- Мариш, входи!
По тому, как потеплел голос Ивана, Корсаков понял, что женщина зашла не случайно и в жизни Бесова она не случайный человек.
Мария сделала шаг и остановилась, положив рук на спинку кресла Ивана. На Корсакова она смотрела с плохо скрытым удивлением, что и понятно, если учесть весьма помятый вид гостя.
- Позвольте представиться. Игорь Корсаков.
- Тот самый? Ваня мне про вас много рассказывал.
Корсаков перевел взгляд на Бесова.
- Надеюсь, только хорошее?
- А я про друзей плохое не запоминаю, - ответил Иван. - Ты, Мариш, не смотри, что у него с лицом нелады. Это он… - Иван замялся.
- С Никасом Сафроновым поспорил, - пришел ему на помощь Корсаков. - О колористике спорили.
- Да? - В глазах Марии мелькнули смешинки.
- А Зураб Церетели полез разнимать.
Первым не выдержал Иван, зашелся в хохоте. Марина подхватила, смех у нее был серебристый, колокольчатый.
Корсаков посмотрел на Ивана и Марию и невольно позавидовал. Люди были просто счастливы, потому что жили, как заповедовал Господь жить мужчине и женщине.
* * *
Вековые липы темным шатром накрывали аллею.
Корсаков посмотрел на толстые, в два обхвата, стволы.
- Они, наверное, еще прежних хозяев помнят, - сказал он.
Мария шла на полшага впереди, оглянулась через плечо.
- Смотря, кого вы имеете в виду, Игорь. Имение от князей Белозерских-Белозерских перешло к Апраскиным, если не ошибаюсь, в девятьсот пятом, девятнадцатого века. Парк был разбит заново при Апраксиных. А от деревьев, что росли при первых хозяевах остался только вяз у родовой церкви. Сведения совершенно точные, по моей просьбе ребята с биофака МГУ проводили экспертизу.
- Интересно. А зачем это вам?
Мария пожала плечами.
- Интересно же. Я вообще старину люблю. Закончила историко-архивный, работала в областном краеведческом музее. Там меня Ваня нашел. Ему потребовалась информация по этой усадьбе. Я помогла… А он взял и пригласил к себе экспертом.
- Вот как! - Корсаков не стал говорить, что в узких кругах Иван Бесов считался лучшим специалистом по интерьерам дворянских усадеб восемнадцатого века.
Легкая улыбка тронула губы Марии.
- Хотя, какой я эксперт! Так, архивный поиск, систематизация, секретарская работа… Даже неловко как-то.
- Бросьте, неудобно, имея восемь классов образования, называться "экзекъютив брэнд-промоутором консалт-трейдинговой фирмы".
Брови Марии взлетели вверх.
- Бог мой! А что это такое?
- Сам не знаю. Но ноги у нее просто из зубов росли.
Мария прыснула в кулак.
- Да ну вас!
Корсаков снял шляпу, стал обмахиваться ею, как веером. Вечер выдался душным, как перед грозой.
- Здесь поблизости никакого графского прудика нет? - спросил он.
- При новом хозяине будет, уже включен в смету. А в том, что есть сейчас, даже утки не плавают. - Мария скользнула взглядом по лицу Корсакова. - Игорь, извините, что лезу с советом… Но вам купаться пока нельзя. Если было сотрясение мозга. Перепад температуры, малейший спазм - и беда будет. У меня так отец погиб.
- Спасибо за совет, Мария. Один специалист меня уже посоветовал поберечься.
Корсаков вспомнил Трофимыча и его дурацкие советы. И нахмурился.
Мария, чутко уловив перепад его настроения, отвернулась.
- Извините меня, - помолчав, произнесла она. - Лезу к вам со своими проблемами.
- Ну, что вы, - успокоил ее Корсаков. - Это место так действует.
Аллея вывела их к церквушке. В последний приезд Корсакова старинная шатровая церковь напоминала раскрошенный зуб во рту старика. Белый камень посерел от времени, порос неопрятными пятнами мха, пробоины, нанесенные войной и дуростью человеческой, обезобразили стены. Креста на вершине шатра не было.
Теперь церквушка ожила и принарядилась, как бабуся на Пасху. Камень зачистили и отшлифовали до сахарной белизны, поставили дубовые резные двери, на стрельчатых окнах бронзой играли витые решетки. Крест ярко горел в наливающимся вечерней синевой небе.
- Как при князьях было? - спросил Игорь.
- Гарантирую! - с гордостью ответила Мария. - Я нашла в нашем запаснике миниатюру неизвестного художника. Внешний вид мы восстановили по ней. А с росписями что делать, пока неизвестно. Ваня не хочет привлекать Патриархию. Знаете, какие интриги начнутся!
