Я посмотрел на Надю. Крепче сжал ее руку. Кивнул.
- Мы должны уйти, папа? - очень спокойно спросила она.
Я кивнул.
- Ему нужно совсем чуть-чуть, - сказала Надя. - Давай я…
- Мы уходим! - выкрикнул я. - Открывай портал! Я приказываю!
- Папа, ты не можешь мне приказывать убежать!
- Я приказываю не как папа, а как работник Дозора!
Надя смотрела на меня, и я не знал, сработает ли это. Мы с детства учили ее уважать Ночной Дозор. Объясняли, что сказанное дозорным - это приказ. Что с магией не шутят. Но она была маленькой девочкой, для которой все сказки всегда заканчивались хорошо, - и я видел, что в ее глазах сейчас бушует энергия, способная затопить всю Москву… вот только поможет ли это против Тигра - не знал никто.
- Надя, я прошу тебя, - повторил я устало.
В глазах у дочки блеснули слезы. Она сжала губы, кивнула - и рядом с нами открылся портал. Я глянул на Тигра - тот уже прошел половину коридора. Он не атаковал, мы не были его врагами… мы были лишь помехой, он шел убивать пророка.
Я взял Надю за руку, потянул к порталу…
И в этот миг Тигр остановился. Поднял руку, совсем по-человечески потер лоб. И улыбнулся.
За нашей спиной открылась дверь, и маленький пророк Кеша вышел в коридор. Он был весь взмокший, словно толстяка заставили заняться физкультурой. Глаза у него были слегка осоловевшие, дурные, смотрел он на нас растерянно, едва узнавая. Из носа текла кровь.
- Все хорошо, - сказал Тигр. - Я ухожу.
Похоже, он собирался просто уйти - по коридору. Но пол под его ногами внезапно проломился, брызнуло в стороны бетонное крошево и доски. Запущенный Жермензоном еще в первую схватку голем все-таки догнал противника.
С выражением крайнего удивления на лице Тигр провалился в яму, где земля клокотала, будто кипящая каша. Мелькнули руки голема, нога Тигра… на секунду мне показалось, что я вижу длинный полосатый хвост, торчащий из земли будто исполинский червяк…
И все исчезло.
- Боюсь, он его не убил, - сказал Жермензон. - Боюсь, он просто не счел нужным сражаться…
Цветная паутина гасла. Гесер и Жермензон смотрели друг на друга, медленно начиная улыбаться.
Я наклонился к Наде и тихо спросил:
- Как ты ему помогла?
Обернувшись на Кешу, Надя привстала на цыпочки и прошептала мне в ухо:
- Я сказала, что, если он сейчас же не скажет свое дурацкое пророчество, я его изобью и всем расскажу, что его побила девчонка.
- И он поверил? - спросил я.
- А я ему дала по носу.
Я достал из кармана носовой платок, подошел к мальчику. Протянул платок и сказал:
- Запрокинь голову и прижми к носу. Сейчас мы позовем… доктора.
И пока он растерянно запрокидывал голову - разжал ему пальцы, забрал крепко стиснутую игрушку и сунул в свой карман.
- Повезло, - сказал Гесер, подходя. - Пророчество не прозвучало, Тигр ушел. Поздравляю тебя, малыш, все беды позади!
- Повезло, - повторил я за Гесером.
Игрушечный телефон, который я забрал у Кеши, жег мне карман. Я не знал, рискну ли нажать на кнопку и проиграть то, что на нем записано. И записано ли там вообще что-то.
Но хорошо хотя бы то, что сумеречная тварь ничего не понимает в современных детских игрушках.
В повести использованы стихи Уильяма Блейка и фрагменты из песен группы "Motor Roller".
Владимир Березин
Ночь при полной луне
Авария случилась на исходе ночи. Машина пробила ограждение, перевернулась и ударилась о дерево.
"Плют-плют-плют", - осуждающе сказала ночная птица, а осторожные ночные звери промолчали. Их манил запах крови и смерти, но звери боялись другого запаха - запаха бензина и металла, шедшего от обломков. Звери боялись шума дороги и наступающего утра. Но главное, они боялись самого этого места.
