* * *
Вероятно, еще повезло, что меня не отстранили от проекта. Я был нужен. Вообще-то изначально мне было поручено анализировать информацию, а не проводить допросы, но новые обстоятельства заставили меня сменить роль. Беседа с Алисой дала мне преимущество перед другими коллегами… Словом, врачи, подвергнутые мощному прессингу со стороны моего начальства, поспешили меня выписать, снабдив на прощание мешком таблеток.
- Обвинение им еще не предъявлено, - пояснил мне Хедли по дороге в полицейский участок, где нам предстояло допрашивать Хеманса, Ролингфорда и Брэдби. - В данный момент считается, будто они добровольно помогают следствию. Мы думаем привлечь их за поджог, похищение и растление малолетних, но прежде, чем надавить на них всерьез, надо поглядеть, как поведут игру они сами и их адвокаты. Если они чистосердечно признаются и укажут, где резервные копии их материалов, авось удастся уладить дело полюбовно.
Рассуждения инспектора показались мне вполне разумными. Правда, вопрос о разумности наших безумных гениев оставался открытым…
На беседу с Хемансом я направлялся с мыслью, что на нашей стороне лишь я один всерьез обдумал проблему во всех ее аспектах, лишь я один постиг всю сложность ситуации. Я говорил себе, что грядет мой звездный час, что моя карьера взлетит к высотам, о каких я и мечтать не мог… конечно, если сам не оплошаю.
Разумеется, нашу беседу снимали на видео, но вещественным доказательством в суде эта запись служить не могла.
Пропорциональное соотношение чувств, которые выразились при моем появлении на лице Хеманса, я измерить не в силах; но толика презрения и толика отвращения там присутствовали точно. Меня это удивило. Когда мы с Хемансом познакомились, а было это еще в 2006-м году, он сам работал в государственных структурах - подводил итоги проекта "Геном человека", но еще до того, как проект ГЧ даровал человечеству свои бесценные окончательные результаты, его сотрудников принялся активно переманивать частный сектор. Сравнительная геномика считалась очередной "землей обетованной". Я не порицал Хеманса за бегство с нашего корабля - но и не видел, почему это он должен порицать мое решение остаться на государственной службе.
К 2006-му стало очевидно, что попытки запатентовать отдельные элементы генетического кода человека и создать диагностические средства на основе данных ГЧ в ближайшем будущем не имеют коммерческого потенциала, поскольку каждый шаг в данном направлении чреват многолетними судебными процессами. Однако был уже создан прецедент выдачи патентов на гены животных: гарвардская онкомышь оказалась лишь первой в длинной череде модных патомоделей. Если учесть, что гены любого млекопитающего как минимум на девяносто пять процентов гомологичны человеческим, амбициозные биотехнологические корпорации нашли простое решение: обогнуть минное поле научной этики, бросив главные силы на все, что позволительно делать с животными. А в качестве перспективных объектов для исследований генетического кода и соответствующих экспериментов естественно было взять свиней - ведь они уже поставляли внутренние органы для ксенотрансплантации; неудивительно, что на них остановил свой выбор и Хеманс со своими коллегами. Удивляло и нервировало тут другое, а именно то, что эти ученые преступили запрет на использование человеческих генов в противоправных целях, установленный Верховным судом Европы. А меня лично еще сильнее удивлял - и еще сильнее нервировал - взгляд Хеманса, в котором не было ни намека на раскаяние или стыд. Это меня насторожило, а в настороженном состоянии я еще педантичнее, чем обычно.
- Прежде всего, доктор Хеманс, - произнес я, взвешивая каждое свое слово, - мне поручено от имени Правительства Его Величества принести вам извинения за трагические смертельные жертвы во время штурма полицейскими поместья Холлингхерст. Полиция имела основания предполагать, что столкнулась с серьезным правонарушением, и действовала в полном соответствии с законом, но, к ее глубокому сожалению, очень многие из тех, кто выбегал из здания, не подчинились приказу "Стой", что, в свою очередь, вынудило сотрудников ГВР открыть огонь.
