- Чево? - удивился Сергей. - На пятерку ты хочешь взять бутылку? Да еще просто так, без талона?
Все четверо враз ухмыльнулись, только каждый по-своему. И, как ни странно, это сразу же привело всю команду в душевное равновесие.
- Идем, идем, салажок, - широко улыбнулся Нос. - Хоть вспомнишь, как мы когда-то существовали…
Винный прилавок и впрямь был заставлен бутылками с этикетками всевозможных расцветок. Без труда заполучив бутылку водки и даже кое-какую сдачу, они прошли в следующий отдел, где на оставшиеся копейки купили внушительный прутик свиной колбасы и четвертушку белого хлеба. И уже не выходе из магазина, по рьяному настоянию Сергея, они приобрели местную газету, хотя Гвоздь яростно сопротивлялся этому - как заядлый курильщик он требовал истратить последний медяк на пачку махорки.
И сейчас, топая по тротуару, чуть в стороне от Сергея, он бросал на него колкие, испепеляющие взгляды, беспрерывно что-то сердито бормоча себе под нос.
Но Сергей не обращал на него никакого внимания. Он просто не видел этого, ибо тут же, возле киоска, быстро развернул газету и жадно впился, ее текст. И эта небольшая, простенькая газета так поразила его, до такой степени, что парень, казалось, ничего не замечал вокруг себя, забыв даже о том, что каких-то полчаса назад был соучастником какого-то странного, но, по его искреннему убеждению, нехорошего и, больше того, - мерзкого поступка. А апогеем этого ошеломления была дата, указанная на газете. Год и месяц совпадали со временем его мира. Оказывается, он был не в прошлом! Сытом! Довольном! Сонливом! Нет - он был в настоящем, но
- так похожем на время ЕГО прошлого! Как будто оно по мановению какой-то волшебной палочки вдруг снова материализовалось на Земле. Но на его ли Земле? И почему у него так скверно и тоскливо на душе? Почему?!. Почему его не радует эта сытость, изобилие? Ведь это же время его юности? Время его первых дерзаний, порывов? Почему?!. И он вдруг снова вспомнил замертво рухнувшего на пол старика.
Кто он был?
Почему его убили?
Сергей со злостью швырнул газету под ноги, шагнул к Носу и неожиданно схватил его за грудки.
- Ты наконец скажешь, паршивый лагерник, что все это значит?!.
Но тот, на удивление всем, не взорвался, не разразился отборной руганью, нет - лишь чуточку изменился в лице. И спокойно выдержав ненавистный, кричащий болью и отчаянием взгляд своего бывшего сокамерника, легонько отстранил его руки и выдохнул еле слышно:
- Я же сказал, не знаю, ничего не знаю… Пойдем, люди пялятся…
- Но меня-то… меня-то зачем втянули в это дерьмо?! - лицо парня вдруг перекосилось, глаза заблестели, ресницы засеменили - и он заплакал, уткнувшись в грудь своего товарища по несчастью.
Две рюмки водки сладко растеклись по ноющему от усталости телу, голова приятно закружилась, и Сергей, наверное, впервые за последние несколько дней наконец обрел душевное равновесие. Он блаженно вытянул на диване ноги и прикрыл глаза. Товарищи расположились рядом: Нос на раскладушке. Пузырь с Гвоздем - на полу.
Комната наполнилась звенящей в ушах тишиной. Лишь изредка ее нарушал жалобный всхлип какого-нибудь из спящих. Но Сергей не спал. В его голове еще долго роились сжигающие душу вопросы, еще долго и мучительно теснились бесконечной грядой всевозможные мысли, догадки, предположения, еще долго тяжелым свинцовым туманом проплывали перед ним яркие образы каких-то странных говорящих чудовищ и еще долго чередовались бесконечной живописной вереницей вздымающиеся к облакам горы и разверзшиеся огненными вихрями бездонные ущелья. И все это стремительно проносилось через его уставший затуманенный алкоголем мозг вперемежку с перекошенным от испуга лицом старика-вахтера, которое то и дело неожиданно, превращалось то в расплывшуюся до невообразимых размеров физиономию Пузыря, то в худое изнеможенное лицо Гвоздя, то в седую кудластую голову Носа. И парень еще не знал, что это и есть теперь его настоящий сон - сон человека, принявшего впервые, почти осознанно, почти намеренно, на свою грешную душу одну из самых чудовищных в жизни нош, а именно - ношу соучастника убийства себе подобного существа. И он еще не знал, что в последующем, - после второго, третьего раза, - это происходит уже не так болезненно, не так мучительно. Ну, а после десятого - почти бесследно. Словно данное мероприятие было делом привычным, обыденным - как выпить стакан обжигающе холодной воды, затем спокойно передернуть плечами и тут же забыть, ничего внутри себя не задев и ничегошеньки там не оставив.
