И Стенка сгинула... Да нет, Слава, была тут она, вот видите, беловатое пятно на ее месте? Это известь, на нее фундамент клали. А разобрали Стеночку родимую, веке этак в пятом, не позже, когда здесь усадьбу строили. Нет, не нашу, которая сверху, а ту, что под ней. Очевидно, город продал этот район частникам – вместе с развалинами Казармы. Казарму, само собой, разобрали, а камешки в дело пошли. Вот видите, торчат. И рядом... Так это от нее – вторичного использования. Ладно, продолжайте в том же духе. Пойду к соседям, там, говорят, сигареты имеются.
У Д. удается стрельнуть "Ватру". А он, оказывается, богач, а плакался, плакался! Впрочем, плакаться ему самое время – из-под земли лезет такое!.. Слава тебе, господи, что у меня в яме то, что есть, а не то, что тут! Ладно, давай разбираться. Это, стало быть, эллинистический водосток. А это позднесредневековый, разумеется. Так, говоришь, два строительных периода. А кто тебе сказал, что их тут два? А что это?..
...Ненавижу водостоки! Когда имеется возможность – срубаю их к чертовой матери, а в отчете пишу, что обнаружен "развал камней со следами грубой обработки". Грешно, конечно!..
Плохо ли, хорошо ли, но через какое-то время хаос начинает превращаться в некое подобие космоса. В общем, это немногим сложнее, чем у меня, только камней поболее. Хотя сам и сам я пять дней сообразить не мог. Ничего, научится наш Д. Куда он денется!..
Внезапно Д., тоскливо покрутив головой, предлагает бросить бригаду на произвол судьбы и прогуляться в музей, в дебри бывшего игуменского особняка, туда, где под средневековой экспозицией находится самое интересное – архив. Знаменитый херсонесский архив, в котором хранится пропыленная память обо всех двухстах годах археологической конкисты. Д. хочется взглянуть на свои водостоки. А почему бы мне не взглянуть, собственно говоря, на Стену? И Д. пусть посмотрит. Полезно!
...И не только на Стену. Удачно вышло, я как раз собирался в архив, но, конечно же, после работы. Но почему бы не прошланговать?
Ценные указания даны, и мы с Д. не спеша идем по тенистой тамарисковой аллее к музею, огибая встречные стада туристов. Вообще-то говоря, Гнус почти что отлучил нас от архива, но слово Сибиэса здесь еще кое-что значит. Да и я тут не первый год. Проникнем!
Проникаем. Полевую сумку со всеми причандалами можно поставить на пол, кепку снять... Здесь прохладно в любое время суток, даже когда созвездье Пса над самой макушкой. Неплохо строили монахи! Ну-с, с чего начнем? Где тут у вас картотека?
...Сотни папок. Казалось бы – бумажки, бухгалтерия, но ведь за каждой новенькой или совсем растрепанной обложкой – судьбы нескольких десятков человек, рыхливших серый суглинок Хергорода. Скольких уж нет, скольких уже забыли, а здесь их слова, их мысли все так же слышны, лишь только сдуешь осторожненько пыль, перелистаешь страницы...
Д. навалил на стол полдесятка синеньких переплетов с желтоватыми корешками. Ага, это же отчеты экспедиции Старого Кадея! Три подписи: Кадей, Шарап и Сибиэс. Д. кивает – помнит, мы с ним тогда уже здесь копали. А вот этот отчет мне нравится больше всего. Точнее, эти два. Правда, хороши? Ну, конечно, это мои. Смешно, право, – моя стряпня стоит на одной полке с отчетами самого Косцюшко. Так сказать, прицепился сбоку. Ага, а это наш с тобой прошлогодний, вот и Стеночка... Ну, это можно не читать, наизусть помню. Ладно, не буду мешать, смотри свои водостоки. А мы нырнем поглубже...
Обложка не синяя – серая. И бумага пожелтела, и шрифт какой-то непривычный. Хотя и не такая древность – бумагам только четверть столетия. Ну-с, поглядим, что пишет товарищ Балалаенко о Стене, он ведь, вроде, там копался...
