* * *
В отсутствие Василия его друзья старались не терять времени зря. Конечно, ни Чаликова, ни Серапионыч не надеялись вот так вот, наудачу, выйти на следы клада - им нужно было собрать как можно больше "информации к размышлениям", которая могла бы пригодиться аналитическому уму Дубова. Даже Дормидонт, поначалу отнесшийся к этой затее с некоторым сомнением, понемногу втянулся в их изыскательства и сам стал водить гостей по терему, показывая всякие закоулочки, чуланчики и полупотайные проходы, коих там оказалось немало.
- Степан самолично все продумал, что и где расположить, - говорил Дормидонт. - Во все мелочи входил и даже, говорят, чертежи составлял. Ну, вестимо, и зодчие постарались. А когда помер, то все остановилось. Ну, достроили настолько, чтобы хоть какой-то вид был, и все. Хотя, может, оно и к лучшему - тут все ж-таки лес, деревня рядом… А хоромы, понимаешь, пускай в городе городят.
Чумичка в общем следопытстве участия не принимал - он возился (или делал вид, что возился) с лошадьми и каретой. Зато Петрович, тяжко охая и держась за задницу, неотступно следовал за Надей и доктором. Разумеется, особого удовольствия это им не доставляло. Чаликова видела, что Дормидонту очень хочется шугануть как следует навязчивого соглядатая, но он себя сдерживал - хватало и того, что велел высечь царского посланника на конюшне. За дело, конечно, не просто так, но все-таки - царского посланника. А Дормидонту в его нынешнем положении было никак не с руки "заедаться" со своим преемником.
Попутно Надежда пыталась простукивать стены в поисках пустот. А так как ее опыт в этой области прикладного кладоискательства ограничивался просмотром кинофильмов и чтением художественной литературы, то тайники ей мерещились чуть не в каждой стене.
- Ну, сударыня, дай вам волю, вы бы, понимаешь, весь терем по камешку разобрали, - шутливо погрозил ей пальцем Дормидонт, когда Чаликова, настукав авторучкой очередную "верную" пустоту, уже готова была бежать за ломом или молотом.
Надеждин пыл остужал Серапионыч - при помощи стетоскопа он всякий раз устанавливал, что нетерпеливая кладоискательница несколько погорячилась. Глядя на странные предметы, которыми орудовали Надежда и Серапионыч, Петровичу казалось, что его просто дурят. А раз дурят его, Петровича, то, следовательно, дурят и самого царя Путяту. Разумеется, эти подозрения ничуть не улучшали его и без того весьма паршивого настроения.
Наконец, Дормидонт завел своих гостей в какую-то темную затхлую комнатку, в которой прямо на полу валялся всякий хлам.
- Вот уж где давно пора навести порядок, - проворчал царь. - Даже и не знал, что у меня в тереме такая грязюка!
Меж тем Чаликова привычно стала проверять стены и чуть ли не в первый раз не обнаружила ни одного пустого пространства.
Однако Серапионыч решил прослушать стены собственным способом. Он долго прикладывал свой аппарат в разных местах и выдал диагноз:
- Симптомы застарелой бронхиальной астмы. То есть я хотел сказать, что здесь не совсем пустое пространство, а часть его занимает какой-то предмет.
- Неужели?.. - чуть не подпрыгнула Чаликова.
- Очень возможно, очень возможно, - уклонился доктор от прямого ответа. - Но прежде чем приступить к хирургическому вмешательству, то есть ломанию стенки, не мешало бы прослушать со второй стороны. Ваше Величество, - почтительно обратился доктор к Дормидонту, - вы не знаете, куда выходит эта стена?
- Дайте сообразить… - на миг задумался царь. - А-а, все очень просто. Это ж как раз внешняя стена терема. Выйдете через крыльцо, завернете за угол, и не доходя двух аршинов до следующего угла - там и будет.
- Очень хорошо, - обрадовался Серапионыч. - Тогда сделаем так. Я пойду на улицу, а вы, Наденька, простукивайте в этом же месте. А потом сравним наши наблюдения.
