* * *
Сославшись на плохое самочувствие, во что легко верилось, стоило взглянуть на его лицо, Корсаков не стал ужинать. Поднялся в спальню на втором этаже.
Ему отвели капитально отремонтированную комнату с камином. В комнате стояла кровать все в том же стиле "Три медведя" и явно Бесовской работы тумбочка. На выровненном и подготовленном к паркетным работам полу лежал толстый палас. Видавший виды, но вполне приличный и чистый.
Корсаков был согласен на койку в строительном вагончике или на матрас в углу кабинета Ивана, но Мария, услышав такое, замахала на него руками. Иван пригрозил кулаком. Пришлось подчиниться, хотя отлично понял, что ребята отдали ему свою спальню, а сами будут спать в кабинете на первом этаже.
"Хотя, с милый рай и в шалаше", - успокоил совесть Корсаков и вытянулся на кровати.
Сон сморил его моментально. Но оказался скоротечным, каким бывает с перепоя или от дикой усталости. Только закрыл глаза, дрогнул всем телом, как от удар током, - и все. Сна ни в одном глазу.
В доме стояла густая, непривычная для городского слуха тишина. Лишь изредка из парка доносился шепот растревоженной ветром листвы.
Он долго лежал, закинув руки за голову. В черном прямоугольнике окна медленно проворачивался ковш Большой медведицы.
Мысли рассерженными шершнями роились в голове. В памяти всплыла тягучая, как невыплаканные слезы, мелодия "Сплина".
И лампа не горит.
И врут календари.
И если ты давно
хотела что-то мне сказать,
То говори.
Любой обманчив звук,
Страшнее тишина,
Когда в самый разгар веселья
Падает
бокал вина…
Корсаков потянулся за сигаретами. Пачка осталась в кармане плаща, брошенного на пол у кровати.
Рука нашарила в плаще плоский футляр.
"О, а про карты я и забыл! Надо будет Марии завтра показать. Судя по всему, она крупный дока по всякой черно-белой масонской зауми".
Корсаков достал футляр. Закурил. Ночь была ясной и лунной, света в комнате было достаточно, и он решил рассмотреть находку.
Он прислушался к тишине в доме. И отщелкнул крышку на футляре.
Стал одну за одной доставать карты. Всматриваясь в рисунки, пытаясь понять скрытый в их символике смысл, Игорь ощутил, что внутри поднимается темная, удушливая волна. Кровь точками стала колотить в виски, тьма прихлынула к глазам, и он провалился в густой, как смола, сон…
Он с трудом вытащил себя из мутного забытья.
В комнате стало заметно светлее. В окно смотрела полная луна. Яркая лунная дорожка рассекала пол на две равные половины.
Корсаков помял в пальцах фильтр сигареты. Она сгорела дотла, оставив на полу переломленный надвое столбик пепла.
"Черт, чуть дом не поджег!"
Взгляд его упал на карты. Каким-то неведомым образом они оказались выложенными в круг из двенадцати карт, тринадцатая - в центре, еще одна лежал слева. На ней корчил рожу козлоногий Бафомет.
"Только без глобальных выводов! - Игорь осадил разыгравшееся было воображение. - Просто сознание вырубилось, а руки продолжили играть картами. Все нормально, это еще не делириум тременс. Стоп! Не стоит на этом заморачиваться. Сделаем вид, что ничего не было. К тому же, я не знаю ни одного расклада Таро".
Он потянулся к картам.
"Солнце мертвых", - прозвучал в его голове чужой голос. Словно кто-то подсказал нерадивому ученику.
Игорь вздрогнул. Посмотрел на круг, образованный картами. Оказывается, расклад назывался "Солнце мертвых". Самое страшное было то, что Игорь после подсказки вспомнил, что раньше, очень-очень давно, скорее всего в другой жизни, он знал, как называется этот расклад загадочного Таро.
А дальше произошло страшное.
Из круга стал сочиться лунный свет, дымчатым облачком потянулся вверх. Медленно густея, обрел очертания фигуры женщины.
