердока. Он говорит тихо и властно:
- Открой, Слим. Свои.
В распахнутую настежь дверь мы все входим в том же порядке: чуть впереди Мердок, за ним вплотную я и Мартин.
В зале пусто. Столы поставлены один на другой, стулья отодвинуты в сторону, на стойке горит единственная свеча, освещающая не больше пяти квадратных метров погруженного в темноту зала.
- Где девочка, Слим? - спрашивает Мердок.
- Наверху, и угловой комнате. Наверное, уже спит. От ужина отказалась.
- Разбуди ее повежливее. Пусть спускается вниз. Здесь ждут ее друзья. Кто рядом?
- Крук и Тони. Играют в кости. Проглотили целый бидон абрикосовой.
- Будет оплачено, Слим. Кстати, скажи им по пути, чтобы убирались отсюда немедленно.
Слим мгновенно исчезает за дверью у стойки, смутно различимой в темноте. Мердок садится, мы устраиваемся возле него, контролируя каждое его движение.
- Не напрягайтесь, ребята, - ухмыляется он. - Я работаю честно.
Из двери у стойки появляются двое. Тусклый свет свечи не позволяет рассмотреть их лица.
- Вызывали, хозяин? - спрашивает один, не подходя близко.
- Вы оба свободны, Тони. Девчонкой займется Слим. А вы по домам. Живо!
Парни почтительно ретируются, не обращая на нас никакого внимания, - приказа хозяина не было, а самодеятельность, должно быть, не поощряется.
Минуты две-три спустя в зал входит Минни в светлом платье с жирными пятнами на рукавах: вероятно, ее тащили за руки. Я делаю знак Мартину, чтобы он держал под прицелом Мердока, поднимаюсь ей навстречу.
- Мсье Ано! - радостно восклицает она и бросается мне на шею, не замечая ни Мердока, ни Мартина.
- Вы сейчас поедете домой, Минни, - говорю я. - Вас отвезут. И не пугайтесь, если не застанете там дядю. Он в больнице святой Магдалины. Легкий сердечный приступ после вашего исчезновения. Сразу позвоните ему.
- Слим, - подает голос Мердок, - доставишь девушку домой. Головой ответишь за любую задержку.
- А кто же здесь останется, хозяин? - медлит Слим. Ехать ему явно не хочется.
- Мы подождем твоего возвращения.
- Идите, Минни. - Я подталкиваю ее к выходу. - Экипаж у подъезда.
Минни и Слим уходят. Я закрываю дверь на цепочку.
- Первое ваше требование выполнено, Ано. - Мердок разговаривает спокойно, но с какой-то внутренней настороженностью. Вероятно, он понимает, что его ожидает еще более неприятное испытание.
Я сажусь напротив Мердока. Мартин по-прежнему не спускает с него глаз.
- Здесь есть телефон? - спрашиваю я.
- Вон там, за стойкой, - кивает Мердок.
- Через полчаса я позвоню Минни домой, и тогда будет видно, как выполнили вы наше первое требование. Надеюсь, телефон работает?
- Проверьте.
- Проверим. А пока проверим другое.
- Что?
- Ваш здравый смысл.
- Не понимаю.
- Сейчас объясню. Вы проиграли, Мердок.
- А что я проиграл, кроме голосов Стила?
- Вашу ассоциацию, Мердок, в перспективе - партию и все ожидающие вас кресла в сенате.
Мердок долго молчит. Выражения его лица я не вижу, но знаю, что он меня понял и подсчитывает свои возможности.
- А если подробнее? - наконец спрашивает он. Голос его чуть-чуть дрожит.
- Сейчас вы напишете под мою диктовку заявление в избирательную комиссию. Вы "признаетесь", что лично проверили обвинения сенатора Стила и убедились в их справедливости. Как честного политического деятеля вас глубоко возмутило сотрудничество ассоциации реставраторов с шайкой грабителей и убийц. Ассоциация скомпрометирована, и вы ее распускаете, одновременно требуя изъятия из всех избирательных списков ее кандидатов, в том числе и своей кандидатуры. А избирательные бюллетени с именами кандидатов вашей, теперь уже бывшей ассоциации предлагаете считать недействительными.
- Что же вы оставляете мне? - произносит Мердок.
