Падкая на сенсации пресса разнюхала, что в тот же день вечером, в доме Ваниша случился грандиозный скандал. Жена политика прямо посреди ночи якобы уехала из дома, взяв с собой дочь. Вспомнили изрядно подзабытый уже слушок о нестандартной ориентации Ваниша, поглумились: вот, мол, и до жены, наконец, дошло.
Некоторым СМИ пришлось извиняться в прямом эфире – информация оказалась уткой: уже в выходной, на презентации новой программы благотворительного фонда, Ваниш вместе с женой лучезарно улыбались в объективы. Большинство комментаторов "желтой" прессы вынуждены были признать, что супруги Ваниш выглядели счастливыми и довольными друг другом.
Всё объяснялось просто – еще утром Конрад связался с обоими и пригрозил показать запись дочери, если они намерены и дальше вредить своими разборками имиджу партии. Лин знал, куда бить, – домашнюю и немного инфантильную Кристину и Ливий, и Инесса любили без памяти.
А в первый рабочий день грянуло заявление пресс-службы НКП, и история со скандалом в доме Ванишей отошла на задний план.
Лорд Габорио увидел запись за день до выборов. Конрад лидировал с большим отрывом от конкурентов, у него были все шансы победить еще в первом туре, но всё же он решил обезопасить себя от мстительного Ваниша. Бывший патрон вполне мог бы выступить в самый последний момент с какими-нибудь громкими разоблачениями.
Старый лорд долго молчал. А когда заговорил, в его голосе чувствовалось плохо скрываемое отвращение:
– Так вот чем вы сломали Ливия! Похвально. А что вы хотите от меня?
– Поддержки, верховный. Я прикрыл партию от нападок на некоторые странности Ваниша, прикрою и от этого. Взамен мне нужна ваша поддержка на выборах. В протекторы и через год – в сенат Республики. И еще. Мне, да и вам тоже, больше НЕ нужен Ваниш.
Лорд вздрогнул.
– Высоко метите, Лин. С вашими способностями… гм… сдается мне, вы еще что-то припрятали в рукаве. Говорите сразу! Я не люблю играть в молчанку с соратниками по партии.
– Вы правы, верховный…
– Прекратите эти древние ритуалы!
– Как скажете, лорд. – Конрад достал из нагрудного кармана диск, осторожно положил на стол, прямо перед собеседником. – Здесь динамика движения средств через счета благотворительного фонда за последние два года. Я не финансист, точно не скажу, но даже по моим скромным подсчетам за это время Ваниш прикарманил не меньше пятнадцати миллионов кредитов. Плюс некоторые сомнительные платежи из оффшорных зон, пропущенные через фонд. Друзья Ваниша отмывали деньги, лорд. На этом он тоже неплохо заработал. Думаю, вы согласитесь со мной, что в ближайшие год-два предавать гласности темные делишки фонда мне не выгодно – это нанесет урон имиджу партии и, в конечном итоге, мне. Но организовать утечку в Палату юридического надзора я вполне могу. Расследование затянется… ну вы сами понимаете.
Следуя всё тем же древним традициям, лорд Габорио специальным курьером выслал Ванишу копии записей, несколько распечаток с диска и пулевик с одним патроном в стволе.
Невразумительная предсмертная записка всколыхнула общественное мнение, но следом за выборами пошли сообщения о заседаниях сената Республики, о новых эдиктах по бессмертию и, наконец, всенародный референдум по меморандуму о Перерождении.
Лорд Габорио семь дней не дожил до официального голосования по первому претенденту – биохимику Мастерсу, открывшему принцип геномодификации вакцины, что позволило побороть огненную лихорадку, варварку и резиновый паралич. Мастерс официально стал первым Перерожденным, вторым через три года выбрали Йована Радека, композитора, но он отказался, воспользовавшись прописанным в меморандуме правом.
Лин дважды избирался протектором, пока, наконец, не принял решение баллотироваться в сенат Республики. Партия поддержала его. Конраду было уже сорок восемь, он перенес одно покушение (так и не выяснили – кто заказчик: Грейвс, последний в НКП трибун старой закалки, или Инесса Ваниш, к тому времени скончавшаяся от передозировки), отделавшись осколком в левую икру.
Наверное, он уже тогда всё решил. Призрак приближающейся старости, ломота в раненой ноге по утрам, накапливающаяся с годами усталость – всё это подтолкнуло его к окончательному выбору. Конрад Лин поклялся себе добиться Перерождения. Его нельзя было получить ни подкупом, ни шантажом – этическая комиссия сената позаботилась обо всем, оградив проект красными флажками контроля и внезапных проверок. За честную работу техники проекта тоже имели право на Перерождение. Кара за нарушение пунктов меморандума полагалась жестокая – вычеркивание из списка кандидатов. Навсегда. Единожды оступившись, техник уже не смог бы восстановиться.
