Саломея, возрождающаяся колония человечества, становится ареной противостояния двух высокоразвитых цивилизаций - Сообщества и Ассоциации. Каждая имеет свои планы на будущее планеты…
Дэвид Моулз
Третья сторона
Когда Цицерон отодвинул плотную гардину, занавешивающую вход в бар, время уже шло к рассвету. В помещение ворвался ветер с дождем. Ветер был теплым, как кровь, дождь отдавал затхлой зеленью заросшего пруда. Перед деревянной стойкой стояло три высоких стула, занят был лишь средний. Цицерон тяжело опустился на тот, что слева.
- Где ты был? - спросил человек, сидящий посредине. Говорил он на языке, на котором во всем этом мире разговаривали не более пятидесяти человек.
Цицерон не обратил на вопрос никакого внимания. Бармен поставил перед ним деревянную кружку и налил в нее немного мутного зелья. Тут же рядом с кружкой появилась миска супа. Цицерон запустил руку под плащ, перепачканный водорослями, и бросил на стойку горсть цинковых монет. Второй мужчина вздохнул.
Цицерон протянул руку мимо мужчины, взял бутылку с острым соусом и обильно сдобрил им суп.
- Прием на факультете, - ответил наконец он. - Никак не мог уйти раньше. - Длинной ложкой он размешал суп. - А тебе обязательно надо было выбрать первую ночь сезона бурь, да? На улице просто жуть что творится. - Он шумно втянул в рот ложку супа и запил зельем из кружки.
- Черт побери, Цицерон…
- Шучу, - сказал Цицерон. Он подцепил длинной ложкой рыбный шарик, критически осмотрел его и запустил в рот. - За мной следили, - продолжал он с полным ртом. - Пришлось уходить, а это быстро не делается.
Второй мужчина напрягся.
- Дельцы?
- Что? - Цицерон проглотил то, что было во рту, и отложил ложку в сторону. - Конечно нет! Неужели ты думаешь, им нужны люди? Они используют трутней или кого-нибудь еще.
- Верно, - успокоился второй мужчина.
- Мариус, - начал Цицерон, - что с тобой? За мной следили Спецы или Тайная Империя, но в любом случае я от них ушел еще в Округе.
Мариус вздохнул и, постучав по стойке, подозвал бармена. Настала очередь Цицерона с нетерпением ожидать, пока бармен принесет еще одну миску с супом и наполнит им обоим кружки крепким зельем.
Наконец Цицерон пожал плечами и снова уткнулся в свою миску.
- Был прием, - начал он с полным ртом рыбы. - У ректора университета. В честь нового профессора неприкладной оптики. Неплохо поболтали с ним о люминесцентном эфире.
- Замечательно, Цицерон. Ты ведь преподаешь политическую экономию, а не физику.
- Я преподаю то, что мне нравится, черт возьми, - спокойно заметил Цицерон.
Он замолчал и занялся содержимым кружки. Через какое-то время поднял голову и сказал:
- Кстати, о дельцах. Сегодня они были в университете. Двое. Крутились вокруг библиотеки.
- Что им было нужно? - спросил Мариус.
- Понятия не имею, - ответил Цицерон. - Но мне они не понравились. Даже одежда у них была не местного покроя. Не знаю, за кого их приняли библиотекари.
- Послушай, Цицерон, - начал Мариус. - Гален подумывает о том, чтобы отправиться домой.
- А Саломею оставим дельцам? - вскинулся Цицерон.
- Я серьезно, - продолжал Мариус. - Все сошлись во мнении, что так будет безопаснее.
Цицерон поставил кружку на стойку.
- Черт бы их побрал.
Он ждал, что Мариус что-нибудь скажет, но тот молчал, и тогда Цицерон сам задал вопрос:
- Что собираешься делать ты?
Мариус вздохнул.
- Не знаю. Наверное, подожду, пока не примут окончательного решения.