...А ничего он не пишет, Балалаенко! Правда, план изволил составить, это надо будет потом сфотографировать, пригодится. Лентяй, лентяй Балалаенко! Так и не написал отчеты за 1968-й и 1969-й... Бог весть, может, и нашел он тогда чего интересного, теперь наверняка и сам уже не помнит. Все равно, на всякий случай можно и спросить.
А вот тут уже спрашивать некого. Огромная черная папка, углы обтрепаны, порван корешок. Листали вовсю, не жалели! Год 1906-й... Карл Казимирович Косцюшко-Валюжинич.
Мелкий неровный почерк... Интересно, применяли ли тогда пишущие машинки? Впрочем, читать написанное рукой самого Косцюшко даже интереснее. Та-а-ак, вот и план... Боже мой, тушь четырех цветов! Как сделано! Ага, ясно... "Изготовил военный топограф". Нам бы военного топографа!.. А это что? Ух ты! Сейчас такого тоже не бывает – все надписи скопированы в папье-маше, даже раскрашены под мрамор. То-то отчет такой толстенный. А вот и сам...
...Косцюшко стоит в окружении своих копачей – тамбовских чудо-богатырей, опирающихся на гигантские, под стать росту, лопаты. Рядом с Карлом Казимировичем – некто в форме, уж не тот ли военный топограф? А левее кто-то молоденький, в цивильном и в пенсне, теперь уже, наверное, никто не скажет, кто именно... Косцюшко хмур и величествен. Прекрасная фотография, выполненная, конечно же, со стеклянного, вечного негатива, запечатлела его в конце очередного многомесячного сезона. Сколько ему оставалось копать? Два года. Три?
...Косцюшко не ушел, Косцюшко остался, навечно, навсегда, пока стоит мертвый город, пока лежит вокруг Мертвая страна. Он здесь, в серой земле, под мраморной колонной, под сенью скорченный акций, под беспощадным херсонесским солнцем, под бесстрастными херсонесскими звездами. Уйдем мы, он останется – среди своего города, среди своего мира, среди своей вселенной...
Ну-с, почитаем. Так, траншея, еще траншея... Несовременно копал Карл Казимирович, прошибал слои, как бульдозер. Остатки храмика... Алтарь. Ага, уже теплее.
Вот она – Стена из крупных тесаных блоков. Вот и профилек на карте. Что еще? Собственно говоря, и все. Бригада богатырей пошла дальше, к башне Зинона. А находки, что там было, у Стеночки? Н-да, "находки весьма гадкие". Хорошо сказано! В наши дни так уж не пишут. Разучились!
Что ж, для Косцюшки это был лишь эпизод. Расчистил небольшую часть этого странного здания и пошел дальше. Спешил. Наверное, думал вернуться после и докопать. Или понадеялся на нас...
Д. слегка высунув язык от напряжения, трудится над своими водостоками. Ну конечно, он наконец-то выяснил то, на что я намекал ему с самого начала – все это уже копали, так что зря он целую неделю ворошил отвал!
...Обычная херсонесская история. Лет двадцать назад Старый Кадей расчистил эти водостоки, обмерил, сфотографировал и засыпал – ему нужна была дорога для вывоза земли. А теперь мы копаем все это вновь, потому в слое и попадаются вполне современные пивные бутылки. Да-а... Чего уж там, бывает! Тем более, нам надо копать глубже, так что это все придется так или иначе расчищать.
Д. кажется, увяз. Ну и мы еще чуток посидим...
Рабочая тетрадь. С.14-16.
...Подземный храм на Главной улице (Крипта).
Храм найден сотрудниками Одесского общество истории и древностей в 1883 г., исследовался два сезона. Описание раскопок весьма схематичны, как и чертежи.
Фотографии 1889 г., выполненные академиком Я. И. Смирновым, в архиве отсутствуют, но судя по их описания, в то время в Крипте имелись архитектурные детали, которые в настоящее время, увы, отсутствуют.
Одесское общество, начав исследование на крайней восточной оконечности городища – от Восточной базилики, осуществляло раскопки по северной стороне Главной улицы с востока на запад. Были раскопаны I и II кварталы. Когда дошла очередь до III квартала, землекопы наткнулись на Крипту.
