Дознаватель обнажил меч; Судьба ждала его. Что-то, лишенное рационального объяснения (быть может – сверхчеловеческая интуиция, результат многовековой селекции и предмет гордости прайда), вселяло в дознавателя уверенность: если диюдарх здесь, то инопланетная гадина не заставит себя искать слишком долго.
…Ай-Оу действительно не пытался скрыться…
Хенцели обошел административное крыло, относящееся к шлюзам. Сначала он, не особенно церемонясь, распахивал безликие двери ногой, смотрел внутрь и шел по коридору дальше. Чаще всего в офисах не было ничего, кроме голых стен и кучек крысиного помета на пыльном полу.
Потом волокита показалась ему унизительной, и Хенцели, решив ускорить обход, на техническом этаже не удержался и побежал. Со стороны могло показаться, будто дознаватель знает точно, где находится цель. Сначала – по коридорам, мимо верениц одинаковых дверей, затем – вниз по давно остановившимся эскалаторам; через полуосвещенные склады, мимо забытых контейнеров, в которых томились никому не нужные грузы, мимо закамуфлированных густой тенью углов и мрачноватых бетонных аппендиксов.
До одурения хотелось рвануть забрало шлема вверх: внутри скафандра давно стало жарко и душно. А снаружи был воздух. Пусть давление ниже, чем обычно, но… свежий воздух куда приятнее, чем пресная баллонная жижа, которой приходилось наполнять легкие!
Хенцели, открой шлем!
Здесь можно дышать!!
Трель коммуникатора вернула Хенцели в реальность. Он поспешил убрать руку с замков забрала. Очумело завертел головой.
Он был окружен кривыми башнями из обросших паутиной ящиков и неподвижными, твердыми на вид тенями. Здесь вполне мог скрываться диюдарх или даже дюжина диюдархов. А у него из оружия – лишь символ прайда: меч в локоть длиной. Нужно было брать с собой ядомет или даже кадуцей…
– Это де Штарх, – услышал он голос начальника службы безопасности прайда Баттиста. – Сабит, ответь!
– Хенцели слушает, – отозвался дознаватель шепотом.
– Сабит, что нового? – поинтересовался де Штарх. – Нужна ли помощь?
Хенцели понял, что де Штарх беспокоится, и это внезапно привело его в ярость.
– Ты портишь мне охоту, Эдвин! – ответил сквозь зубы. Пульсирующая нить, выдернувшая Хенцели из горячки, стала стремительно растягиваться, истончаясь до прозрачности. Безрассудный азарт снова подстегнул дознавателя, заставил идти навстречу теням.
– Кого-нибудь нашел? Или ты… – де Штарх не договорил. В мире людей не полагалось сомневаться в здравомыслии дознавателей Сопряжения.
– Я его почти достал. Достал! – уже на бегу крикнул Хенцели и отключил коммуникатор.
На обратной стороне Тифэнии де Штарх лишь пожал плечами. Затем отозвал команду спасателей, готовых лететь следом за дознавателем.
Хенцели пересек склад, – резво, как крыса, он бежал во тьме, огибая ящики и груды хлама. Ритмично клацали сочленения скафандра, метался луч нашлемного фонаря.
Наконец, он вышел к массивным двустворчатым воротам. Уперся в них руками, затем навалился плечом. Створки раздвигаться не желали, ржавые петли скрипели, скафандр трещал, едва справляясь с нагрузкой, но Хенцели смог прорваться и сквозь эту преграду. Прорвался, заморгал, ослепленный ярким светом.
Искусственное солнце Судьбы работало на совесть. Свет отражался в бесчисленных фасетках биосферного купола и щедро ниспадал на пустые улицы.
Перед Хенцели был короткий проулок, зажатый с двух сторон серыми стенами хозяйственных построек. В просвете виднелся ближайший жилой квартал. Над плоскими крышами одноэтажных коттеджей возвышались четырехгранные пики обелисков, головы и воздетые руки исполинских монументов.
Судьба безмолвствовала.
Поигрывая мечом, дознаватель пошел к первому кольцевому проспекту.
