Единственное пятно в служебной биографии Димы относилось к январю девяносто восьмого года, когда он, совсем еще молодой и зеленый, патрулировал вместе с сержантом Каминским район ВДНХ. Каминский был вроде как наставником молодого милиционера (тогда еще они назывались милиционерами или попросту "ментами", не было ни модного "полицейского", ни обидного "полицая") и этой своей ролью очень гордился. В основном его советы и назидания сводились к тому, как и где можно легко подзаработать. Вот и в тот вечер, увидев спешащего из метро в переход молодого пьяненького мужика (даже в руке у него была початая чекушка дешевой водки), Каминский радостно присвистнул, и напарники двинулись наперехват. По всему было ясно, что пьяница сейчас расстанется с полтинником, а то и со стольником.
Но что-то не заладилось. Чертовщина какая-то началась. Пьяненький посмотрел на них неожиданно трезвым взглядом (трезвым-то трезвым, только во взгляде было что-то страшноватое, дикое, будто у давно разуверившейся в людях дворовой собаки) и посоветовал напарникам напиться самим.
И они послушались. Пошли к ларькам (последние годы ельцинского бардака истекали, но водку еще продавали прямо на улице) и, хихикая как ненормальные, купили по бутылочке - такой, же как у пьяницы, подавшего дельный совет. Потом еще по одной. И еще.
Через три часа их, веселых и остроумных, забрал с улицы свой же патруль - и это спасло Пастухова и Каминского. Влетело им не по-детски, но из милиции все-таки не выперли. Каминский с тех пор совсем завязал и божился, что встречный пьяница был гипнотизером или даже экстрасенсом. Пастухов напраслину на мужика не возводил и пустых догадок не строил. Но запомнил его крепко.
Исключительно с той целью, чтобы не попадаться на пути.
То ли дурацкая и позорная пьянка так запомнилась, то ли в Пастухове прорезались неожиданные способности, но через какое-то время он стал замечать и других людей со странными глазами. Для себя Пастухов называл их "волками" и "псами".
У первых во взгляде было спокойное равнодушие хищника - не злобное, нет, волк задирает овцу без злобы, а скорее даже с любовью. Таких Пастухов просто сторонился, стараясь при этом не привлечь внимания.
У вторых, больше похожих на давнего молодого пьянчужку, был собачий взгляд. Иногда виноватый, иногда терпеливо-заботливый, иногда грустный. Пастухова смущало только одно: собаки так смотрят не на хозяина, а в лучшем случае на хозяйского детеныша. Поэтому Пастухов сторонился и их тоже.
Довольно долго это ему удавалось.
Если дети - цветы жизни, то этот ребенок был цветущим кактусом.
Орать он начал, едва войдя в разошедшиеся двери "Шереметьево D". Красная от злости и стыда мать (очевидно, крик возобновлялся не в первый раз) тащила его за руку - но мальчишка, откинувшись назад, упирался обеими ногами и вопил:
- Не хочу! Не хочу! Не хочу лететь! Мамочка, не надо! Мамочка, не хочу! Мамочка, самолет упадет!
Мать отпустила руку - и мальчишка грохнулся на пол, где и остался сидеть: толстый, зареванный, некрасивый ребенок лет десяти, одетый чуть легче, чем следовало бы по московской июньской погоде, - явно полет предстоял в теплые края.
Метрах в двадцати от них сидящий за столиком кафе мужчина приподнялся, едва не опрокинув недопитую кружку пива. Несколько мгновений смотрел на мальчика и что-то втолковывающую ему мать. Потом сел и негромко сказал:
- Это ужасно. Это просто кошмар.
- Я тоже так считаю, - поддержала его молодая женщина, сидевшая напротив. Отставила чашку кофе и неприязненно посмотрела на мальчишку. - Я бы даже сказала - омерзительно.
- Ну, омерзительного я тут ничего не вижу, - мягко сказал мужчина. - Но что ужасно… это вне всяких сомнений…
- Лично я… - начала девушка, но умолкла, увидев, что мужчина ее не слушает.