Игорь коротко выдохнул и перевалился на спину. Сердце бешено рвалось из груди. Но тело сковало льдом: ни вдохнуть, ни вскрикнуть. И Корсаков с холодной отстраненностью, будто не о себе самом, подумал, что умирает.
Женщина, одетая в лунный свет, шагнула из круга, подплыла к краю постели, нагнулась над Корсаковым.
Ее упавшие локоны холодом скользнули по его щекам, словно студеный сквозняк лизнул. Сердце замерло, готовое обморочно рухнуть и разбиться в дребезги, на миллион острых алых льдинок.
Черные провалы глаз призрака стали приближаться. Корсаков отчетливо осознал, что когда темные, сочные, как зрелая черешня, губы призрака вопьются в его рот, все кончится.
Или только начнется…
"Анна, Бог мой, Анна!"
Глава тринадцатая
Солнечное половодье до потолка затопило спальню. Яркий свет жег глаза.
Корсаков зажмурился и тихо застонал. Голова была тяжелой, как с хорошего бодуна. Мышцы выкручивало гриппозными судорогами.
"А ведь не пил ни капли! - заторможено подумал он. - Может, от этого и болею. Эх, надо было грамм сто принять! От такой жизни сам бог велел в ванне с водкой утопиться".
Явление ночного призрака было явным перебором, сознание и так с трудом справлялось с лихорадочной скачкой событий.
Корсаков облизнул шершавые губы. Показалось, что на них до сих пор лежит студеный налет лунного света.
Он свесил голову, посмотрел на пол. И оторопел.
Карты кто-то собрал и сложил в футляр.
- Я сойду с ума, - пробормотал Корсаков.
Он уткнулся лицом в подушку. Затаился.
Внутри вызревала решимость встать и шагнуть на встречу судьбе. Но сил для этого еще не было.
* * *
В кухне уютно пахло теплом и вкусной едой.
Марина, услышав его шаги, оглянулась и озарилась радостной улыбкой.
- Выспался? - спросила она, скользнув взглядом по лицу Корсакова.
- Куда же больше. Который час?
- Три дня.
- Ого! - Корсаков почесал висок.
- Ваня сказал не будить. - Она отвернулась к плите. - Душ примите. У вагончика кабинка стоит, с водогрейкой импортной. Ваня для рабочих поставил.
- Благородно, - прокомментировал Корсаков. - А сам он где?
- С утра в церквушке возится. - Мария ловко перевернула блин на сковородке. - Игорь, когда бриться будешь, посмотри повнимательней на себя.
Корсаков поскреб щетину на подбородке и, не поняв, к чему она это сказала, кивнул.
В душевой кабинке, распарившись под горячим дождем, он глянул на себя в зеркало.
- Ну ни фига ж себе! - вырвалось у него.
Из прямоугольника запотевшего зеркала на него смотрело заострившееся, поросшее щетиной лицо. Тревожные глаза загнанного волка. Но синяки и припухлости пропали, словно их и не было.
* * *
Оживший Корсаков бодро набросился на еду.
- А Ваня? - спросил он, откусив первый блин с мясом.
- Мы уже пообедали. Все тебе. - Марина придвинула к нему плошку со сметаной. - Ешь, не стесняйся. Беру обязательство откормить тебя за неделю до приличного вида.
- Ваня ревновать будет.
- Переживет, - со смехом отмахнулась Марина.
Подперев щеку кулаком, стала смотреть, как он ест.
Корсакову стало немного неловко под ее по-женски болючим взглядом. Всю жизнь ему выпадали женщины различной степени стервозности и экстремальности. Ежедневная жизнь с ними напоминала альпинизм без страховки: на секунду расслабишься - и в лепешку. Определенный шарм в таком экстриме был, но, оказалось, что в душе хотелось именно такого тихого, как летний вечер счастья. Чтобы холили тебя, лелеяли и откармливали всяческими вкусностями, глядя, как ты ешь, полными печали глазами.