Он этого еще не знал, и поэтому так плохо спал - не так, как его товарищи.
Утро выдалось солнечное, яркое. С крыш капало - словно на дворе стоял не морозный для здешних мест февраль, а середина марта, когда весна обрушивается на эту землю сразу, налетом, и тотчас устанавливает здесь свои права и законы.
Сергей приподнялся на локте, посмотрел в окно. Ласковые, приветливые лучи восходящего солнца причудливо преломлялись на вспотевшем от сырости стекле и тут же превращались в беспокойных, шаловливых зайчиков, которые игриво перемещались по подоконнику, полу, стенам комнаты, наполняя душу новым светлым чувством и будоража ее до основания.
Однако это никак не задело Сергея. Вернее - задело, но лишь на мгновение, чуть-чуть, и владело им до тех пор, пока безжалостная реальность ни вторглась в его мозг, где враз обнажила всю его память. И первым, что вспомнил он, когда осознал, где находится, были события минувшего дня. Они сразу же вереницей пронеслись перед его мысленным взором и тотчас вытеснили из головы все посторонние мысли. И уж конечно места для сентиментальных восторгов по случаю вдруг наступившей весны, вернее, ее нетерпеливой предшественницы - там не оставалось.
Сергей тяжело вздохнул, неспеша поднялся, сел на диван, спустив голые ноги на пол, отрешенно опустил голову и уставился в одну точку.
- О чем размечтался, Серый? - послышался голос Носа. Он вышел из ванной и, вытирая свою снежно-белую волосатую грудь большим махровым полотенцем, ослепительно улыбнулся.
- Ты где взял это полотенце? - вдруг живо вскинул голову Сергей.
- В твоем шкафу. А чо?
- Да ничего, - он хмуро глянул на расплывшуюся физиономию предводителя, - просто я приготовил его на подарок племяннице. Кое-как достал. А ты без спросу…
- А чо спрашивать? Тут все общее, а значит - мое. - И хохотнул.
- Как это общее? - дернулся Сергей. - Тут мой дом!
- Ошибаешься, паря. Это - не твой дом.
- А чей же?
- А хрен его знает. - Он смачно высморкался в край полотенца, а затем добавил, ухмыляясь: - Вот сейчас откроется дверь - и войдет его хозяин. Чо будешь делать, а? - И уставил на Сергея соловелые глазки.
"Черт бы вас всех побрал! - с отчаянной злостью выругался про себя парень. - А ведь и правду говорит. Как-никак, а я нахожусь все же не в своем мире, а значит - и квартира не моя. И вещи. Все чужое. Все! А чье? Чье?!." И ошалело замотал головой.
- Слушай, а где он?..
- Кто? - не понял Нос.
- Ну тот, кто живет здесь.
- Двойник, что ли твой?.. Так мы его, как говаривают наши славные господа-драконы, распылили… на муку. - И вновь дурашливо хохотнув, провел ладонью по горлу. Чтоб не путался под ногами!
- Убили?!
- Убили, убили, - закивали ухмыляющиеся рожи Гвоздя и Пузыря, вдруг высунувшиеся из-за дверей кухни. - Ну вы там скоро, чай стынет!
Однако Сергей даже не повернул в их сторону голову.
- Но - зачем?!. - не унимался он, чуть не плача.
