Она подняла руки над головой, глядя, как приподнимается ее грудь, потом опустила их, и грудь тоже опустилась. Повернулась боком, расслабилась и принялась изучать выпуклость живота. Посмотрела на бедра, потом ниже, пытаясь установить, не становится ли она грузной. Она ничего не заметила. Может быть, зрение уже теряет свою остроту?
Шеррис никогда не подвергалась никаким пластическим операциям, за исключением ортодоптических, когда была еще ребенком, и в жизни не употребляла никаких таблеток против старения. Вообще никаких. Когда-то она поклялась, что не станет этого делать, Но теперь, хотя ее тело еще по-прежнему было молодо, она подумала, что знает, как должны чувствовать себя старики. Желание не меняться, не подвергаться разрушению. Может, она просто боится потерять привлекательность? Она посмотрела себе в глаза.
Главное, подумалось ей, оставаться привлекательной в собственных глазах. Даже тогда, когда ни один мужчина больше не увидит моего тела, я постараюсь хорошо выглядеть для самой себя. Я отдала бы пять, нет, десять лет жизни, чтобы оставаться вот такой до самого конца.
Нахмурившись, она покачала головой.
- Так умри же молодой, нарциссистка, - прошептала она себе.
Да и Гакха, видимо, уверены, что состариться ей не суждено.
Она отвернулась от зеркала и начала одеваться.
Код тела, подумала она, протягивая руку за своей комбинацией, и застыла, вспомнив, где услышала это выражение. Она также подумала о том, что она предполагает узнать от Бэнсила Дорни этим вечером и как.
Она нашла Синуджа Му в петляющем коридоре возле одного из окон. За окном темнела пропасть, перевитая ожерельями далеких дорог и усыпанная алмазами городов и поселков. Напротив была широкая лестница, которая вела на этаж для приема гостей. Ее залитые светом пролеты уже гудели от разговоров, музыки и смеха. Синудж в черном одеянии для официальных приемов сидел на кушетке и читал какое-то письмо.
Когда Шеррис подошла, он поднял голову. Внимательно оглядев ее, он кивнул:
- Очень элегантно.
Он вновь взглянул на письмо, сложил и засунул в карман.
Шеррис посмотрела на свое отражение в стекле - все строго, в традиционных черных тонах. Платье с длинными рукавами доставало до пола; на обхваченной высоким воротничком шее и руках в перчатках поблескивали незамысловатые платиновые драгоценности. Черная сетка поддерживала волосы с вплетенными в них бриллиантами.
- Хорошая маскировка. - Она повернулась, чтобы оглядеть себя в профиль. - Так претенциозно, что того и гляди будет запор, - заявила она и укоризненно покачала головой своему отражению. - Ужасно стыдно, я так сногсшибательно выгляжу во всем этом…
Она ожидала какой-то реакции, но Синудж, кажется, не слушал. Он молча смотрел куда-то в пространство.
Шеррис присела на кушетку рядом с ним. Платье с воротничком заставляло ее сидеть очень прямо и высоко держать голову.
- Письмо от Брейганны? - спросила она.
Он кивнул, не отрывая взгляда от поворота коридора.
- Да, только что получил.
- Как она?
Синудж качнул головой, затем пожал плечами.
- Она упоминает о тебе.
- А, - сказала Шеррис. - Она что-нибудь говорит о сообщении, которое я предположительно должна получить от Дорни?
Синудж снова пожал плечами. Он выглядел очень усталым.
- Конкретно - ничего.
- Я все гадаю, в какой форме это будет выражено, - пояснила Шеррис.
Музыка и болтовня внезапно вдруг усилились и также внезапно стихли прежде, чем Синудж ответил.
- По-видимому, она это и имеет в виду, - сказал он. - Сообщение может быть передано несколькими способами. Скорее всего он не просто словами скажет то, что ему известно. Послание может быть зашифровано в картинке, в какой-нибудь фигуре танца, в мелодии, которую он насвистит. В зависимости от обстановки форма сообщения может меняться.
- Вот не знала, что ты такой эксперт в этой области, Синудж.