Он достал телефон, набрал номер. Негромко сказал:
- Мне требуется первый уровень. Первый или второй. Нет, не шучу. Поищите…
Прервав связь, он посмотрел на девушку и кивнул:
- Извините, срочный звонок… Что вы говорили?
- Лично я - чайлд-фри, - сказала девушка с вызовом.
- Свободны от детей? Бесплодны, что ли?
Девушка замотала головой:
- Распространенное заблуждение! Мы, чайлд-фри, против детей, потому что они порабощают. Надо выбирать - либо ты свободная гордая личность, либо социальный придаток к механизму воспроизводства населения!
- А, - кивнул мужчина. - А я было подумал… проблемы со здоровьем. Хотел посоветовать хорошего врача… Ну а секс вы признаете?
Девушка заулыбалась:
- Ну разумеется! Что мы, асексуалы какие-то? Секс, супружеская жизнь - все это хорошо и нормально. Просто… связывать себя с этими орущими, бегающими…
- Гадящими, - подсказал мужчина. - Они ведь еще гадят непрерывно. И сами даже задницу подтереть не могут поначалу.
- Гадящими! - согласилась девушка. - Именно так! Провести лучшие годы за обслуживанием нужд неразвитых человеческих особей… Надеюсь, вы не собираетесь читать мне мораль и убеждать, что я одумаюсь и заведу кучу ребятишек?
- Нет, не собираюсь. Я вам верю. Я абсолютно убежден, что вы доживете жизнь бездетной.
Мимо прошел мальчишка с матерью - то ли слегка успокоившийся, то ли, что вероятнее, просто смирившийся с тем, что полет состоится. Мать вполголоса выговаривала сыну - доносилось что-то про теплое море, про хороший отель и корриду.
- О Господи! - воскликнула девушка. - Они еще и в Испанию… похоже, мы одним рейсом. Вы представляете, три часа слышать истерические визги этого маленького жирдяя?
- Полагаю, что не три, - сказал мужчина. - Час десять, час пятнадцать…
На лице девушки появилось легкое презрение. Мужчина выглядел вполне успешным, как можно не знать при этом самых банальных вещей…
- До Барселоны самолет летит три часа.
- Три двадцать. Но допустим…
- А вы куда летите? - Девушка стремительно утрачивала к нему интерес.
- Никуда. Я провожал приятеля. Потом присел выпить кружку пива.
Девушка поколебалась.
- Тамара. Меня зовут Тамара.
- Меня зовут Антон.
- У вас ведь наверняка нет детей, Антон? - спросила Тамара, все никак не желая расставаться с любимой темой.
- Ну почему же? Есть. Дочка. Наденька. Ровесница этого… жирдяя.
- То есть позволить супруге остаться здоровой и свободной женщиной вы не захотели? - усмехнулась Тамара. - Кто она у вас?
- Супруга?
- Ну не дочка же…
- По образованию - врач. А так… волшебница.
- Вот что я в вас, мужиках, не люблю, - вставая, произнесла Тамара, - так это пошлые красивости. "Волшебница!" А сами довольны небось, что она у плиты горбатится, пеленки стирает, ночей не спит…
- Доволен. Хотя пеленки сейчас никто не стирает, подгузники давно в ходу.
При слове "подгузник" лицо девушки перекосилось, будто ей предложили съесть пригоршню тараканов. Она подхватила сумку и не прощаясь пошла к стойке регистрации.
Мужчина пожал плечами. Взял телефон, поднес к уху - и тот немедленно зазвонил.
- Городецкий… Совсем? Нет, третий уровень никак. Полный чартер до Барселоны. Можно принять, что это второй… Нет?
Он помолчал. Потом сказал:
- Тогда мне одно седьмое. Нет, вру. У мальчишки дар предвидения второго-первого уровня. Темные упрутся рогом… Одно вмешательство пятого уровня - изменение судьбы одного человека и одного Иного… Хорошо, запишите на меня.
Он встал, оставив недопитый бокал на столе. Пошел к стойке регистрации, где рядом с матерью, замершей с каменным лицом в очереди, нервно переминался с ноги на ногу толстый мальчишка.
Мужчина прошел мимо контроля (почему-то его никто даже не попробовал остановить), приблизился к женщине. Вежливо кашлянул. Поймал ее взгляд. Кивнул.
