Меня не было дома, я ходил в автомагазин приглядеть набор гаечных ключей, так что двери Георгию открыла Лида. А и был бы я дома, что с того? Не спускать же Жорку с лестницы… друг детства всё-таки, пять лет в одном классе, только я всегда сидел на четвёртой парте, а он - на первой, потому что физически не мог не быть в первых рядах. Потом встречались, иной раз с перерывами в несколько лет, но всегда по Жоркиной инициативе. Лёгкая необременительная дружба, которая вдруг превратилась в столь странные деловые отношения. А всё - перфоратор. Думается, без этой машины Георгий оставался бы прежним рубахой-парнем и душой компании. Дались ему эти городские сущности, воплощённые в таинственных нежильцах…
И вот, вернувшись из похода за гаечными ключами, которых не купил, поскольку оказались они дрянной китайской поделкой, я увидел на подставке для обуви дробильно-сверлильного монстра и услышал доносящийся из кухни излучающий оптимизм голос Георгия.
- А вот и хозяин! - встретил он меня радостным возгласом. - А мы тебя ждём…
- Что ты таскаешься всюду со своим перфоратором? - не слишком любезно спросил я. - Или он для тебя часть имиджа, как наперсный крест для попа?
- Отчасти так, - ничуть не смутившись, ответствовал Георгий. - Когда имеешь дело с потусторонним, следует быть готовым ко всему. А городская нежить перфоратора боится больше, чем креста. Но я к тебе не за этим пришёл. Вот смотри, что мы с Лидой придумали… Дверь пробиваем вот здесь, тут ставим перегородку - и видишь, как всё получается… У вас добавится ещё одна комната, небольшая, всего десять метров и без лоджии, но зато вход в обе комнаты будет через коридор, а то сейчас ваша бывшая спальня получается проходной. Прежнюю дверь, кстати, тоже можно оставить, понадобится - и хорошо, не понадобится - заставил мебельным гарнитуром - и все дела.
- А раньше ты этого придумать не мог? Мы только-только квартиру в чувство привели, а тут ты с отбойным молотком…
- Раньше - не мог. Это только хвост у собаки с одного раза рубят, а тут требуется постепенность, как в вопросе с крестьянством. Откусишь с ходу больше, чем прожевать можешь, и - всё, кранты. В таких вопросах надо со звёздами соотноситься и характер нежильца учитывать. Действующих факторов много, а ты хочешь всё и сразу.
- Я ничего не хочу. По мне, так нам и трёхкомнатной квартиры хватало, а пятикомнатная так и вовсе без надобности. - Я перехватил Лидин взгляд и понял, что дела мои плохи.
- Мне, - ровно произнесла Лида, обращаясь к стене, - комната нужна. Более того, комната нужна нам, если ты в своём эгоизме не забыл про такое понятие. В конце концов, где-то нужно спать.
- Прежняя спальня тебе не годится?
- В проходной комнате? Очень мило. Ничего умнее ты придумать не мог?
Предлагать под спальню восемнадцатиметровую комнату я не стал. Согласно принципам фэн-шуёвого мракобесия, которым Лида успела где-то заразиться, спальня не должна быть такой большой. К тому же там уже обосновалась традесканция, пустившая ветки вдоль стены, а как было кем-то сказано, спать в одном помещении с этой ядовитой лианой нельзя ни в коем случае. Но не предлагать же выкинуть на фиг традесканцию!.. Скорей Лида согласится выкинуть на фиг меня. Так что, как ни верти, прирезать ещё одну комнату нужно.
Оставалось последнее.
- А как же нежилец? - спросил я. - У него вообще ни одной комнаты не остаётся. Он-то где будет?
- Ему комнаты вовсе не нужны, - строго поправил Георгий. - Только для голимого престижа. Ему останется чулан, ванная комната, туалет, кухня и часть прихожей со входной дверью. Этого мало?