А семья в машине перестала существовать под тихий звук случайно уцелевшего радио.
Кровь отца мешалась с кровью матери, кровь ребёнка капала на траву отдельно.
Кровь густела, переваливалась через излом искорёженного железа, двигалась по стеблям травы и, впитываясь в землю, совершала свой путь медленно. Чрезвычайно медленно, преодолев плодородный слой, совсем немного этой крови миновало песчаник, и, наконец, просочившись по косому пласту глины вниз, единственная её капля достигла того, кто ждал этого долгие годы.
Знахарь лежал на животе, осиновый кол, которым проткнули его тело, истлел, но не осталось ничего живого в его обескровленных тканях. Сила давно ушла из них.
Но вот единственная капля чужой крови коснулась его затылка. И тут же она начала делиться, множиться, она мешалась с подземными соками и глинистой водой. Новая кровь наполняла тело Знахаря, и он принялся ворочаться, попадая руками в кротовьи ходы и подземные полости. Уже исчезла с поверхности над ним разбитая машина, уже деловитые рабочие с плоскими лицами починили ограждение, а Знахарь всё набирал силу, дышал перегноем и песком, распугивая зазевавшихся червяков.
Он вылез наверх спустя несколько ночей - когда поляна в придорожном парке была залита белым лунным светом.
Ночная птица поглядела на него маленьким глазом-бусинкой, открыла клюв, чтобы сказать своё "плют-плют", но вгляделась тщательнее и раздумала петь.
Знахарь привыкал к новому воздуху вокруг себя - тогда, сто лет назад, когда его, обессиленного, догнали мужики с дрекольем, это место было обычным лесом. Рядом стоял его дом - но вместо несуществующего забора начинался асфальт, по которому катили первые утренние машины. Местность изменила свой облик, большой город сжевал рельеф прошлого, засыпал овраги и возвёл насыпи.
Знахарь знал об этом мире многое (под землёй вести распространяются быстро), но многое было открытием - искусственный свет, запах… И ко всему надо было привыкать.
Он ещё раз посмотрел на осевшую, опустелую землю, провёл по ней руками и зашагал на свет.
Колдун в этот час стоял на балконе своей квартиры. Балкон был велик и обширен - это была часть крыши, открывавшая вид на полгорода. На гладкой поверхности, покрытой итальянским мрамором, было пусто - только ряды папоротников в кадках ждали своего часа.
Раскачиваясь в кресле, Колдун бросал на утренний ветер сор и пыль из маленького мешочка, висевшего на шее. Сор летел прихотливо - ветер нёс его с запада на восток, поворачивал обратно, сор влетал в раскрытые по жаре окна, оседал на уличных скамейках.
Это несчастья и неудачи летели по городу - сейчас Колдун сеял их просто так, для удовольствия. Иногда он развлекался тем, что следил за судьбой каждой соринки и щепочки - но сейчас его пальцы двигались машинально, а губы твердили заклинания сами.
Но этим утром над алой полосой восхода, сразу над тучами, вспыхнула и мигнула зелёная звезда. Через мгновение она погасла, но Колдун сразу понял, что пришёл тот час, которого он так боялся. Проснулся Знахарь и теперь будет искать его, чтобы мстить.
Сам Колдун был похоронен давным-давно, на юге города. Он проснулся на полвека раньше, чем Знахарь. И кровь, разбудившая его, текла реками, а не каплями. Сначала над Колдуном устроили дачи, и он слышал сквозь толщу земли, как пируют новые хозяева жизни, как вертится, постоянно заедая, граммофонная пластинка, а потом он услышал плач и голоса всё тех же дачников, которых расстреливали сноровистые люди в военной форме. Мертвый Колдун купался в крови, от которой набухла земля, и, когда вышел на лунный свет, то понял, что пришло его время.
За годом нового рождения пришла пора войны, и Колдун радовался, что заново появился на свет в правильное время, чтобы не ломать руками выстуженную землю сорок первого года. Когда над этим местом тонко запели в вышине бомбардировщики, он уже давно набрался злой силы из человеческого страха, и этого страха было вдосталь.