Это предложение доктора пришлось по душе всем, если не считать Петровича. Он не получил указаний насчет того, что делать, если кладоискатели разделятся, и теперь не знал, за кем следить - за Чаликовой или за Серапионычем.
Заметив колебания Соловья, доктор пришел ему на помощь:
- Петрович, не желаете ли составить мне компанию? Возможно, понадобится ваша помощь.
Когда Серапионыч и Петрович покинули комнатку, Надя уже кинулась было простукивать указанное место, однако Дормидонт ее удержал:
- Да бросьте вы, сударыня. Я ж понимаю, что наш эскулап просто решил увести Петровича. Вижу, вы хотите о чем-то меня спросить. Говорите, не стесняйтесь. Только прежде выйдемте прочь из этой духомани.
Разумеется, Чаликова много о чем хотела бы порасспросить бывшего царь-городского правителя, но вряд ли решилась бы, если бы тот ее сам на это не вызвал. Надя чувствовала, что Дормидонту не то чтобы хочется, а просто нужно, необходимо выговориться.
- Прошу, - царь подал гостье руку, и они неспешно проследовали по темному, полузаброшенному коридору, который неожиданно вывел их на открытую веранду с беспорядочно расставленными плетеными стульями.
Надежда по журналистской привычке начала немного издалека:
- Ваше Величество, когда живешь постоянно в одном и том же месте, то даже как бы и не замечаешь, что кругом происходит. Или нет, замечаешь, но перемены представляются естественными и закономерными. А вот если посетишь тот же город или ту же страну после долгого перерыва, то все кажется совершенно незнакомым…
- Это верно, - подхватил Дормидонт. - Я, когда царем был, раз в пять лет совершал большой объезд всего своего государства. И поверите ли, сударыня Надежда - всякий раз будто заново знакомился!
- Ну вот, а я в Царь-Городе не была ровно год. И знаете, столь разительные перемены, что в других краях и за десять лет не увидишь… - Надежда чуть замялась - пора было переходить собственно к волнующим ее вопросам, но не хватало решимости. Вернее сказать, Надя не была готова к вопросам, способным причинить боль Дормидонту, в котором она теперь видела не бывшего царя, а бесконечно усталого одинокого человека.
Однако Дормидонт, казалось бы, сам шел навстречу этим вопросам, будто истребитель на таран:
- Я понял, к чему вы клоните, сударыня Надежда. Да, я отрекся от престола и не жалею об этом. Да, многое в стране переменилось, потому что время нуждалось в переменах.
- Но уверены ли вы, Государь, что эти перемены пошли стране во благо? - осторожно спросила Чаликова.
- Думаю, что об этом можно будет судить потом, - сказал Дормидонт. - Я-то уже, наверное, не доживу, а вы доживете и скажете, прав был я, или нет.
Надя подумала, что, пожалуй, несколько преувеличила искренность Дормидонта - он говорил словно по-писаному, словно бы…
"Неужели?.. - мелькнула в голове Чаликовой неприятная догадка. - В таком случае наш разговор теряет всякий смысл. Или нет, надо все-таки попытаться?".
- Ваше Величество, а… а уверены ли вы, что на вас, так сказать, не было оказано никакого давления, никакого влияния извне, когда вы принимали свое судьбоносное решение? - еще осторожнее, выверяя каждое слово, спросила Надя.
- Такова была наша царская воля, - совершенно спокойно, "по-писаному", ответил Дормидонт. - Впрочем, сударыня Надежда, вы вольны мне верить или не верить.
После этого Чаликовой следовало бы завершить беседу или повернуть ее на что-нибудь другое, но она не могла упустить возможности узнать ответ на волнующие ее вопросы, что называется, из первых уст. И Надежда продолжила:
- Извините, Государь, что докучаю вам своим неуемным любопытством, но все-таки: почему именно Путята? Неужели это был единственный выбор?