Ряды опавших кустарников в человеческий рост высотой замерли по обе стороны улицы. Дорога была присыпана шуршащим слоем мелкой сухой листвы. Хенцели наклонился: на листве виднелись четкие следы.
Нога – нога – рука, нога – нога – рука. Диюдарх!
Дрожа от возбуждения, дознаватель бежал по следам. Лезвие меча блистало в лучах искусственного солнца, словно зеркало.
Диюдарх ждал его на лужайке среди пожухлых трав и мертвых кустарников. Косматая голова с хорошо просматривающейся на темени лысиной касалась земли, голый зад совершал отвратительные фрикции. Кулак правой руки твердо упирался в землю, левая была поднята; кисть, повернутая горизонтально, неторопливо покачивалась, словно что-то нащупывала в стоячем воздухе.
Хенцели стало не по себе. Он вновь вернулся в реальность и оторопел; ему захотелось спрятать корд в ножны. Нелепый вид пришельца притупил боевой настрой. Хенцели понял, что не с монстром-телепатом он столкнулся, а с жалким, покрытым с ног до головы грязью, голым, больным человеком.
…Как он потащит безумца к "Циклопу"? На поводке? Каким образом переправит его на Трайтон?..
Он раскрывал чудовищные злодеяния. Его стараниями Пермидион отправлял в рабство либо вовсе лишал статуса человека сильных мира сего. Он рубил головы кровожадным убийцам и спасал заложников, без страха подставляя под плевки ядометов собственное тело.
Но что ему было делать с сумасшедшим иерархом Тэгом?
Стоп! На поиски диюдарха он отправлялся с твердым намерением прикончить пришельца, вырвать с корнями угрозу для цивилизации людей. Выкорчевать, пока до заразы возможно дотянуться острием меча. Истребить без раздумий! Так откуда же взялись недостойные сомнения?
Диюдарх не поднимал головы, но Хенцели чувствовал, что тот знает о его присутствии. Зад безумца задергался в два раза быстрее. Пальцы левой руки принялись сжиматься и разжиматься, – Ай-Оу словно разминал ими невидимый кусок глины. Хенцели вспомнил, где, если верить рисункам, у диюдархов расположен рот, и содрогнулся от отвращения. Пришелец с Ахернара чуял человека и "сглатывал слюну".
В наушниках захрипел "белый шум". Сквозь помехи прорезался чей-то властный, надменный голос.
– Что медлишь, Сабит?
У Хенцели дрогнули колени.
– Эдвин, это ты? – спросил он, не отрывая глаз от Ай-Оу. – Эдвин, ответь!
В этот миг дознаватель ясно осознал, что охотиться на диюдарха в одиночку было верхом безрассудства. И что без посторонней помощи такая идея вряд ли пришла бы ему в голову.
А, между прочим, он – единственный человек на Тифэнии, которому разрешено перемещаться по брошенным городам прайда Тэг. К тому же он располагал многоцелевым, быстроходным кораблем.
Отменная мишень для пришельца, готовящегося покинуть Тифэнию. Преисполненная самоуверенности жертва, мнящая себя охотником.
– Эдвин, это Хенцели! Эдвин, отправляй спасателей в Судьбу!
– Как бы ни так, Сабит! – услышал он в наушниках. – Ты позволишь мясникам Баттиста отобрать у себя победу?
Мнимая пасть диюдарха вгрызалась в воздух. Безумец приподнял правую ногу и потерся голенью об икру левой.
– Сквирк-сквирк! – пропищал он. – Сквирк!
– Ну, вот, Ай-Оу, и конец недомолвкам, – проговорил Хенцели; он почти взял себя в руки. Как говорится, искал пришельца-телепата – и нашел. – Пришло время приструнить тварь, которую ты привел в Сопряжение!
Ай-Оу поднял голову. Дознаватель увидел неподвижное, словно посмертная маска, восковое лицо. Кожа плотно обтягивала череп, губы были сжаты в бледную едва видимую полоску, глаза – закрыты. "Живой труп! – ужаснулся Хенцели. – Почему он не открывает глаза? Великое Солнце! Живой труп!"
Губы молодого Тэга шелохнулись.