- Не так уж мало. Во-первых, достоинство и незапачканную репутацию, во-вторых, возможность играть дальше, причем не только проигрывать. У вас еще остаются все игорные дома и ночные клубы, организация букмекеров на городском ипподроме и контрольный пакет акций страховой компании "Эврика". А самое главное, у вас в руках газета, которая может поддерживать и другие движения: если не "джентльменов" - они, пожалуй, слишком аристократичны для вас, - то, скажем, церковников-католиков или евангелистов. Ведь и с их помощью можно добиться сенатского кресла.
Мердок молча встает и проходит за стойку бара. Мартин с пистолетом следует за ним.
- Я не оружие ищу, а перо и бумагу, - огрызается Мердок.
Отыскав их под прилавком, он, стоя, записывает: "В сенатскую избирательную комиссию…"
- Диктуйте, - обращается он ко мне.
Со своего места я диктую ему примерно то, что уже высказал.
- А теперь позвоните в редакцию "Брэд энд баттер" и продиктуйте написанное, - продолжаю я. - Там знают ваш голос и не заподозрят мистификацию. Лучше всего, если вы доберетесь до редактора. Утром это заявление должно быть в газете. И на первой полосе. А затем отдадите бумагу мне. Об избирательной комиссии и о "Сити ньюс" я сам позабочусь.
Мердок довольно быстро находит по телефону ночного редактора.
- Стенографистки не надо. Записывайте сами.
Торопливо, но отчетливо диктует. Слышатся перебивающие текст реплики:
- Что? Я же сказал. Пишите слово в слово. Да, так. Не вы мне, а я вам плачу за работу. Понятно? Пишите дальше…
Потом опять текст, и снова раздраженная реплика:
- Если хотите сохранить редакторское место, все это должно быть в завтрашнем номере. Заеду лично. Да, подпишу номер.
И с элегантностью банкомета, подвигающего партнеру его выигрыш, Мердок протягивает мне листок со своим заявлением. Я аккуратно складываю документ вчетверо и опускаю в карман.
- Еще две минуты, Мердок, и мы с вами расстанемся, - говорю я, - только позвоню Минни.
Она уже дома и радостно сообщает, что созвонилась с больницей, дядя все знает и уговорил врачей отправить его домой.
- Запритесь, Минни, и никого не впускайте до приезда дяди, я попрошу Мартина подежурить у вас.
- Зачем? - вмешивается Мердок. - Наемных убийц посылать не стану. Проиграл - плачу.
- Крупно играете и классно проигрываете, - замечает до сих пор молчавший Мартин. - А ваши "пистолетники" не играют, а постреливают.
- Выстрелов больше не будет, - смеется Мердок. - Вы, может быть, все-таки вернете мой пистолет, Ано?
- Я верну его вам завтра в сенатском клубе. У вас ведь есть гостевая карточка?
Мердок не успевает ответить. Свеча гаснет, заливая оплывшим воском медный подсвечник. Мы оказываемся в темноте. Самая подходящая обстановка для житейских раздумий. Я почти уверен, что он сказал правду: выстрелов больше не будет. Мердок размышляет уже не над тем, что проиграл, а над тем, что выиграл. А выиграл он возможность играть дальше. Ведь мертвецы не играют. Через час-два он заедет в типографию и подпишет к печати очередной номер газеты. Мой же экземпляр заявления Мердока, прежде чем попасть в "Сити ньюс" и сенатскую избирательную комиссию, должен побывать у Уэнделла. Придется будить магната, не дожидаясь утра. Надо спешить.
Несмотря на все протесты дворецкого, мне удается поднять Уэнделла. Он выходит в халате, протирая заспанные глаза.
- Что-нибудь сверхсрочное, Ано, иначе бы вы не явились в такое время?
Я вручаю ему сложенный вчетверо лист бумаги и плюхаюсь на кушетку. Ноги меня не держат - так хочется спать. Мне даже кажется, что я уже сплю и лишь сквозь сон вижу, как судорожно глотает слюну Уэнделл и как круглеют его глаза, пробегающие по строчкам заявления Мердока.
- Это не подделка? - спрашивает он, спотыкаясь на гласных.
- Вы странный человек, Уэнделл. Столько месяцев меня знаете, а говорите такие вещи. Заявление подлинное и должно появиться сегодня в "Брэд энд баттер". Одновременно надо опубликовать его и нам. Свяжитесь срочно с редакцией "Сити ньюс" и продиктуйте текст стенографистке. Номер, наверно, уже печатается, но вы сумеете втиснуть Мердока в оставшуюся часть тиража. Не стойте с открытым ртом, Уэнделл, не теряйте времени.