В первые годы после введения меморандума многие посчитали, что смогут подкупить персонал института – теперь уже Центра – евгеники или манипулировать результатами выборов. Ни одна попытка не удалась, наглядно подтвердив: Перерождение можно только заслужить. Но политик местного значения и даже сенатор Республики вряд ли мог уповать на всенародное признание. Только будучи на вершине политической карьеры, на посту Первого консула, Конрад смог бы рассчитывать на Перерождение.
Путь Конрада Лина наверх из пологой кривой постепенно превращался в вертикальный взлет.
На посту сенатора он пробыл два срока, поднявшись до ликтора – так по традиции называли председателя комиссии по безопасности, а потом и до главного трибуна. Он обзавелся женой и двумя пухлощекими карапузами – неприлично политику в его возрасте ходить неженатым. Впрочем, особенного внимания семье Лин не уделял, довольствуясь в редкие выходные короткими выездами на пикник или в загородную резиденцию.
Блестящий оратор и популист, Конрад пользовался значительной народной поддержкой. Мелкие противники старались не задевать его интересов, а политические тяжеловесы удивительным образом отступались, стоило им оказаться у него на пути. Двое непонятливых покончили с собой, один сошел с ума, а еще один, оппозиционный волк-одиночка, выбросился из окна при достаточно подозрительных обстоятельствах. Возможно, это бы сыграло против Конрада, но практически одновременно в прессе всплывали кое-какие темные делишки сошедших со сцены политиков, и многие, даже независимые обозреватели увязывали самоубийства именно с этим.
Пятым по счету противником Конрада в сенате стал благородный Маркус Хонгольм, чистый, как кристалл горного хрусталя. Даже отъявленнейшим профессионалам компромата не удалось накопать на северянина ничего подозрительного.
Тогда Конрад организовал утечку. В захолустье бульварных листков он отыскал беспринципного, готового на всё акулу пера, пообещал золотые горы и вывалил перед ним кучу заведомо ложных фактов.
– Здесь сказано, что Хонгольм – растратчик, наркоман, педофил и носитель венерической инфекции. Выбирай! На первое время кое-какие доказательства там есть, слабенькие, конечно, любое мало-мальски серьезное расследование тут же выявит правду, но это не страшно. В крайнем случае, можешь извиниться. Сошлешься на непроверенные факты. Зато в Республике тебя будет знать каждая собака. Боги! Да я бы на твоем месте согласился, не раздумывая!
Журналист действительно колебался не долго, накропал материал и продал его – ни много ни мало! – в электронный "Пакс Републикум". Скандал поднялся неописуемый. Хонгольм рвал и метал, призывая журналиста к ответу.
Сочтя скандал достаточно накалившимся, Конрад сказал помощникам:
– Наш громкоголосый соловей должен исчезнуть до следующих ид. Пусть скандал осядет. Иначе Маркус потащит паренька в сенатскую комиссию, а это нам совершенно не нужно.
Его искали три полных иды. Сначала с некоторой долей иронии – вот, мол, набедокурил и пропал, потом уже всерьез. Каждый постовой на дорогах Республики, каждый кентурион в тетрархиях и на летных вокзалах имели фотографию пропавшего журналиста. Тщетно.
Республика заволновалась.
После второй по счету иды с начала поисков Конрад выступил по телевидению:
– …бесследно исчез молодой и талантливый журналист, не побоюсь этого слова, верный боец истины. Древние, когда хотели найти виновного в преступлении, вопрошали сами себя: "кому выгодно?" Я ни на кого не хочу указывать, поиск похитителя или убийцы – дело профессионалов сыска, я просто призываю поднять все статьи пропавшего, написанные за последние несколько ид, внимательно изучить их. Кому из сильных мира сего мог перейти дорогу простой и честный парень, не пожалевший ничего ради ценнейшего из завоеваний нашей Республики – свободы слова?
Конечно, никто не бросился всерьез обвинять Хонгольма в убийстве. Но простые граждане, после выступления Лина уверенные в вине Маркуса, на следующих выборах отказали северянину в поддержке. Да и собственная партия от него отвернулась.