- Нахватался верхушек. - Казалось, он уже пришел в себя. - Брейганна знает больше, чем я.
- Мы ее вытащим, - уверила его Шеррис.
- Ну почему вы двое так друг друга ненавидите? - раздраженно спросил Синудж.
Она уставилась на него, затем пожала плечами.
- Частично - обыкновенная детская ревность, - ответила она. - А остальное… долго рассказывать. Я думаю, в свое время Брей сама расскажет тебе.
Шеррис взяла руку Синуджа в свою.
- Она скоро все тебе расскажет, Синни. Дорни наведет нас на след этой книги, и мы ее найдем. Скоро Брей будет свободна.
Синудж опустил голову. Его рука дернулась, словно для того, чтобы вновь достать письмо.
- Это все, что я хочу, - прошептал он.
Она обняла его за плечи.
- А ты, Шеррис? - спросил он, поворачиваясь и глядя ей в глаза. - Чего хочешь ты? Действительно хочешь? Ты это знаешь?
Она спокойно встретила его взгляд.
- Жить, наверное. - Она постаралась вложить в, эти слова как можно больше сарказма.
- Не то, слишком обще. Чего еще?
Ей хотелось спрятаться от его проницательных сузившихся глаз, но она превозмогла это желание.
- Ты в самом деле хочешь узнать?
- Конечно! Иначе зачем я спрашиваю?
Она поджала губы и еле слышно прошептала:
- Не быть одной. - Она поглядела на него, чуть приподняв подбородок, точно бросая вызов. - И не подводить людей.
Он отрывисто засмеялся, встал с кушетки и начал приводить в порядок свою одежду.
- Да ты юмористка, малютка Шеррис.
Он широко улыбнулся и подал ей руку.
- Пойдём?
Улыбнувшись одними губами, она взяла его руку, и они спустились к гостям.
Гостей собралось около сотни. Оркестр был полностью акустическим, отвечая, таким образом, требованиям современности. Личные повара Бэнсила Дорни собственноручно наготовили полные столы всяких деликатесов. Дорни представил Шеррис по очереди всем гостям. Среди них были его партнеры по бизнесу, директора его торговой компании, несколько местных сановников и прочих почтенных личностей, богатые приятели Дорни из соседних поместий и несколько местных людей искусства. Шеррис надеялась, что гости Бэнсила Дорни умеют соблюдать правила вежливости, но вместе с тем догадывалась: Дорни намекнул им, чтобы они не задавали неподходящих вопросов типа: "А каково это, когда за тобой охотятся Гакха?"
- Вы очень храбры, леди Шеррис, - сказал ей Дорни.
Они стояли у стола, ломящегося от снеди, и наблюдали за группой жонглеров, которые выступали на возвышении в середине танцзала. Приглашенные предусмотрительно оставили пустое пространство вокруг хозяина и его гостьи.
- Храбры? - повторила она.
Дорни был одет в белоснежный костюм.
- Моя госпожа, - произнес он, глядя ей в глаза. - Я предложил своим гостям не упоминать о прискорбных обстоятельствах, в которых вы оказались. Я не имею на это права, но все же позвольте мне сказать вам, что ваше самообладание изумило бы меня, не знай я, из какой вы семьи.
Она улыбнулась.
- Как вы думаете, старый Горм гордился бы мной?
- К сожалению, я всего лишь раз встречался с этим великим человеком, - ответил Дорни. - Птица, единожды отдыхавшая в ветвях огромного дерева, не может утверждать, что знает его. Но мне кажется - да.
Шеррис наблюдала за кеглями, мелькавшими в руках жонлеров.
- Мы уверены, что Лицензии, которых домогаются мои… преследователи, пока что находятся за пределами их досягаемости.
- Слава Богу, - сказал Дорни. - Оказывается, они не были инициированы, но я опасался какой-нибудь ловушки, а мы находимся не столь далеко от их мерзкого Святилища. Я, конечно, принял все меры предосторожности, но… Возможно, мне следовало отменить этот прием.