– Ай-Оу… – прохрипел он. – Это Ай-Оу…
И в то же время в наушниках зазвучал яркий, насыщенный обертонами баритон:
– Хра-а-абрый дознаватель! Любопытно, а сколько крови вмещается в твоем пропитанном страхом теле?
– Я – второй фехтовальщик в прайде, пятый – в Сопряжении! – Хенцели встал в боевую стойку. – Неужели думаешь, что тебе по силам одолеть меня, безумец?
Если бы он предполагал, что на трех конечностях можно передвигаться столь умопомрачительно быстро!
Первая секунда: лезвие меча очерчивает полукруг. Вторая: вокруг запястья дознавателя смыкается обруч обжигающей боли. У щитка шлема – носом к носу – восковое лицо Ай-Оу. Третья секунда: Хенцели безуспешно пытается освободить руку. Четвертая: бой заканчивается. Ткань скафандра рвется по длине рукава, наружу устремляется тот самый баллонный воздух, который некоторое время назад вызывал у дознавателя раздражение. Корд, звеня, словно обыкновенная жестянка, кружится на присыпанной листвой дороге.
Рукоять меча продолжает сжимать нечто округлое, бело-красное. То, что мгновение назад было частью тела дознавателя Сопряжения.
Ему показалось, что струя крови достала до кристальных фасеток биосферного купола. Что она запятнала небесную твердь и погасила искусственное солнце. По прозрачному щитку шлема заструились алые разводы.
Хенцели рухнул на дорогу. Пал с мыслью о том, что бой закончился, не успев начаться. Сожаление приглушило боль, он тупо глядел на стремительно растекающиеся рубиновые ручейки, он не мог поверить, что его безупречная карьера завершается столь бесславно, от единственного удара (удара?) безумца с повадками животного.
Ай-Оу на четвереньках прополз по поверженному противнику – большое, последовательное, уверенное в своих силах животное. Или, скорее, насекомое. Затем Ай-Оу встал в привычную, "треногую", позу и… припустил прочь с неописуемой грацией, грацией, несвойственной ни одному рожденному под Солнцем существу.
Диюдарх исчез, свернув с проспекта в сторону складов…
Часть 2
Мир богов
1
Ай-Оу дремал в кресле перед пультом управления. Длинные, облепленные заскорузлой грязью ноги он перекинул через левый подлокотник, а сутулой спиной прижался к правому. Косматая голова с просматривающимся на темени пятачком лысины была опущена, волосы падали на грудь и впалый живот.
Время от времени Ай-Оу сотрясала крупная дрожь, иногда сквозь забытье он жалобно поскуливал. Стороннему наблюдателю, если б ы такой нашелся, пришло бы на ум, что этот тоненький писк издает, сообщая о неполадках, какой-то прибор, а не живое существо.
Но оборудование жаловаться не смело. К тому же две трети бортовых систем по воле Ай-Оу бездействовали. На корабле становилось с каждым часом все холоднее, давно отключилась подсистема очистки воздуха. Диюдарх чувствовал себя почти как дома, а человек медленно расставался с жизнью.
И все же паразит чутко следил за состоянием хозяина. Словно умелый палач, он прекращал пытку, заметив, что жертва приближается к грани, из-за которой нет возврата. В ходовой рубке возле пульта управления было сооружено гнездо из одеял и какой-то одежды, – все это Ай-Оу отыскал в каютах экипажа. Мертвого экипажа. У кресла стоял медицинский кислородный аппарат. Тут же валялась разоренная сумка с лекарствами; упаковка универсальных витаминов и никелированный инжектор были предусмотрительно отложены в сторону.
Дать то, что необходимо для поддержания жизни, – и вернуть в исходное полуживотное состояние. Насытить кровь кислородом, довести до опьянения, затем бросить изможденное тело на покрытое инеем кресло, отдать во власть кошмарных сновидений, которые на самом деле были не сновидениями вовсе, а мыслями и воспоминаниями обитателя чужого мира.
…Свет сводил их с ума.
Диюдархи не знали ничего более манящего, чем эта субстанция. Ее материальность могли осмыслить лишь существа, рожденные в эпицентре вечной ночи.