- Это был не единственный, но лучший выбор, - терпеливо отвечал Дормидонт. - Должен же я был кого-то за себя оставить? Прямого наследника у меня нет, а Танюшку мою вы знаете - ну какой из нее царь? А назначь я кого из своей родни, великих князей, так ведь другие обидятся, будут завидовать, злословить… А я не хочу вносить разлад в семью. Не хочу, видит Бог.
Надежда чувствовала, что царь говорит почти искренно, лишь не могла понять, чего в его словах было больше - искренности или "почти". И, не задумываясь, сказала:
- А вот господин Рыжий утверждет, будто бы вы прочили на свое место покойного князя Борислава Епифановича…
Дормидонт резко подался вперед. Кресло под ним опасно заскрипело.
- Простите, Надежда, вы не оговорились и я не ослышался - вы назвали князя Борислава покойным?
В душе кляня себя, Надя утвердительно кивнула.
- И когда это произошло?
- На днях.
- И, разумеется, не своей смертью?
Помедлив, Надя еще раз кивнула.
- И, конечно, виновного уже назначили? - все более мрачнея, не то спросил, не то припечатал Дормидонт.
- Да, злодеем и отравителем назначен известный вам боярин Андрей, - кратко ответила Чаликова. Она знала, что боярин Андрей был близким другом князя Борислава Епифановича и не без оснований считался "человеком Дормидонта", а способ, каким был отравлен Борислав, начисто исключал всякую причастность к нему боярина Андрея.
Дормидонт откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. Наде показалось даже, будто он задремал. Но когда она бесшумно встала, чтобы оставить Дормидонта одного, тот открыл глаза и тихо, но внятно произнес:
- Моя вина.
* * *
Главная улица Боровихи имела вид весьма пустынный - трудно было поверить, что менее чем в версте отсюда проходит большая дорога, почти сразу за ней Загородный царский терем, да и до стольного Царь-Города рукой подать.
- Вообще-то я никогда не видел кузниц, но представлял их себе как-то иначе, - говорил Дубов своим спутникам. - А тут словно трехзвездочная гостинница - чистота, кресла, занавески… А Илья - знаете, друзья мои, кузнецов я совсем другими себе представлял!
- Да уж, впервые такое вижу, - поддержал Василия дон Альфонсо. - Ну, у нас в Новой Ютландии кузнецы еще ничего, как надо трудятся, но вот сколько мне приходилось путешествовать, везде одно и то же: мало того что сдерут втрое, так еще и сделают кое-как. А тут и вежливо, и как он сказал? - с оплатой сладим по совести. Чудеса, да и только!
- А ты, Васятка, что думаешь? - спросил Дубов.
Васятка словно того и ждал, чтобы к нему обратились:
- А я так думаю, что здесь верный расчет. Когда заказчик видит к себе такое отношение, ну, словно к дорогому гостю, то он и сам скупиться не станет.
- Конечно, не стану, - тут же подхватил дон Альфонсо. - А ежели и сработают на совесть, то золотой заплачу и сдачи не спрошу!
Во время разговора Дубов не забывал отсчитывать избы, которые здесь, на окраине села, отстояли не близко друг от дружки, и напротив третьей остановился.
Сама изба виднелась чуть в глубине, за огородом, на котором копался пожилой седовласый человек в скромной, но опрятной одежде - если это и был дедушка Патапий Иваныч, то на столетнего старца он никак "не тянул". Поэтому Дубов вежливо снял шапку и обратился к огороднику с вопросом:
- Добрый день, почтеннейший хозяин. Не подскажете ли, где тут найти Патапия Иваныча?
Человек неспешно поднялся с грядки и оглядел незнакомцев:
- Потапий Иваныч - я. Чем обязан?
- Поговорить бы, - несколько смущенный спокойным достоинством Патапия Иваныча, сказал Василий.
- Тогда милости прошу, - ничуть не удивившись, Патапий Иваныч сделал приглашающее движение рукой.
Дубов и его спутники миновали ухоженный огород и уселись на добротной лавочке рядом с крыльцом. Сам Патапий Иваныч присел на ступеньку.
- Ну вот, в кои-то веки гостей Бог послал. А перед беседой не худо бы и откушать. У нас все свое, свежее, только что с грядки!