Первоначально Крипту приняли за погреб жилого дома.
Описание: "Далее на восток открыто здание, которое поначалу могло быть и церковью, но впоследствии, как видно, было перестроено. В нем дверь была сбоку, с Главной улицы, и есть погреб, высеченный в скале, с каменною же лестницею, высеченной в скале же; открыто пока 5 ступенек, углубляющихся на одну сажень. Снаружи отверстие погреба в длину имеет 13 футов, а в ширину – одна сажень; снизу погреб гораздо шире, но еще завален большими камнями и мусором."
Из отчета 1884 г. ясно, что Крипта была раскопана полностью.
Описание: "В третьем квартале очищен весьма просторный и глубокий погреб, высеченный в скале, служивший, как оказалось, гробницею... В упомянутом выше погребе длиною 22, 5 фута, шириною 15 футов и глубиною 22, 5 фута с 12-ю ведущими вниз ступенями, ниже которых иссечена на значительной глубине четвероугольная яма в виде колодца, и вокруг нее три ниши, найдены шесть человеческих черепов и кости, мраморная колонка в один аршин вышины и два пьедестала, несколько небольших кусков мрамора и ломаных стеклянных браслетов, два медных перстня, две глиняные лампочки, пластинка золота в один вершок длины, 1/2 вершка ширины и в лист бумаги толщины и более ста монет. Судя по нахождению погреба внутри строения и в центре города и по открытым в нем монетам древнейшего и позднейшего периода, следует предположить, что он принадлежит древнейшему Херсонесу и что был засыпан мало-помалу, окончательно в XI столетии н. э. Между присланными Обществу 87 монетами из этой находки оказалась одна с бычьей головой, одна с профилем богини Херсонас и одна с именем Мойрия, кроме византийских: Василия I – 15 экз., Василия I и Константина VIII – 1 экз., Льва VI – 2 экз., Константина X – 2 экз., Константина X и Романа II – 2 экз., Романа II – 5 экз., Никифора Фоки – 2 экз., Ивана Цимисхия – 2 экз., Василия II – 1 экз., Констанция I – 1 экз. и Льва I – 3 экз. Сверх того свинцовая печать, принадлежавшая Георгию Касидику, протоспафарию и стратику Херсонскому, которой грубая работа и правописание свидетельствуют, что она выбита в позднейшее время...".
Чертежи исполнил штабс-капитан Д. С. Григорьев. За раскопками наблюдал иеродиакон Владимирского мужского монастыря отец Дионисий и учитель реального училища в Севастополе Г. Н. Добров.
Имя руководителя раскопок отчего-то не указано...
Как ни странно, но в наших ямах еще кто-то копошится. Значит, Д. сумел установить некое подобие дисциплины, с чем его и поздравляю. Ну, а как там у меня?
...Славик на кирке – дорвался до настоящего дела и страшно горд. Что там у нас, Слава? Да не выпрыгивайте из ямы, сам спущусь...
Дневник
археологических раскопок Портового района Херсонеса. 1990 г.
Лист 14.
... Найдены восемь фрагментов чернолаковой посуды II-I вв. да н. э., фрагмент чернолакового сосуда первых веков н. э., ручка канфара со следами черного лака, а также предположительно ручка от светильника. Находки металла: два фрагмента железных гвоздей, фрагмент медного гвоздя, медная монета, бронзовый наконечник стрелы. Особо следует обратить внимание на донышко чернолакового сосуда с пальметками (IV в. до н. э.) и на два фрагмента известняковых колонн...
Неплохо, Слава, неплохо, стрела симпатичная... Не скифская она, Борис, обыкновенная греческая. Скифские, между прочим, были трехгранные. И донышко красивое... Ну что, Слава, нравятся вам наши игры? Ну и хорошо. Да, пошел материал!.. Снова эти колонны... А означает это все, джентльмены, что мы дошли аккурат до самого настоящего эллинизма. Теперь можно будет заглянуть под Стеночку и, даст бог, что-нибудь понять.
Вижу, Володя... Шабаш! Борис, Слава, инструменты в тайник, лоток для находок не забудьте. А я еще пару слов нацарапаю...