- Ольга Юрьевна… Вы забыли выключить утюг, когда утром гладили Кеше шортики…
На лице женщины отразилась паника.
- Вы можете улететь вечерним чартером, - продолжал мужчина. - А сейчас вам лучше съездить домой.
Женщина дернула сына за руку - и рванулась к выходу. Мальчик, про которого она, похоже, напрочь забыла, широко раскрытыми глазами смотрел на мужчину.
- Хочешь спросить, кто я и почему твоя мама мне поверила? - спросил мужчина.
Глаза мальчика затуманились - будто посмотрели не то внутрь, не то куда-то далеко-далеко наружу - куда не стоит заглядывать воспитанным детям (впрочем, и невоспитанным взрослым туда смотреть без нужды не стоит).
- Вы Антон Городецкий, Высший Светлый маг, - сказал мальчик. - Вы отец Надьки. Вы… вы нас всех…
- Ну? - с живым интересом спросил мужчина. - Ну, ну?
- Кеша! - завопила внезапно вспомнившая о сыне женщина. Мальчик вздрогнул, туман в его глазах рассеялся. Он сказал:
- Только я не знаю, что все это значит… Спасибо!
- Я вас всех… - задумчиво сказал мужчина, наблюдая, как женщина с ребенком несется вдоль стеклянной стены аэропорта к стоянке такси. - Я вас всех люблю. Я вас всех убью. Я вас всех достал. Я вас всех… Как же я вас всех…
Он развернулся и неторопливо пошел к выходу. На входе в "Зеленый коридор" остановился и посмотрел на очередь, выстроившуюся к стойке регистрации на Барселону.
Очередь была большая и шумная. Люди летели отдыхать к морю. В очереди было много детей, много женщин, много мужчин и даже одна девушка чайлд-фри.
- Спаси вас бог, - сказал мужчина. - Я не могу.
Дима Пастухов как раз достал зажигалку, чтобы дать прикурить своему напарнику Бисату Искендерову. Своя зажигалка у того была - просто уж так у них повелось. Доставал сигарету Дима - за огоньком лез Бисат. Собирался закурить азербайджанец - зажигалку подносил Дима. Если бы Пастухов был склонен к интеллигентской рефлексии, он мог бы сказать, что таким образом они демонстрируют друг другу взаимное уважение, несмотря на расхождение по очень многим взглядам - начиная от национальных проблем и кончая тем, какая машина круче - "Мерседес-ML" или "БМВ-X3".
Но Дима к таким размышлениям склонен не был, ездили они с Бисатом на "Фордах", немецкое пиво предпочитали русской водке и азербайджанскому коньяку, а относились друг к другу достаточно дружески. Так что Дима нажал на кнопку, извлекая крошечный язычок пламени, мимолетно глянул на выход из аэропорта - и выронил зажигалку, к которой уже тянулась сигарета приятеля.
Из дверей зала отлета выходил "пёс". Нестрашный, интеллигентного вида мужчина средних лет. К таким Пастухов привык, но это был не просто "пёс" - а тот самый… с ВДНХ… из далекого-далекого прошлого… Сейчас он пьяным не выглядел, скорее - немного похмельным.
Пастухов отвернулся и стал медленно нашаривать на земле зажигалку. Мужчина с глазами сторожевого пса прошел мимо, не обратив на него никакого внимания.
- Пил вчера? - сочувственно спросил Бисат.
- Кто? - пробормотал Пастухов. - А… нет, просто зажигалка скользкая…
- У тебя руки трясутся, и ты белый весь стал, - заметил напарник.
Пастухов наконец-то дал ему прикурить, краем глаза проследил, что мужчина уходит к автостоянке, достал сигарету и закурил сам - не дожидаясь Бисата.
- Чёт ты странный… - сказал Бисат.
- Да, выпил вчера, - пробормотал Пастухов. Снова посмотрел на здание аэропорта.
Теперь оттуда выходил "волк". С уверенным хищным взглядом и твердой походкой. Пастухов отвернулся.
- Хаш надо есть поутру, - наставительно сказал Бисат. - Только правильный хаш, наш. Армянский - отрава!