- Хватит трепаться, Хитченс, - пробурчал Хеманс, презрительно выпятив нижнюю губу. - Нам обвинение-то предъявят, а? И если да, то в чем?
- Ладно, - перешел я, как и планировал, на более непринужденный тон, призванный создать (обманчивое и, каюсь, не слишком убедительное) впечатление, будто с моей стороны трепа больше не будет. - Насчет обвинения они вообще еще ничего не решили. Есть несколько фракций с разными мнениями. Как только кого-то из беглецов изловят - а это случится непременно, - "ястребы" бросятся в атаку. До этого момента вы должны успеть со своим предложением, если вы вообще имеете что предложить.
- По-моему, это вы должны делать нам предложения, разве не так? - парировал Хеманс.
- Отнюдь, - заявил я. - О том, были ли эксперименты в поместье Холлингхерст противозаконными и до какой степени, знаете только вы. Только вы знаете и можете описать детей, проживавших в поместье, а также аномальные обстоятельства их рождения, воспитания и все прочее. Если вы хотите объясниться и оправдаться, прежде чем полиция сделает собственные выводы, медлить не советую.
Нет, он не расхохотался - но и не очень-то испугался, по-видимому.
- Вы должны были установить личность тех, кого убили, - заявил он.
- Напротив, - ответил я осторожно. - Полиция не смогла отождествить тела с какими-либо людьми, находящимися в розыске. Государственными службами убитые также не зарегистрированы. Это само по себе уже создает почву для беспокойства. Ни вы, ни ваши коллеги не подавали заявлений об опекунстве над какими-либо детьми, поэтому полицейские никак не могут объяснить, как дети поселились в этом доме. И почему, учитывая факт их проживания в поместье, они, судя по документам, не посещали школу, не состояли на учете у врачей, не…
- Мы теряем время, - скривился Хеманс. - Если вы будете прикидываться незнайками, я лучше подожду формального допроса. Тогда мой адвокат сможет определить, о чем мне лучше умолчать.
- После пожара я говорил с одной из девочек, - сообщил я. - По ее словам, она не считала, что ее биологической матерью была обычная женщина. Это она от вас узнала?
- Мы сказали ей правду о ее происхождении, - ответил он.
- И в чем же состоит эта правда?
- Что она - плод научного эксперимента.
- Противозаконного эксперимента?
- Разумеется, нет. Ни я, ни кто другой из моих коллег никогда не пересаживали гены человека другим животным. Мы со всем тщанием старались оставаться в рамках существующих законов.
- Но вы не публиковали никаких сведений о своей работе, - парировал я. - Не подавали заявки на патенты. Даже по критериям частного сектора это необычная тяга к секретности.
- От публикаций мы воздерживались, поскольку работа не была завершена, - не сдавался Хеманс, - а теперь, благодаря вашему бесчеловечному вмешательству, не будет завершена никогда. Заявок мы не подавали, поскольку не были готовы. Впрочем, это вообще не ваше дело. Роли, Брэд и я имели возможность финансировать проект из собственного кармана.
- Полицейские не поджигали дом, - отметил я. - Не их вина, что ваши материалы и оборудование сгорели. Их уничтожение - ваших рук дело.
- Это не так, - солгал Хеманс. - Пожар начался случайно, в суматохе штурма.
- Дело не в том, что вы финансировали свои исследования сами, - заявил я, не давая сбить себя на другую тему. - Вы их держали в тайне. Старались засекретить изо всех сил. Судя по всему, свои опыты вы проводили на детях - детях, которые, с официальной точки зрения, все равно что не существуют. Будь это ваши собственные дети - и то эксперименты являлись бы противозаконными. Если же дети не ваши… здесь требуется много чего объяснить.