Цицерон опустил взгляд и, не переставая, крутил кружку. На время замолчали оба. Наконец Цицерон сказал:
- Мариус, если мы вернемся… ты не будешь жалеть, что оставил здесь кого-то?
- Буду, буду жалеть о многих, - ответил Мариус. - Например, обо всех членах рабочего движения. - Он взглянул на Цицерона и только тут заметил выражение его лица. - Ого, - выдавил он и покачал головой. - Слушай, так нельзя.
Цицерон вздохнул.
- Тебе очень тяжело, да? - спросил его Мариус.
- Наверное, да, - ответил Цицерон.
Он успел на первый поезд, направлявшийся на восток, в сторону Университетского Округа. В поезде почти никого не было; в вагоне с Цицероном сидела лишь парочка коматозных городских клерков, отработавших вторую смену, пропивших недельный заработок и спешащих теперь к своим семьям в пригород.
Вдруг он почувствовал себя страшно одиноким. Он не должен был быть один. Где-то там наверху курсируют два корабля Космической службы, "Равенство" и "Солидарность"; на борту кораблей много аналитиков и компьютеров, которые с помощью QT-сети связаны с офисами Космослужбы на Уризене и Зоа, а через них и со всем Сообществом до самых дальних границ. И даже сейчас небольшая, но вполне заметная часть Сообщества наверняка прикована к событиям этого мира, этого континента и этого конкретного города, а возможно, их интересует то, что происходит с ним, Цицероном.
Поезд промчался мимо трущоб, окружавших доки, мимо покрытых ржавчиной скелетов портовых кранов и выехал на длинный, взметнувшийся высоко над водой пролет Старореспубликанского моста. На секунду в небе показался просвет - слева стал виден огромный серо-зеленый залив (вдали от берега вода становилась более темной), справа Басия, яркая, грязная, красивая, вся в тропической зелени, странная смесь деревянных домов бедняков и позолоченных, стальных шпилей Города.
В Басии насчитывается миллион жителей. Еще сто миллионов живут во всей Саломее. Работают. Спят. Молятся. Воруют. Убивают друг друга ножами и пулями. Еще тут умирают от грязи, дурных санитарных условий, неправильной фискальной политики. Но они и любят друг друга.
- Черт побери! - громко выругался Цицерон; один из спящих клерков всхрапнул и открыл глаза.
Интересно, многие ли из исследователей, экспертов или самозваных начальников действительно понимают то, что делают. Наверное нет. Все ничего, пока они обсуждают роль истории, сложность происходящего и долгосрочные последствия, постепенные неизбежные перемены, но им никогда не приходилось лицом к лицу сталкиваться с людьми, чьи жизни они переворачивают вверх дном; они никогда не смотрели этим людям в глаза.
Как им легко и просто решить, что Сообщество должно оставить Саломею дельцам.
Разве может он оставить Талию?
Поезд проехал мост и начал долгий подъем на скалы, поросшие зеленой растительностью, на другой стороне залива. Тут снова небо затянули тучи и пошел дождь.
Цицерон быстро, глубоко вдохнул, потом медленно выпустил воздух.
- Черт побери, - повторил он. - Я остаюсь.
Он ждал в тени запертых ворот Палмер-колледжа, а в это время надзиратель университета шел по аллее. Каждые несколько ярдов он останавливался и своим длинным посохом раздвигал стебли ползучего бамбука, который уже полностью обвил стены Грейсиз-колледжа. С давних времен оба колледжа были соперниками. Древние эти стены пережили и огонь, и мятежи, и войны, но с тех пор уже много поколений царит мир, и на стены забираются теперь разве что студенты Палмера. А с тех пор как Грейсиз стал женским колледжем, прекратились и стычки между студентами; учащиеся Палмера оскорбляли учащихся Грейсиз только из-за личных обид.