- Да они у вас одинаковые, - привычно ответил Пастухов.
Бисат презрительно сплюнул и покачал головой:
- Только на вид, да. А по сути - совсем разные!
- По сути они, может, и разные, а на самом деле - одинаковые, - глядя вслед "волку", тоже прошедшему к стоянке, ответил Дима.
Бисат обиделся и замолчал.
Пастухов в несколько затяжек докурил сигарету и снова посмотрел на двери аэропорта.
Первая мысль была злой и даже обиженной: "Они что, тусовку там сегодня устроили?"
А потом пришел страх.
Тот, кто вышел из раздвинувшихся дверей и теперь стоял, задумчиво озираясь, не был "псом", но не был и "волком". Это был кто-то другой. Третий.
Такой, кто ест волков на завтрак, а собак на обед. Оставляя все вкусное на ужин.
"Тигр" - зачем-то классифицировал его Пастухов. И сказал:
- Живот прихватило… я в сортир.
- Иди, я покурю, - все еще обиженно ответил напарник.
Звать Бисата с собой в туалет было бы странно. Что-то объяснять или придумывать - не было времени. Пастухов повернулся и быстро пошел прочь, оставляя Искендерова на пути "тигра". "Да что он ему… пройдет мимо и все…" - успокаивал он себя.
Обернулся Пастухов только входя в зал отлета.
Как раз чтобы увидеть, как Бисат, небрежно козырнув, останавливает "тигра". Напарник, конечно, не различал их, не чувствовал - не было у него в прошлом такого происшествия, как у Пастухова. Но сейчас что-то ощутил даже он - тем милицейским чутьем, которое порой помогает выдернуть из толпы ничем не примечательного внешне человека со стволом в потайной кобуре или ножом в кармане.
Пастухов понял, что у него по-настоящему прихватило живот. И рванулся в безопасное, шумное, наполненное людьми и чемоданами нутро аэропорта.
Поскольку он был хорошим ментом, то ему было очень стыдно. Но еще более ему было страшно.
1
- По утреннему происшествию ситуацию доложит Городецкий, - не отрывая взгляда от бумаг, сказал Гесер.
Я встал. Поймал сочувственный взгляд Семена. Начал:
- Два часа назад я провожал на рейс в Нью-Йорк господина Уорнса. После того, как наш коллега прошел регистрацию и стал покупать водку в дьюти-фри…
- Вы что, прошли с ним за паспортный контроль, Городецкий? - осведомился Гесер, не поднимая глаз.
- Ну да.
- Зачем?
- Убедиться, что с ним все в порядке. - Я откашлялся. - Ну и купить кое-что себе в дьюти-фри…
- Что именно?
- Пару бутылок виски.
- Какого… - Гесер оторвал взгляд от стола.
- Шотландского. Односолодового. "Гленливет" двенадцатилетний и "Гленморанж" восемнадцатилетний… но это на подарок, я лично считаю, что пить восемнадцатилетний вискарь - пижонство…
- Какого хрена! - рявкнул Гесер. - Что за… мелкие корыстные акции…
- Вы извините, Борис Игнатьевич, - сказал я. - Но господин Уорнс пьет как лошадь. И предпочитает не "Белую лошадь", а приличные сингл молты. У меня бар опустел. А завтра приедет еще какой-нибудь гость - и вы мне поручите его принимать. А моя зарплата не позволяет покупать алкоголь в "Азбуке вкуса".
- Дальше, - ледяным голосом сказал Гесер.
- Дальше я сел в баре выпить кружку пива.
- Вы давно пьете пиво по утрам, Городецкий?
- Четвертый день. С момента приезда Уорнса.
Семен хихикнул. Гесер привстал и оглядел всех, сидящих за столом - десять Иных не ниже третьего уровня или, как говорили ветераны, "ранга".
- Особенности приема гостей мы обсудим позже. Итак, вы похмелялись пивком. Что дальше?
- Вошла женщина с ребенком. Толстый мальчишка лет десяти, вопил не переставая. Просил мать не лететь, говорил, что самолет разобьется. Ну… разумеется, я просканировал ауру. Мальчишка оказался неинициированным Иным высокого уровня, первого-второго как минимум. Судя по всему - предсказатель. Возможно, даже пророк.