- Могу себе представить, - кивнул Корсаков.
- За то я нашла, знаете что? - Мария затаила дыхание. - Только, дайте слово, что никому не скажете! Это пока тайна.
- Нем, как могила! - Корсаков приложил ладонь к груди.
Мария немного помедлила.
- Как раз о могиле и речь. Пойдемте!
Она схватила его за руку и повела за церквушку. Там за покосившейся оградой располагалось маленькое кладбище, окруженное густой стеной бузины и сирени. Каменные плиты утонули в густой траве. Сохранилось несколько гранитных крестов. Ангел, уронив изломанные крылья, присел на край гранитной тумбы. Черты лица ангела были смазаны жестоким ударом, казалось, что его изуродованные губы кривились в коварной улыбке.
- Да, постарался народ, - прокомментировал Корсаков.
Мария указала на искривленные временем сухие стволы, торчащие за могилами.
- Видите? Это все, что осталось от акаций. Придется сажать новые. - Она повернулась к Корсакову. - Белозерские и Апраксины были масонами. А у "вольных каменщиков" акация считается символом смерти и возрождения, потому что единственная цветет два раза в год.
- Занятно. Про акацию я только романс слышал. "Белой акации ветви душистые…".
- Это не про любовь, уверяю вас. Вернее, не только про любовь.
Корсаков вспомнил мучительно грустную мелодию романса, в годы его отрочества почему-то считавшимся "белогвардейским".
- Он про смерть, - сказал он.
Мария покачал головой.
- Про любовь, про смерть и про жизнь после того, как любовь умерла.
Она отступила на несколько шагов. Указала на серый могильный камень. Кто-то старательно зачистил буквы и цифры, высеченные на камне, и они выделялись так четко, что Корсаков с расстояния смог без труда прочитать:
"Княжна Анна Петровна Белозерская-Белозерская. 1807–1827".
- Анна? - вырвалось у Корсакова.
- Да. - Мария удивленно взглянула на него. - Единственная дочь князя Петра Алексеевича. С ней связанна очень таинственная и темная история. Официально считается, что Анна умерла от воспаления легких. Но… Игорь, вы дали слово.
- И готов поклясться еще раз. Что-то мне подсказывает, что речь пойдет о чести дамы. Я прав?
Мария кивнула.
- Вы догадливы.
- Просто не первый день живу на свете.
- Только, Игорь, это тайна не только моя. Она касается Белозерских. Я имею ввиду их потомков.
- Еще интереснее. В деле большие деньги?
Мария помялась.
- Как сказать… Я посчитала необходимым поставить в известность нашего заказчика. Ведь дом принадлежит ему. Так случилось, что Ваня, реставрируя камин, нашел тайник.
- О, господи! И он туда же. - Корсаков тяжело вздохнул. - Не обращайте внимания, Мария. Это я так… Продолжайте, пожалуйста.
- Там была крохотная шкатулка черного дерева с инкрустацией. Никаких драгоценностей, слава богу. Только один документ. По всем признакам - конец восемнадцатого века. Начинается он словами: "Сие послание писано под кустом роз".
- И что это значит?
- На символическом языке масонов это означает, что речь идет о тайне ордена, или о личной тайне посвященного, которую он решил доверить "братьям". Остальной текст был зашифрован. Но шифр не очень сложный, так называемое "тамплиерское письмо". В те времена, конечно же, он был довольно надежен, ведь, восемьдесят процентов населения вообще никакой грамоты не знало. А сейчас "шифр тамплиеров" можно найти в книжках, продающихся на лотках.
Мария подошла почти вплотную, заглянула в глаза Корсакова. А он чуть не утонул в ее - зеленых с волчьим золотым ободком вокруг черного зрачка.
- Я расшифровала текст. Это действительно тайна рода Белозерских. Анна умерла родами. Незамужней. В имение ее привезли, чтобы скрыть нежелательную беременность. Отцом ребенка был некто, обозначенный литерами "А. К.". Судя по тексту, участник декабристского мятежа, лишенный дворянства, разжалованный в солдаты и сосланный в Сибирский округ. Анна догнала его на этапе, у них было свидание, после которого Анна понесла, как тогда выражались. А человек, сокрытый под литерами, умер от скоротечной чахотки, так и не доехав до места отбытия наказания.
- Просто кино снимать можно! - пробормотал Корсаков.
- Ни в коем случае! - Мария замотала головой так, что хвост каштановых волос хлестнул по плечам. - Это не будуарная тайночка, а тайна ордена! И срока давности она не имеет.