"Повезло Бесову, - скосив глаза в сторону, подумал Корсаков. - Хотя, по вере твоей и воздается".
- Марин, а в доме приведения водятся? - спросил он.
- Водятся, - серьезно ответила Марина. - Неприкаянная душа Анны.
Корсаков поперхнулся.
- Откуда ты знаешь, что именно Анны?
Марина покатала по столу хлебный шарик.
- Я подняла все материалы по имению. Все, что удалось найти в местном музее и в Москве. Сохранились дневники нескольких членов семей Белозерских и Апраксиных. Все писали о приведении в доме. Женщина в лунном свете. Княжна Анна.
- А с чего взяли, что это Анна?
Марина пожала плечами.
- Им было лучше знать. Так и написано: "призрак княжны Анны".
- И что он предвещал? Смерть?
Мария внимательно посмотрела ему в глаза.
- Перелом в судьбе, Игорь. - Она помолчала и добавила: - Считалось, что призрак приходит, чтобы поцеловать своего избранника. Потеряв свою любовь, она ищет ее подобие в мире живых.
Игорь машинально облизнул губы.
- И что тогда произойдет?
- Не знаю. В дневниках об это не написано. Очевидно, призрак так и не нашел, кого искал.
Марина встала, налила себе кофе из турки.
- Кофе или чай, Игорь? - спросила она.
- Кофе. Ванькин "гербалайф" штука полезная, но, если честно, пить невозможно. Что он туда кладет, хотелось бы знать?
- Все подряд.
Марина улыбнулась и налила ему кофе.
Поставила чашки на стол, опустилась в кресло.
Кофе оказался густым и горьким, как любил Корсаков.
- Марин, а откуда вы столько знаете о масонах? В институте же не преподают, или я не прав?
Марина пожал плечами.
- Ну и что? Надо знать, если занимаешься историей. Это сейчас общественная жизнь кипит в политических партиях и на телевидении. А до конца девятнадцатого века единственной формой, где могла существовать мысль, альтернативная официальной и клерикальной, была масонская ложа. Ложа - это все: и политический клуб, и объединение по интересам и место приятного времяпрепровождения. Сейчас даже трудно себе представить, какое влияние оказывали масоны на все сферы жизни. Куда ни глянь - всюду их символы.
Она оживилась, оседлав своего конька.
- Вот, например, Храм Христа Спасителя. Православная святыня, памятник победы над Наполеоном, который считался в то время Антихристом. Помните, Пьер Безухов имя Наполеона по каббале просчитал и получил число Зверя. Глупость, конечно. Но таковы были в те временя идеологические штампы. Так вот, Храм был построен на пожертвования православных. Это общеизвестно. А вы знаете, что архитектор Витберг возил свой проект для одобрения виднейшим русским масонам - Гамалею и Новикову? Они тогда пребывали в опале и доживали свой век в селе Тихвинском. Новиков с энтузиазмом одобрил проект, Гамалей был более скуп на похвалу и лишь заметил, что ему нравится тройственная система, заложенная в проект. Она, якобы, полностью соответствует масонской концепции мирозданья. Имел в виду, как я понимаю, тройственную структуру: ученик-подмастерье-мастер, тело-душа-дух, мир Нижний, мир земной и мир Горний. И все в том же духе.
- Откуда ты это знаешь?
- О встрече? Из дневников самого Витберга.
- Нет, вообще?
- А-а. - Мария сделал глоток кофе. - Бывший муж всему научил.
В голосе скользнула нотка затаенной боли.
- Извини, - пробурчал, смутившись, Корсаков.
- Не обращай внимания. Все уже в прошлом. Хороший человек, прекрасный специалист… Спился. - Она слабо улыбнулась. - Есть такая глупая, но нерушимая традиция, получив профессора, жениться на своей первокурснице. Неравный брак всегда ярок, но не долог. Один отдает себя всего, а второй впитывает чужую жизнь, как губка. Когда высасывает полностью, душа партнера усыхает.
- Только себя не надо винить! - нахмурился Корсаков.