- Некоторым четырёх комнат мало, - сказал я, хотя и понимал, что, когда мы останемся наедине, эти слова мне помянут, и не раз. А пока Лида с Георгием принялись оговаривать подробности новой авантюры, я безо всякого напоминания, покорно взялся за приготовление кофе.
Вечером мне было помянуто всё: и то, что я думаю только о себе любимом, и что своими ехидными комментариями оскорбляю жену как женщину и человека, и много чего ещё. Я не выдержал и вспомнил кое-что из Лидиных комментариев относительно меня, после чего Лида заявила, что я абсолютно лишён великодушия и при этом мелочен и злопамятен, как баба.
- А тебе мелочной и злопамятной быть можно? - спросил я, после чего начались слёзы и полный раздрай семейной жизни.
Кончилось всё тем, что через пару недель Георгий завёз новую партию гипроковых плит, бетонита, досок - и всё это благолепие расположилось в сияющей, отделанной как рождественская игрушка прихожей, которой предстояло в скором времени обратиться в развалины. А в ответ на отчаянный вопль, что неужто нельзя было сделать всё это прежде, чем в квартире закончен ремонт, резонно отвечал, что прихожая у нас была отделана до того, как он первый раз появился здесь с перфоратором, и к тому же вторгаться на территорию нежильца следует как раз из отремонтированного помещения, потому как если в вашей квартире бардак и неустройство, то и живущий за стенкой нежилец проявляет нежелательную активность, а это опасно. Потусторонние силы следует брать врасплох.
Но покуда создавалось впечатление, что Георгий на пару с Лидой берут врасплох меня. Не терплю такого положения, когда тебя обложили со всех сторон, словно выявленного нежильца, и непрерывно что-то требуют. При этом в словах каждого требующего есть резон, и любая попытка обороны тебя же выставляет дураком и лентяем, а то и ещё кем похуже. Да, я лентяй, ну так не трогайте меня! Что вам от меня нужно, в конце концов?
Иногда ночами, когда случались приступы бессонницы, я представлял нежильца, скорчившегося за стеной. Его травят так же, как меня, только мне всучивают ненужную жилплощадь, а у него отнимают. Бедный Анатолий Петрович! Тридцать лет он спокойно не жил в двухкомнатной квартире, и вдруг - такое. Причём я-то сейчас уехал на дачу; делать там, ввиду поздней осени, нечего, разве что листья сгребать, но можно пересидеть самый страшный момент разрухи, а он у себя в остатках изымаемой квартиры, и перфоратор нещадно терзает нежный нежильцовый слух.
Комната оказалась миленькой, оклеенной жёлтыми обоями и с древними скрипучими рамами. Думаю, во всём доме только здесь такие рамы и сохранились. Причём скрипучими они были не от старости, а, так сказать, изначально, по умолчанию. Но главное, расположена комнатка была удобно. Из нашего коридора, где прежде располагался шкаф-купе, пробита дверь в прихожую двушки, а оттуда - две двери в бывшие комнаты нежильца. Очень удобно получилось: из пяти комнат только одна проходная. Вот только для разобранного купе места не оказалось. Я было предложил выбросить его или поставить в новой комнате, но Лида не согласилась. В новой комнате, отвечавшей фэн-шуёвым требованиям, она принялась обустраивать спальню, и, значит, там могло быть трюмо, комодик, но не шкаф-купе с зимней одеждой и запасом обуви на десять лет. Выбросить шкаф и заодно ненужные туфли, ботинки и стоптанные зимние сапоги она не пожелала.
Шкаф переехал в маленькую комнату, которую я прежде опрометчиво считал своей. Нет, там и сейчас осталось место для диванчика и письменного стола, за которым я занимался ещё со студенческих времён, но нормально пройти к столу теперь было нельзя, только протиснуться боком, обтирая задницей шкаф.
В пятикомнатной квартире для меня не осталось места.
Ночью мне впервые почудилось, будто из-за стены доносится какая-то возня. Будто бы там мебель двигали или попросту выносили строительный мусор, который Георгий сгрёб к соседу, не желая заморачиваться с уборкой.