- Может, тогда не надо меня в нее посвящать? У меня и своих проблем, знаете ли…
- Я знаю, что делаю, - перебила его Мария. - Итак, некто "А.К." умер, оставив наследника. Но он был лишен дворянства, значит, ребенок считался не просто бастардом, а совершенно ублюдком. По сути, княжна понесла от простого солдата, только представьте! Но это был плод их любви. И умирая, "А. К." решился через Анну напомнить неким лицам об оказанной им услуге. Подробностей в документе нет. Но это было настолько важная услуга, что эти лица настояли, чтобы отец умершей Анны признал ребенка своим. И беседа об этом, как написано в документе, состоялась под розовым кустом в этом имении. Самое интересное, что в парке действительно была беседка, увитая розами, я ее видела на старых планах имения. Апраксины, что интересно, перепланировав парк, сохранили беседку в неприкосновенности. Интересно, да?
- Не то слово. А что стало с мальчиком? Ведь, родился мальчик, как я понял.
- Да. Крещен в этой церкви. Назвали Алексеем. Воспитывался в доме князя. Потом ему определили духовную карьеру. Статская и военная карьеры для него по понятным причинам были закрыты. Так в роду Белозерских появился священник. Только не совсем обычный. Я бы сказала, что он был более дипломатом и чиновником по особым поручениям, чем духовным лицом. Сужу по его карьере, насколько ее удалось отследить.
- И как вам удалось столько раскопать?
- Ну, я же историк, а не "бренд-чего-то-там", - улыбнулась Мария. - Иван, конечно, помог. Включил исследования в смету расходов.
- А заказчик как на это отреагировал?
- Если вы в курсе, что у нас за заказчик…
Корсаков кивнул.
- Ваня кое-что рассказал. Побольше бы таких подкаблучников, жилось бы художникам веселее.
- Не надо, Игорь. У него такие проблемы, что нам и не снились, - укоризненно произнесла Мария. - Короче говоря, передали мы Александру Александровичу шкатулку и весь комплект документов. Он просто просиял от счастья, моментально выписал чек. И укатил в Москву.
- Докладывать, - закончил Корсаков.
- Да. Есть там кто-то, чей воли боится даже Александр Александрович. Кто именно, я не знаю. Да и не хочу так глубоко лезть в чужую жизнь. - Она зябко повела плечами. Солнце уже закатилось за лес, и от земли потянуло холодом. - Пойдемте?
- Конечно. Иначе Ваня от ревности ужин съест в одну… В одно лицо.
Узкой тропинкой они вышли к аллее.
Под тенью лип, когда до дома оставалось всего десяток шагов, она вдруг остановилась. Взяла Корсакова за руку и развернула к себе лицом.
Игорь немного опешил. Бесова он уважал и дружбой его дорожил, ни за какие райские кущи не стал бы красть Ванькино счастье. Да и Мария не была пресыщенной дачницей, охочей до невинных и никчемных шалостей в бузине.
- Игорь, а почему вы не спрашиваете, как звали того человека? - шепотом спросила она.
- Какого? - Корсаков не сразу понял о чем речь.
- И почему я отрыла вам чужую тайну?
Ее зрачки расширились, а глаза стали бездонными.
Корсаков затряс головой, отгоняя наваждение.
- Я знаю, кто сокрыт под литерами "А. К."! Пришлось напрячь подругу, она в Русском музее работает. Ваня меня даже в Питер на три дня в командировку посылал, - скороговоркой прошептала она. - Высший свет Петербурга того времени был достаточно узок, всего двести семей. И не так много лиц участвовали в заговоре. Я проштудировала материалы следствия, соотнесла с надзорными делами осужденных. Короче, я нашла его. Пойдемте!
Она потащила Корсакова к дому.
* * *
На первом этаже только в кабинете, выходившем окнами в парк, вставили стекла. В просторной комнате царила атмосфера рабочего уюта: ничего лишнего и все на своих местах.
Иван Бесов склонился над длинным столом, на котором взгромоздились макет усадьбы, кипы бумаг и рулоны чертежей. Что не уместилось на столе, было пришпилено к стене и расставлено на самодельных полках.
Оторвавшись от работы, Иван бросил взгляд на вошедшего Корсакова. Насупился и покачал головой.
- Вот сорока, растрепала-таки! - проворчал он.
- Ты о чем? - сыграл удивление Корсаков.
- Ладно. По роже видно, Маринка тебя загрузила.
- Мы просто церквушку осмотрели. Кстати, респект, Иван. Классная работа.