В зале слегка зашевелились.
- Откуда такие смелые выводы? - спросил Гесер.
- Цвет. Интенсивность. Мерцание… - Я напрягся, посылая в пространство то, что видел. Все сидящие уставились в пустую точку над столом. Разумеется, никакого реального изображения я не создавал, но сознание всегда услужливо подыщет для картинки какую-нибудь точку в воздухе.
- Допустим, - кивнул Гесер. - Но все-таки пророк…
- Предсказатель, как правило, лишен возможности увидеть собственное будущее. А мальчик испугался своей смерти. Это уже довод в пользу пророка… - негромко сказала Ольга.
Гесер неохотно кивнул.
- Я узнал, есть ли у нас право на вмешательство первого-второго уровня - спасти весь самолет. Такого права, увы, не было. Тогда я взял право на пятый уровень и снял с рейса мальчика и его мать.
- Разумно. - Гесер вроде бы чуть успокоился. - Разумно. Мальчик на контроле?
Я пожал плечами. Семен деликатно кашлянул и вставил:
- Работаем, Борис Игнатьевич.
Гесер кивнул и снова посмотрел на меня:
- Что-то еще?
Я поколебался.
- Он сделал еще одно предсказание. Мне лично.
- Иному Высшего уровня? - уточнил зачем-то Гесер.
- Пророк! - почти весело произнесла Ольга. - И впрямь пророк!
Я кивнул.
- Можешь его озвучить, Антон? - уже совершенно мирно и дружелюбно спросил Гесер.
- Легко. "Вы Антон Городецкий, Высший Светлый маг. Вы отец Надьки. Вы… вы нас… вы нас всех…"
- Что дальше?
- А дальше его прервали.
Гесер что-то проворчал и стал постукивать пальцами по столу. Я ждал. И все остальные тоже ждали.
- Антон, я не хотел бы показаться невежливым… но вы уверены, что решили выпить пива по собственной воле?
Я растерялся. Даже не обиделся - а растерялся. Спросить Иного, не попал ли он под чье-то внушение, - довольно серьезное дело. Словно… ну, словно для одного человека поинтересоваться успешностью интимной жизни другого. Но между близкими друзьями, конечно, подобный вопрос возможен. Между начальником и подчиненным… да еще и в присутствии других сотрудников… Нет, ну если неопытный Иной совершает какой-то неадекватный поступок… тут вопрос "Ты своей головой думал?" уместен. Но и то как риторический. А уж обратиться с таким вопросом к Высшему Иному…
- Борис Игнатьевич, - сказал я, с ожесточением сдирая с себя все слои ментальной защиты. - Наверное, я чем-то дал основания вашим словам. Не пойму, правда, чем именно. На мой взгляд - да, я действовал исключительно по собственной воле. Но если вы сомневаетесь, то просканируйте меня, я не против.
Конечно же, это тоже была риторическая фраза. Абсолютно. Так, человек, оказавшийся под каким-нибудь нелепым подозрением - к примеру, что он будучи в гостях украл со стола серебряные ложечки, - предлагает проверить его карманы…
- Спасибо, Антон, я воспользуюсь твоим предложением, - ответил Гесер, вставая.
В следующее мгновение я отключился.
А потом открыл глаза.
В промежутке, конечно, было какое-то время - минут пять, десять. Вот только я его не запомнил. Я лежал на диванчике, который стоит в кабинете Гесера и который все иронично называют "плацдарм для мозгового штурма". Мою голову придерживала Ольга - и она была очень, очень зла. Напротив меня сидел на стуле Гесер - и он был очень, очень смущен. Больше никого в кабинете не было.
- Ну и как… тварь ли я дрожащая, или право имею? - спросил я.
- Антон, я нижайше приношу свои извинения, - сказал Гесер.
- Перед присутствующими он уже извинился, - добавила Ольга. - Антон, прости старого дурака.
Я сел и потер виски. Голова не то чтобы болела - казалась удивительно пустой и звенела.
- Кто я? Где я? Кто вы такие, я вас не знаю! - пробормотал я.