А теперь леса исчезли, и окрестные деревни давно стали городом. Город, как людоед, пожрал пашни и избы и переварил людские судьбы.
Дети Колдуна расплодились, и хоть не были так же сильны, как он, не теряли времени даром. Колдун поселился у одного из сыновей - в большом новом доме на бульваре.
Он помнил, как давным-давно поссорился со Знахарем. Веселья ради Колдун затеял в городе чуму, и то-то было веселье.
Но Знахарю это вовсе не понравилось, и он решил наказать Колдуна. Вина по их меркам была невелика, да воевода крут. Знахарь настиг врага в южной дубраве и закопал по всем правилам.
Отчего он пожалел детей - Колдуну было непонятно. Но именно это и сгубило Знахаря, и он сам лёг в землю - только убили его люди, которых он лечил. Сыновья Колдуна смотрели из-за деревьев, как бьют колами по телу старика, и только удивлялись людской сноровке.
Потом они отловили всех детей Знахаря и предали их, связанных, реке. Когда вода сомкнулась над последним в роду Знахаря, Колдун ещё лежал под землёй и бездумно отдыхал от солнца.
Сейчас пространство города было очищено, и Колдун, вернувшись, долгое время жил в нём, как на чистом и вольном лугу, где пахнет травой и свежестью, где неоткуда ждать беды.
Но теперь он чувствовал, что Знахарь не спит и перемещается по улицам города.
Знахарь поселился в своих прежних местах - теперь там чадил завод, бодрый факел горел на высокой трубе, вокруг были болота и странные поселения. Первым делом он встретил вьетнамского колдуна, который долго притворялся глуховатым. Потом они кое-как договорились, и Знахарь некоторое время прожил в огромных корпусах брошенной фабрики, где из каждого угла раздавался стрёкот швейных машинок. Племя подопечных вьетнамского собрата было многочисленно и так же однородно, как лягушки на просёлочной дороге.
Сначала Знахарь думал, что они заполонили весь город, но потом понял, что в этих местах вместе с людьми поселилось слишком много разных вер и суеверий. Восток пришёл на его землю - но это не пугало Знахаря. Он видел слишком много примеров того, как приходил Восток, а потом откатывался назад, как Запад валом прокатывался на Восток, но сразу исчезал, изнемогая.
Он знал, что закон един на всех, и спокойно говорил с колдунами с берегов Каспия и пустынь Азии.
Знахарь быстро узнал судьбу своего врага, но больше его занимало другое. Кроты и землеройки нашептали ему в мёртвое ухо тайну, и эта тайна была сладкой, как месяц, тягучей, как леденец.
Тайна была в том, что его род не пресёкся.
Он и сам чувствовал это - что-то родное существовало на земле. Иногда ему даже казалось, что и дом его цел.
Как-то Знахарь вернулся к изгибу дороги, тому месту, где стояла его изба, и теперь уже ясно увидел, что от места идёт след, будто дом удирал от преследователей, роняя старый мох из брёвен и щепки.
След терялся, но Знахарь продолжал изучать окружающий его мир.
Несколько раз к нему, похожему на нищего, приближались милиционеры, но он легко отводил им глаза. Однажды битком набитый автобус приехал во вьетнамское общежитие с проверкой, но высыпавший из него отряд недоуменно слонялся вокруг фабрики.
Милиционеры покрутили головами, хором помочились на бетонный забор, да так и уехали. Вьетнамский колдун зауважал Знахаря ещё сильнее, но попросил не мешать его делу - он просто покупал милиционеров. Чтобы не обидеть, вьетнамский колдун стал снабжать Знахаря настоящим бальзамом - эти красные баночки с золотой звездой, лежавшие раньше везде, отчего-то пропали.
Вскоре Знахарь переехал - поближе к людской толкотне. Он ни в чём не нуждался, вокруг происходило необычное безумие. Такое он видел накануне войн и революций.
Все что-то продавали и покупали, на улицах было полно пьяных, как яйца на Пасху бились друг о друга дорогие автомобили.