- Умеем, когда приспичит. Ты садись. - Он указал на свободное кресло. - Судя по тому, что ты еще на ногах стоишь, Маринка главный сюрприз напоследок оставила.
Корсаков опустился в кресло в стиле "Три медведя".
- Это не порожняк, про шкатулку?
- Не-а, - покачал головой Иван. - И про все остальное. Потерпи, сейчас она тебя окончательно добьет. Даже разрешаю после принять "наркомовские" сто грамм.
- Даже так? - Корсаков закинул ногу на ногу, полез в карман за сигаретами. - За водочку, конечно же, благодарствуем барин. Но мы ее на потом оставим. Печенка более не позволяет принимать ее, проклятую. Утречком, коли на то будет еще ваша соблагозволение, и откушаем.
- Поюродствуй, поюродствуй, - не оглядываясь, пробурчал Иван.
Он порылся в бумагах, вытащил какую-то фотографию, бликнувшую в лучах настольной лампы, и положил под руку.
Дверь распахнулась, вошла запыхавшаяся Мария. К груди она прижимала тонкую папку.
- Иван? - строгим голосом спросила она.
- Ни-ни! - Иван, дурачась, поднял над головой руки.
Мария повернулась к Корсакову. Достала из папки лист.
- Читайте!
Корсаков взял из руки Марии, успев отметить нежный бело-розовый цвет на ее запястье, лист ксерокса.
Побежал взглядом по строчкам каллиграфического почерка неизвестного чиновника.
"По заключению Аудиториатского департамента, высочайше конфирмованному двенадцатого июля сего года, приговаривается… с лишением дворянства, сословных привилегий, чинов и наград, прав собственности и родительских прав, разжалованию в рядовые и отправке в дальние гарнизоны".
Корсаков через край листа посмотрел на Марию, которая зашуршала бумагами в папке.
- Корсаков, - торжественно произнесла она.
- Да, это я, - удивился Игорь.
Мария по-девчоночьи тряхнула головой.
- Глупый! - Она протянула ему лист с ксероксом гравюры. - Вот он - Корсаков. Алексей Васильевич Корсаков, полковник Лейб-гвардии гусарского полка, кавалер Ордена Святого Георгия, награжден золотым оружием лично императором. И прочая, прочая… Разжалован и лишен всех прав, сослан, умер по пути в ссылку. Все сходится.
Корсаков всмотрелся в лицо на гравюре. Художник явно польстил заказчику, старательно облагородив узкие азиатские глаза, острые скулы, нос с хищно вывернутыми ноздрями. Кровь степняка отчетливо проступала в лице полковника. Остальное соответствовало моде и статусу: гусарские усы, пронзительный взгляд из-под насупленных бровей, прическа с бачками вперед, а-ля Александр.
Сабля, водка, конь гусарский
С вами век мне золотой!
Я люблю кровавый бой,
Я рожден для службы царской!
Ничто на портрете не указывало на то, что спустя несколько лет изображенный на нем лихой усач изменит присяге и выступит против царя.
- Это список с портрета, который висел в Зимнем дворце в галерее героев Отечественной войны. После мятежа портрет, конечно, сняли, - вставила Мария.
Иван грузно поднялся из кресла, протопал к Корсакову.
- С твоей нынешней рожей их благородие сравнивать нельзя. Попробуй вот это.
Он положил поверх гравюры фотографию.
Корсаков поднял удивленный взгляд на Ивана. Снимок был Строгановских времен, на каком-то студенческом КВНе Корсаков изображал из себя гусара.
- Откуда он у тебя?
- От верблюда. Храню, вдруг для твоего музея потребуется.
- Ваня специально перерыл свой архив, когда я этот портрет из Питера перевезла. Помнишь, какой ты разгром здесь устроил?
Иван засопел.
- Просто кто-то уборку тут устроил, после которой ничего найти невозможно.
- Ванечка! - укоризненно протянула Марина.
Корсаков положил два портрета рядом. Не надо было быть художником, чтобы уловить сходство. Оно было полным.
- Ну? - Иван ждал реакции.
Корсаков откинулся в кресле.
- Ребята, а что это вы на меня так уставились? Клянусь, к истории с княжной лично я не имею никакого отношения.
- Ой, сейчас. - Мария зашуршала бумагами. - Вот она. Княжна Анна.
- Невероятно, - прошептал Корсаков, едва бросив взгляд на портрет светской дамы Николаевских времен.
Со старинной миниатюры на него смотрела Анна. Темноглазый ангел, случайно залетевший в арбатский сквот.
Два века не смогли изменить ее черты.