Лишь однажды на горизонте Лина обозначилась серьезная проблема. Кое-какие связи позволяли ему пользоваться неограниченным кредитом в определенных кругах, но за это всегда приходилось платить. Отрабатывая долг клану "земляного масла", Конрад вынужден был вмешаться в процесс перераспределения государственных грантов на почвенные исследования. Месторождения на западных островах сулили больший доход, но клановые боссы, скупившие по дешевке маслоносные земли в Иберии, не желали терять сверхприбыли. Субсидии ушли в нужном направлении, но протектор западных островов оказался не так прост. Сознавая свое бессилие, он все-таки смог инициировать через подставных лиц негласное расследование. Пока негласное.
Палата юридического контроля взялась за разработку без особой охоты – ссориться с сенатом им было не с руки. Дело поручили старшему прокуратору Крочету, и так выше головы заваленному экономическими расследованиями.
Помощники Крочета копали больше года без особого успеха. И все-таки им удалось набрать несколько сомнительных фактов против главного трибуна сената, Конрада Лина. Каждый в отдельности они выглядели не слишком примечательно, но вместе могли дать пищу для размышлений аналитикам юридической палаты. Да и Крочет, в конце концов, заинтересовался результатами, дал команду на проведение специального расследования. Прокуратор понял свою выгоду – он уже видел себя человеком, свалившим самого Лина.
Оставалось только получить санкцию генерального прокуратора. В первый день августовских ид Крочет попросил аудиенции. Зная, что генеральный не захочет и слушать без сколько-нибудь серьезных доказательств, он подготовился всерьез.
Исполнитель позвонил ранним утром. Конрад Лин завтракал, просматривая новостные ленты и котировки бирж.
– Клиент готов. Трасса чистая до самой столицы. Два подарка заготовлены.
Конрад поморщился. Линия не прослушивалась, он знал точно, но всё равно – звонить только для того, чтобы сообщить о готовности? И этого человека называют лучшим профессионалом?
– Есть сложности.
А! Все-таки сложности!
– В чем дело?
– Клиент едет с морской прогулки. Вместе с семьей.
– Ну и что?!
– Вы не поняли? С ним жена и сын.
– О боги! Послушайте, через пять часов у него назначена аудиенция в Палате юридического надзора. Вам это что-нибудь говорит? Не морочьте мне голову, работайте. Если аудиенция состоится, ваши услуги мне больше не понадобятся. Я понятно объясняю?
Связь отключилась.
Часом позже экстренные выпуски новостей сообщили о террористическом акте на загородном шоссе. Скоростной мобиль старшего прокуратора Крочета нарвался на заложенный фугас. В машине находились три человека, водитель, сам прокуратор, – погиб, за жизнь пассажиров врачеватели сейчас борются.
Конрад выступил в сенате со сдержанной речью соболезнования, выбил из бюджетного комитета средства для пострадавших, заодно добившись повышения пенсий членам семей воинов Республиканского Легиона и сотрудников Палаты юридического надзора, погибших на боевом посту.
Авторитет Лина вырос еще больше.
Когда махинации с перераспределением грантов всё же всплыли, имя Конрада Лина давно уже исчезло из документов, пострадали несколько мелких клерков и два сенатора из так называемой "топливной" партии. Других виновников найти не смогли.
В шестьдесят один год Конрад Лин впервые участвовал в консульских выборах. И победил. Пока еще, правда, он стал младшим консулом, вместе с непререкаемым Соннием, лидером партии прогрессистов. По традиции консулами выбирали политических противников, дабы один мог сдерживать аппетиты другого.
Через пять лет Сонния сменил Джадд Купер, антиэкспансионист, печально известный законом об ограничении рождаемости. Конрад в отсутствие реальных конкурентов стал младшим консулом на второй срок. А после того как разъяренные толпы граждан потребовали смещения Купера, Лин целых два года занимал место Первого консула.
На следующих консульских выборах Конрад пошел на повышение, его соперником в борьбе за пост Первого консула стал опаснейший и беспринципный Публий Канн. Многие в Республике знали, что он напрямую связан с кланами перевозчиков зелья, но не многие осмеливались говорить об этом. Считалось, что Канн поднялся из самых низов, пробился наверх с помощью денег и влияния кланов. Он неоднократно клялся, призывая на помощь богов, что отказался от старых покровителей, но ему мало кто верил. Из цепких лап кланов выскользнуть не удавалось никому.
Публий Канн сразу же пошел в наступление. Подвластные ему СМИ вываливали на граждан тонны компромата, не гнушаясь ни откровенной ложью, ни интимными подробностями. Конрада Лина пытались побить его же оружием.