И с ненавистью смотрела на это угрюмая мазутная толпа городских окраин.
Он поселился в квартире выжившего из ума профессора. Квартира была запущена, по стенам весели фальшивые обереги и камни силы. Ни один из них не действовал - и Знахарь с улыбкой касался их, думая, не придать ли им хоть какую-нибудь силу.
В квартире к стенам жались плакаты и противоречивые лозунги, прибитые к деревянным шестам, - профессор таскался с ними на митинги и демонстрации. Мода на это занятие прошла, и часто он стоял под дождём на какой-нибудь площади с двумя-тремя сумасшедшими старухами.
Мимоходом Знахарь вылечил ревматизм, давно поселившийся в худой профессорской спине. В тот день, когда луна пошла на убыль, он пробормотал нехитрые заклинания, и болезнь начала исчезать вместе с худеющей луной, да так и пропала навсегда.
Несколько раз на улице он видел внуков Колдуна - но они прошли сквозь него, как сквозь туман. Можно было бы поймать одного зазевавшегося и прямо где-нибудь за гаражами или у мусорных баков высосать у него всю память - но было рано. Тогда его хватятся и поймут, что он ищет.
Пусть Колдун думает, что его давнишний противник слаб и доволен тем, что ему выпало.
И правда, его не тревожили больше. Двойник Знахаря, сделанный из травы и проволоки, сидел во вьетнамском общежитии, совал кусок ткани под бьющуюся и клекочущую механическую иглу и сам был обряжен в то, что шил, - версаче и прада.
Двойник послушно подавал паспорт с вложенными в него деньгами проверяющим, и два внука Колдуна, когда заглянули с проверкой, тоже спрятали в свои фальшивые мундиры вполне настоящие американские бумаги с портретами.
Лейтенант пожарной службы жил на краю города. За домом и днём, и ночью грохотала граница города - огромная окружная дорога. Часто лейтенант ночевал в пожарной части, чтобы не трястись в автобусах поутру и чтобы не видеть смутных беспокойных снов под шум ночных машин.
Сослуживцы любили его, хотя и считали заговорённым - многие из них не боялись огня, но только лейтенант избегал ожогов.
Что-то было в этом неестественное, но лейтенант жил со всеми вровень, и о нём не судачили.
Наоборот, его караул считался счастливым - лейтенант знал толк в обращении с огнём. Одного он не любил: когда пожарные тащили вещи из погорелого дома. А время было голодное, огонь списывал всё, зачищал и подчищал любую ценность, как бы входя в сговор с невысоким окладом и нищим пайком пожарного. Но рядом с лейтенантом никакая вещь, взятая с пепелища, не шла впрок.
Все его предки были пожарными - один, странствуя по деревням, усмирял огонь молоком только что отелившейся коровы, другой кидал через пламя пасхальные яйца и весьма преуспел в тушении. Ещё один привёз в Россию трубы конструкции знаменитого механика Ван ден Хейдена и всю долгую морскую дорогу спал на них, чтобы сберечь от лихих людей. От него в роду остался камень, нарицаемый уакинф. Уакинф, или яхонт, как казалось лейтенанту, светился в глубине шкафа, отмеряя остатки сна до дежурства.
В лихое время умирания империи ему часто приходилось ездить на поджоги - горели склады и автомобили. Горели киоски и ларьки, они вспыхивали как свечки, и иногда в них колотились, беззвучно крича, запертые продавцы. Следователи тоже любили лейтенанта - потому что он угадывал, как родился огонь и каким путём шёл.
При этом лейтенант не мешал следователям врать в бумагах и оттого нравился им ещё больше.
Однажды его красная машина примчалась на набережную - там чадила взорванная машина. Рядом лежали двое охранников - один почти целый, другой - потерявший голову от работы. Опершись на решётку, за которой катилась мутная вода реки, курил оставшийся в живых пассажир. Он обнимал не то жену, не то дочь - та сидела в весеннем талом снегу, не замечая холода.