Спаленку Лида обустроила на славу, но мне отчего-то совершенно не хотелось там бывать. Фэн-шуй - фэн-шуём, но не отпускало воспоминание об Анатолии Петровиче Никонове, безвредном старичке, который, скорчившись, лежит на полу в кухне возле газовой плиты, и нет ему иного места, разве что в кладовке, где и ноги вытянуть нельзя не только человеку, но и приличному нежильцу.
Лида обижалась, говорила, что она совершенно заброшена, стала вдовой при живом муже. Я отмалчивался и уходил в бывшую свою комнату, где поселился шкаф. О машине я уже не вспоминал и даже на улице перестал провожать взглядом проезжающие иномарки. Денег у меня оставалось куда как меньше пяти тысяч долларов, а заработки последнее время резко снизились, но я понимал, что Георгия это не остановит; всякую золотую жилу следует вырабатывать до конца.
Так и случилось. Перфоратор явился в гости.
- Здесь пробиваем дверь, тут ставим перегородку, - привычно вещал он, черкая карандашиком по плану лестничной площадки.
- Нам не нужна вторая кухня! - произнёс я, стараясь наполнить голос твёрдостью, которой не имел.
- Чудак-человек! - снисходительно усмехнулся Георгий. - Кто ж говорит о кухне? Плиту надо будет снести к чёртовой матери, а воду можно оставить: сделать махонький краник и крохотную изящную раковинку. Поставить трюмо, мягкий диванчик, бра в изголовье. И получится элегантнейший будуар. Ты сам рассуди: у тебя есть собственная отдельная комната. А у Лиды? Ты о жене-то подумал? Куда ей деваться, если вдруг захочется побыть одной? Кстати, по поводу кухни… В двухкомнатной квартире она семь метров, а в вашей трёшке - пять с половиной. Там не то что готовить - повернуться негде. Можно, конечно, перенести кухню в двушку. Учитывая, что после прирезки ванной комнаты, если снести перегородку, новая кухня будет площадью десять метров, а это уже весьма солидно. Но я думаю, что так будет не по уму. Жаль спальню делать смежной с кухней, жаль тратить под кухню солнечное помещение. Моё мнение, что здесь должен быть будуар; дверку сюда сделаем поменьше, и можно её потом задрапировать занавесью. А с кухней удобней обойтись так: эту стену не сносить полностью, а сделать тут вроде арки, метра три в пролёте. Кстати, сразу исчезнет этот дурацкий аппендикс. И получится у нас кухня и одновременно столовая общей площадью шестнадцать метров, с двумя окнами на проспект. Сейчас, если вздумаете гостей приглашать, стол приходится накрывать в гостиной, а так гостиная останется гостиной, столовая - столовой. Проект дома чехи делали, так у них здесь перегородки и не предполагалось, это уже наши рукосуи усовершенствовали…
Я не сразу понял, что в столовую собираются превращать единственную "мою" комнату. В иное время я, быть может, и возмутился, но сейчас лишь спросил, не Лиду, а себя самого: "Для меня в этой квартире место предусмотрено?" - но, разумеется, услышан не был. Георгий лихо перекраивал нежильцово, а заодно и моё место обитания, а Лида с восторгом ему внимала.
- Дверь в будуар, чтобы не портить интерьера, следует пробить вот здесь. Но тут мешает вход в ванную комнату. Выход один: перегородку относим вот сюда, эти стенки сносим и будуар расширяем за счёт бывшей ванной. По-моему, получается идеально!
- Скажи, пожалуйста, - произнёс я, стараясь, чтобы голос не сорвался на взвизги, - как нежилец будет всё это оформлять? В его части квартиры не осталось ни одного окна. По закону, помещения без окон считаются нежилыми. Как ты предполагаешь прописать туда Никонова Анатолия Петровича?