Уэнделл покорно, словно младший клерк, бежит к телефону, а я мгновенно засыпаю в сидячем положении и просыпаюсь, когда он появляется снова.
- Как вы добились этого, Ано? - с умилением восклицает он и всплескивает руками. - Боже мой, вы больны?
- Нет, просто чертовски устал.
- Выпейте коньяка.
- Давайте.
Глоток коньяка приводит меня в чувство. Но разве можно в нескольких словах передать события этой ночи? Начинаю с похищения Минни и письма, отправившего Стила в больницу. Уэнделл вдруг перебивает:
- И он решил отдать Мердоку голоса?
- Да. Но вмешались мы с Мартином.
Что произошло дальше, я рассказываю коротко, как могу.
- И вы стреляли? - ужасается Уэнделл.
- Не раздумывая. Мы имели дело с профессиональными "пистолетниками".
- Но они могли вас убить!
- Не сумели. Сумели мы. Вывели их из строя.
- Всех?
- Кроме Мердока. Он умен и соображает быстро: девушку освободил, партию свою распустил и сам продиктовал это заявление в свою газету. Сразу понял, что проиграл.
- А если он все же сообщит в полицию?
- О чем? О том, что заявление сделано под угрозой расправы? Тогда придется признаться и в письме к Стилу, и в похищении девушки с целью шантажа сенатора - есть свидетели. А это - политическая смерть Мердока. Нет, заявление он опровергать не станет. Оно даже создает ему ореол политической честности и принципиальности. Входной билет в сенат на будущих выборах. Полицию он вызовет только для того, чтобы опознать раненых. Скажет, что во время его отсутствия на дом было произведено нападение. Сотрудники Бойля, конечно, узнают в задержанных патентованных уголовников и церемониться с ними не будут. А Мердок начнет снова тасовать карты. Не вышло с реставраторами - выйдет с церковниками. Я, кстати, это и посоветовал. Денег ему не занимать. У него их немногим меньше, чем у вас, мистер Уэнделл, и во всяком случае больше, чем у Стила.
Уэнделл более чем доволен - почти счастлив.
- Какой вы молодец, Ано!..
Мне не хочется говорить о себе, да и не поймут меня, пожалуй, если рассказать правду. Просто я человек другого века, привыкший к другому ритму. Мой мир имеет опыт разгрома Гитлера и Муссолини, пережил крах диктатуры "черных полковников" в Греции, победу социалистической демократии в Португалии и - надеюсь, недолговечный - взлет фашистской контрреволюции в Чили. Я знаю больше и вижу дальше, чем политики здешнего общества, и лучше их понимаю законы его исторического развития. Но сказать об этом Уэнделлу я не могу.
- Может быть, постелить вам у меня в кабинете? - предлагает Уэнделл.
- Высплюсь у себя в отеле. Только бы добраться до него…
23. Возвращение
Мы с Мартином вновь на верхней палубе "Гекльберри Финна". Мы едем в Сильвервилль. Плывут мимо сосновые рощи, глинистые обрывы, рыбацкие хижины над ними и лодки, вытащенные на песчаные отмели. В голубой чаще неба за поворотом Реки уже виднеется пыльная дымка.
О ночной встрече с Мердоком ни я, ни Мартин, словно по уговору, не упоминаем. Пожалуй, она нам обоим казалась чем-то неправдоподобным, далеким от действительности - как виденное где-то в кино или на телеэкране. Теперь же Мартин, выплюнув докуренную сигарку за борт, неожиданно спрашивает:
- А если б он отказался?
- Кто?
- Мердок.
- Я бы убил его. Не я - так ты. Мы ведь знали, на что шли. Но в кафе "Жюн" я понял: Мердок не будет сопротивляться. Потому-то он и отправил по домам Тони и Крука, а Слима послал сопровождать девушку.
- Свести с нами счеты он может и в Сильвервилле. Тут у него дружков не меньше, чем в Городе.
- Он не знает, где мы сейчас. Даже в клуб обедать не пришел, и пистолет его я оставил в гостинице. Вообще никому, кроме Стила, неизвестно о нашем отъезде.
Почему мы решили ехать в Сильвервилль, да еще в самый день выборов?
Произошло это так. После той бурной ночи мы встали поздно, проспав завтрак. В баре нам соорудили яичницу и подогрели кофе.
