Этот район мне не по душе. Аура у него плохая. Как и у многих районов Восточного Берлина, впрочем. Но уйти я никуда не могу. Мою левую руку сжимает полицейский наручник, объединенный с чугунным радиатором центрального отопления стальным тросиком в зеленой пластиковой оплетке. Они хоть и продаются в любом магазине спорттоваров, но конструкцию имеют вполне надежную, поэтому вырваться не стоит даже пытаться. Можно лишь отползти на полметра от стены. Но ползать мне не хочется из-за головной боли. Моя бедная голова раскалывается так, словно вчера на нее наступил слон. Нет, даже не слон. Животное, наступившее на меня вчера, было намного крупнее слона. Оно было размером с карьерный самосвал БелАЗ. И только полный идиот не смог бы разглядеть такую опасность вовремя…
- Алик! - кричу я в глубину квартиры, все еще надеясь, что он прячется за стенкой. Но ответа нет. И это меня раздражает. Я со стоном перекатываюсь на бок и думаю о том, что мой бывший друг Алик хоть и паскуда и тварь, но непредсказуемые поступки - это не в его стиле. Боль понемногу перетекает из затылка в правый висок. Я сдвигаю наручник пониже, на запястье, как можно компактнее сворачиваюсь на куче провонявших сырой рыбой тряпок и опять закрываю глаза. Мне нужно успокоиться. И что-то придумать к приходу этого психопата…
- Уже проснулся, Жека? Головушка как? Все еще бо-бо?
В глаза мне бьет яркий свет. Я морщусь и пытаюсь закрыть лицо руками.
- Алик, да отстегни ты эти наручники. Ты что, похитить меня решил? За меня выкуп точно никто не даст, ты же знаешь…
- Ха-ха, Жека, не делай мне смешно!
- Тогда хоть воды принеси, - прошу я, стараясь не раздражаться.
- Воды? - Алик нагло ухмыляется, небрежно вытаскивает из кармана банку колы и бросает ее мне. - Я забыл оставить тебе воды? Ах, извини, дружище!
Кола в банке теплая, пенистая и мучительно сладкая. Но я все равно уничтожаю жидкость в три глотка…
- Альбертыч, будь человеком, принеси минералки, - прошу я. - Или хотя бы простой воды из-под крана…
- А ты был человеком, когда я тебя по всему свету искал, а? - ворчит он.
- Откуда я мог знать, что ты меня ищешь? - парирую я.
- Скажешь, не знал, что это я звоню? И сообщения мои в блоге не видел, да?
- Клянусь, не знал. Мало ли кто мне в блог пишет. На все сообщения не отреагируешь. Насчет звонков - это да. Виноват. На незнакомые номера не отвечаю…
- Значит, не скрывался?
- Говорю же, нет!
Алик грустно качает головой.
- Поздно, Жека. Ты уже спалился… Водой я тебя, конечно, обеспечу. Кормить тоже буду. Еды у нас в достатке. Даже никуда бегать не придется. Я на этот случай ящик консервов припас. Надеюсь, ты не огорчишься, что они кошачьи?
- Огорчусь.
- Мне будет трудно, конечно, но я переживу твое огорчение, - усмехается Алик.
- А наручники снимешь? - вяло интересуюсь я.
- Когда увижу твою готовность к добровольному сотрудничеству. Ферштейн?
- Гитлер капут…
- Вот это совсем другое дело, дружище. Поднимайся. Приглашаю тебя к столу. Посидим, потрещим. Как в старые добрые времена. Но сначала подставляй ноги. Буду делать тебе временные путы. И руками не размахивай. Держи их за спиной до тех пор, пока я не пристегну тебя к кухонному столу. Дергаться не пытайся. Сбежать тоже. Учти, в случае сопротивления - стреляю!
Алик с ухмылкой хлопает по оттопыренному карману своей камуфляжной куртки и гордо демонстрирует его содержимое.
- Видел такую штуку?
- Видел, - киваю я. - Если ты не у косовских албанцев ее брал, то поздравляю. Достойный выбор. "Беретта М-98". Калибр - 7,65. Масса - около килограмма. Магазин на 15 патронов. Был принят на вооружение армией США в 1985 году. Пистолет весьма неприхотливый, надежный, с приличной кучностью боя…
- Молодец, - улыбается Алик. - Все знаешь.