Дневник
археологических раскопок Портового района Херсонеса. 1990 г.
Лист 15.
...Работу закончили в 12.30. Снят третий штык 5 слоя в пом. 60-а. Слой 5 закончился...
На веранде пусто. Луку где-то носит, и воды снова нет – выхлюпал, паршивец. Хорошо, что всегда имеется резерв в моем котелке! Полежим, Борис, в столовку топать неохота. Вот интересно: говорят, что от работы появляется аппетит, а тюлень наш лопает регулярно. Правда, он тоже вроде как при деле.
По ступенькам скрипят шаги. Стало быть, Лука возвращается из харчевни... Ого, да это не Лука! День добрый, давненько не виделись!
Это и вправду не тюлень – перед нами Сибиэс собственной персоной. Грустный еще более, чем обычно, побледневший. Да что с тобой? Борис, давай-ка чай организуем...
Вождю и вправду не везет – скрутило, приходится ложиться в больницу на несколько деньков, обследоваться. Понятное дело, ему сейчас не до нашего карнавала...
...Нет, Луку с утра не видели. Он как всегда, неутомим. Должен, должен прийти, куда денется?..
Оказывается, Сибиэс пришел не просто так. И не по делам экспедиции – тут он твердо уверен в нас с Д. Дело совсем иное – хотя и вполне херсонесское. И очень невеселое.
Куда уж грустнее! Странно, что об этом вспомнил Сибиэс, а не Лука. Ведь это он хотел организовать, еще в Харькове мы с ним говорили... Неужели до такой степени все затмила эта очкастая? Хорошо, что хоть Сибиэс вспомнил.
...Несколько дней назад исполнилось сорок дней, как умерла Ира Щеглова, копавшая с нами в год Первых Змей. Умерла далеко отсюда, в Москве. Из всех, кто работал с нами, она стала первой, перешедшей эту грань... Эх, Ирка, Ирка, ведь тебе только двадцать пять стукнуло!..
Да, об этом должен был помнить, конечно же, Лука. Ведь это была его дама, именно он не мог ее забыть все эти семь лет, начиная с того Змеиного года. Ездил к ней в столицу, вызывал сюда, сходил с ума, воровал ей цветы и директорского садика... И вот теперь Сибиэс, а не он, пришел, чтобы договориться о том последнем, что мы можем для нее сделать – помянуть. Помянуть здесь, в Херсонесе, где и познакомились...
Это было давно, в те годы, когда и солнце было ярче, и море солонее, когда серые херсонесские колонны вызывали щенячий визг, когда очень хотелось жить, и стыдно было терять время. Экспедицию держал в своих твердых руках Старый Кадей, и бледными тенями носились вокруг него совсем молодые еще Шарап и Сибиэс. Тогда наша ватага была втрое крупнее, настоящий бродячий табор, где можно было встретить кого угодно. И где все они теперь? Как чума прошла, только что и остались Шарап с Сибиэсом, Лука да мы с Маздоном.
Лука в тот год был и вправду хорош. Даже среди героев нашего Золотого века, покорителей изысканных херсонесских див-дев, он был одним из первых. Сейчас этому не верит никто. Молодежь просто смеется, слыша о былых подвигах тюленя...
...Где твое время, Лука? Где твоя слава, Лука? Где твои победы, Лука? Где твои девы, Лука? Где все, чтобы было, Лука?..
Луки все нет. Мы вторично кипятим чай и от скуки забираемся с Сибиэсом в такие исторические дебри, что у Бориса начинает сводить скулы. Наш вождь рад поговорить, – в больнице не очень весело. Как бы случайно, намекаю ему, что в моем раскопе кое-чего есть. Не грех бы и взглянуть. Сибиэс оживляется и обещает завтра подойти. В конце концов, это он заинтересовал меня в свое время тайной Казармы. Похоже, у него появились какие-то новые мыслишки на сей счет.
...Признаться, у меня тоже.