Как только надзиратель удалился, Цицерон внимательно оглядел аллею, связал за спиной капюшон и длинные рукава и вцепился в мокрые побеги бамбука. Студенты, сбегавшие с занятий, давно уже обнаружили, что бамбук достаточно крепок, чтобы выдержать карабкающегося вверх человека, а листья дают необходимое укрытие. Надзиратели тоже прекрасно знали об этом.
Пять лет, проведенные в низком гравитационном поле Саломеи, не способствовали поддержанию хорошей физической формы, но Цицерон все же взобрался на стену, пробежал по черепичной крыше Лабриола-Хауза и спрыгнул на балкон третьего этажа. Тут он снял свой ранец, секунду помедлил, чтобы привести себя в порядок и стряхнуть мокрые листья бамбука, и только потом постучался в первую дверь.
Вскоре дверь открыла сонная служанка.
- Доброе утро, Лея, - поздоровался Цицерон. - Мисс Турей принимает гостей?
Служанка присела в приветственном книксене и ответила:
- Вас она, конечно же, примет. Она всю ночь провела за книгами. С вашей стороны будет поистине добрым делом, если вы убедите ее, сэр, хоть немного поспать перед посещением часовни.
- Я постараюсь, - сказал Цицерон.
Лучшая студентка Грейсиз действительно сидела за книгами. Талия Ксанте Турей-Лорион склонилась над столом, заваленным стопками книг и кипами бумаг. Когда Цицерон вошел в комнату, она отодвинула стул от стола и откинула волосы с глаз.
- Цицерон! Который час?
- Уже четверг, - ответил он и поцеловал ее. - Шестьдесят восьмой четверг лета, хотя, похоже, в этом году сезон бурь начался раньше обычного. - Он открыл ранец и вытащил оттуда небольшой сверток, завернутый в бумагу. - Это для тебя. - И он положил сверток на стол. - Были, к сожалению, только с фруктовой начинкой. Докеры бастуют, шоколад стал дефицитом.
Она строго посмотрела на него, и он тут же прибавил:
- Шесть часов.
- Шесть часов! - Она в ужасе оглядела книги и бумаги на столе. - Мне нужно к окну. - Она встала и потянулась. - Ой, Цицерон, - вдруг обернулась она к нему, - а ты знаешь, что реальные числа не поддаются счету?
Цицерон нахмурил лоб.
- Не знаю, - ответил он, потом разыскал кофеварку и вытряхнул фильтр в мусорное ведро. - Это над этим ты сидела всю ночь?
- Да! - ответила Талия. - Это так! И у меня есть доказательства!
Цицерон налил в кофеварку воды из кувшина, стоявшего у постели, и поставил ее на плитку.
- А как насчет статистических расчетов для Болте? - Он пытался зажечь газ.
- Ах это, - отмахнулась Талия. Она порылась в книгах и бумагах, выудила толстую тетрадь канареечно-желтого цвета. - Вот. Готово. Еще вчера днем закончила. - Потом взяла пирожное. - Боже, я умираю от голода.
Вспыхнул газ. Цицерон повернулся и взял в руки канареечную тетрадь. "Подробные расчеты воздействия субъективных эффектов на предшествующие распределения: альтернативный метод максимально приближенной оценки". Почерк у Талии был аккуратный и четкий, сразу видно, что она долго занималась каллиграфией; к тому же девушка отличается усидчивостью.
- Замечательно, - промолвил он, пролистав тетрадь. - Для Болте, правда, слишком заумно.
"И не только для Болте", - подумал он про себя. У себя дома, на Атании, он проходил нечто подобное по истории математики, иначе и для него многое было бы непонятным. Сейчас он быстро взглянул на выводы.
- Конечно, реальные числа не поддаются счету, - рассеянно заметил он, хотя то, над чем ночью работала Талия, не имело никакого отношения к написанному в тетради. - Для любой их последовательности, которую можно сосчитать, нужно построить серию гнезд-интервалов, сходящихся к числу, которого нет в последовательности.