- А объяснение вам уже известно, так что давайте-ка без экивоков.
- Простите, - объявил я, - но мне ничего подобного не известно. У меня есть подозрения, что история, рассказанная девочкой, была всего лишь цветистой байкой, которую вы сочинили, чтобы приукрасить свои успехи. Мертвых не допросишь, так что у нас нет никакой возможности узнать, могли ли особи, которых генетики сочли свиньями в человеческом обличье, разговаривать, а не то что рационально мыслить. Я лично не сомневаюсь, что сцена в подвале была срежиссирована - как иначе эта троица сумела бежать, если выход, к которому они якобы направлялись, оказался блокирован?
- Возможно, они нашли другой, - рассудил Хеманс. - С кем вы разговаривали?
- Она назвала себя Алисой.
- Мы все называли ее Алисой, - заверил меня он. - Значит, среди убитых ее нет? И от снайперов она ускользнула?
- Ее найдут, - процедил я. - Неважно, кто она - свинья или человек, - ей нигде не укрыться. Куда бы она ни направилась, след останется. На дворе двадцать первый век. Теперь спрятаться невозможно.
- Это относится и к людям, которые за ней охотятся, - заметил он. - Одно дело - окружить дом в лесу, совсем другое - зачистка общенационального масштаба, которая затянется на несколько недель. Сколько беглецов вы ищете?
- А сколько всего было в поместье?
Хеманс удержался от улыбки, но явно сообразил: вот он, один из его лучших козырей. Если внушить нам, будто поросят было не четверо, а, допустим, семеро, наши поиски, вдохновленные этой ложью, продлятся очень долго. Он правильно рассудил, что "зачистку общенационального масштаба" (уместен ли тут этот термин - уже другой вопрос) утаить очень сложно.
- Зачем вы это сделали? - без обиняков спросил я. - Идея весьма странная. Что побудило вас попробовать?
- Доктор Хитченс, вы сами генетик, - ответил он. - Кто-кто, а вы должны понять.
Я считал, что уже понял. И решил, что пора доказать это ему.
- Если вы действительно это сделали, - проговорил я, - то напрашивается вывод, что получилось это у вас случайно. Ни за что не поверю, будто вы начали работу, уже предвидя истинный успех своего эксперимента в области прикладной гомеотики. Могу лишь предполагать, что вначале вы просто пытались определить границы пластичности эмбрионов. Вы не посмели бы наложить анатомическую матрицу человека на свиные эмбрионы, если бы предвидели блестящие результаты своего эксперимента. А едва обнаружив реальные способности малышей, поняли, что крепко влипли, поскольку не знаете, что с ними делать, - поэтому вы просто продолжали работу, тайно наблюдая за их развитием и недоумевая, как все это прекратить. Вероятно, вы были лишь благодарны полиции за вмешательство - ведь она переложила ответственность на себя.
Хеманс посмотрел на меня словно бы с уважением.
- Вы все твердите "если" да "если", - пробурчал он, - но на самом-то деле так не считаете, верно? Вы отлично знаете, что Алиса настоящая.
- Не знаю и знать не могу. А вот вы точно знаете. По-вашему, она очень умна?
- Умна, но не чересчур, - пробурчал он с деланной неохотой. - Развита не по годам, но ненамного выше нормы. Обычное человеческое дитя. Но, доктор Хитченс, ее родители, и вправду, были свиньями. Мы это действительно сделали - и мы готовы защищаться в любом суде, на который вы нас потащите. Мы готовы отстаивать свою идею любой ценой. Кстати, мне нравится кличка, которую вы нам придумали. "Прикладная гомеотика" звучит намного солиднее, чем Брэдов "гомеобоксинг". Если вы знаете, что мы занимались именно гомеотикой, то должны знать, что ее уже не задушить. Поздно!