- Да забудь ты, - раздраженно бросил Нос, - не трогали мы никого, даже не видели его. Это все они - твои друзья-ящеры!.. Пошли завтракать, скоро на задание. - И почесав пятерней свою лысоватую макушку, со вздохом прибавил: - Уже чувствую - затылок, мать твою, сильно зудится…
И вновь они неспеша шагали по щербатому асфальту тротуара. Только теперь он неприятно почернел от растаявшего не ко времени снега. Обильные лужи тянулись по бокам дороги мутноватыми зеркалами. Однако в тенечке, на радость малышне, они уже снова успели взяться тонкой корочкой льда.
Его качество, а заодно и слух прохожих, тут же испытал на себе Гвоздь - приземляясь на шершаво-колючую, но все же достаточно скользкую поверхность льда своим костлявым задом, он изловчился в абсолютно короткий промежуток времени трехэтажно матюгнуться, проклясть Бога, черта и всю их многочисленную родню вместе взятую, чем сразу же привлек к себе, а в придачу и ко всей четверке всеобщее внимание.
- Идиот! - прошипел, закипая, Нос. - Не хватало еще, что именно сейчас нас загребли в каталажку! - Он резко поддел его за шиворот, поставил на ноги и прохрипел еле слышно: - Захотел на рудники Альбаригона?! Убью, гад!.. - И замахнулся на него кулаком. Но не ударил - лишь со злостью ткнул ему в спину, отчего тот снова чуть не грохнулся на асфальт.
Когда инцидент, казалось бы, уже исчерпал себя и прохожие вновь засеменили мимо, уткнувшись снова себе под ноги и, вроде бы, не обращая ни на кого ни малейшего внимания, - к ним неожиданно подошел один пожилой, элегантно одетый мужчина.
Он строго оглядел вдруг присмиревшую четверку колюче-прищуренными глазками и громко проговорил:
- Что вы себе позволяете в общественном месте! Вокруг женщины, дети, а вы материтесь! Как сапожники!.. Кто такие? - И сдвинул на переносице свои густые седоватые брови, решительно перегородил им дорогу; его толстые красноватые губы жестко сомкнулись, подчеркивая явную неприязнь.
- Да мы так… просто гуляли, - заискивающе промямлил Нос и беспокойно забегал глазами по сторонам. - Из деревни мы…
- Из какой? - мужчина шагнул ближе к Носу.
- Тут недалеко - буркнул тот и отступил назад, к парню.
У Сергея неожиданно отвисла челюсть, и он ошарашено прошептал ему сзади:
- Слушай, Нос, да это же следователь! Который меня допрашивал! А потом отправил всех нас на ту чертову планету! Он же!..
- Вижу! - не размыкая губ, резко оборвал его предводитель. А затем тихо бросил: - Бегите! А я его сейчас успокою!..
- И без промедления саданул того своим огромным кулачищем в зубы.
Они неслись по улице сломя голову. А следом, почти не отставая, за ними гнались два рослых милиционера, которые случайно проходили мимо и видели всю эту сцену. Прохожие испуганно шарахались в стороны, бранились, возмущенно галдели, но ни один из них даже не пошевелил пальцем, чтобы попытаться задержать убегающих или, хотя бы, сделать вид, что намерены это сделать - ну, скажем, включиться хоть на секундочку в этот необычный марафон. Ан, нет. У всех были срочные дела, у всех были неотложные заботы. Но главным, - разумеется, с точки зрения этой толпы, кстати, зрения искреннего, неподкупного, - было то, что каждый должен заниматься своим делом, своей работой и не совать нос в чужие дела. То есть - кто убегать, кто догонять, а кто возмущаться и посылать проклятия. Между прочим, и тем, и другим. Поэтому, будь убегающие ноги чуть помоложе, точнее, чуть попроворнее, им бы без труда удалось оторваться от погони и раствориться в этом сером, безликом и, в большинстве своем, равнодушном людском потоке. Так уж тут повелось.
