* * *
На землях, принадлежавших предшественнику Грифи, имеется низменный участок, где располагаются лучшие пастбища в округе. Разумеется, многие зимы эта земля считалась спорной, и имелось немало претендентов на нее. То и дело из сундуков извлекались разного рода грамоты, дарственные, письма влиятельных господ и даже самих властителей Турана и Иранистана, где подтверждались права на Зеленые Пастбища того или иного землевладельца.
Несколько раз соперники сходились в кратких, но кровопролитных войнах, так что требовалось вмешательство властей, дабы остановить бойню. В конце концов земля эта досталась супругу Джавис.
Здесь возникала некая пауза: поневоле хотелось задать вопрос - отчего же властитель Турана решил вопрос именно таким образом и почему он связал женитьбу на Джавис с болотным пастбищем?
Никто не решался заходить в своем любопытстве так далеко. Достоянием общественности стало то обстоятельство, что самый отчаянный из претендентов - тот, который, по общему мнению, имел на землю меньше всего прав, - был призван во дворец и после долгого разговора вышел оттуда с хартией, подтверждающей его вступление в права собственности.
Несомненно, Грифи, унаследовавший пастбище вместе с женой, кое-что знал об этом. Но Конан видел, что его приятель не расположен говорить на эту тему, и потому сосредоточился на монстре.
- Никто его не разглядел, - сознался Грифи. - Любой, кто встречался с ним на Зеленом Пастбище, навсегда терял дар речи.
- Выражайся точнее, - попросил Конан. - Твоя цветистая туранская речь тяжела для моего киммерийского слуха, почтенный Грифи.
- Живых после таких встреч не остается, - выразился точнее "почтенный Грифи".
- Понятно, - кивнул Конан. - Еще вопрос: он убивает всех без разбору или только чужаков?
Грифи призадумался.
- На первый взгляд кажется, будто всех без разбору, но, если подумать получше… Да, возможно, он не трогает людей Джамала.
- Опять этот Джамал! Житья от него нет.
- Он был одним из соперников в споре за эту землю. По общему мнению, он мог бы выиграть войну, если бы не неожиданное предложение насчет Джавис.
- Самое простое будет предположить, что монстра выпустил на пастбища сам Джамал, - вздохнул Конан. - Ничего удивительного, от подлеца, способного убить женщину, можно и не такого ожидать!.. Но это означает также, что монстр обладает некоторыми зачатками рассудка. Сам посуди! Даже я, с моим недюжинным умом, не в состоянии отличить твоих людей от людей Джамала, а монстр делает это без труда.
- Я только высказал предположение, - возразил Грифи. - Оно пока не основано на наблюдениях… Просто складывается такое впечатление.
- Хорошо, оставим пока Джамала с его людьми, - махнул рукой Конан, - вернемся к более приятной теме - к монстру. Ты осматривал тела погибших?
- Боюсь, от них мало что оставалось.
- То есть, он их съедает?
- Во всяком случае, разрывает на части.
- Это уже кое-что, - кивнул Конан, - стало быть, у него мощные челюсти, большие лапы с когтями… Что-нибудь еще? Следы остаются?
- Если и остаются, то я их не видел.
Конан вздохнул.
- Завтра отправлюсь на твои пастбища, Грифи, и погляжу поближе, что там да как. Сегодня уж посплю на мягких коврах, не обессудь. Говорят, что роскошь расслабляет и делает воина слабым, но я не сторонник того, чтобы всю жизнь отдыхать на земляном полу или на охапке гнилой соломы.
- Никто не говорит, чтобы тебе спать на охапке гнилой соломы! - всполошился Грифи. Он засуетился так, что Конан едва не рассмеялся. - Ты мой гость, и тебе будет предоставлено все самое лучшее!
- Я и сам сожалею, но придется мне перебираться поближе к болотам, - вздохнул Конан. - Поселюсь у каких-нибудь пастухов. Жить у тебя в усадьбе и выслеживать монстра на пастбищах как-то не с руки.
Грифи встал.
- Если тебе что-нибудь понадобится, только щелкни пальцами, и придет девушка. Она понятливая и сделает все, о чем ни попросишь.