- Это его проблемы, - отрезал Георгий. - Он - нежилец, вот и пусть прописывается в нежилых помещениях. У него кладовка осталась, отличнейшая кладовка, между прочим, полтора квадратных метра. Думаю, ты от такой не отказался бы. А ещё - туалет и кусок прихожей, тоже полтора метра. Живи - не хочу!
- Ты, помнится, говорил, что нежилец из квартиры выходит через вентиляционные отверстия. А они, между прочим, расположены в кухне и ванной комнате. В туалете наши умники вентиляции не запланировали. Как нежилец наружу выходить будет?
Ответ последовал немедленно, и от Лиды, и от Георгия.
- Ты об этой твари думаешь больше, чем о семье, - это Лида.
- Он ещё через канализацию может. Что ему стоит через канализацию просочиться? - это начитанный Георгий.
Лида, повернулась к Георгию и, расширив глаза, спросила:
- Он что, там по трубам плавает? А вдруг он, когда я в туалет пойду, подплывёт и схватит?
- Попа позови, - мстительно сказал я. - Пусть он тебе унитаз святой водой вымоет.
Лида глянула на меня так, словно я только что на её глазах потоптал весь цимбидиум и убил зайчонка. Сказать она ничего не сказала, сказано будет потом, долго, с надрывом и с глазу в глаз.
Ссоры, свары - это всё само по себе, а перфораторное воскресенье пришло своим чередом, независимо от погоды в доме.
Давно стояла мокрая питерская зима, так что ехать на дачу не представлялось возможным, и мы с утра поехали в гости к Андрею. Андрей - это наш сын. Хороший парень, образованный, умница. Работает и очень неплохо зарабатывает. Внуками, правда, нас с Лидой до сих пор не порадовал, хотя тридцатник разменял ещё в прошлом году. Вот только все его жёны, которых он успел сменить штук пять, были не жёнами, а скорей временными подругами, и ни одна из них на роль матери не сгодилась. Да и сам Андрей вроде бы с этим делом не торопится. Я иногда думаю, что случись иначе, может быть, Лиде не пришлось бы свою энергию тратить чёрт знает на что. Но ведь не проверишь такое никак; нет внуков и в ближайшее время не предвидится.
У Андрея всего один недостаток: мог бы почаще звонить матери. Хотя тут я его понимаю: один раз позвонишь и получишь выволочку, словно пацан, задержавшийся вечером на улице. Плюс к выволочке - допрос с пристрастием: что у тебя, да как и почему. Подобные разговоры быстро отучают самых почтительных сыновей от слишком частых звонков. Но про мамин день рождения он ни разу не забыл. Приезжает, дарит подарки. В прошлый раз электрическую соковыжималку подарил: морковный сок делать. Вообще-то я без этого сока тысячу лет проживу, но тут уж, делать нечего, раз подарена электроштуковина - надо пользоваться.
Являться к Андрею рано утром как-то неловко, он обычно предлагает приехать к нему часиков в семь вечера, но я ещё в субботу позвонил и соврал, что у нас лестницу красят, в квартире не продохнуть, у мамы голова раскалывается… короче, выручай, сынок, престарелых родителей.
Разумеется, Андрей высказал всё, что он думает о шабашниках, нанятых красить лестницу в воскресенье, и о тех, кто их нанял, но нам приехать позволил и даже прикупил что-то к чаю.
Замечательно, что ни у меня, ни у Лиды мысли не мелькнуло рассказать Андрею о наших жилищных приключениях. Почему оно так - сказать трудно. Наверное, оттого, что Андрей считает себя слишком взрослым и немедленно начнёт нас чему-нибудь учить, вернее, читать нравоучения. А Лида у меня не тот кадр, чтобы выслушивать нравоучения от близкого человека. Римма, Георгий или кто совсем посторонний - это иное дело, но не от Андрюхи же выслушивать мнения и получать выволочки. Что выволочка последует, никто не сомневается, это у нас семейное. Что касается меня, то этого добра я и от Лиды имею больше чем достаточно. Так что в подобном вопросе можно было бы обойтись и без слов, но Лида всё равно, подходя к Андрюшкиному дому, предупредила меня, чтобы помалкивал. Эх, как будто первый год женаты!..