Он пролистал еще несколько страниц и, подняв глаза, обнаружил, что Талия не отрываясь смотрит на него.
- Цицерон, - сказала она. - Я выводила доказательства всю ночь. Насколько мне известно, этого еще не делал никто. Ты профессор экономики. Откуда тебе это известно?
Цицерон пожал плечами и ответил:
- Не знаю. Наверное, где-то читал. Ешь пирожное, иначе оно засохнет.
Он взял второе пирожное себе.
- Я серьезно, Цицерон, - продолжала Талия. - Ты очень умный, и я тебя люблю, но ты ведь не гений.
- Все в порядке, - ответил он. - Зато гений ты. - И он снова ее поцеловал, - А тебе известно, что новый профессор утверждает, будто скорость света в вакууме является величиной постоянной независимо от относительной скорости источника и наблюдателя?
- Да, - сказала она. - Я читала статью. Хотела написать ему сама; расстояние и время должны меняться при передвижении наблюдателя. Не пытайся увести меня от вопроса.
Цицерон вздохнул. Это не Талию он пытается отвлечь, а самого себя.
Он отступил назад, огляделся, куда бы присесть, и наконец пристроился на краю постели. Матрас на кровати был по-военному жестким, так спали все представители высшего класса Травалля и Тиатиры - тонкий слой хлопка поверх деревянных досок, - но сейчас ему все казалось чудесным.
Ему хотелось схватить Талию в объятия, притянуть к себе, крепко прижать и закрыться одеялами с головой от всего мира, заснуть навеки, подобно заколдованным любовникам из какой-нибудь сказки, не думая ни о профессорах или колледжах, ни о революционерах или торговцах-авантюристах, ни о звездных кораблях, снующих на орбите высоко в небе, хоть и невидимых, но грозных.
Вместо этого он сказал:
- Талия, если бы мне нужно было уехать… ты поехала бы со мной?
Она посмотрела на него и спросила:
- Куда? На острова? В Порт-Сент-Пол?
Порт-Сент-Пол был столицей одной из островных колоний Травалля; считалось, что Цицерон родом оттуда. Острова отделяли от Басии шестьсот километров бурного океана; вряд ли кто-нибудь в университете стал бы проверять его поддельные документы или придуманную историю.
Специальные медицинские нанниты переконструировали весь его организм на уровне начиная от ДНК, и он стал подлинным уроженцем островов Рока вплоть до группы крови, цвета кожи, высоких скул и текстуры волос; после этого все три года пути от Зоа его беспрестанно трясло, но постепенно организм привык. Когда он увидел себя в зеркале, оказалось, что в основном он даже остался похож на самого себя, а теперь он привык и к небольшим изменениям - нос стал чуть шире, волосы более курчавые, кожа не синевато-черная, а, скорее, коричневая (теперь даже стало заметно, когда он краснеет или бледнеет). Зато для жителей Травалля он уже не выглядел чужаком. Правда, островитяне в Басии тоже редкость, так что на Цицерона все равно обращали внимание, иногда даже насмехались, но его это не раздражало.
Раздражало его лишь то, как восприняли здесь его роман с Талией. Многие считали его не просто скандальным, а оскорбительным.
Цицерон покачал головой и ответил:
- Неважно.
На секунду его решимость поколебалась. Но выбор уже сделан, причем давно. Если когда-нибудь он снова и окажется в мире, в котором родился, то это все равно уже будет не тот мир, который он оставил позади. Его семья, друзья детства (за исключением нескольких человек, отправившихся в аналогичные путешествия) давно состарились и умерли, пока он находился в космосе. Да и товарищей по путешествиям он вряд ли сможет увидеть. И этот выбор он тоже сделал сам. Ради Талии и ее народа, хотя он их еще и не знал тогда. И он не может просить ее сделать то же самое ради него.
Талия подошла к нему и присела рядом.
- Как только я закончу колледж, - сказала она, - отвезу тебя в Тиатиру. Папа устроит нам обоим кафедры в университете Сетис Империал.