Конан ухмыльнулся.
Грифи погрозил ему пальцем:
- Я дорожу моими служанками, имей это в виду.
- А что ТЫ имел в виду? - возмутился Конан. - Никогда в жизни я ни одну женщину и пальцем не тронул, если ей того не хотелось.
- Она рабыня и привыкла угождать, - предостерег Грифи. - Не злоупотребляй этим.
- Еще одно слово, Грифи, и я сверну тебе шею, - предупредил Конан.
Грифи рассмеялся и вышел. Киммериец остался один. Он сразу перестал улыбаться, и хорошенькая рабыня мгновенно вылетела у него из головы. Конан раздумывал о чудовище.
Грифи унаследовал его вместе с пастбищами. А предшественник Грифи завладел пастбищами потому, что согласился жениться на Джавис.
Чем больше Конан размышлял об этом, тем больше ему казалось, что Джавис - ключ к разгадке. Кто она, эта таинственная супруга Грифи? Почему женитьба на ней вознаграждалась столь щедро? И почему Грифи отказался знакомить Конана со своей женой? Судя по всему, рыжий Грифи ничуть не изменился с тех пор, как Конан был с ним знаком: все тот же веселый, жизнерадостный человек, готовый ради наживы на все, кроме вопиющей подлости.
Конечно, Грифи перенял многие туранские обычаи - ведь он теперь "знатный туранец"; но это вовсе не означает, что он воспринимает всю эту игру всерьез. Нет, такое вовсе не в характере Грифи. К тому же он терпеть не может евнухов, в чем только что признавался, и не заставляет женщин своего дома закрывать лица.
Но жену он прячет от посторонних глаз. Ревнует, что ли?
Или за этой секретностью скрывается нечто более серьезное, нежели простая ревность?
Конан хлебнул из кувшина и растянулся на коврах. На короткое время задумался о той девочке, которую пытался украсть из гарема и которая погибла из-за своего стремления к свободе. Жаль бедняжку, но теперь уж ничего не поделаешь.
И тут портьера, висевшая в дверном проеме, шевельнулась, и Конан увидел крохотную женскую руку. Киммериец насторожился. Он чуть приподнялся на своем ложе и нащупал рукоять кинжала.
Рука помедлила немного, а затем отвела портьеру в сторону, и перед киммерийцем предстала крохотная женская фигурка. Ростом она едва доходила Конану до пояса. Ее лицо* было личиком хорошенькой обезьянки.
Будь это существо и впрямь обезьянкой, Конан счел бы ее очаровательной, но это была женщина, и потому киммериец в первое мгновение оторопел, когда увидел ее.
Длинные черные волосы женщины ниспадали до самого пола. На ней были пышные парчовые шаровары, схваченные золотыми браслетами у щиколоток, и просторная полупрозрачная блуза из белой ткани, шитой золотыми нитями. Крохотные колокольчики украшали подол блузы. Ноги женщины оставались босыми, а на мизинцах блестели крохотные перстеньки.
Конан счел неудобным лежать в присутствии этой особы и снова уселся на коврах. Она остановилась в дверном проеме, с любопытством рассматривая его.
- Прости, я не хотела тебе мешать, - тихо проговорила она. - Я думала, что ты уже спишь.
- Нет ничего более опасного, чем глазеть на меня спящего, - проворчал Конан.
- Почему?
Она улыбнулась, и ее мордочка как будто озарилась солнечным светом.
- Потому что спросонок я могу убить, - ответил Конан. - Я ведь постоянно ожидаю опасности.
- Должно быть, твоя жизнь ужасна, - сказала женщина. - Ты никого не любишь, и тебя никто не любит. Кругом только ненависть и страх. Да, это ужасно.
И она преспокойно погладила варвара по волосам.
- Кто ты? - спросил он, отстраняясь.
- Я Джавис, - ответила она, и Конану подумалось, что он знал ответ прежде, чем услышал его.
- Откуда ты взялась, Джавис?
- Мой муж не говорил обо мне?
- Он избегал рассказывать о тебе, - ответил Конан. - Но не думаю, чтобы это было оттого, что он стыдится тебя. Просто счел свои семейные дела не предназначенными для обсуждения с приятелем. Особенно таким ужасным, как я.