Каждый половозрелый диюдарх хотя бы раз в жизни бывал на Перевале. Они стояли на краю пропасти, и метель, казалось, им нипочем. Тела, защищенные крепким хитином, обрастали слоем мокрого снега, парасинаптические антенны и ротовые присоски – верхние конечности диюдархов – прятались в теплой полости под верхним отделом экзоскелета.
Арки протуберанцев расплавленной медью струились над горизонтом, выдавая завихрения магнитных полей звезды, которую они называли Хха (шорох выдоха). Это значило… значило…
Не выразить словами обволакивающую мысль, которая рождалась в невидимых ячейках нервной сети, возбуждая парасинаптические выросты и зажигая пульсацию в ротовой присоске!
Ни один диюдарх не видел диск Хха. Удел жителей ночи – вкушать отсветы далекого дня с условной границы Перевала.
Долина по ту сторону пропасти скрывалась за завесой сине-черных теней. Тени жили своей жизнью, повинуясь переменчивому освещению. То и дело сверкали, сгорая, спорадические метеориты, играло бледными огнями полярное сияние, над горизонтом сливались и ниспадали друг в друга звездные протуберанцы.
Иногда из черной бездны к лапам диюдархов выбирались ополоумевшие от холода и страха, ведомые инстинктом аптегиды. Они слепо ползли вперед, волоча за собой переплетения кишок, – органы у аптегидов располагались снаружи мышечного каркаса, а не внутри. Обреченные, беспомощные создания.
Большинство диюдархов игнорировало неспособную защититься добычу. Они стояли, покачиваясь на трех лапах, они были загипнотизированы плазменным свечением арок над горизонтом.
И только молодые диюдархи, – ночные странники, не осознавшие своего смысла, – стряхивали оцепенение и неторопливо расправлялись с обитателями дня.
Аптегиды, казалось, испускали вздох облегчения (или, быть может, тоже выдыхали священное Хха), когда счетверенный вырост парасинаптической антенны рассекал их аморфные тела пополам, и на снег лилась сине-зеленая, насыщенная медью кровь. И тогда из вскрытого мышечного кокона вместе с паром вываливались прозрачные, зеленоватые яйца. Они были мягкими, как желе. Молодые диюдархи набивали ими глотки и спешили в Долину Вулканов. Эти яйца нужно было скорее отрыгнуть, а затем зарыть в прогретую подземным огнем почву. Из некоторых яиц, – не изо всех, а только из некоторых, – могли вылупиться личинки диюдархов.
…Ай-Оу заменил корабль Хенцели на половине пути к Сэтану – у кольца транзитных станций. Оказалось, что "Циклоп" не подготовлен к продолжительному полету. Гравитационную волну корабль "ловил" и "фокусировал", но топливо, необходимое для динамических операций, иссякло после того, как "Циклоп" вырвался за окрестности Урании.
У ближайшего модуля транзитного кольца Ай-Оу обнаружил потрепанный курьерский корабль, следовавший к лунам Юпитерекса. Экипаж "курьера" праздно проводил время, зарыв носы в "колючку" самого дешевого сорта.
Диюдарх расправился с невменяемыми астрониками в два счета. Ай-Оу бы всего лишь угнал корабль, но проклятая животная сущность вновь вырвалась наружу, и по палубе модуля потекла остро пахнущая "колючкой" кровь.
Неуклюжий, зато оборудованный мощными противосолнечными щитами "курьер" расстыковался с транзитной станцией; вместо нерадивого экипажа в его каютах теперь хозяйничал душевнобольной гибрид пришельца и человека.
Прямого пути от Урании к Юпитерексу не существовало (если отбросить перспективу многолетнего инерционного полета), – планетарным инженерам прошлого так и не удалось закрепить сверхгигантов системы Солнца – Юпитерекс и Сэтан – на одной линии с другими мирами Сопряжения. Обычно Сэтан обгонял парад планет, а Юпитерекс плелся с отставанием. Чтобы попасть к лунам оранжево-красного гиганта, какое-то время нужно было следовать против движения планет, вдоль транзитного кольца. Длина окружности кольца была умопомрачительной, но и скорость над модульными станциями корабли развивали нешуточную.