Я пожимаю плечами. В том смысле, что если у человека в руках "Беретта", то спорить с ним мне не резон. Я лучше соглашусь быть прикованным к кухонной батарее. Тем более что там я буду не одинок. На кухне хозяйничает женщина Алика. Она крошит что-то на разделочной доске, всхлипывает и коротким движением смахивает слезу. Но я не отношу эти эмоции на свой счет. Видимо, она крошит лук.
- А фрау будет с нами ужинать? - намеренно громко интересуюсь я.
- Сам ты фрау! - фыркает она, стряхивая лук с разделочной доски на огромную черную сковородку. - Я фройляйн. И не возникай, если не спрашивают. Усек?
- Да, - послушно киваю я. - Усек.
Сегодня мне легко со всеми соглашаться. Я почти невесомый. У меня нет эмоций. У меня все хорошо. Я всем доволен.
- Только еще один вопрос. Можно?
- Валяй, - соглашается Алик. - Мы же друзья или почему?
- А у фройляйн есть такой пистолет?
- А не твое собачье дело! - вспыхивает она. - Все у меня есть. Но я тебя и без всяких пистолетов порву на британский флаг!
Алик громко ржет и двигает в мою сторону пепельницу с пачкой "Мальборо".
- Кури, май френд. Наслаждайся, пока я добрый.
- Спасибо, я три года как бросил. И тебе советую. Лично я практически перестал кашлять. И вообще стал меньше болеть острыми респираторными заболеваниями.
- Хочешь долго жить? - интересуется женщина Алика. Она отходит от плиты, вынимает из пачки сигарету и демонстративно прикуривает.
- А вы разве не хотите? - удивляюсь я.
Она фыркает, подходит почти вплотную и выдыхает дым мне в лицо. Похоже, желает получить удовольствие от моего унижения. Странная женщина. Нет, скорее, девушка. Ей около двадцати пяти. И она вполне могла бы считаться симпатичной, но, на мой взгляд, хищные ноздри и слишком узкий подбородок ее портят.
- Чего пыжишься, урод? Все еще нравлюсь? Или не узнаешь?
Она смеется, возвращается к плите и бросает в пластиковую тарелку пригоршню разогретого на растительном масле картофеля фри. Я послушно принимаю тарелку и едва сдерживаюсь от острого желания стукнуть себя кулаком по лбу. Черт! А ведь она права: я урод. Ведь это та самая Маша, с которой я "зажигал" вчера в "Сталинграде". Теперь картина становится понятнее. Коктейли пили? Пили. Кто за ними ходил? Она и ходила. Могла фройляйн Маша подсыпать в мой коктейль какой-нибудь гадости? Однозначно могла. Значит, сам и виноват. Нечего было торчать в дешевом дансинге. Хотел посмотреть, как живет русский Берлин? Вот и посмотрел. Хорошо живет…
- Алик, - не выдерживаю я. - Тебе от меня что нужно?
Алик долго молчит, поглощая разогретый картофель с таким аппетитом, словно только что вернулся из голодающей африканской страны, потом вытаскивает из кармана мое портмоне и крутит его в руках.
- Можешь взять все содержимое, - сразу соглашаюсь я. - Но портмоне не трогай. Оно дорого мне как память.
- Сколько здесь? - хмыкает Алик.
- Вчера были две купюры по двадцать евро. И карточка "Виза". На ней примерно пятьсот. Можешь взять всё. Я скажу код. Но больше ничем не могу помочь.
- Странно. - Алик удивленно поигрывает бровями. - У тебя. В портмоне. Живут. Бабки. Ты же страшно не любишь бабки, Жека. Даже в руки их стараешься не брать. Или я что-то пропустил? Что-то изменилось за то время, пока мы не виделись? Тебя же от бабок всегда трясло, как бешеного паралитика…
- От "деревянных" меня и сейчас трясет, - как бы неохотно признаюсь я.
- Ха! А от евро, значит, не трясет? - удивляется Алик.