- Ты вовсе не ужасен, - засмеялась Джавис. - Ужасна только твоя жизнь, полная боли и подозрительности, - вот что я хотела сказать.
Конан устроился на коврах поудобнее, скрестив ноги, и показал Джавис место рядом с собой.
- Окажи мне честь и посиди со мной, Джавис, - попросил он. - Выпей вина и расскажи мне свою историю, а я расскажу тебе свою. Он очень тебя угнетает, этот деспот, твой муж?
- Господин Грифи? - она засмеялась весело и вместе с тем ласково, как смеются, вспоминая о любимом человеке. - О, нет! Лучше господина Грифи нет никого на свете!
Молодая женщина ловко устроилась рядом с киммерийцем и охотно приняла кувшин из его рук. Она глотнула вина, облизнулась с явным удовольствием и глянула на Конана лукаво.
- О чем ты хотел поговорить?
- Я хотел узнать, кто ты такая и почему женитьба на тебе приносит такие богатства.
- Ты имеешь в виду Зеленые Пастбища? - она прищурилась. - Что ж… Надеюсь, ты не боишься монстров, Конан, потому что я - самый настоящий монстр.
Вместо ответа Конан пощекотал ее затылок, и она поежилась от удовольствия.
- Я просто обожаю монстров, Джавис, и повидал их на своем веку столько, что всегда отличу симпатичного монстра от ужасного.
- Хорошо, хорошо… - Она закивала. - В таком случае, слушай. Мою мать привезли в клетке из джунглей Вендии. Считалось, что она животное. Несколько лет она жила в клетке и развлекала своим уродливым видом гостей своего господина. Ей не хотелось выдавать свою истинную сущность, и она решилась умереть, считаясь зверем. Лучше уж так, чем быть опозоренной и прожить век в дворцовых уродцах. А между тем она вовсе не была безобразной - по меркам нашего народа. Напротив, она слыла красавицей.
Но однажды она случайно раскрылась перед человеком. Это был один из туранских вельмож.
Он застал ее плачущей и спросил, даже не предполагая, что она может ответить, отчего она плачет. Разве ее плохо содержат? Или у нее нет чего-то необходимого? Многие люди, сказал он, охотно поменялись бы местом с этой обезьянкой, желая, чтобы их ласкали, кормили и украшали бантиками. И тут она не выдержала.
"Я поменялась бы местом с последним нищим, лишь бы обрести свободу! - сказала она. - Уже несколько лет я вижу только людей, которые мне неприятны, ненавистны, которые кажутся мне безобразными! У меня даже нет выбора - на кого смотреть! В мою клетку лезут отвратительные рожи, и мне приходится делать вид, будто они мне нравятся".
"Ты не животное! - воскликнул он. - Ты обладаешь разумом!"
"Удивляюсь только, как вы, обладающие разумом, не заметили этого раньше!" - сказала она.
- Он купил ее? - спросил Конан у Джавис, видя, что та разволновалась и едва не плачет. Киммериец счел правильным поскорее подвести рассказ к сегодняшнему дню.
- Вместе с клеткой, - кивнула Джавис.
- Ты наполовину туранка, а наполовину…
Он чуть было не сказал "обезьянка", но вовремя удержался. Джавис невесело улыбнулась.
- Ты угадал. Моей матери больше нет, а меня препоручили заботам туранского владыки… И он выделил мне богатое приданое, а потом и самолично подыскал мужа. Первый мой супруг был человеком добрым, но не считал меня за ровню себе. У него были наложницы, я же жила у него как дочь. Он прятал меня от посторонних глаз, боясь, чтобы меня не обидели недобрые люди. О, я знала о том, что в мире полно недобрых людей! У моего покойного отца был сын от первой жены, давно умершей, - мой сводный брат и нашел мне второго мужа, господина Грифи, своего приятеля.
- И ты довольна?
- Очень.
- Надеюсь, господин Грифи не относится к тебе как к дочери? - спросил Конан, щурясь.
- Нет. - Она очень мило опустила глаза. - Полагаю, нет.