Хеманс имел в виду не только то, что он и его коллеги готовы отстаивать законность своих экспериментов и ценность вытекающего из них нового биотехнологического метода. Он хотел сказать, что они будут бороться за статус людей для своих первых созданий. Может, он чересчур охотно смирился с ролью жертвы полицейского давления, но в то же самое время давным-давно спланировал линию своего поведения в этой роли. Вероятно, богом он сделался по воле случая - но от положенной богу ответственности за свои творения увиливать не стал. Этим он выгодно отличался от своих противников - нас. Нам только предстояло осознать свою ответственность. Мы ворвались в поместье, ничего толком не зная, но с сильным желанием пострелять. Моей вины в этом не было, но если кризис углубится, с меня будет такой же спрос, как и с остальных.
- А еще я предполагаю, что фокусы с изменением срока развития - это еще не все, - продолжал я. - Пусть гены свиней на девяносто восемь и шесть десятых процента гомологичны человеческим, этого еще недостаточно. Что бы вы ни говорили Алисе, немалую долю остальных генов вам пришлось изготовлять собственноручно. Возможно, вы копировали последовательности генов из контиг-библиотек, тиражировали в искусственной среде и заносили ретровирусами в эмбрионы, но это не оправдание для ваших действий. Человеческие гены есть человеческие гены, даже если изготавливать их с нуля, и, пересаживая их в эмбрионы свиней, вы нарушали закон.
- Ничего мы не пересаживали, - стоял на своем Хеманс. - Никаких законов мы не нарушали. Отправьте нас на скамью подсудимых, и мы это докажем. Но вам этого делать не хочется, верно?
- Это еще как посмотреть, - уклонился я от ответа, но Хеманс вновь презрительно выпятил губу, и я понял, что придется играть в открытую. - Расскажите мне еще кое-что, - продолжал я. - Намекните мне, что вы, собственно, делали, если уж человеческих генов не пересаживали.
- С чего вдруг я вам буду что-то рассказывать? - огрызнулся он.
Я не был наделен соответствующими полномочиями, но час делать предложение пробил.
- Возможно, мы еще успеем положить это открытие на полку. Аннулировать его уже не сумеем, но попытаемся уберечь человечество от его последствий. Хотя бы ненадолго.
- Нет, - выдохнул он устало, но твердо. - Не можем. Мы думали это сделать - Роли, Брэд и я, - но поняли, что не способны. Доктор Хитченс, мы не полицейские, не политики и не законодатели. Мы не в состоянии положить свое открытие на полку. Это не только бессмысленно… хотя это бессмысленно… это неэтично. Мы не будем сотрудничать с вами, доктор Хитченс. Мы пройдем свой крестный путь до конца. Они - люди, и каждая яйцеклетка каждого животного в наших зоопарках и на наших фермах потенциально способна стать человеком. Это факт, и игнорировать его нельзя. Так что ни на какие сделки мы не пойдем, если вы не согласитесь предать огласке все без изъятия.
- Но вы сами воздерживались от публикаций, - парировал я. - Вы сами держали свою работу в тайне.
- Она не была завершена, - заявил он, насколько я мог судить, искренне.
- Если вы сказали правду, - отозвался я, - она не будет закончена никогда. Но прежде вы должны убедить меня в своем чистосердечии.
Он по-прежнему рассматривал меня с легким отвращением, будучи не лучшего мнения о выбранном мной месте работы, но в конце концов поневоле уступил. Ведь другого выхода у него - впрочем, как и у меня - не было.
* * *
Даже после повторного просмотра кассеты, после того, как моя беседа с Хемансом была разобрана фраза за фразой и слово за словом, чины из Спецслужбы и большинство министерских так ничего и не поняли.
- Ну ладно, - заявил шеф ГВР, - допустим, та, с которой вы говорили, была умная и симпатичная - но в суд ее все равно не пустят, не говоря уже о телевидении в "прайм-тайм". Она свинья. Животное. Мы можем послать ее на бойню. Мы можем их всех ликвидировать, если сочтем это нужным.