Но догоняющие ноги были молодыми, тренированными, их здоровые мышцы еще не успели пропитаться склеротическими бляшками от непомерно больших доз горячительного напитка. А если эти излияния все же случались, - а случались они довольно-таки часто, - то сей продукт был для них намного доступнее, и, разумеется, разнообразнее, а значит - безвреднее и чище. Возможно, поэтому они вскоре и стали нагонять осквернителей порядка этого законопослушного города.
И когда основательно пробуксовывающий мотор в груди Носа стал окончательно сдавать, он неожиданно уловил на своей взмокшей макушке уже знакомый ему сигнал, который точно указал на место финиша этого изнурительного состязания. А конкретнее - на подворотню следующего дома. А так как возглавлял всю эту безумно несущуюся процессию сам предводитель, - хотя и начинал ее последним, - то он, сделав еще одно небольшое усилие для последнего, победного броска, первым и шмыганул в представшую перед ним, словно манна небесная, небольшую, грубо окантованную но краям острыми пиками ржаной арматуры дырку в высоком бетонном заборе. Следом тотчас проследовали и его товарищи.
Внезапное исчезновение преследуемых несколько озадачило догоняющих и на мгновение приостановило погоню, что и дало возможность первым тут же скрыться в подъезде соседнего дома.
Немного поостыв, Пузырь собрался было выглянуть на улицу, но Нос его остановил, пробормотав:
- Постой! Кажись, сюда-то нам и надо… - Он повертел головой по сторонам, всматриваясь в двери, затем кивнул наверх. - Вроде бы четвертый этаж, первая дверь… Идем! - И осторожно, на цыпочках, стал подыматься по лестнице.
Дверь открылась сразу, после первого же звонка, словно их ждали, прямо тут, в прихожей.
- Ну как? - расплылась скуластая лошадиная физиономия с глубоким красно-коричневым шрамом на левой щеке. - Удалось смыться?
- Вроде бы… - опешил Нос. - А как вы узнали?
- Профессиональный секрет, - ответил скуластый и полюбопытствовал: - Еще будут вопросы?
- Нет.
- Тогда проваливайте! - Но дверь не закрыл, внимательно изучая четвертку, и Нос обронил жалостливо:
- Разрешите войти?
- Зачем?
- Нужно.
- Зачем нужно? - уже строже повторил скуластый и, интенсивно заиграв желваками, придвинул почти вплотную к ним свою широкую массивную грудь.
- Ну, хотя бы, для того, чтобы узнать ваш профессиональный секрет, - неожиданно мудрено для себя нашелся Нос и тут же испуганно скривился в подобие улыбки от такой, как ему показалось, дерзкой смелости. И он не ошибся.
- А ты наглец, приятель… Ну хорошо, я открою тебе этот сногсшибательный секрет. Но только здесь, на пороге. - Детина кисло улыбнулся, а затем продолжил: - Тем более, что он, наверное известен многим, кто проживает в этом доме. - Чуть помедлил и прибавил: - Особенно тем, кто имеет балконы на солнечной стороне. Захватывающая картина недавно просматривалась с них. Как в детективном сериале!
- Понятно - осклабился Нос, - можете не продолжать. - И вновь заканючил: - Ну так как, можно войти? - Теперь он явственно почувствовал, что это не тот, кто им нужен.
- От кого ты, олух, пожаловал к нам? - Лицо у скуластого приняло оттенок свирепости. - И почему толпой?
- Так получилось. - Нос развел руками и принял позу наивного простачка. - Нужен сам, срочно…
- Нет, ты действительно олух, - выдохнул скуластый и рявкнул: - А если фараонам дорожку подсказал?!
- Да нет же! - почти вскриком заверил его Нос. - Мы их облапошили!.. Век не найдут! - И попытался перешагнуть порог.
- Но скуластый был начеку - развернулся плечом и резко оттолкнул его назад, на площадку. В этот момент из комнаты донесся спокойный, но властный голос:
- Пусть войдут.