Когда лейтенант коснулся её плеча, чтобы помочь забраться в машину с красным крестом, то девушка зашипела, как вода, которую плеснули на сковородку.
Лицо мужчины тоже странно изменилось, когда он увидел лейтенанта.
На следующий день пожарный лейтенант уже забыл об этой встрече - и всё потому, что судьба изменила ему. Они тушили старый дом, наполненный, кроме дыма, запахами кислого и протухшего, кошачьей мочой и людским смрадом.
В первый раз ему стало по-настоящему трудно. Он нес на себе пьяницу, ставшего вдруг неимоверно тяжёлым. Пьяный старик кинул сигарету в ворох газет на кухне и теперь лежал на плече лейтенанта бесчувственным свёртком. И тут огонь, с которым прежде у лейтенанта было мировое соглашение, начал нападать на него и жалить.
Лейтенант всё же сделал своё дело, но понял: что-то в мире изменилось.
Через несколько дней заполыхал крытый рынок. Рвались в контейнерах баллоны с химическими очистителями и поддельными дезодорантами. Весело полыхали ряды с фальшивой водкой. Лейтенант расставил людей и принялся обходить очаг пожара. И вдруг пламя стало окружать его, и лейтенант еле выбрался из смертельного круга.
В этот раз, впервые за много лет, у него погиб подчинённый.
Сразу же после отпуска, похожего на ссылку, лейтенант попал на странный выезд. Горели гаражи после бандитского боя. Бандиты были людьми воевавшими - воевавшими много и с охотой. Так же самозабвенно они дрались и в центре большого города. Гаражи полыхали, зажжённые армейскими огнемётами, а асфальт был иссечён осколками от противотанковых гранат.
Когда лейтенант ступил в пламя, то оно подалось назад… И за завесой огня двое убитых встали с земли и принялись душить лейтенанта.
Мёртвые пальцы в пороховой копоти перехватили шланг дыхательного аппарата, но лейтенант успел сбросить их - странная сила присутствовала рядом.
Кто-то взял его за руку и вывел из огня - уже по ту сторону пожара.
Лейтенант очнулся от того, что его лоб гладят сухие ладони.
Какой-то старик ласково смотрел ему в глаза.
Внук оказался смышлён и понятлив. В меру недоверчив и умён. Ему не понадобилось долго объяснять - лейтенант давно обо всём догадывался сам. Он видел, что Знахарю нравилось с ним говорить.
Поколение за поколением продолжался род Знахаря, и теперь оба собеседника решили сократить бесчисленные приставки, чтобы заодно сократить расстояние. Лейтенант был просто внуком, а дед был единственным в их роду, кто не был пожарным.
- Мне жаль только одного, - говорил внук, - что я не умею лечить людей.
- Каждому своё, - отвечал дед. - Тебе люди важны, а я устал их любить. Видишь, как мудро всё устроилось: я на равных говорю с землёй, ты укрощаешь огонь, несчастный Колдун запрягает ветер, а его дети бурлят, как пузыри, в подчинённой им воде. Только Колдун думает, что в тебе кипит огонь мести, а я надеюсь, что нет. Ты можешь спасать просто людей, а мне просто люди не интересны - вот эта разница мне нравится.
Теперь лейтенант, окончив дежурство, не ехал через весь город, а сидел со стариком. Он часто задавал себе вопрос - действительно ли всё равно, кого спасать? И бессмысленного пьяницу, из-за которого в огне погибли дети, и бандита, что горит в своём загородном доме. Лейтенант стоял на границе добра и зла, вернее, сам каждый раз определял эту границу.
- Рассматривай это как игру, - повторял ему дед, - как только появляется угрюмая серьёзность, так, значит, дело недоброе. Вот наш Колдун бредит битвами и боится мести - не знаю, может, он начитался сказок и действительно решил, что он посланец Сатаны. А есть ли сам Сатана - он уже и не знает…
В начале апреля старик показал внуку Колдуна. Тогда, на Благовещение, нечистая сила проветривает колдунов над печами - и Колдун висел в дыму и пару над своим домом, прямо над старой трубой, куда курились камины новых богачей.