- Зачем такие крайние меры? - подал голос один из заместителей министра. - Стоит людям узнать, кто она на самом деле, и предубеждение против нее сформируется мгновенно. Пусть она умница-красавица - никто и не подумает всерьез призывать к "серийному производству". Не будем выплескивать ребенка вместе с водой.
Разумеется, на самом деле он хотел сказать: "не будем выплескивать воду вместе с ребенком". Он рассудил, что данные методы можно применить с пользой - под завесой секретности, конечно, раз уж правоведы решили поставить всю эту область науки вне закона, но все же с санкции правительства. Ему уже мерещились суперсмекалистые животные, приспособленные для ведения боевых действий и шпионажа. Вероятно, не те комиксы он читал в детстве, и потому теперь вместо приключений из "Юного следопыта" грезил на тему "Реальность - это все, что вы можете натворить безнаказанно".
Господин, занимавший в министерстве должность вице-секретаря, мыслил, как и следовало от него ожидать, более реалистично.
- По поводу журналов наблюдений она была права, - задумчиво проговорил он. - Спасти их мы не успели. Значит, тайна открытия сохранена. Едва разнесутся слухи, что из животных эмбрионов можно делать вполне пристойные подобия людей, обходясь мизерным бюджетом и стандартным оборудованием… всем и каждому станет любопытно. Мы слишком запустили дело. Вмешаться надо было гораздо раньше - и счет тут шел не на недели, на годы. Применить новые законы следовало сразу же, как только у нас появились предположения, что их нарушают.
- Без журналов, - произнес я вполголоса, - никак нельзя удостовериться, что даже новые законы, и вправду, были нарушены. Таким образом, тайна становится еще более интригующей.
- Хитченс, она же просто свинья, - заявил полицейский, смотревший на вещи просто. - Она свинья, с виду похожая на маленькую девочку. Что это такое, как не преступление в области ГИ?
- Если Хеманс говорит правду, - пояснил я, - прикладная гомеотика с юридической точки зрения не имеет ничего общего с генной инженерией. Конечно, недостающие гены - один и четыре десятых процента от общего их числа - он по большей части должен был ввести искусственно. Но даже если бы он попытался просто пересадить их или импортировать, у него ничего бы не вышло по тем же самым причинам, по каким обычно проваливаются попытки трансплантировать гены целыми блоками. При условии, что он мне не солгал, - а я склонен ему верить, - его способ гораздо лучше и к тому же не противоречит закону. Если дойдет до суда, нам останется лишь надеяться, что резервные копии журналов тоже уничтожены… поскольку если они существуют, то Хеманс, Ролингфорд и Брэдби построят на их основе удачную линию защиты, и мы будем выглядеть законченными идиотами.
- Этого не случится, - провозгласил непременный вице-секретарь. - Если после помилования они не хотят валяться под забором, они пойдут на сделку. И секреты свои выдадут, и подписку о неразглашении дадут. Вопрос в другом - смогут ли другие повторить их исследования, вдохновленные знанием - или просто слухом, - что такое возможно.
- А кому такая идея в голову придет, кроме полных психов? - вопросил главный инспектор. - Неужели вы думаете, что на свете полно субъектов, которые мечтают штамповать подложных людей? Упертые борцы за свободу животных - и те не осмелятся бороться за право каждой хрюшки ходить в платье и на двух ногах. Мы живем в реальном мире. Некоторые животные более равны, чем другие - и это мы. Так было и так будет.
Пришла пора брать быка за рога.
- Вы не принимаете Алису всерьез, а зря, - объявил я. - Вы плохо расслышали то, что сказали она и Хеманс. Вообразите, что она права. Вообразите, что она - не свинья, которая прикидывается человеком. Вообразите, что она действительно человек.
- Это не так, - отрезал полицейский. - С генетической точки зрения она свинья. И точка.