- Тоже потряхивает. Но слабо. Вообще чем тверже валюта, тем слабее через нее проходит сигнал. Не знаю почему. Но это так. И рубль - еще не самый сильный проводник…
- А это мы сейчас проверим. - Алик по-хозяйски роется в моем портмоне, вытаскивает из него мятую двадцатку и припечатывает ее к столу. - Бери, Жека, не стесняйся. Здесь все свои.
Я со вздохом поднимаю со стола синюю купюру весом в восемьдесят одну сотую грамма. В кончиках пальцев чувствую только легкое покалывание. Алик, кажется, разочарован.
- Так-с, - говорит он. - Первый эксперимент следует признать неудачным. Попробуем теперь с нашими. Мария, давай тысячную. Нет, для начала - сотку.
Девушка снимает с подоконника свою сумочку, долго ищет в кошельке мелкую купюру и со смешком кладет ее на стол. Я напрягаюсь. Мне очень не нравятся рубли. Я не видел их уже два года. А была бы возможность, не видел бы и до конца жизни…
- Давай, Жека, не тяни.
Алик нетерпеливо подвигает сотенную ближе ко мне. Я осторожно притрагиваюсь пальцем к полузабытым очертаниям Большого театра, но поскольку площадь контакта небольшая, то боли почувствовать не успеваю. Так, легкий угол, словно острой иглой.
- Нет, ты деньги в руки возьми, в руки, - настаивает Алик.
Зажмурившись, я буквально на полсекунды накрываю купюру ладонью и сразу же с шипением отдергиваю руку подальше, но кисть все равно успевает занеметь.
- Как ощущения? - живо интересуется Алик.
- А ты не видел? - ворчу я.
- Вот, Маша, как людей от родных осин-то колбасит! - довольно хрюкает Алик над собственной шуткой. - А расскажи мне как другу, какие купюры в руки лучше вообще не брать?
Я коротко пожимаю плечами. Я и сам не все успел попробовать. Мне вполне хватило рупий. Когда я случайно за них схватился, почти месяц руку лечил. Такой сильный ожог был, что никакие припарки не помогали. Кожа почти до локтя слезла…
Девушка Маша демонстративно отворачивается к окну и вяло интересуется:
- И долго мы еще будем здесь развлекаться? Только время теряем…
Задумчивое выражение на лице Алика мгновенно исчезает, словно кто-то стирает его мокрой тряпкой. Теперь у него на лице одна лишь деловая озабоченность.
- Да, Жека, она права. Времени у нас мало. Искал я тебя долго, поиздержался, сам понимаешь, в дороге. Да и Али-Бабе задолжал за два месяца аренды…
- Понятно, - киваю я. - Сколько с меня за беспокойство?
- Не перебивай. Дело не в сумме, а в принципе. - Алик косится на подружку. - Нет, ну и сумма, конечно, имеет значение. В общем, с тебя сто тысяч евро. Это мои прямые затраты, как ты сам понимаешь. И еще моральный ущерб.
- Не многовато? - удивляюсь я. - Сто тысяч евро? Ты в своих поисках на Марс случайно не летал?
Маша хмыкает. Лицо Алика сразу идет красными пятнами. У него это с детства. Когда психует, то всегда краснеет.
- Вопросы здесь задаю я! - взвизгивает Алик. - Ты думаешь, мне в Колумбию мотаться хотелось? Или в Камбоджу?
- Да понял, понял, - примирительно говорю я. - Ты только ничего плохого не подумай, но ни в Колумбии, ни в Камбодже я никогда не был. И деньги, которые ты просишь, я в жизни не зарабатывал. Ты ничего не попутал, Алик? Это же я, твой старинный друг Евгений Титов, простой русский программер. Мне на последней работе платили двадцать пять тысяч евро в год. А четыре месяца назад вообще уволили…
Но Алик меня уже не слушает. Ему кружат голову близость сладкого и теплого тела его подружки Маши и ощущение близкой победы разума над здравым смыслом. Он важен и самоуверен. Он набирает воздуха и небрежно произносит:
- Вот только не надо мне этих твоих ля-ля, Евгений. Я понимаю, что таких бабок в данный момент у тебя нет. Но зато ты знаешь места, где они есть. Ты же у нас гений по части финансовых потоков. Вот и покажи нам место, где эти потоки самые жирные. Там мы и встанем…
- И что потом? - интересуюсь я.