- Ах, мистер Дорни, но ведь это я не разрешила вам…
- Разумеется. - Бэнсил Дорни тихо рассмеялся. - Разумеется. Что делать! Моя семья не служит более вашей, но тем не менее я - ваш покорный слуга.
- Вы слишком добры. Как я уже говорила, я убеждена, что пока нахожусь в безопасности. И я благодарна вам за ваше гостеприимство.
- Мой дом - ваш дом, дорогая леди. А я всецело к вашим услугам.
Она посмотрела на него. Жонглеры заставляли гостей ахать, исполняя сложный заключительный номер.
- Вы говорите серьезно, мистер Дорни? - Она внимательно смотрела в его глаза.
- О, совершенно, дорогая леди, - ответил он, сияя. - С моей стороны это не просто дань вежливости, я выражаюсь буквально. Я с честью и радостью буду служить вам чем только смогу.
Она на секунду отвела взор.
- Ну что ж. - Она нерешительно улыбнулась ему.
Под сдержанно-восторженные аплодисменты жонглеры завершили представление. Зажегся свет.
- Я… я действительно хотела бы вас кое о чем попросить.
Ей пришлось слегка повысить голос, чтобы он услышал.
Дорни казался довольным, но уголком глаза Шеррис уловила, что гости уже освободились от чар артистов и подошли ближе, выжидающе посматривая на них с Дорни. Он проследил за ее взглядом.
- Может быть, попозже? - улыбнулась она.
С бокалом в руке она стояла на террасе, прислонившись к парапету. За спиной была темнота, впереди - зал для приемов, походивший на яркий гигантский экран. На экране танцевали люди. Тучи скрывали хламный свет.
Вышел Миц, послонялся по террасе, покуривая что-то сладко пахнущее из маленькой металлической чашки. Он облокотился о парапет рядом с Шеррис и предложил ей дымящуюся чашку. Она покачала головой.
- Ты еще не танцевала, - сказал он, глубоко вдыхая дым.
- Верно.
- Ты так хорошо танцевала. - Он поглядел на нее. - Мы так хорошо танцевали.
- Я помню.
- Помнишь те танцевальные состязания в Малишу? На выносливость, где призом должен был стать обед со смелыми героями-пилотами из эскадр клиперов.
Он засмеялся, вспоминая.
- Да, - ответила она. - Помню.
- Знаешь, - он обернулся к темной долине, - мы бы тоже выиграли, если бы патруль не приехал нас искать.
- Мы были в самоволке. Это научило меня никогда не доверять тебе в том, что касается дат.
- Я растерялся. Мы должны были пересечь демаркационную линию во время вечеринки, за день до того. - Миц смущенно поглядел на мрачные тучи. - Несколько раз, по-моему.
- Гм.
- Как бы то ни было, - сказал он, - хочешь, снова попробуем?
Он кивнул в сторону танцующих.
- Эта толпа смотрится ничтожно. Через несколько часов они все попадают, как дождевые капли.
Она покачала головой.
- Не думаю. Не сейчас.
Он вздохнул и повернулся, еще раз втянув дыма из чашки.
- Что ж, если ночь будет подходить к концу, - нарочито высокомерно произнес Миц, - а тебя так никто и не пригласит, ко мне плакаться не приходи.
Он сухо и очень выразительно кивнул и отправился обратно в зал, по пути отрабатывая танцевальные па с бокалом в одной руке и с дымящейся чашкой - в другой. Она проводила его взглядом.
Она помнила тот бал в доме отца Джейса в Сайсине. Ей тогда было лет пятнадцать или шестнадцать. Тем летом Брейганна влюбилась в Джейса - по крайней мере ей так казалось, - когда все они жили в поместье. Шеррис заявила ей, что она глупая и слишком маленькая - Джейсу уже почти двадцать, какое ему дело до такого ребенка, как она? Да и вообще Джейс - скучная личность: неуклюжий, излишне горячий дурень с потешными глазами и толстым задом. Сама Шеррис по горло была сыта его стремлением танцевать с ней на подобного рода приемах, целовать ее и дарить идиотские подарки.