- Спасибо, мы не… - начал было отказываться Дубов, но Васятка незаметно ткнул его в бок. - То есть, я хотел сказать - с превеликим удовольствием.
- Настасья! - крикнул Патапий Иваныч в полуприкрытую дверь избы. - Принеси нам чего-нибудь поесть. - И вновь обернулся к гостям. - Извините, хмельного не предлагаю. И сам не употребляю, и другим никогда не советую. Что в нем хорошего - ума не приложу!
"И правильно делает, - не без некоторой доли самокритики подумал детектив, - оттого и выглядит в сто лет на треть моложе…"
Тут из дома вышла молодая женщина в алом сарафане и с цветным платком на голове. В руках она несла блюдо со щедро наложенными овощами, фруктами и кусками свежего ржаного хлеба. Поставив все это на деревянный стол перед лавочкой, женщина молча поклонилась гостям и скрылась в избе.
- Красивая девушка, - сказал дон Альфонсо, проводив ее взором, и взял с блюда огурец. - Должно быть, ваша внучка?
- Почти, - усмехнулся Патапий Иваныч. - Жена внука.
- Ильи? - Василий хрустнул белым капустным листом. Старик молча кивнул. - Собственно, он-то нас к вам и направил.
Так как Патапий Иваныч вместо ожидаемого гостями встречного вопроса - для чего Илья их к нему направил? - продолжал безмятежно молчать, то Василию не оставалось ничего другого, как приступить к расспросам:
- В кузнице над дверью мы случайно увидели какую-то очень старую подкову. И Илья сказал, что вы, может быть, помните, как она туда попала…
- А-а, подкову? - оживился Патапий Иваныч. - Как же, как же! Мой прадед много чего про ту подкову рассказывал.
- Ваш прадед? - не удержался Васятка. - Ведь это ж когда было! Может, он еще и царя Степана помнил?
- Ну, царя Степана-то вряд ли, - с улыбкой глянул на мальчика Патапий Иваныч. - Он ведь в ту пору помоложе тебя был. Прадед, вестимо, а не царь Степан… Да вы кушайте, а не достанет - велю Настасье еще принести.
- Так что же говорил ваш прадед? - с трудом скрывая нетерпение, спросил Дубов.
Патапий Иваныч поудобнее устроился на ступеньке:
- Он сказывал, что эту подкову оставил какой-то проезжий боярин, который вез огромную телегу, чем-то груженую, но чем именно - неведомо, так как все было тщательно закрыто. У него там то ли колесо сломалось, то ли еще что. А прадед как раз в то время пособлял кузнецу. Ну, кузнец-то все что надо починил, а потом приметил, что у одной лошади подкова сносилась, и вызвался ее заменить. А старую, которую с лошади снял, потом над дверьми на счастье повесил.
- Но ведь у него, наверное, много старых подков перебывало, - заметил Дубов. - Отчего же именно эту?
- Так она ж вид имела диковинный, да еще с какими-то письменами, дотоле в наших краях не виданными, - пояснил Патапий Иваныч. - А главно дело, тот боярин так щедро за труды заплатил, сколько другой раз и за год не выходило. Так вот подкова к нам и попала… Да вы угощайтесь, угощайтесь!
Василий надкусил стрелку зеленого лука:
- А больше ваш прадед ничего такого не рассказывал?
- Вообще-то он большой был любитель порассказать, - подхватил Патапий Иваныч, - да мало кто его рассказам верил. Думали, совсем старый из ума выжил. А он-то всю правду говорил. - Патапий Иваныч заговорщически понизил голос. - Я вам сейчас кое-чего покажу.
С неожиданной для своих годов легкостью Патапий Иваныч вскочил с крыльца и скрылся в избе. А миг спустя вернулся с небольшой деревянной шкатулочкой.
- Когда тот заезжий боярин с кузнецом расплачивался, из его кошеля что-то выпало и закатилось под лавку. Прадед хотел было отыскать и вернуть хозяину, а тот рукой махнул - дескать, забирайте, не жалко. Вот прадед нашел и сохранил. А перед смертью мне передал.