- А потом мы наберем много-много бабосов и быстро-быстро с ними побежим. Грубо говоря, дадим деру!
Алик доволен. Он сегодня буквально фонтанирует тупым юмором.
- Но и это еще не все, Жека. Когда мы возьмем все, что ты мне задолжал, то пойдем искать то волшебное место, где должен вылупиться этот твой Зародыш.
- А-а, ну теперь мне все понятно, - киваю я.
И сразу замолкаю, чтобы потянуть время. Потому что на самом деле мне ничего не понятно. То есть желания Алика - они понятны, поскольку естественны и просты, как у любого одноклеточного организма, которому необходимо питаться и размножаться. Но я не верю, что мысль найти меня и взять в заложники родилась в одноклеточном мозгу Алика сама собой. Не верится и в то, что катализатором такого желания могла стать его одноклеточная подруга Маша…
- Почему молчим? - ехидно интересуется Алик.
- Потому что говорить нам не о чем, - со вздохом произношу я. - С тех пор как мы все слегка разругались - не хочу напоминать причину ссоры, поскольку она тебе может быть неприятна, - темой Зародыша я не занимался. Я вообще думаю, что мы тогда сильно ошиблись. И даже если Зародыш действительно существует, то найти его программными средствами не представляется возможным. Здесь, видимо, нужен какой-то другой метод. Я думаю…
- А ты не думай, - развязно перебивает меня Алик. - Ты нисколько не изменился, Жека. Все время нудишь и нудишь по каждому пустяку. Что, опять собрался меня лечить своим абстрактным гуманизмом? Мы потому и разбежались, что ты все время пытался всех лечить. Но теперь-то я тебя слушать не стану. Я буду действовать. Тем методом, который сам считаю правильным. Ферштейн?
Стайка потомков гордых сельджуков, расположившаяся прямо под козырьком подъезда, дружно поворачивается к нам десятком голов и пристально наблюдает, как мы рассаживаемся в рассыпающийся от старости "мерседес".
- Вот же черти! - возмущается Алик, нервно вжимаясь в водительское кресло. - Весь город заполонили. Куда ни зайди - одни турки!
- Не весь, - рассеянно поправляю я. - По официальной статистике, их чуть больше двухсот тысяч…
- Куда двинем? - Алик уже опять улыбается. Видимо, в мечтах он уже давно обходит вместе с Машей шикарные магазины, сосредоточенные вокруг бульвара Кудамм, и готовится осваивать самые продвинутые бутики на Потсдамерплац и Фридрихштрассе.
- Езжай прямо, а потом вперед. Интересно, где ты таким корытом разжился? Попал на распродажу имущества Тевтонского ордена?
- В Магдебурге купил у какого-то старого фрица, - ворчит Алик. - Прикинь, сначала он за эту телегу три штуки евро просил… Ладно, чего это мы опять о грустном. Пора нам, друзья, наслаждаться жизнью. Сегодня же свезу этого "мерина" на свалку. Или нет, лучше задвину его Али-Бабе в счет аренды. - Алик хихикает. - Слышь, Жека, набрось за разъездной характер работ еще пятьдесят штук. А что? Вполне справедливо будет. А я и тебя на новой машинке покатаю. Как думаешь?
- Думаю, мы справимся, - киваю я. - Только ты на дорогу смотри, а то задавишь торговца кебабами…
Маша взвизгивает. Алик в последнюю секунду успевает выкрутить руль влево, растерянный торговец отпрыгивает, бросает свою громоздкую тележку и еще долго с испугом смотрит нам вслед.
- Твою мать! - возмущается Алик. - Понаехали тут!
Следующие полчаса мы молчим. И мне это нравится. Когда Алик приближается к очередному перекрестку, я на некоторое время задумчиво закрываю глаза, как бы вглядываясь во что-то, видимое только мне, а потом с важным видом показываю рукой следующее направление. На самом деле мы движемся абсолютно произвольно. Просто я жду, когда они намотаются по городу и устанут, а за это время я надеюсь придумать что-то стоящее. Но для этого мне нужно как минимум расслабиться и стать таким легким, чтобы я смог взлететь над крышами Берлина и хорошенько осмотреться…
Проскочив далеко на северо-запад, к Тегельскому озеру, мы делаем крюк по западным районам, заправляемся, перекусываем разогретыми бутербродами в "Бургер-Кинг" и опять поворачиваем на восток. Вообще-то Берлин я знаю отвратительно. Только редкие его куски. Там, где жил и работал. Когда я изредка перемещался по Берлину, то пользовался исключительно метрополитеном. Но сейчас я вижу, что по берлинским улицам передвигаться совсем несложно. И даже приятно…
- Стой! - командую я.