В кресле, вполоборота к высокому, почти до самого потолка, и довольно-таки широкому окошку, сидел крупный, спортивного вида мужчина и глядел прямо перед собой. Взор его уходил куда-то вглубь, за стекла окон, в пространство горизонта, словно там было что-то особенное, что-то значительное, только ему одному доступное, только ему одному понятное. Его внушительные, неестественно розовые залысины на прямом, с большими надбровными дугами лбу ослепительно поблескивали и, казалось, испускали со своей почти зеркальной поверхности веселых проворных зайчиков, которые тотчас разбегались по всей этой со вкусом обставленной комнате.
Он медленно, с начальственной невозмутимостью повернул большую седовласую голову с длинными сзади локонами к вошедшим и колко упер в них свои удивительно голубые, с настороженным жестким блеском глаза.
- В чем дело? - Голос был неожиданно мягкий, почти по-домашнему приветливый. - Почему пренебрегли инструкциями? Надоело красиво жить? - И взгляд голубоглазого вдруг изменился - приобрел жжено-синеватый оттенок.
- Необходимо было срочно сообщить!.. - быстро пробормотал Нос первое, что пришло ему в голову, и ступил было вперед. Но сзади его локти тотчас сомкнулись железными клешнями чьих-то сильных рук. Лакей и телохранитель все также был начеку. И предводитель пока отбросил мысль о немедленном сближении с нужным ему объектом.
- Для этого есть телефон, - бесстрастно донеслось из кресла, и голова сидящего вновь повернулась к окошку.
- По телефону нельзя было… - буркнул Нос, лихорадочно соображая, как бы умудриться дотянуться до этого чертова лба. И наконец услышал:
- Где товар?
- Здесь! - встрепенулся Нос и хлопнул по внутреннему карману своей легонькой, туго стиснувшей плечи куртки.
- Что? - Голова снова повернулась в сторону дверей. - Где это?
- Здесь, - уже не так уверенно повторил предводитель, проделав тот же жест.
- Ты хочешь сказать, что туда, - он бросил свой настороженно-удивленный взгляд на его грудь, - ты сумел впихнуть десять кило кокаина? - Одна бровь его слегка взметнулась, а тонкие бледноватые губы сначала приоткрылись, затем плотно сомкнулись и широко растянулись в подобие улыбки.
- Там квитанция, - выручил Сергей враз онемевшего предводителя. - От камеры хранения… - И выступил вперед.
- Да вы, ей-богу, спятили дружки! - Кресло жалобно скрипнуло и отпустило своего хозяина. Он круто развернулся и резко дернул рукой. - Давайте се сюда! А вы!.. - Но не договорил, не успел. Ибо одна из клешней телохранителя неожиданно ослабла и на мгновение освободила руку Носа, так как потянулась к Сергею, грубо нарушившему положенную дистанцию. Этого вполне хватило, чтобы пятерня предводителя тут же метнулась вперед и, казалось, совсем безобидно, даже как-то ласково, коснулась отполированного лба нужного ему объекта.
Мафиози осел. Скуластый же мгновенно выхватил из-за пояса пистолет, но не выстрелил - лишь ринулся к своему шефу, который уже стоял на четвереньках и удивленно пялился на сияющую рожу Носа.
Однако телохранитель не успел сделать и двух шагов, как тоже рухнул на пол - подножка Гвоздя вовремя сделала свое дело. Пузырь тут же подхватил выскользнувший из рук скуластого пистолет, саданул им того по макушке, и все четверо тотчас бросились к дверям.
А перед тем, как выбежать из квартиры, уже у самого порога, Сергей вновь почувствовал какую-то невидимую упругую волну, которая на этот раз приятно, щекотно, окутала все его тело, - от макушки до пяток, - затем пахнула жаром прямо в лицо и, казалось, ушла внутрь, пронзив кожу и даже кости до самого основания. Но не остановилась на этом - ушла еще дальше, еще глубже, будто сумела перейти какую-то запредельную черту, за которой уже окончательно размываются границы всей окружающей реальности.
Бежали они долго. Но не по улице - по каким-то зигзагообразным закуткам, крохотным узеньким проулочкам, о которых Сергей даже и не подозревал, хотя жил в этом городе, вернее в его абсолютной копни, уже давно и совсем недалеко от этого места, и, как ему казалось, знал тут каждый дом, каждый двор и каждую дырку в окрестных заборах.