"Курьер" стонал всем корпусом; энергия гравитационных волн переполняла его силовой контур. Вездесущие патрульные на быстроходных пушечных корветах и грозных эсминцах обшаривали пространство радарами, некоторые даже не ленились уравнять скорость со следующим мимо кораблем и визуально убедиться в его благонадежности.
Поначалу подобная настырность выводила диюдарха из себя. Пришелец заставлял заимствованное тело метаться по остывающей рубке и срывать голыми руками с переборок обшивку. Он бесновался до тех пор, пока не понял, что патрульным нет дела до старенького "курьера", спешащего к забытому людьми Юпитерексу. Просто капитаны использовали любую возможность промуштровать скучающие во время сверхдолгих рейдов экипажи.
Едва "курьер" вышел на магистральный луч Юпитерекса, Ай-Оу отключил все системы корабля, кроме преобразователя гравитационных волн и генератора искусственной силы тяжести, – диюдархи боялись невесомости. Он оказался без тепла, освещения, внешних датчиков, навигационных систем и систем управления. Идентификационный сигнал, несущий информацию о корабле и экипаже, Ай-Оу тоже заглушил. Некоторые функции было невозможно деактивировать вручную, и ему пришлось использовать силу мысли, чтобы вызвать в определенных цепях короткое замыкание.
"Курьер" превратился в неопознаваемый объект, умеренно радиоактивный, мчащийся на скорости кометы к красному, испещренному пятнами Солнцу и невидимому на фоне агонизирующей звезды Юпитерексу.
Его ждал мир вечного дня. Уголки губ Ай-Оу подрагивали, диюдарх находился в предвкушении. Пришельцу не терпелось освоить враждебное пространство – космос, безграничная власть в котором принадлежала маленьким, юрким фотонам. Первый из своего вида! Первый, но не последний…
Диюдарх погрузился в забытье. Чем ближе Солнце, тем чаще он стал "отпускать" человека.
Ай-Оу закричал, почувствовав боль замерзшего, больного тела. Попытался встать с кресла, но упал, тяжело дыша. Какое-то время ему позволено быть самим собой. Совсем не долго. Проклятая тварь живуча, от нее просто так не избавиться.
Молодой Тэг приложил пальцы к вискам. Пальцы были ледяными, испачканными кровью, а виски – покрытыми скользкой испариной.
– Ай-Оу… – начал говорить он, но зашелся в приступе кашля. С губ слетела и повисла на подбородке алая ниточка. – Климентина… нечего бояться. Это Ай-Оу…
2
– Я не стрелял в Козо, – в который раз повторил Шелли, глядя в белесые глаза молодого дознавателя.
Вильгельм Хенцели рассеянно кивнул и пригубил бокал вина.
– Да-да-да, о благородный.
До тошноты болит голова, а он вынужден битый час препираться с насквозь пропитанным запахом "колючки" отпрыском! То ли дело – его благородный дядя Сабит Хенцели, который сейчас на Тифэнии расследует обстоятельства гибели целого прайда. А ему – Вильгельму по прозвищу Тихоход – приходится поддакивать самоуверенному пареньку из числа трайтонских божков. Причем в чертогах, принадлежащих его семье. Подозреваемый – у себя дома; он пьет вино, глотает, не жуя, канапе с икрой, и строгая мина дознавателя, похоже, должного впечатления на него не производит.
Страх – тот удобный рычаг, которым испокон веков заводится механизм машины дознавания. Молодые люди всегда чего-то боятся. Боятся, поганцы, лишиться того, чего нет у людей в зрелом возрасте. Молодости, здоровья, безответственности, опеки близких. Пригрози негоднику, что ему придется распрощаться с привычным укладом, в котором большую часть времени занимают праздные утехи, глядишь – он уже твой раб.
Этот юноша боялся. Молодой Хенцели бесцеремонно разглядывал его сквозь бесцветные ресницы и видел, что страха в душе юноши хоть отбавляй. Вот только здесь, в Пирамиде Шелли, среди мрамора, шелков и благовоний не находилось места точке опоры, чтобы повернуть метафорический рычаг.
К тому же Вильгельм Хенцели был ненамного старше – ему не исполнилось тридцати лет. И он тоже кое-чего боялся.