Конан допил вино из кувшина и щелкнул пальцами, однако служанка, вопреки обещанию Грифи, не появилась. Конан поднял брови.
- Грифи определенно говорил, что служанка будет стоять под дверью и ожидать приказания возобновить запасы вина.
- Я велела ей уйти, - сказала Джавис. - Не хотела, чтобы она подслушивала.
- Лучше было бы ей подслушивать, - возразил Конан. - В таком случае Грифи мог бы быть уверен в том, что мы ничего дурного не делаем.
- Он и так в этом будет уверен, - заявила Джавис.
- Ты даже не догадываешься о том, кем он меня считает! - вздохнул киммериец. - Особенно учитывая мои последние "подвиги"… Но расскажи еще о себе. Чем ты любишь заниматься?
- Рукодельем, - ответила она. - Я вышиваю стеклянными бусами. Еще мне нравятся лошади.
- Так, - сказал Конан. - Похоже, мы подбираемся к пастбищу. Что тебе известно о твоем приданом?
- Только то, что там хорошая трава.
- Как давно там появился монстр, пожирающий людей?
- Со времен моего замужества.
- Значит, за всем этим стоит Джамал, - задумчиво проговорил Конан. - Что ж, Джавис, я рад был познакомиться с тобой. Обязательно расскажи мужу о том, что мы с тобой виделись и разговаривали, иначе он начнет подозревать меня в разных ужасных вещах. Ты даже представить себе не можешь, какая извращенная фантазия бывает у мужчин!
Джавис поцеловала Конана в лоб и скрылась в доме. Киммериец снова улегся на коврах и скоро погрузился в крепкий сон без сновидений.
* * *
На следующий день Конан покинул дом Грифи, едва рассвело. Хорошую одежду, которую Грифи подарил своему гостю, киммериец оставил в комнате. Он натянул старые штаны и рваную куртку, полагая, что хорошего киммерийского меча будет довольно для того, чтобы к нему относились с почтением. Незачем лазить по болотам и драться с чудищами, будучи облаченным в белоснежный плащ и расшитое бисером одеяние.
Да и у местных жителей возникнет искушение ограбить беспечного богатея, забредшего в дикие места.
Конан проехал по дороге довольно большое расстояние до моря Вилайет, а затем остановил коня, приподнялся на стременах и стал озираться. Судя по всему, Зеленые Пастбища - источник благосостояния Грифи - должны быть уже неподалеку.
И точно, впереди и слева варвар приметил сверкающее зеркало моря, а еще левее - ярко-зеленое пятно низины. Туда Конан и направил коня, свернув с большой дороги на боковую.
В колоколе езды от перекрестка стояла небольшая таверна. Конан подивился ее местоположению: неужели здесь бывает достаточно посетителей для того, чтобы это заведение не умерло естественной смертью?
Этот вопрос он и задал хозяину, заехав под дырявую крышу и попросив холодной воды на медную монету.
- Ты ведь приехал сюда, - меланхолически ответил хозяин. - Почему же ты интересуешься тем, бывают ли у нас посетители?
- Я спрашиваю из любопытства, - ответил Копан, озираясь по сторонам. - Ибо люди, ведущие оседлый образ жизни да еще рискнувшие завести что-то вроде таверны, всегда казались мне отчаянными храбрецами.
- Здесь не требуется особенной храбрости, - буркнул хозяин.
- Ты прикован к своей собственности, точно раб к веслу галеры, только, в отличие от раба, наложил на себя цепи добровольно, - ответил Конан. - С твоей точки зрения, это сущее безумие.
- Ты выглядишь как житель севера, - сказал хозяин, ничуть не обижаясь. - Ты похож на всех этих бритунийцев или аквилонцев, а рассуждаешь как здешний кочевник.
- Почему бы и нет? - хмыкнул Конан. - Своими светлыми глазами я вижу ничуть не хуже, чем кочевники - своими черными. Да еще владею преимуществом - ведь, по вашим воззрениям, синий глаз дурной.
И он нарочно вытаращил свои ярко-синие глаза, словно рассчитывая запугать хозяина. Но тот лишь махнул рукой.