И вот наконец у дверей слышится сопение, и Лука просовывается в проем. Он равнодушно смотрит на Сибиэса, даже не скользит взглядом по нас с Борисом и, не говоря ни слова, плюхается на свой лежак. Э, дорогой, что-то у тебя не так. И даже очень не так! И это "что-то" наверняка похуже, чем отсутствие необходимой жилплощади или козни Толика-Фантомаса.
Плохо дело! Не отвечая на наши вопросы, тюлень заявляет, что немедленно уезжает отсюда. Прямо сегодня... нет, завтра утром. И в подтверждение своих слов начинает с пыхтеньем вытягивать из-под лежака рюкзак.
Ты что, Лука, от нашего Маздона чуток заразился? И даже не чуток – самый настоящий маздонизм в прогрессирующей стадии. Ну, хватай, хватай рюкзачишко, тыкай туда мокрые плавки... Дальше-то что?
Процесс укладывания рюкзака постепенно замедляется и, в конце концов, сходит на нет. Сибиэс терпеливо ждет – он знает Луку побольше нашего и явно не удивлен. Наконец вождь объяснят, зачем пришел.
Лука мрачно кивает. На поминки он, конечно, останется, а потом тут же уедет. А водку можно будет достать в "Дельфине" – или в "Легендарии", хотя там и дороже...
Настроение Луки столь мрачное, что мы спешим оставить тюленя наедине с его невеселыми мыслями и расходимся кто куда. Расставаясь, Сибиэс обещает еще раз зайти завтра, поглядеть на раскоп. С тем и ауфвидерзеен...
У Эстакады обед, а может быть, ужин в полном разгаре.
Едят!
Слава лихо наворачивает ложкой, да так, что поневоле начинаешь завидовать. Вот если бы он работал столь же ретиво! Уклоняюсь от предложенной мне порции и желаю приятного аппетита. Чаю можно, только полкружки, не больше.
О. с супругом тут же. Супруг весел, травит анекдоты – вполне свежие, не то, что у Луки. Борис, на что невозмутимый человек, и тот улыбается.
...О. не смеется.
Мы с Борисом отходим не далее чем на десяток метров, когда сзади до нас доносится шипение. А, день добрый!.. Ведьма Манон собственной персоной. Что-то она такая веселая сегодня, даже веселее прежнего? Не иначе кому-то ба-а-альшую гадость сделала.
Ах, вот он что! Тогда понятно. Есть из-за чего Ведьме веселиться. Когда кому-то из нас скверно, у нее сразу повышается настроение.
...На этот раз скверно Луке. Манон для того и подкралась к нам, чтобы поведать причины, в силу которых бедный тюлень начал хвататься за рюкзак. Спешила нас порадовать.
Что тут сказать? В общем, сам он виноват, наш Лука. Будто бы первый раз в Хергороде. Нельзя, нельзя тут ничего выставлять напоказ, тем более свою очкастую из Южно-Сахалинска! Во-первых, кто-нибудь, хотя бы та же Ведьма, непременно ненароком сообщит твоей супруге. А во-вторых...
Во-вторых... Все эти дни Лука мою обеденную пайку скармливает Свете. На здоровье, конечно, но в столовой они не одни. Желторотики, не будучи извещенными обо всех хитростях ситуации, почему-то уверились, что симпатичную дамочку с Сахалина кормят за их счет. А уж ежели кто попробует их объесть!.. В общем, окружили они сегодня Луку и высказались – крепко высказались. И про то, что он работать не изволит и что неведомо кого водит в нашу столовку, дабы личный состав объедать. И вообще, катился бы он, пень старый, бурдюк с ушами...
Вот Лука и покатился. Конечно, схватишься тут за рюкзак!.. Все верно, юная босота не помнит прошлых заслуг – и крепко не любит старую гвардию. Но я по крайней мере каждый день выхожу с ними на раскоп, а вот Луке крыть нечем. Не будешь же рассказывать про прежние годы!
А главное – обед. Ведь они, бедные, и так с голодухи пухнут!..
...Молодые, гладкие, умные, ученые, кормленные, поенные, рассудительные, глядящие вдаль, нашедшие масло на бутерброде. Что им Херсонес?..
Ладно, Манон, ты всегда была добра к людям. Да чего уж там, вижу, что рада! И тебе того же желаем, правда, Борис?