Несмотря на все вышесказанное, Брейганна была полна решимости объявить на балу о своей вечной любви к Джейсу, упрямо утверждая, что Джейс добрый, энергичный, поэтичный и умный. Шеррис облила ее презрением. Но потом, одеваясь в своей гардеробной, окруженная суетящимися слугами (она искренне наслаждалась прелестью такого внимания - ее отец в том году потерял кучу денег и распустил всех слуг, кроме дворецкого-андроида), и глядя на сводную сестрицу в ее первом бальном наряде с волосами, подобранными на манер взрослой женщины, с подающей большие надежды, стиснутой лифом грудью и накрашенными сияющими глазами, полными уверенности и силы, Шеррис подумала с некоторым смущением и легким оттенком ревности, что, возможно, этот дорогуша, назойливый старина Джейс, все-таки найдет Брейганну привлекательной.
Она видела, как Джейс прибыл на прием в сопровождении нескольких приятелей-кадетов в форме Морского Альянса (сам бал был благотворительным балом Налогового Альянса, а Джейс провел несколько месяцев в космосе на одном из боевых кораблей Альянса).
Только теперь Шеррис осознала, что в словах Брейганны есть правда и что она просто не смотрела на Джейса как следует.
Ей никогда не нравилась форма, но Джейсу она была к лицу. Он отрастил аккуратную темную бородку, которая очень шла ему, делая его старше. К тому же он утратил свой щенячий жирок. В его движениях исчезла неуклюжесть. Шеррис незаметно приблизилась и стояла, слушая, как он над чем-то смеется вместе со своими друзьями и как они смеются над его шутками. Тогда она решила - вероятно, как она призналась себе позднее, очарованная этими вспышками мужского смеха - не доводить больше Джейса своим обычным пренебрежением, если он захочет танцевать с ней. Как же она не видела раньше того, что произошло, подумала она, отходя от группы молодых людей. Пытаться завлечь своего кузена только ради того, дабы досадить глупой сводной сестренке, - это мелочно и низко; но если он и вправду так изменился… И если он пригласит ее на танец, может быть…
Он пригласил ее на первый же танец. Всю оставшуюся часть вечера они уже не расставались, и она держала его под руку.
Восхищенная, кружась в объятиях Джейса по танцзалу, она заметила: сначала в глазах Брейганны появилось удивление, затем оно постепенно перешло в обиду, затем в нечто вроде презрения, и наконец глаза ее наполнились слезами и загорелись ненавистью.
Шеррис продолжала танцевать, ничуть не беспокоясь. Джейс оказался именно таким энергичным, обаятельным и умным, как утверждала Брейганна. Из мальчика он превратился в мужчину. Даже остатки былой неуклюжести можно было принять за энтузиазм: ненавязчивый, разумеется. Шеррис слушала его, смотрела на него, танцевала с ним и думала о нем. Она пришла к выводу, что не будь она такой, какая есть, а будь похожа на других и менее разборчива, она бы запросто могла влюбиться в своего кузена.
Брейганна с отцом и его любовницей покинула бал рано, вся в слезах. Шеррис осталась поджидать дуэнья.
Они танцевали, пока зал не опустел, а оркестр не принялся делать преднамеренные ошибки и долгие паузы между номерами. Она даже позволила Джейсу поцеловать себя, хотя и не ответила ему, когда они вышли в предрассветный сад глотнуть воздуха. Ее компаньонка деликатно покашливала из соседней беседки. А потом ее увезли домой.
В последующие два года они с Джейсом встречались всего два раза. Шеррис закончила высшую школу, затем поступила в Йадайпунский Университет. И там и там она открывала для себя новые, неожиданные и удивительные радости секса и познала ту силу, которую ее взгляды и живость давали ей над молодыми и не слишком мужчинами, гораздо более интересными и интеллектуальными, чем ее двоюродный брат Джейс - наемный пират и очень преуспевающий бизнесмен…
Еще через год, на похоронах отца, они с Джейсом перекинулись парой слов, и она, в конце концов, согласилась встретиться с ним в более располагающей обстановке - на ленче в самолете, который Джейс (какой ужас!) назвал в ее честь. Во время ленча Шеррис была резка с ним, заявляя, что слишком занята, чтобы отвечать на его письма, а телефонных разговоров вообще не переносит. Он, по-видимому, был задет, а она еле сдерживала кошмарное, жестокое желание расхохотаться.