- А я и не виню. Просто трезво оцениваю ситуацию.
Она встала, завозилась у плиты.
Игорь молча, уже без всякого аппетита продолжил поглощать пищу.
- Игорь, - не оборачиваясь, окликнула его Мария.
- Да?
- Ваши карты… - Мария неожиданно перешла на "вы". - Всуе ими не играют, как нельзя упоминать имя Бога.
- Это ты их собрала?
- Да. Извините, заходила в комнату, хотела проверить, все ли нормально. Вы же кричали ночью. - Она повернулась. - Я не спрашиваю, откуда у вас Таро Люцифера. Случайно такие карты в руках не оказываются. Просто прошу, будьте с ними осторожны. Особенно здесь, в имении.
Корсаков замер.
- Что ты знаешь об этом, как ты сказала, Таро Люцифера?
Мария помолчала, глядя ему в глаза.
- А вы, Игорь, ничего о нем не знаете?
- Клянусь, нет.
- Тогда я не в праве ничего вам сказать.
- Но почему?
- Это запрещено.
Она отвернулась.
* * *
Бесов сидел на ступеньках крыльца. На коленях у него был планшет с эскизом ландшафта, раскинувшегося впереди. Скупыми, четкими линиями была намечена будущая чугунная ограда дома.
Корсаков, бросив взгляд на рисунок, усмехнулся:
- Влетит в копеечку. У тебя нет ощущения, что кто-то задался целью разорить твоего заказчика?
Он присел рядом с Бесовым. Иван отложил планшет и проворчал:
- У меня давно ощущение, что участвую в каком-то действе типа обряда.
- Это Мария тебе нашептала?
Бесов покосился на Корсакова.
- Своим умом дошел. Первый раз от меня требуют восстановить дом копейка в копейку. Обычно ограничиваются косметикой "а-ля Зимний дворец". Чтобы, как у графьев, на фиг!
- Не любишь ты заказчиков.
- А за что их любить? Ума у них хватило только на то, чтобы распилить бабки по понятиям. Главного же не поняли. - Он кивнул в сторону поселка. - Мужики - вон они. Со всеми их революционными понятиями. Нищие, злые и пьяные. Рано или поздно пустят "красного петуха", как в семнадцатом, и никакая охрана не поможет.
Корсаков угостил его сигаретой. Закурили, помолчали, глядя на низкое солнце, спрятавшееся в набежавшие белесые облака.
- Как дальше жить, уже решил? - глухо произнес Иван.
- За меня решили. Остается только соответствовать.
Иван покосился на него.
- Крепко на этот раз влип?
- Еще точно не известно, но крепче, чем раньше.
- Не на бабки попал?
- Нет.
- И слава Богу. Самые мутные заморочки из-за денег. Если что, могу подкинуть. Я сейчас богатый, хозяин за этап расплатился.
- Спасибо, Ваня. Припрет, обращусь.
Иван затянулся, долгой струей выпустил дым.
- Я вчера не сказал, брательник мой по весне приезжал. Тебя поминал.
Корсаков не показал виду, что удивлен. Славка-Бес, вечный пес войны, имел право конспирироваться. Но за Иваном такого не замечалось.
Не дождавшись никакой реакции, Бесов продолжил:
- Я в ваши отношения не лезу, Игорек. Но если Славка кого и хвалит, то только за одно. У него, отморозка, все понятия об искусстве - стрельба по-македонски.
Корсаков усмехнулся.
- Я с двух рук стрелять не умею.
- Не мое дело. - Бесов тщательно стряхнул пепел с кончика сигареты. - Глазки у тебя нехорошо блестят, Игорек. Сердцем чую, не усидишь здесь.
Корсаков кивнул.
- Надо возвращаться.
- Надо ли? У меня местный мент на прикорме, слова лишнего от него не услышишь. Работа для тебя есть. Деньги шеф платит приличные и без задержек. Что еще надо?
- Надо кое-какие дела закрыть.
Бесов тяжело задумался.