- Ты долго собираешься молчать? - вдруг взорвался Мартин.
- У меня странное ощущение. Дон. И возникло оно перед тем, как проснулся.
- И у меня. Словно сон под утро увидел, который начисто забылся… И шепнул кто-то на ухо.
- О том, что мы должны ехать в Сильвервилль?
- Да. Но совсем не из страха перед Мердоком. Хотя мысль о его мести была.
- Нет, ни при чем здесь Мердок. И страх ни при чем. Нас отпускают. Дон. Домой.
- Рад?
- От радости кричат или молчат. Потому и молчу. Думаю. Надо будет найти то место, где мы с тобой "приземлились" у океана, близ песчаных дюн. Помнишь?
- Отлично помню. Ты еще спрашивал меня, что за кустарник. А когда поедем?
- Сегодня после обеда. Нужно выяснить расписание.
- Поезд отходит в три десять, в половине девятого мы будем уже в Вудвилле, а "Гек Финн" отплывает в полночь.
- Откуда ты все это узнал?
- Какой же я был бы репортер, если бы не знал расписания. Мы и билеты можем заказать в отеле.
- Лучше на вокзале. Чтоб никто не заинтересовался нашим отъездом. За номер уплачено, ничего с собой не возьмем.
- Думаешь, в Крыму очутимся?
- Убежден.
- У твоей машины?
- Надеюсь.
- Ты даже запереть ее не догадался.
- Полагаю, не увели. Мы тут почти три месяца, ну а там несколько часов прошло, не больше.
- Что-нибудь захватим на память?
- Зачем? Не поверят - ни у вас в Штатах, ни у нас. Наука, мой милый, не любит чудес. Фотоснимки сочтут инсценировкой, газеты - подделкой, а всю нашу историю - мистификацией. Еще к психам угодишь, если будешь настаивать.
- В Штатах могут поверить.
- Кто? Мистики? Кретины? Не для серьезного разговора эта история.
Мартин явно расстроился и затих. А я задумался. Все-таки чужие мы здесь, хотя мне порой и кажется, что я уже привык и к скрипучим фиакрам, и к бальзаковскому "Омону", и к имбирному пиву в сенатском баре. Но жить в прошлом не хочется: обогнали мы этот мир на столетие.
Чтобы повидать напоследок Донована, я отправился в клуб.
К обеду я опоздал. В ресторане было немноголюдно - депутаты и журналисты мотались по избирательным участкам, пресс-конференциям и митингам в парках. Уэнделл, как мне сказали, уехал на биржу, а Стила я нашел в курительной. Он сидел в кресле, один в пустой комнате, курил сигару и пил содовую воду мелкими глотками: его мучила послеобеденная изжога. Сенатор выглядел бодрее, чем в больнице, и глаза смотрели не отчужденно.
- Хочу обнять вас, Ано, - поднялся он с кресла, - вы сделали для меня больше, чем кто-либо и когда-либо в жизни. Мне стыдно смотреть вам в глаза, но я бы отдал ему все мои голоса, чтобы спасти Минни. Я - трусливый старик, ничтожество. Если бы не вы… - Стил отпустил мои плечи и сел, прикрыв лицо сморщенной рукой. - Как вы победили его, Ано?
- Не победил, а убедил, что так будет лучше.
- Таких нельзя убедить.
- Я разговаривал с ним на его языке.
Стил больше не спрашивал.
- Я все-таки подаю в отставку, - печально сказал он.
- А голоса?
- Отдам Уэнделлу, а часть вам.
- Не понимаю. Я же не кандидат.
- Ну, Доновану. Мне известны ваши политические симпатии.
- Только пусть он не знает, почему вы это делаете.
- Обещаю.
- Спасибо, Джемс. А теперь простимся. Поклон Минни. Я ухожу.
- Совсем?
- Совсем. Не огорчайтесь, Джемс. Это должно было случиться. Я ведь случайно здесь и не по своей воле.
- И Мартин с вами?
- И Мартин. Он не зашел к вам, чтобы не тревожить Минни.
- Может быть, так и лучше.
- В кафе "Жюн" она его не разглядела. А спасал он ее вместе со мной. Это я вам говорю, не ей. Ее убедите в том, что Мартин тоже только случайность.
- Что ж, не судьба, - горестно вздохнул Стил.
Он уже глядел в сторону, куда-то мимо меня, так что я незаметно, не прощаясь, смог выйти из комнаты.