Цицерон улыбнулся.
- А что скажет твоя мать?
- Будет вне себя, - ответила Талия. - Но это ее обычное состояние. А папе ты понравишься.
Тут он взял ее за руку и притянул к себе.
- Мы изменим весь мир, - прошептала она. - Вот увидишь.
Когда Талия ушла в часовню, Цицерон покинул Грейсиз-колледж тем же путем, что и пришел. В своем колледже, Палмере, он тоже пошел в часовню. Потом отправился на службу, но со студентами был либо слишком мягким, либо слишком суровым, а то и таким и другим одновременно. Он написал едкое письмо редактору ведущей финансовой газеты Города и чуть более спокойное в один из основных экономических журналов Тиатиры.
Он даже сходил в главную библиотеку и какое-то время слонялся по Круглому читальному залу, прислушиваясь, как барабанит дождь по освинцованной крыше, как лязгают заводные механизмы лифтов и шипят пневматические трубы. Он обдумывал встречу с дельцами, но они так и не появились - то ли закончили свои дела в университете, то ли были заняты чем-то другим.
Цицерон ушел разочарованный, но не без облегчения. Он понятия не имел, что сказал бы им. Он вернулся в свою комнату и какое-то время сидел, глядя, как дождевая вода затекает в трещины в подоконнике.
"Что же мне делать?" - думал он.
* * *
Корабль Цицерона, "Равенство", был вторым кораблем Сообщества, достигшим Саломеи. Первым был "Солидарность", именно он заложил фундамент будущей миссии. Было собрано и записано огромное количество разного материала, который затем посредством QT-сети передали домой, чтобы там уже правильно спланировали, каким образом вернуть потерянную колонию цивилизации. Через двадцать лет по следам "Солидарности" вылетел корабль "Равенство", именно он привез истинных миссионеров, специалистов, таких как Цицерон, способных и обученных жить и работать среди людей Саломеи.
"Равенство" находился в системе Джоканаана неполных два года, когда телескопы впервые заметили корабль дельцов, он был тогда на расстоянии половины светового года и направлялся к планете. Из документов Золотого Века и смутных старых записей радиопередач, Сообществу было известно, что человечество когда-то занимало гораздо большие пространства, чем то, что им было известно теперь. Как любая далекая миссия, экспедиция на Саломею была готова к встрече с пришельцами из неизвестности. Но кто же знал, что именно так и произойдет. Да и думали-то они, что если и столкнутся, то с цивилизацией, похожей на Сообщество.
Истина оказалась далекой от их догадок, и они не сразу все поняли. Пока Цицерон погружался в новую для него культуру и ни на секунду не задумывался о приближающемся корабле, лингвисты миссии Содружества пытались найти общий язык с обитателями корабля. Они перебирали известные им мертвые языки и старались понять значение странных выражений типа "интеллектуальная собственность" и "право на эксплуатацию". Корабль пришельцев назывался тоже странно - "Эластичный спрос", представлял он какую-то организацию под названием "Марджинал Лимитед". Свою цивилизацию пришельцы называли "ассоциацией", вроде бы похоже на "сообщество", но настораживали некоторые необычные нюансы.
Даже когда из-за странного пристрастия пришельцев к коммерции их прозвали дельцами, а кое-кто из коллег Цицерона (специалистов по экономике развития), оставшихся дома, в Сообществе, начали высказывать обеспокоенность, никто из сотрудников Космической службы или даже из миссии на Саломее не воспринял это всерьез. Просто им казалось, что невозможно применить принципы, работающие на этой несчастной, бедной планете, где еще существовали акционерные общества и колониальные империи, к межзвездной цивилизации.
Но потом пришельцы появились в Басии, столице самой крупной из этих империй, и заявили о своем присутствии государству Травалль.
И только тогда Космическая служба и миссия на Саломее были вынуждены всерьез задуматься о вновь прибывших.