- Славка для тебя кое-что оставил, - тихо произнес он.
- Что?
- А что он мог оставить?! Че Гевара хренов…
Бесов задрал куртку и показал пистолет под ремнем.
- Вот. Один пришлось на себя зарегистрировать. Хозяин без проблем лицензию выправил, когда я сказал, что дом пора от воров охранять.
Корсаков потянулся к оружию, но Бесов отстранил его руку.
- Славка тебе еще круче оставил. Целый ящик всякого добра.
- И ты взял на хранение? Это же срок, как с куста.
- А что оставалось делать? Мудак он, а все равно - брат родной. Так что, принести гостинцы?
Корсаков под пристальным взглядом Ивана, опустил глаза.
- Пока не надо. Съезжу в Москву на разведку, тогда решу.
- На ночь глядя, поедешь? - удивился Иван.
Корсаков кивнул.
Бесов хотел что-то сказать, но выдохнув дым, молча, расплющил окурок о каблук. Злым щелчком отшвырнул в траву.
Глава четырнадцатая
Москва встретила угаром, истеричной суетой и бьющей в глаза показной роскошью.
Людской водоворот подхватил Корсакова, смял, закружил и засосал в воронку станции метро.
Стоя на эскалаторе, подрагивая ноздрями от специфического метрошного амбре, от которого, как оказалось, успел отвыкнуть на деревенском воздухе, отводя взгляд от аляповатых рекламных щитов и вскользь рассматривая ползущий вверх по соседнем эскалатор человеческий фарш, Корсаков пробормотал:
"Эх, права провинция: москвич - это диагноз!"
Чем дольше он жил в столице, тем больше она ему напоминала совковую эстрадную диву, на шестом десятке лет дорвавшуюся до бешенных гонораров, импортного гламура и супертехнологий по продлению молодости. Все у нее было, как у звезды международного уровня, и даже круче. И загородная резиденция, и счета в надежных банках, и розовый лимузин, и кудлатый молоденький кобелек, и стая преданных барбосиков и левреток.
Только никого дальше "черты оседлости" в одну шестую часть мира ее песнопения не впечатляли. Пять шестых мира, как диву не шейпенгуй и макияжируй, видели в оплывшей даме провинциальную тетку с пафосом. Смялись в кулак и морщили носы. Но из political correctness на дверь не указывали. Тем более, что платила тетка за свои прихоти по евростандарту.
И пока в Москву идут эшелоны импортной роскоши, проплаченные тюменской нефтью, сибирским лесом и тихоокеанской треской, быть Madame Brochkinoi похабной императрицей своей расхристанной страны.
Пробежавший мимо по ступенькам молодой парень коленом пнул кофр, едва не сорвав его с наплечного ремня. Корсаков успел прижать кожаный короб к боку. Мысленно пожелал скакуну сломать себе шею, ноги и отбить все прочее.
В кофре, который носят особо продвинутые фотографы, лежали тюбики с английской масляной краской, набор немецкой пастели и рулон дорогой бумаги ручной выделки. Все - подарок Ивана. Марина сунула в кофр пакетик с чем-то съестным, одуряюще вкусно пахнущим.
Бесов убедил отнекивающегося Корсакова, что без солидного аксессуара в своем прикиде вольного художника Игорь будет выглядеть подозрительно. У любого мента зачешутся руки пошмонать по карманам неформала в поисках предметов, запрещенных к употреблению, хранению и перевозке. А так, открыл кофр, кстати, запредельно дорогой на вид, и сразу ясно - художник высокого полета. Ну а что касается остального, так то не внешний вид, а имидж, к уровню доходов и социальному статусу отношения не имеющий. Понимать надо, товарищ сержант!
На станции, куда его подвез Бесов на новенькой "Ниве", Корсаков получил еще один подарок - ключи от московской квартиры Ивана. Марина при этом согласно кивала, по глазам было видно, что это была ее инициатива.
И уже у на перроне, обняв Корсакова, Иван преподнес последний сюрприз.