Алик послушно тормозит. Мы оба выходим из машины. Я разминаю рукой шею и оглядываюсь. Я пока еще и сам не понимаю, что именно меня привлекло. Но я доверяю своей интуиции. Что-то здесь должно быть. Это точно. Я почувствовал толчок. И довольно сильный. Поэтому не тороплюсь. Обхожу машину, оглядываюсь еще раз, потом еще раз, уже внимательнее. И победно смотрю на Алика.
- Видишь?
- Что я должен видеть? Куда смотреть? - Алик топчется у отваливающейся дверцы своего "мерседеса" и периодически оглаживает взглядом дремлющую на заднем сиденье подружку.
- Указатель перед съездом видишь? Там написано: "Rennbahn".
- И что? - ворчит Алик. - Я только "гутен морген" успел усвоить.
- Вот и напрасно, - укоризненно качаю головой я. - Здесь, например, написано, что в пятистах метрах от нас имеется поворот к ипподрому. Ты бывал на ипподроме?
- На ипподроме? Зачем?
Алик напрягает мозг. Он пытается думать. Судя по выражению его лица, думать - это очень тяжелый труд.
- Алик, все просто. На ипподроме устраивают бега. Еще там есть тотализатор. Тебе, если не ошибаюсь, нужны были деньги?
- Ты меня за идиота-то не держи, - начинает сердиться Алик. - Если хочешь сказать, что там сходятся финансовые потоки, так и скажи…
- Именно, - киваю я. - Жирные такие потоки и очень безопасные. Сами просятся, чтобы мы подставили тазик. Двести штук евро тебе хватит?
Алик хмурится.
- Нужно ведь билеты покупать… А вдруг мы это… проиграем?
- Ну, риск есть, тут ты прав, - соглашаюсь я. - Но большие деньги можно подманить только деньгами. Это - как рыбалка. Ты же не станешь забрасывать удочку с голым крючком, правда? Даже если тебе подсказали самое рыбное место, на крючке все равно должна болтаться наживка… Или ты представлял себе этот процесс как-то иначе? Ты думал, что мы приедем, типа, в лес, а там на кустах кто-то оставил нам тугие пачки евро?.. А-а, понял, ты ожидал, что евро начнут сыпаться прямо с неба?.. Алик, ты же взрослый мужик. Финансовые потоки - это метафизическое понятие. Материального наполнения этот термин не имеет. Деньги - это не нефть. Они не перемещаются по длинному трубопроводу, в котором можно проковырять дырку.
- Не тарахти! - обрывает меня Алик.
Он явно смущен. Похоже, я угадал про трубопровод.
- На ипподроме будет тьма народа. Кто-нибудь обязательно заметит твои браслеты и стукнет полицаям. Не знаю, как бабла, но полицаев там точно будет…
- А ты сними с меня наручники, - пожимаю плечами я.
Алик косится в мою сторону с подозрением.
- Нет, без браслетов опасно…
- Понятное дело, опасно, - соглашаюсь я. - Но ты хотел без риска взять две сотни штук. А на ипподроме грабить тебе никого не придется. Я определюсь с правильными лошадками, ты сделаешь ставки, заберешь свой выигрыш в кассе. И все. Мы становимся полноценными партнерами…
Алик все еще колеблется.
- Может, покрутимся по городу? Вдруг другие места найдем?
Я шумно выдыхаю.
- Алик, ты считаешь, что я должен отвезти тебя в головной офис "Дойче Банка"? Вот там действительно концентрация зашкаливает. Но забрать из банка необходимую тебе сумму, согласись, будет не просто…
- Тогда почему ты сам на тотализаторе не играешь? - интересуется Алик. - Не понимаю, какой смысл работать, если у тебя такие возможности…