Патапий Иваныч извлек из шкатулки золотую монетку. На одной стороне был искусно выкован кораблик, плывущий по волнам, а внизу - надпись старославянской вязью: "Новая Мангазея". Оборотную сторону украшала некая конструкция (видимо, герб некогда вольного города) и слово по-гречески, уже знакомое по правой стороне подковы: "Вендополь".
"Какой же я дурак! - мысленно хлопнул себя по лбу Дубов. - Конечно, та латинская надпись на подкове была - N. MANGASEIA!".
Как бы услышав мысли Василия, дон Альфонсо добавил:
- И как это я запамятовал, ведь Вендополь - греческое название Новой Мангазеи. То есть "Город на Венде".
Патапий Иваныч, спрятав в бороду улыбку, поглядывал на гостей. Видно, он был рад, что кому-то показались занимательны его рассказы о давно минувших днях.
- Так и это не все, - продолжал Патапий Иваныч, спрятав монетку. - Прадед еще побольше того рассказывал. Будто бы он заметил, что покамест кузнец телегу чинил и лошадь перековывал, тот боярин во дворе за кузницей какой-то сундучок закопал. Должно, до сих пор там лежит. Да не смейтесь, правда это истинная!
- Нет-нет, мы вовсе не смеемся, - поспешно проговорил Дубов. - Ну, подкова, монетка - это все понятно, но кто же станет закапывать сундуки среди бела дня да в многолюдном месте?
- Да это ж еще как сказать, - возразил Патапий Иваныч. - У нас и теперь сельцо не больно многолюдное, а в ту пору и вовсе было - десяток дворов да кузница на отшибе. То есть для деревни на отшибе, а к дороге поближе. Так что судите сами, какое тут у нас многолюдство.
- Ну и отчего же ваш прадед сам не откопал зарытое? - задал вполне естественный вопрос дон Альфонсо.
Патапий Иваныч задумался:
- А и вправду, отчего? А кто его знает!
Дубов бросил мимолетный взор на Васятку - тот чинно сидел на лавочке, вкусно хрустя морковкой, с таким видом, словно хотел сказать: "Я много о чем догадываюсь, но ничего не скажу, пока не буду твердо уверен".
- Кстати ведь, и кузница теперь стоит не там, где раньше, - продолжал Патапий Иваныч. - Я ж говорю - давно это было.
- Как - не там, где раньше? - удивился Василий. - А где же?
- Ну, то отдельный сказ, - охотно откликнулся Патапий Иваныч. - Подкова долгие годы висела в кузнице, ржой покрылась, и как-то раз кузнец, это уж был внук того, при котором подкова появилась, снял ее с двери и отдал жене, чтобы почистила. А как раз в тот вечер случилась гроза, в кузницу ударила молния и все спалила. Потом уж ее построили заново на другом месте, подкову опять прибили над дверью и с тех пор никогда не снимают - от греха подальше.
- Выходит, что нынешняя кузница - совсем не та, что при вашем прадеде? - подытожил Дубов. - А где же тогда старая стояла?
- Старая-то где? - призадумался хозяин. - Да вот здесь же и стояла, где теперь наш огород. К тому времени, как гроза приключилась, деревня-то разрослась, и в соседних избах непокой был от грохота в кузнице. Тогда и решили поставить новую на нынешнем месте, от деревни подальше, а к большой дороге поближе.
- Значит, на вашем огороде… - как бы про себя проговорил Дубов. - И в каком месте - вы не помните?
Патапий Иваныч махнул рукой вглубь огорода, где за кучей навоза виднелись остатки какого-то строения.
- И неужто вы даже не пытались его откопать? - чуть не возмутился Василий.
- Кого - его? - не понял Патапий Иваныч.
- Ну, клад, или что там этот проезжий боярин спрятал.
Ответ Патапия Иваныча несколько удивил, даже озадачил Дубова и его спутников:
- А зачем? Никогда не слыхивал, чтобы чужое добро кому-то счастье приносило. Да и какой прок огород зорить?