На закрытом совещании один из помощников сказал Конраду:
– Канн – очень жесткий человек. Без пороков, без побочных связей, без пристрастий. На этом свете есть только две вещи, которые он любит самозабвенно, – власть и дочь. Ей одиннадцать лет, зовут Лидией.
– А кого из них он любит больше? – быстро спросил Конрад.
– Думаю, что все-таки дочь… – помощник не закончил фразы. Того и не требовалось. Больше между ними не было сказано ни слова. Помощник поднялся и быстрым шагом покинул комнату заседаний.
Через два года он умрет от интенсивной хемотерапии, пытаясь вылечить ошибочно определенный врачевателями рак.
На следующее утро СМИ прервали свои передачи.
– Из непроверенных источников стало известно, что сегодня в 6.45 утра неизвестными прямо с порога отчего дома похищена Лидия Канн, дочь кандидата на пост Первого консула Публия Канна. Поиски, предпринятые по горячим следам, а также специальный план "Перехват" результатов не дали. Похитители на связь пока не выходили и никаких требований не предъявляли. Ведется следствие. Генеральный прокуратор приказал возбудить дело по статье "похищение ребенка".
Республика сочувствовала Канну, в прессе появились первые намеки на возможную связь похищения с предстоящими выборами. Виновника предлагалось определить читателю. Но Конрад опередил соперника и нанес удар в самое сердце.
Он выступил по телевидению, в одной из популярнейших новостных передач. Его интервью видели три четверти граждан Республики:
– …как простой человек и отец я всячески сочувствую моему оппоненту, но все-таки коллеге Публию Канну. Как человек, обладающий определенными связями и возможностями, я, клянусь богами Небесной горы, буду использовать их полностью, чтобы помочь в поисках. Ни я, ни моя партия не остановимся ни перед какими тратами, лишь бы вернуть дочь страдающему отцу в целости и сохранности. Но как политик, я не могу не напомнить одну важную истину. Мы знаем, и Боги тому свидетели, что почтенный Публий Канн имеет или, возможно, имел связи не в очень чистоплотных кругах, которые принято называть криминальными. Несколько ид назад Канн отрекался от связей со своими покровителями. Не здесь ли стоит искать причины похищения ни в чем не повинной Лидии? И не послужит ли эта гнусная история с похищением ребенка предупреждением на будущее многим неразборчивым в средствах политикам?
Публий Канн понял намек, снял свою кандидатуру и исчез. Говорили, что последние годы он посвятил поискам сначала дочери, потом – ее непосредственных похитителей. Он мечтал отомстить.
Лин больше ни разу не вспомнил о судьбе маленькой Лидии. Да и впрочем, она никогда его особенно не интересовала.
Конрад Лин первым в истории Республики три раза подряд занимал кресло Первого консула. За прошедшие годы граждане привыкли к Перерождению, ушла в прошлое неприязнь "к старперам у горнила". В свои семьдесят девять Конрад выглядел более чем привлекательно для избирателей – седовласый чемпион политических игр с жесткими глазами того, молодого двадцатипятилетнего "волка".
Он действительно принес много пользы Республике. Не заботясь о каждом отдельном гражданине, зачастую жестко попирая его права, Лин отдавал все силы обществу в целом. За три срока он провел через сенат сто семнадцать эдиктов, и более восьмидесяти из них Республика приветствовала овациями.
А баллотироваться в четвертый раз Конрад Лин не успел. Специальный курьер Центра евгеники принес ему послание, тисненное золотом на архаичном пергаменте:
"Конрад Гай Рокадия Лин выдвигается кандидатом на Перерождение".
Снизу – приписка: "Предварительный опрос граждан Объединенной Республики. За – 88 %, против – 10 %. Просим кандидата дать согласие на проведение референдума".
Дрогнувшим от волнения голосом, Лин спросил:
– Кому?
Он адресовал вопрос скорее себе, но курьер понял, учтиво поклонился:
– Мне, Первый консул. Или вы можете позвонить в секретариат Центра и попросить к аппарату…
– Не стоит. Я согласен.
Это был триумф. Конрад Лин все-таки добился своего.
Референдум и последующую подготовку к Перерождению он почти не запомнил. Всё было как в тумане, в висках назойливо стучало: победил, победил, победил…
Окончательно он пришел в себя только на стенде снятия ментальной матрицы. Теплые женские руки протерли лоб влажной тряпочкой, на лицо надвинулась резиновая маска, чей-то голос сказал:
– Вдохните, Первый консул. Глубже… Еще глубже… Еще ра…
Конрад послушно вдохнул, и пришла тишина.