Несколько месяцев спустя она видела его на новогоднем вечере, который Джейс устроил на вилле в Голубых Холмах Файрэма.
Затем грянула Пятипроцентная Война, и она вступила в антиналоговые силы - отчасти потому, что это казалось ей более романтичным, отчасти - потому, что она считала эту сторону политически более прогрессивной, а отчасти - просто из чувства мести.
Даже если не считать всего остального, думала она, допив коктейль и с сожалением улыбаясь широкому экрану-окну - война хотя бы положила конец ее своенравному и буйному детству. И даже более того… Печально глядя на танцующих по ту сторону стекла счастливых людей, она вспомнила ту последнюю стычку - безумную, ужасную, безжалостную - на фоне холодного молчаливого пространства между Духом Ночи и Ночным Призраком.
И еще больше…
Она поднесла бокал ко рту, намереваясь сделать последний глоток, но тот был пуст.
Немного погодя она присоединилась к гостям.
- Ваш дед был поистине великим человеком, моя госпожа. Ничтожные всегда досаждают великим, и с этим ничего не поделаешь. Это не просто зависть, хотя в случае с вашим дедом она тоже сыграла не последнюю роль. Это - инстинкт; они знают (сами не догадываясь о своем знании), что в их усредненности есть нечто устрашающее, и стремятся что-то предпринять. Появляется обида - подлое и мелкое чувство, сродни зависти. Ваш дед был повержен огромной массой мелких людишек, моя госпожа. Они были червями, он - хищной птицей. Он старался смотреть вперед и обладал смелостью, чтобы совершать поступки. Но черви страшатся перемен: они и мыслят, как черви, непрестанно роя свои норы, не поднимая головы от земли. Знаете, ваш дед мог бы стать великим герцогом; он мог бы сохранить богатство своего дома и преумножить его, мог поощрять науки, искусство, возводить великолепные здания, основывать фонды, мог бы стать Всемирным Советником и осуществлять контроль над Судом. И, разумеется - наслаждаться отпущенным ему личным счастьем. Вместо этого он поставил на карту все - это свойственно великим. Конечно, лежа на смертном одре, им хочется сознавать, что они не зря растратили свои таланты и пожили настоящей жизнью. То, что произошло с вашим дедом, мы называем неудачей, случаем; но я хочу вам сказать, что это вдохновляет тех из нас, кто еще не потерял свою память. Горм по-прежнему живет в наших сердцах. Однажды, когда мир и вся система изменятся к лучшему, ему воздадут должные почести, чтобы стать достойными его памяти.
Шеррис стояла перед гигантским портретом своего деда в одной из комнат жилой части дома. Пока группа мимов давала в зале представление, Бэнсил Дорни предложил ей посмотреть его персональное святилище.
На картине Горм был изображен гигантом с рублеными чертами лица, огромными встопорщенными усами, в глазах светился огонь. Его тело, обтянутое камзолом для верховой езды, казалось преувеличенно мускулистым. Громада бандамиона под ним также выглядела неправдоподобно. Портрет висел в узкой комнате в дальнем конце, где кроме картины ничего не было, задрапированный плюшевыми занавесками.
Шеррис хмыкнула.
- Спаси и сохрани нас от величия.
Дорни покачал головой.
- Дорогая леди, не позволяйте низким мыслям овладевать вами. - Он поглядел на портрет. - Величие - его наследие и наша надежда.
- А так ли вам необходимо величие, мистер Дорни? - спросила она.
Дорни медленно повернулся и направился к дверям в противоположный конец комнаты. Шеррис последовала за ним.
- Мы нуждаемся в нем, моя госпожа. Оно ведет нас вперед. Оно дает нам силы мечтать. Без него наше существование становится бессмысленным.