Женская рука в доме у Андрея чувствовалась, но встречал он нас один, значит, новую подругу предкам показывать не считает нужным. Примерно так же, как мы не спешим демонстрировать новые комнаты. Тоже мне тайны мадридского двора! И в кого это он такой?
У Андрея мы просидели до пяти вечера, даже до полшестого. Потом якобы пошли домой, а на самом деле - в кино на дорогущий вечерний сеанс. Георгий не звонил, хотя Лида, сидя в тёмном зале, каждые пять минут проверяла мобильник - не было ли звонка, не пришло ли сообщение. Телефон молчал, как под подушку засунутый.
После окончания сеанса, хочешь - не хочешь, повлеклись к дому. Прежде чем достать ключ, я долго звонил в дверь, ожидая, что Георгий откроет нам и пусть даже отругает, что помешали работать, но в конечном счёте скажет, что всё в порядке. На звонок в дверь Георгий не откликнулся, как до этого не откликался на телефонные звонки.
Вышли во двор, поглядели на свои окна. Света не было ни в бывшей спальне, ни в двух нежильцовых комнатах, которые резко выделялись белым цветом недавно поставленных европакетов. Лида немедленно впала в тихую истерику, не зная, звонить ли Римме (та была посвящена в тайну пятикомнатной квартиры), звать ли на помощь Андрея или обращаться в милицию. Я поступил проще: поднялся наверх и, не обращая внимания на свистящий Лидин шёпот: "Не смей!" - открыл дверь.
В прихожую было трудно войти из-за мебели. Вся обстановка, что была куплена за последние месяцы для благоприобретённых нежильцовых комнат, теперь стояла перетасканная в прихожую и гостиную. В бывшей спальне было не повернуться из-за бесчисленных фаленопсисов и прочих дружных семеек. Оба прохода, пробитые в соседнюю квартиру, оказались аккуратно заделаны, так что прямоугольники бывших дверей можно было узнать лишь потому, что вместо Лидиной шелкографии они были оклеены новенькими жёлтыми обоями, теми самыми, по тридцать шесть копеек рулон, что уже двадцать лет не выпускаются отечественной промышленностью.
На вешалке висела Жоркина зимняя куртка, но самого мастера нигде не было.
- Он что, без куртки ушёл? - с наивностью, достойной блондинки, спросила Лида.
- Вот именно, - подтвердил я.
- Так ведь холодно на улице…
- Хотел бы я знать, где он сейчас. Но думаю, что не на улице. - С этими словами я показал Лиде то, что она по неопытности не сумела заметить: электрический шнур, воткнутый в розетку и бесследно уходящий прямиком в жёлтенькие обойные цветочки. - Не вздумай выключать. Для него это сейчас единственная связь с внешним миром.
И Лида впервые, кажется, за все десятилетия совместной жизни покорно кивнула, даже не попытавшись оспорить мои слова. Больше того, мне удалось заставить Лиду остаться дома, а то ведь поначалу она собиралась ехать на ночь глядя на дачу и мёрзнуть там до самого утра, сидя у буржуйки, не способной обогреть выстуженный дом. После этого бегства наша квартира стала бы про́клятым местом, где из каждого угла грозил бы ужасный нежилец. А так мы вполне уместились на диванчике, где двоим можно лежать лишь обнявшись. И, честно говоря, это оказалось гораздо уютней, чем на сексодроме, что дыбом стоял, вынесенный из нежильцовой комнаты, которая совсем недавно была превращена нами в фирменную спальню.
На Лиду было жалко смотреть. Я кожей чувствовал, как она ждёт, что я скажу ей про старуху и разбитое корыто. И неясно, что обиднее: сравнение разбитых планов с корытом или слово "старуха", разом обретающее безжалостный смысл.