- Напрасно стараешься, верзила, - пробормотал он. - Мы в тутошних краях такого навидались - нас ни светлым глазом не запугаешь, ни пустыми угрозами.
Конан сощурился.
- Ты говоришь о монстре?
- Если тебе все известно - для чего спрашивать?
И с этими словами хозяин отошел за прилавок, где у него нашлись срочные дела.
Конан допил воду, положил рядом с кружкой еще одну медную монету и выбрался из таверны. И сразу же увидел рядом со своим конем какого-то оборванца, который деловито осматривал великолепное животное, щупал ему бабки и даже заглядывал в пасть.
- Эй, ты! - гаркнул Конан. - Что ты здесь делаешь?
Оборванец изобразил на лице полное почтение к господину, явившемуся так внезапно.
- Ничего дурного, господин! - ответил он с поклоном. - Просто созерцал это прекрасное существо, созданное богами на радость человеку.
- Если ты насладился созерцанием, то отойди, ибо я собираюсь сесть в седло и продолжить путь, - приказал киммериец.
- О господин! - опять заговорил оборванец. - Мое имя Аббас, и я не хотел бы, чтобы между нами возникло какое-либо плачевное недопонимание.
- Между нами уже установилась полная ясность, - сказал Конан. - Отойди в сторону и не путайся под ногами, иначе, клянусь Митрой, я растопчу тебя!
Он вскочил в седло и пустил коня галопом. Настроение у киммерийца было дурным, его не покидали отвратительные предчувствия. Все здесь что-то недоговаривали, даже старый приятель Грифи, даже его очаровательная крошка-жена. Не говоря уж о хмуром трактирщике и хитром оборванце.
Однако монстр, несомненно, существует. На собственном опыте Конан убедился в одном: если тебе рассказывают о чем-то хорошем - можно и усомниться, но любые слухи о плохом всегда оказываются правдой.
Низина открылась перед всадником широченным ярко-зеленым пятном, усеянном белыми пятнами - то были овцы и козы, несомненно, принадлежавшие Грифи. Конан поехал вдоль края пастбища, внимательно рассматривая его. Несколько раз огромные лохматые псы с громким лаем подбегали к всаднику, дабы продемонстрировать ему, кто здесь всем заправляет. Но Конан не нарушал границ и не совершал ничего запретного, и потому псы отбегали, угрожающе ворча.
Конан спешился и наклонился к земле, пытаясь рассмотреть, есть ли здесь следы, не похожие ни на звериные, ни на человеческие, однако ничего не обнаружил. Он продолжал идти пешком, все более замедляя шаг и все острее ощущая близкую опасность. Инстинкты варвара предупреждали его о необходимости быть начеку. Конану стало казаться, что за ним кто-то наблюдает.
Он остановился и, выхватив меч из ножен, громко крикнул:
- Кто бы ты ни был - выходи!
Никакого ответа. Только ветви низкорослых кустов гнулись под порывами ветра.
Однако острый взгляд киммерийца успел ухватить движение за одним из кустов, и Конан безошибочно указал острием меча на того, кто прятался там:
- Я тебя видел. Выходи! Выходи, не бойся. Если ты не замышляешь дурного, то тебе ничего не грозит.
Куст заколебался, и навстречу Конану выбрался молодой человек, одетый в рваную рубаху и очень грязные штаны. Он был бос. Большой нос торчал на истощенном лице. Человек улыбался жалко и вместе с тем вызывающе.
- Кто ты такой? - властно спросил Конан.
- Я Аббас, здешний пастух, - был ответ.
Он поежился, и Конан вдруг уловил его сходство с тем оборванцем, который рассматривал коня возле таверны.
- Нет ли у тебя отца, Аббас? - поинтересовался Конан.
- У каждого человека есть отец, - молвил Аббас и переступил с ноги на ногу, не сводя с киммерийца тревожного взгляда.
- Я спрашивал не об этом, - нахмурился Конан. - Не играй со мной в словесные игры! Мне надоедает слышать увертки, я пускаю в ход мой меч.
- А я - моих собак, - тихонько пробормотал Аббас. - Но отец у меня действительно есть.